Ледяное сердце

Глава 9. Бабочки в янтаре

Вернувшись с Ильей в кабинет, Антти спросил:

— Ну что скажешь, Элиас? И кто здесь, по-твоему, настоящие чудовища? Как назвать людей, которые готовы сами своих детей сожрать, лишь бы на волю не выпустить?

— Да я и слов не нахожу! Но все-таки какое отношение они имеют к нечисти?

— Я, конечно, лишь полагаю, но… Ты же знаешь, все покупается и продается, и не только в наши дни, которые всегда принято ругать, а испокон веков. Так почему не монетизировать и магические силы? Инкубов еще в древности вызывали с целью разбить пару, а сейчас они этим зарабатывают. Нет, родители Саши скорее всего не знали, что это демон-инкуб, знало об этом только специальное агентство. А то в свою очередь давало им гарантии. И стоит это недешево, я тебе точно скажу.

— А зачем вообще духам деньги?

— Да ему они как таковые не особо нужны, ему нужно другое. Я же тебе говорил, что духи выживают как умеют, но не все хотят жить общиной и считаться с проводниками, есть и одиночки. А тот, про кого говорят ребята, вообще особый сорт.

— А именно?

— На Востоке, откуда он родом, таких называют ифритами — духами, связанными с миром мертвых. У него куда более сильное притяжение, чем у среднего мира, и им вдвойне тяжело блуждать среди людей, они вечно голодные и злые. Самые сильные инкубы получаются именно из таких. У нас тоже есть духи Туонелы[1], но они никогда не принимают людского обличья и общаются только с проводниками, через особые ритуалы. А ифриты, как изгнанники, разрываются между мирами и тянутся к пустынным, брошенным, проклятым местам, вымирающим городам и селам, регионам с тяжелым климатом и трагической историей. И сколько энергии им нужно, чтобы держаться, — страшно вообразить…

— Так вы уже все про него выяснили? — невольно перебил Илья.

— Да ну тебя, Элиас! Староват я уже, чтобы за демонами гоняться.

— То-то у вас полный дом демонов в распоряжении! И думаю, он всяко постарше вас, а уж тем более меня.

— Так-то оно так, — улыбнулся Антти. — Но я тебе и по почерку многое могу рассказать. Где похозяйничал этот паразит, как ты выразился? Парк рядом с захоронениями, лавочка по соседству с наркопритоном, дачный домик в поселке, где погибли родители Веры. Даже комната в коммуналке отметилась — прежняя жиличка прямо там умерла, отравившись крысиным ядом. Без этого демону было бы куда труднее нагнать морок. Значит, и логово у него должно располагаться в каком-нибудь мертвом месте, где мало народу и есть следы потерь и бедствий.

— Понятно, — задумчиво сказал Илья. — Вот только что случилось с ребенком? По идее он как раз для такого демона не должен представлять особого интереса.

— Думаю, что ребенка также украли по чьей-то просьбе. Ты эту семью знаешь, вот и поразмысли, нет ли у них недоброжелателей, готовых на такое пойти.

— Боже сохрани! — вздохнул Илья. — Хотя мне ли толковать о боге, конечно…

— Я в бога не верю, Элиас, но если уж он есть, значит, допускает и существование ведьм, хоть его поборники и считают иначе. Иначе что же мы все бродим по миру, как они ни стараются нас извести?

Тут старик достал из ящика стола трубку, закурил и после паузы произнес:

— Знаешь, больше всего меня тревожит, что ифрит пустился в такой дикий разнос. Лишение энергии, медленное истязание — это в их духе, но не планомерное убийство! А он добивался именно того, чтобы ребята погибли, им просто повезло. Вот только потом нам всем может и не повезти…

— Что вы имеете в виду?

— Такие демоны способны на очень мощный выплеск мертвой ауры, который воздействует не только на отдельно взятого человека, но и на местность. Еще в старину появление ифритов среди людей считалось предтечей большой беды — эпидемии, засухи, лесных пожаров, наводнения. Я говорю тебе об этом, Элиас, потому что ты парень рассудительный и не станешь раньше времени паниковать. Пока надо найти ребенка и избавить людей от проклятия, а там посмотрим.

— Я вас понял, — заверил Илья. — Спасибо за доверие и откровенность, Антти, надеюсь оправдать ожидания. Кстати, парни у вас молодцы, так оперативно сработали!

— Это их служба, их жизнь, — тепло сказал Антти. — Они постоянно леса обходят, многих уже так спасли. Но и сердить их не стоит: за пьянки-гулянки в лесу и прочие паскудства напугают до поросячьего визга. Такой уж у них нрав! Твоя Накки и вовсе сказала Вере, будто их кормят мясом прежних гостей! Девочка аж расплакалась с перепугу.

— Что? Ну я ей!.. — вспылил Илья, на что старик только снисходительно улыбнулся. Попрощавшись с хозяином, молодой колдун тут же отправился в комнату, куда его привели прошлой ночью. Накки сидела перед зеркалом и втирала в шею и плечи какое-то месиво жемчужного цвета. Обернувшись, она безмятежно улыбнулась.

— Здравствуй, Велхо! Пришел за завтрак поблагодарить?

— Я тебе устрою сейчас завтрак, — сердито сказал Илья. — Я тебя саму в чайник засуну, вскипячу и растворимый кофе буду пить! Зачем ты бедную девчонку пугаешь? Она и так еле уцелела!

— Уж и пошутить нельзя? Пора бы тебе привыкнуть, — невозмутимо отозвалась водяница. — Она хоть разревелась и выпустила всю эту тяжесть, а когда ее притащили, была как окаменевшая. Ты меня совсем-то за чудовище не держи.

Гнев быстро развеялся и Илья присел рядом с ней на стул. Накки отложила склянку с мазью, стала расчесывать волосы, свисающие через спинку кресла почти до пола, и он невольно залюбовался их блеском.

— За завтрак, конечно, спасибо, — произнес он. — Но ты порой славная, а в другой раз — колючая, я и не пойму, какая ты на самом деле. Я вдруг подумал, что почти ничего о тебе не знаю, хотя ты за мной много лет подсматривала.

— А что ты хочешь знать? Родилась я в Ингрии, год лучше не буду называть, хотя по нашему счету я еще молода. Отец и мать, само собой, были водяными, пути с ними давно разошлись, и если они и живы, я об этом ничего не знаю. Что еще? Сколько колдунов у меня было до тебя? Сколько я повидала пьяных и безмозглых купальщиков, самоубийц и кровавых разборок, выброшенных улик и потерянных сокровищ? Да, мы не только в отражении луны купаемся и песни поем, и не надо тебе всего этого. Вот поверь. А мне все, что до тебя было, давно не важно.

Сказав это, Накки отвернулась от зеркала, положила руку на его колено, затем улыбнулась и добавила:

— И на самом деле я — всякая, Велхо. Как и вода, которая кормит, утоляет жажду, промывает раны, а в другое время разбивает в труху дома и корабли. Вот и скажи, она добрая или злая?

— Верно, — усмехнулся Илья. — Но не могу же я все тебе с рук спускать! Какой тогда из меня проводник? Антти ведь обещал меня учить, и Яна тоже!

— Я этого давно ожидала. Но ты точно уверен, что сыну передались твои способности?

— По-моему, да, — растерялся Илья. — А ты сама разве не заметила? Чутье у него определенно есть!

— Чутье — да, а вот готов ли он к такой судьбе? Вдруг он и вовсе пожелает идти другой дорогой?

— А может, я тебя наконец с ним познакомлю? Вот ты заодно и подскажешь, — вдруг промолвил Илья с надеждой.

— Думаю, время еще не пришло, — ответила Накки и ободряюще потрепала его по плечу. — Север не любит поспешности, Велхо, имей это в виду. И береги сына.

Илья не стал настаивать и, поцеловав ее на прощание, пошел на прогулку с Яном. Тот увлеченно рассматривал разбитый валун, алтарь, на котором еще искрились розовым светом угольки, колючие кустарники с иссушенными бутонами, напоминающие костлявые руки в волдырях. На берегу они снова встретили старого Антти, гуляющего вместе с Луми, и Ян с удовольствием поиграл с кошкой — она охотно давала мальчику лапу и щекотала его подбородок своим роскошным хвостом.

Старик тем временем сказал Илье:

— Я думаю, что поиски демона надо начать с того, о чем рассказала Вера, — лавка, ткани и прочие дела. Они ведь не обретаются в городе просто так, всегда стараются прибиться к какому-то кругу и занятию. Долгосрочных связей обычно не заводят, но этакий перевалочный пункт им необходим. Да и вниманием молодых ведьм они наверняка не обделены.

— Да, у меня сразу были подозрения, что та девица имеет отношение к демону. Я чую один и тот же запах у Милы и у ребят, и он действительно какой-то мертвый, затхлый. Да что там, даже Ян почувствовал, хотя вообще никого из них не видел.

— Вот об этом я и говорил, Элиас, — вздохнул Антти. — Их аура распыляется и становится опасной, в какой-то момент они сами перестанут ее контролировать. А у вашего города самая подходящая атмосфера для таких флюидов.

— Но не зря же и финские духи его любят, — с улыбкой заметил Илья. Антти тоже философски усмехнулся и они посмотрели на горизонт, где нависало уже наливающееся черно-синей акварелью осеннее небо. Дом на его фоне мерцал таинственным внутренним светом, будто океан с россыпью светящегося планктона, и казался таким же безмятежным. Илья подумал, что здесь враждебные силы их не достанут, но и отсиживаться вечно тоже нельзя — надо разбираться с делами и возвращаться к нормальной жизни. Ведь декабрь был уже почти у порога, и предстоял первый Новый Год после пережитых ударов и прикосновения к темному миру.

«И первое Рождество, которое я встречу в качестве колдуна, сношающегося с демоницей, — мысленно усмехнулся Илья. — Интересно, есть ли у меня теперь право на все, что было раньше? На свечи в серебряных подставках, подаренных тетей Лиисой, на мамин праздничный пирог, на запах еловых веток, на тихие вечера в общине за глегом и старинными напевами? Ведь назад уже не повернуть. Даже тогда было еще не поздно — это ведь была вынужденная мера, а теперь слишком много я по доброй воле вложил. Кто бы думал, что калечить бывает легче, чем защищать…»

Посоветовавшись с Антти, Илья взял у Саши ключи от их съемного жилья и там отыскал заветную банку с краской — вернее, флакон изящной формы, с крышкой, стилизованной под бронзу, и какой-то диковинной надписью. Сама краска была золотой с холодным оттенком. Также он побывал по тому адресу, где, по словам Веры, располагался магазин тканей, но помещение стояло уже пустым и заколоченным. Тем не менее испарения еще сохранились, а в соприкосновении с огнем начинали искрить и вибрировать.

Теперь Илья решился вызвать свою верную Кави, которая прекрасно шла по следу, как и многие собаки. Но также она заботилась в первую очередь о безопасности своего патрона, а не о раскрытии истины, и порой могла заупрямиться, если его тянуло в особо зловещие места.

Так и сейчас: едва понюхав флакон, собака выразительно тявкнула и поскребла когтями асфальт. Однако Илья мягко, но решительно потрепал фамильяра по загривку.

— Послушай, нам необязательно сейчас соваться в самое пекло, — сказал он, благо наступил поздний вечер и народу вокруг не было. — Но это ведь непростая краска, ею явно не цветочки на семейных открытках рисуют, верно? Вот давай и узнаем ее секреты.

Ян уже лег спать, и Накки обещала присмотреть за ним, так что времени в запасе было достаточно. Кави еще раз втянула воздух, огляделась и снова поскребла по дороге лапой, но уже по-другому — Илья определил, что нужно проехать около десяти километров в южном направлении. Посадив собаку на заднее сидение, он выехал из двора на улицу, которую скупо освещали фонари и окна домов.

Наконец Кави подала голос, и Илья притормозил. Они находились в Василеостровском районе, в той части, где креативные пространства соседствовали со старорежимными конторами, прячущимися за массивными решетками на окнах. Тут же располагались сетевые супермаркеты, бесчисленные кондитерские и пекарни, аптеки с переливающимися неоновыми крестиками.

Кави здесь чувствовала себя так же уверенно, как в лесу. Она проследовала вглубь полутемного переулка, частично загороженного строительными лесами, и за ними показалось большое здание в замысловатом стиле советского авангарда — частично рубленый, частично гнутый фасад, кирпичная кладка без облицовки, никаких украшений, кроме нескольких чеканных панно. Подойдя ближе, Илья рассмотрел, что на них была изображена царская охота на косуль.

Окна первого этажа светились, и финн сообразил, что здесь проходит какое-то ночное культурное мероприятие. Над дверью было выведено название галереи — «Лилит», и изображен женский лик, обрамленный завитками черных волос.

Илья потянул на себя тяжелую дверь — Кави осталась дожидаться его за углом. За небольшим гардеробом и стойкой информации располагалось фойе, где разносили шампанское, закуски с морепродуктами и десерты, а чуть дальше — сами выставочные залы. Сейчас в них толпилось немало народу.

В первом зале Илья увидел целый ряд небольших женских скульптур из какого-то позолоченного материала — их обнаженные тела, прикрытые лишь длинными волосами, изгибались в самых соблазнительных и в то же время естественных позах. Они расчесывались, полоскали ноги в невидимой воде, испуганно отворачивались, дремали, уткнувшись лицом в колени, даже зевали и почесывались.

А на стенах висели большие полотна, на которых также изображались золотые силуэты женщин, — все они словно плавали в мерцающей янтарной дымке, томно прикрыв глаза и выставив на обозрение безупречные очертания тел. Илья узнал цвет жидкого золота во флакончике, который все еще был в кармане его куртки. Он разбирался только в красках и растворах для дерева, но сейчас был уверен, что все картины написаны этим золотом, без примеси других цветов, — тут были какие-то иные ингредиенты. В зале стоял странный густой запах, в котором смешались химикаты, цветочная пыльца, человеческий пот и мокрая земля. Но другие зрители, похоже, этого не замечали, спокойно угощались шампанским и фотографировались на фоне экспонатов.

Пройдя до конца, он оказался в следующем зале, который был меньше и скромнее. Здесь выставлялись обычные портреты маслом — люди в полный рост или до пояса, на фоне красивых интерьеров и пейзажей. Однако Илью больше всего заинтересовал холст в углу, на котором был изображен мужчина с колоритной восточной внешностью. Колдун подошел ближе и присмотрелся. На вид тот был примерно его ровесником, бледное лицо с чуть неправильным носом и миндалевидными черными глазами несомненно выделялось из толпы и выражало гордость, смешанную с настороженностью. Волнистые угольно-черные волосы прикрывали уши и спадали на воротник желтой рубашки. Рукава были закатаны по локоть и на левой руке виднелся узор из каких-то звезд и ромбиков — вряд ли татуировка, скорее боди-арт. А вот на правой, которой тот подпирал подбородок, Илья смог разглядеть простенькое гладкое кольцо, похожее на обручальное.

— Что, впечатляет? — вдруг произнес кто-то у Ильи за спиной. Обернувшись, он увидел лохматого парня в очках, с бейджиком куратора. Не дожидаясь ответа, тот добавил:

— Ну да, харизма так и прет. Как считаете?

— Вроде того, — кивнул Илья. — А кто это, раз вы его так выделяете? Хозяин галереи, что ли?

— Нет, он не хозяин. Это Латиф Кахинни, наш давний партнер, марокканец. Снабжает галерею эксклюзивными художественными материалами и образцами с Востока, привозит всякие старинные вещицы для натюрмортов, иногда помогает нашим художникам выставляться за границей. А однажды даже перекрестное мероприятие организовал — художники из Марокко выставлялись здесь, а наши ребята у них, в Танжере.

— Надо же! А можно ли как-то связаться с вашим Латифом? Просто я занимаюсь деревянной мебелью и отделкой домов, и недавно поступил любопытный заказ на восточную стилизацию. Может быть, у него удастся проконсультироваться, а то и аутентичные материалы прикупить по выгодной цене?

— Ну, визитку могу вам дать, но я сам уже месяц с ним не связывался. Он иногда подолгу не отвечает, да и живет то тут, то там, вот и сейчас куда-то пропал. Но пару недель назад я здесь видел его жену, и она сказала, что из города он не уезжал, так что попробуйте.

— Жену? Так у него, наверное, целый гарем должен быть, если он марокканец? — шутливо спросил Илья.

— Это вы по сериалам судите? Нет, она у него точно одна — год назад женился, причем на нашей, местной девчонке. Ее Гелена зовут. Шикарная пара, хоть на обложку глянцевого журнала их выставляй! У меня, кстати, сохранилось их фото с одного из прошлых вернисажей — вот, взгляните.

Илья почти не удивился тому, что с дисплея на него смотрела именно та девушка, которую сфотографировала Мила. Только волосы у нее были по-молодежному небрежно собраны на затылке. Они с супругом стояли на фоне большой картины, обнявшись за плечи, в их лицах было что-то неуловимо близкое и в то же время они отличались. На мужчине была заметна печать усталости, странно сочетавшейся с молодым лицом, а в глазах девушки Илья видел зловещий огонек азарта. Латиф был одет в простую белую рубашку и джинсы, а Гелена — в черную кожаную куртку, под которой виднелось тонкое кружевное платье, похожее на комбинацию. Дикая эклектичность прямиком откуда-то из эпохи «секса, наркотиков и рок-н-ролла».

В то же время он признал, что девушка хороша собой и даже ямочки-провалы на щеках и тени под глазами придают ее лицу некую болезненную неординарность.

Он взял у куратора визитку и украдкой сфотографировал картину, чтобы показать ребятам, хоть уже не сомневался, что Латиф Кахинни и есть тот самый демон. Однако вопросов становилось все больше, а главное, Илья был уверен, что пара занимается вещами пострашнее, чем увод мужей из семьи и сбор компромата на неугодных невесток. Но парнишка-куратор явно ничего об этом не знал: для него импозантный марокканец был просто яркой личностью, эксцентричным ценителем искусства, а его жена — прекрасной и таинственной музой.

Попрощавшись с собеседником, Илья вернулся в зал с женскими портретами и на секунду застыл на месте. Затем перевел дыхание, осмотрел экспозицию еще раз и уже мог поклясться, что изображения изменились. Когда Илья только пришел, они казались умиротворенными, золотистый флер окутывал их тела подобно прозрачной вуали и женщины блаженно подставляли его теплу свою беззащитную плоть. Но теперь фон на глазах сгущался, наливался тревожным багрянцем, а на картинах у выхода и вовсе перетекал в черный цвет. Женские тела тоже поменяли положение. Все они частично терялись в этом вязком янтаре, их руки будто силились раздвинуть его толщу, а лица были не спокойными, а скорее болезненно-вялыми, со следами глубокого потрясения.

Илья огляделся, но никто из других посетителей, похоже, не заметил подвоха. Интуиция подсказала, что всматриваться в изображения сейчас не стоит: концентрация черной ауры ощущалась даже на расстоянии. Была ли это случайность или ловушка, заранее расставленная демоном, он пока не мог определить и поспешно вышел на улицу, где его дожидалась Кави.

На свежем воздухе ему неожиданно стало легко, и даже ночная темнота неприветливого района не пугала после янтарного морока «Лилит». Вдобавок началась морось, а затем и проливной дождь, который сейчас показался освежающим и сладостным. Поманив Кави за собой, Илья направился в ту сторону, где заканчивались жилые постройки и начиналось огромное шоссе, которое в сиянии дождевой воды казалось бурной рекой. Черный асфальт переливался и вибрировал, мерцая в свете фонарей как чешуя огромного водяного ящера, а шелест автомобильных шин походил на шипение голодного чудовища.

Однако Илью это не страшило: напротив, он вдруг ощутил, что в отличие от многих людей никогда не окажется совсем одинок в смутном мире. Он подставил лицо холодным каплям и ему показалось, что водяной змей коснулся его острием своего хвоста, а в ночных городских огнях виделись золотые глаза под остекленевшими веками. Змей по-прежнему помнил правнука Кайсы-людоедки и его сытные дары, а на неблагодарность чудовища ведьмы никогда не жаловались.

[1] Загробный мир в финно-угорской мифологии