Ледяное сердце

Глава 30. Путь в Туонелу

Илья с мрачной усмешкой думал о том, что второй раз подряд новогодняя ночь проходит мимо него, а рассудок и душу занимает совсем другое. Правда, год назад он решал лишь собственные проблемы, а сейчас угроза нависла над всем городом. И если заклятие все же удастся снять, то потерянные счастливые минуты никто уже не вернет ни ему, ни остальным, особенно Ларисе и ее детям. Он надеялся, что когда-нибудь боль сменится доброй памятью и Новый год вновь станет для них праздником, но до этого было очень далеко — женщине предстояло одной пережить гормональную бурю у дочери, поступление в школу у сына, проблемы со старшим поколением и многое другое, что гораздо легче проходить вдвоем. Впрочем, как опытный одинокий отец, он был готов ей помочь.

Но сейчас она в основном пребывала в полузабвении, и только Накки удавалось немного ее расшевелить. Девушка приносила успокоительные травы от Антти и смотрела с ней семейные фото на ноутбуке и планшете — тут Лариса даже улыбалась, вспоминая трогательные моменты из прошлого.

Мила с братишкой были под опекой у Яна — Илья объяснил сыну, как действуют успокаивающие посылы, — а сам колдун долго сидел на кухне с домовыми и слушал истории о славной и временами жуткой жизни Коди-Халтиа, старшего духа в доме Антти. К его удивлению, Сату отказалась отдохнуть и участвовала в приготовлении праздничного ужина для постояльцев, а пожилым и больным даже сама отнесла еду в комнаты.

— Домовые очень сильные, — заметила Накки с печальной улыбкой, когда они остались наедине. — Впрочем, ты и сам недавно мог это понять. Но ни любовь, ни боль потери им не чужды.

— Халти так и не увидит внука, которого так ждал, — вздохнул Илья.

— Мы все когда-то встретимся в своих стихиях, — напомнила водяница. — И я верю, что близкие существа остаются рядом. Они не помнят, но чувствуют друг друга, притягиваются и вместе витают в доме над очагом, в лесу, над озером. Человеческая оболочка дана нам на время, а сущность остается навсегда.

— По идее мы тоже должны сознавать предельность жизни, но это так тяжело! — ожесточенно сказал Илья. — Знаешь, я хочу ненадолго съездить в одно место, но не знаю, допустимо ли в такой момент…

— К Гелене? — спросила Накки, коснувшись его подбородка. — Хочешь ее повидать?

— Да просто это больше некому сделать, — вздохнул Илья. — Она же всех растеряла по собственной дурости! Если в Новый год никто о ней не вспомнит, она может и снова с катушек слететь.

— Что же, если тебе это действительно нужно, то поезжай, — бесстрастно сказала Накки. — По крайней мере там стоят ловушки, и на ее благоверного ты не наткнешься. Только не трави себе душу лишний раз: все-таки завтра у нас трудный день.

Илья тяжело сглотнул, вспомнив, что будущим утром им с Антти предстоит обращаться к духам Туонелы, и от этого, вероятно, зависит судьба города. Да и для них обряд мог обернуться чудовищной нагрузкой, исход которой пока нельзя было предсказать. Поэтому мысли о Гелене хоть немного помогали отрешиться и от горя, и от нависшей угрозы, которую он не мог обсуждать ни с сыном, ни с Накки, ни даже с верными домовыми, — от одной мысли предательски накатывала тошнота и прошибал холодный пот.

До жилища водяниц финн доехал без приключений, поздоровался с девами и они провели его на кухню, более тесную, чем у Антти, но тоже уютную. Здесь он и увидел Гелену, в длинном льняном платье и сандалиях, с распущенными волосами и почти таким же оберегом на шее, как у Накки. Лицо у нее еще больше побледнело, глаза были тревожными, но она выглядела окрепшей по сравнению с их прошлой встречей.

— Илья! — воскликнула она и бросилась навстречу, затем смутилась и замерла на месте.

— Здравствуй, Гелена, — тепло ответил Илья и сам протянул ей руку.

— Спасибо, что приехал, — тихо сказала девушка. — Прими мои соболезнования: мне на самом деле очень жаль Олега. Он вообще-то был славным мужиком, и в других обстоятельствах я бы с удовольствием с ним общалась по-дружески. Как назло, нас свел только криминал, черная магия и прочая дичь, а на моей совести теперь еще и его смерть.

— Да, Олег был хорошим человеком и другом, только слабовольным. Собственно, это и сыграло роковую роль. Так что перестань себя бичевать, Гелена, ты уже не помогаешь Латифу и не живешь по его правилам. А превратить злобного демона в пушистого зайчика не могла никакая любовь: он всегда жил, неся людям боль и разрушение, и будет так жить, пока мы его не остановим.

— То есть, вы его убьете? — тихо спросила Гелена.

— А у нас есть выбор? — вздохнул Илья. — Это пришлось бы сделать даже без смерти Олега и Халти: правосудие против твоего мужа, увы, бессильно и мы обязаны сами защитить от него себя и других. Ну а этим поступком он уже расставил все точки.

Он протянул Гелене записку, оставленную Латифом. Молодая ведьма взглянула на нее, прикусила губу и твердо заявила:

— У меня больше нет мужа.

— Вот и славно, Гелена, — ободряюще улыбнулся Илья. — Давай поговорим о чем-нибудь другом: год скоро завершится, и завтра все может перемениться к лучшему. Я тебе, кстати, теплые вещи в городе купил и еще кое-что на память.

— Спасибо, — улыбнулась девушка. — Представляешь, я часто здесь о тебе думала. Пойдем к нам на кухню, я тебя хоть кофе напою. Я там часто тружусь: водяницы не очень любят готовить, так что я их теперь кормлю рыбными деликатесами!

— Это здорово, — искренне заметил Илья. Она повязала платок поверх волос и взялась накрывать на стол.

— Сейчас угощу тебя суши из речной рыбы, — похвалилась Гелена. — Никто так не делает, а водяницы умеют ее очищать от паразитов, так что пробуй безбоязненно!

Илья рассмотрел глиняную посуду, грубоватые холщовые скатерти и резные деревянные ларчики с солью и пряностями. Они поели, выпили кофе с привезенным Ильей пирогом, и он рассказал Гелене о столкновении с Северным старцем.

— Представляешь, я никогда не слышал, чтобы хозяева мертвого мира показывались колдунам, — признался Илья. — Порой мне кажется, что старца-то и не было, а был сгусток наших внутренних кошмаров. Холод, галлюцинации, эмоциональное истощение, сонный паралич, — я только не знал, что это может распространяться и на демонов, а так вполне медицинская картина.

— Да, в такой обстановке недолго с ума сойти, — вздохнула Гелена. — Ты хоть сегодня вечером расслабься, да и я постараюсь.

— Я тебе как раз и привез антидепрессант, — заметил Илья и достал из пакета мягкую игрушку в виде ежика, очень похожего на настоящего, с блестящими черными глазками. — Успел купить вчера в городе: мне сразу показалось, что он понравится той девочке, которая все еще в тебе живет.

Гелена растерянно погладила ежика по пушистым колючкам, ее губы дрогнули, черты чуть исказились, словно от боли.

— Он просто чудесный, Илья, — тихо сказала она. — Но почему ты так для меня стараешься? Я же такого натворила, что подумать страшно! Да только одно и спасает: что я запрещаю себе думать. Просыпаюсь затемно, умываюсь, готовлю всем кофе, иду с ними к заливу, чтобы учиться понимать язык природы. Если девчонки охотятся, то расчищаю снег, убираю в домике, иногда читаю. А ни думать, ни вспоминать не могу, потому что как жить-то после этого! Ведь если поразмыслить, чем я лучше этой Хафизы? Может, Латиф потому на меня и запал, что я на нее похожа?

— Ну что ты выдумываешь? Она больной с детства человек, с бредом величия и отсутствием эмпатии, но к сожалению, магический дар дается без ограничений по здоровью. А ты была юной, наивной, недолюбленной девчонкой, которую оказалось легко поманить чарами и фальшивым теплом. Но теперь у тебя новая жизнь! Почти все женщины в такой ситуации возвращаются к своим тиранам, а ты держишься, ты выздоравливаешь. Цени, что тебе выпал такой шанс, и отпускай прошлое.

— Но разве оно отпустит меня? Да, Илья, у меня новая жизнь, но обратной дороги к людям нет: я никогда не исправлю все, что натворила, — вздохнула Гелена, смахнув нечаянную слезу. — Так что останусь с водяницами: буду учиться магии, помогать им рыбачить и охранять озера, отгонять нежить. Возможно, когда-то у меня внутри и просветлеет.

— Что же, я только рад, что ты сделала выбор, и не мне тебя поучать, — серьезно сказал Илья. — Но если понадобится помощь или совет, обращайся в любое время.

— Конечно, спасибо тебе большое! Ты же еще к нам придешь?

Тут Илья растерялся, и не желая отравлять ей праздничную ночь, произнес:

— Непременно приду, Гелена, только у меня к тебе одна просьба. Пожелай мне удачи сегодня ночью и утром, если, конечно, не будешь спать. Хорошо?

— Теперь уж точно не смогу заснуть, с такой-то интригой! — невольно улыбнулась девушка сквозь слезы. — Ты собираешься колдовать?

— Да, но всего я тебе пока не могу сказать. Если все будет в порядке… то есть, когда все получится, ты сразу узнаешь.

— Обещаешь?

— Честное слово! — заверил Илья и коснулся ее плеча. — Спасибо за теплоту, Гелена, но мне уже пора, скоро опять пойдет снег. Надеюсь, в эту ночь душа у тебя прояснится.

Гелена только вздохнула, почему-то опустив глаза, будто он вновь поймал ее на чем-то нехорошем.

— Только позвони, когда доберешься, ладно? — сказала она совсем тихо.

Илья кивнул и обнял ее за плечи — тревога за себя и жалость вдруг слились в сплошное чувство щемящей нежности к этой девчонке. К ведьме-обольстительнице, к несостоявшейся любовнице его друга, с которой Илья совсем недавно застал его врасплох. Теперь друга нет в живых, а Гелена стоит рядом, и так хочется обогреть ее душу, оградить от черной ауры и людских пороков, и хоть немного отпустить себя самого…

Она потянулась к нему, привстав на цыпочки, и поцеловала в щеку, словно робкая старшеклассница. Илья невольно ощутил аромат ее волос, тепло кожи и удивительное единство в их уязвимости, будто он не был зрелым мужчиной, отцом, опытным колдуном, а она — молодой авантюристкой без всяких житейских навыков. Он сознавал, что их сейчас подгоняло не влечение душ и тел, а жуткая тоска по человеческому запаху и теплу, какого нет даже в самом чутком и миролюбивом демоне. И даже сознавал, что может больше и не испытать этого тепла, хотя рассудок упорно отторгал такую мысль. Но и на пороге смертельной опасности Илья не желал портить такое чувство примесью похоти и животных инстинктов.

Он осторожно поцеловал ее в лоб и на секунду потерялся в жаре тонких рук, обвивших его шею. Гелена шепнула, обжигая своим дыханием:

— Какой ты милый… Не думай, я не собираюсь к тебе приставать, мне теперь долго ничего не захочется. Ты только не пропадай, ладно?

— Не пропаду, — твердо сказал Илья. — Ты тоже береги себя! Из меня, конечно, такой себе христианин, но люди не зря до сих пор просят: «Не введи нас в искушение и избавь нас от лукавого». Другое дело, что спасение от этого не в церкви, не на небесах, а в нас самих, Гелена, и повторять это надо себе — постоянно, через «не хочу», через страхи, через боль. А для тех, кто обратился к колдовству, это особенно важно.

— Спасибо, Илья, — улыбнулась Гелена, быстро вытерев глаза.

Спустя несколько часов после наступления Нового года Илья спустился на первый этаж, где его уже поджидал Антти. Ян, разумеется, еще спал, как и большинство обитателей гостиницы, кроме нечисти. Накки тоже не вышла его проводить — она вместе с другими духами природы уже была на своем посту у залива, чтобы поддержать шаманское воззвание, и с постояльцами оставались только домовые и банники. Впрочем, им тоже не приходилось расслабляться: ритуал мог повлиять на энергетическое поле в большом радиусе, и людям требовалась защита.

Правда, Илье было достаточно того взгляда, которым они с Накки обменялись перед отходом ко сну, — бессловесного, строгого, но полного неуловимой болезненной нежности, как северный цветок, прорастающий рядом с гранитом. Поспать ему не удалось, хоть Антти и настаивал, что это необходимо перед такой работой: мучили нервные спазмы в желудке и кружилась голова. И он до последнего не мог решить, правильно ли поступал по отношению к сыну. Старый колдун так и не объяснил степень опасности обряда, лишь обмолвился, что зона безвременья все еще слишком близка, а человеческая психика уязвима перед таким плотным соприкосновением.

— Но я знал шаманов, которые проходили через это, и все они остались живы, — заверил Антти напоследок. — Другое дело, что если заклятие так и не удастся снять, ведьма станет еще сильнее и злее, хотя куда уж…

Илье оставалось довериться наставнику, и он больше не стал расспрашивать. Сейчас они безмолвно пожали друг другу руки и выпили подогретого укрепляющего настоя для сердца и сосудов.

В прихожей их встретили Хейкки и лесовик Рикхард, взявший на себя обязанности старшего, — по правилам, как объяснил Антти, каждого шамана мог провожать лишь один дух. Рикхард исполнял все быстро, четко, без лишних слов, молодой домовой следовал за ним и порой шепотом пояснял Илье, что это означает. Духи зажгли свечи, устлали пол соломой, окурили помещение дымом сосновой и можжевеловой хвои, чтобы отогнать тьму, которой овеяно царство Туони. Затем окропили лица и руки колдунов целебной водой, оставили метки из крови и жира жертвенных животных, чтобы легче миновать трещины земли, ведущие к темному миру.

После этого в карманы их одежды духи опустили полотняные мешочки, в которых на ощупь были бруски какого-то едко пахнущего вещества.

— Обезболивающее, может пригодиться, — тихо сказал Хейкки Илье. — Лучше принять при малейшем недомогании, не терпеть, а то станет поздно.

Напоследок Антти прочел напутственные руны, Илья и духи тихо вторили ему. Потом все четверо еще раз обменялись рукопожатиями и колдуны пошли надевать теплые куртки и сапоги.

— Антти, все же скажите, как поступить — надеяться на лучшее или готовиться к худшему? — осторожно спросил Илья.

— Ну конечно, первое, Элиас, да и что нам остается? — улыбнулся тот. — Вот ты всю жизнь провел у воды, которая в любой момент может разбушеваться и снести к черту и дворцы, и новостройки, — и что, ты к этому готов? Или к тому, что с атомной станцией вблизи вашего города что-то случится? Я уж не говорю об утечке бытового газа, пьяном водителе или необъяснимой остановке сердца. Мы знаем, что это может произойти, но живем и надеемся, что у нас еще достаточно времени. Понятно, что мы с тобой в разных весовых категориях и бездетному старику не так страшно, но все же попытайся думать именно так. Хуже точно не будет…

— Пора идти, дорогие мои, — мягко сказал Рикхард. — Мы бы охотно поддержали вас и дальше, но демонам среднего мира в Туонелу путь закрыт. Туда пускают только тех, кто обладает итсе — душой, обретенной в момент рождения. Я вас встречу в лесу и тогда уж расскажете, что там интересного водится!

Сказать по правде, у Ильи давно были свои умозаключения насчет души, но он отложил их до лучших времен. Простившись с духами, колдуны в сопровождении своих фамильяров отправились к опушке леса. Тот казался вымершим или крепко спящим под белым одеялом, под чей-то убаюкивающий шепот. Первый рассвет наступившего года еще не назрел, ночное небо было затянуто дымкой, словно кофе под густой молочной пеной. При мысли, что где-то рядом мог затаиться Северный старец, недосчитавшийся своих даров, Илья поежился.

— Ритуал мы проведем на том месте, где обнаружили тела, — сказал Антти. — Упокоить души необходимо там же, где они были отторгнуты от оболочки. А пока доберемся, мороз нам освежит голову и придаст сил.

Кави и Луми шли впереди, уверенно указывая путь. Собака порой тревожно втягивала воздух и скребла мерзлую землю, зато кошка шествовала спокойно и величественно, как по ровному паркету, помахивая роскошным хвостом.

— Антти, а что ждет фамильяров, если с колдунами что-то случается? Они тоже погибают или переходят к кому-то другому? — вдруг спросил Илья.

— Иногда переходят к преемникам и ученикам, если у тех была прочная связь и духовное родство с наставниками. Если же таковых нет, а со своим колдуном фамильяр крепко сдружился, то после его смерти он как правило долго не живет. Но я-то за свою белоснежку могу быть спокоен, — тут Антти улыбнулся.

Илья ответил тем же, хотя внутри было тяжело и мутно. Лес разрастался, знакомые с детства ели и сосны превращались в сгустки колючей проволоки, вокруг стоял плотный запах железа, ржавчины и еще чего-то затхлого и неживого.

— Вот здесь мы поднимемся к шоссе, — произнес Антти. — Видишь, Элиас, даже овраг остался почти как был, только памяти об умерших больше нет.

— Надеюсь, мы не напрасно их потревожили, — отозвался Илья. Они быстро набрали веток, посыпали их сушеными травами, источавшими особый запах. Перед тем, как разжечь костер, старик промолвил:

— Все живое пришло из яйца, окружено водой и обитает между небесным сводом и центром земли. Вот Северная звезда, а вот — ось нашего мира, под которой прячется огромный водоворот, уносящий все отжившее в Туонелу. Эта вода черна и холодна, а дно усеяно острыми камнями. Кто прожил дурную жизнь — вечно будет ходить по этим камням, а кто не нашел успокоения — обречен скитаться в междумирье.

Илья повторил за ним, и разведя огонь, они сделали памятную зарубку — метку на сосне, служащую маяком для потерянной души. Фамильяры устроились вблизи костра и без всякого животного страха взирали на пламя желтыми глазами.

Когда шаманы стали проговаривать руны, Илья поначалу ощущал легкое головокружение и тошноту, которые всегда предшествовали погружению в транс. Но вдруг зимний лес стал расплываться, а перед глазами возникло жуткое подобие парка. Под ногами хлюпала размокшая земля без единой травинки или цветка, деревья тянули искореженные черные ветки к свинцовому небу. Словно лесной пожар успел уничтожить все живое, а затем его потушил огромный ливень. Что-то подсказывало, будто воздух в этом парке отравлен, и колдун то и дело прикрывал лицо. Вдали мелькали городские огни, слышался шум мотора, доносились голоса и смех. Но сколько Илья ни продирался по этому болоту вместе с Кави, город неизменно оказывался все дальше. Посмотрев под ноги, он увидел, что мокрая земля превратилась в черную слизь, которая вибрировала, шипела, вздувалась большими пузырями и лопалась, обдавая их с собакой зловонными брызгами.

Наконец силы стали его покидать, он прислонился лбом к дереву и попытался отдышаться через воротник куртки. Внутри стало жечь, сердце подбиралось к горлу и во рту появился знакомый кровяной привкус. Кави принялась лизать ему руки и тыкаться мордой в карман — Илья нащупал там мешочек, развязал его и увидел темные палочки с едким запахом. Он не мог вспомнить, откуда это взялось, но следуя инстинкту, попробовал палочки на вкус и сразу почувствовал облегчение.

Вдруг Кави глухо зарычала. На внезапно образовавшейся тропинке показался белый поезд, похожий на экскурсионный, он стремительно двигался к ним и комья слизи брызгали из-под колес. Окна поезда были затянуты чем-то вроде темной слюды. Поравнявшись с ними, поезд остановился и из его чрева стали вылезать неведомые существа — все в вычурных одеяниях черного и серого окраса, без единого яркого пятнышка. Они безмолвно приближались к Илье и он с ужасом понял, что все не имели лиц: их будто соскребли огромным лезвием, оставив безобразное месиво с кровавыми лохмотьями кожи и обрывками мышц. То же творилось и с их ладонями, которые они то и дело воздевали к небу. Два существа в затейливых серых платьях разбрасывали сухие почерневшие цветы, противно хрустевшие под их ногами. Кави отчаянно залаяла и процессия остановилась на расстоянии чуть больше вытянутой руки, но Илья чувствовал, что нежить не напугана, а лишь ждет чего-то.

И вот показался последний силуэт, тонкий, в длинном белом платье, волочащемся прямо по черной слизи. Череп был прикрыт спутанными и слипшимися рыжими волосами, в руках существа красовалась охапка веток белладонны, а шею обвивало ожерелье из черных ягод. Приблизившись к Илье, существо откинуло волосы жестом стыдливой невесты и он увидел такой же сплошной кровавый рубец, как у остальных, только более свежий. Остатки мышц шевелились, будто пытаясь растянуться в улыбке, на месте рта разверзлась черная щель и тихий бесплотный голос прошелестел:

— Мы долго ждали тебя! Ты знал, что от нашей последней встречи во мне снова зародилась новая жизнь? Теперь ты поможешь нам вернуться!

Существо раздвинуло складки платья и показало огромную рану на животе, в которой ворочался бесформенный черный ком. В нем еле-еле угадывались черты младенца. Струйки темной крови потекли к ногам Ильи и он невольно сделал шаг назад.

— Так ты не хочешь, чтобы мы снова были вместе? — вновь послышался призрачный голос. — Ты решил променять меня на эту болотную шваль?

Знакомые слова стряхнули первый испуг — это не могла быть неупокоенная душа женщины, которую Илья когда-то любил, это был лишь безобразный фантом, сотканный злыми силами из его горестной памяти. Он взял себя в руки и мысленно усмехнулся: «Что же, узнаешь меня — буду твоим».

Он быстро напустил на себя личину из морщинистой кожи в мокнущих язвах — в ее складках прятался рот с мелкими острыми зубами и пронзительные ярко-голубые глаза в кровяных прожилках. Свисающие седые волосы были перепачканы черной слизью и гноем, изо рта вырывался едкий запах собственной и чужой крови. Колдун ухмыльнулся и протянул к призраку обезображенные руки.

Нежить зашипела и отшатнулась, затем бросила ветки и замахнулась на колдуна освежеванной пятерней, а разрыв в ее чреве превратился в жадную зубастую пасть. Еще секунда — и она ослепила бы его ядовитой слизью, едкой как желудочный сок, но он оказался проворнее и плюнул в нее кровавым сгустком, моментально облепившим то, что было на месте лица.

Процессия издала истошный вой, от которого разнеслось долгое протяжное эхо — казалось, оно способно вытянуть барабанные перепонки вместе с жилами и внутренностями. Но Кави ринулась прямо на них и стала крушить призраков лапами, рвать зубами, так что вой быстро утихал, а кровь хлестала во все стороны. Те, кого собака не успевала достать, попадали на лезвие ножа Ильи и падали замертво. Неожиданно прилетел, хлопая крыльями, большой ворон и принялся долбить клювом призрака в венчальном наряде, терзать его когтями. Существо страшно закричало и осело в черную трясину, которая всколыхнулась как живая, завибрировала и стала засасывать пораженных призраков.

Но колдун не успел вздохнуть с облегчением: болото зашевелилось и под его ногами, превращаясь в селевой поток и устремляясь к пробоине, похожей на огромный канализационный люк. Кави в несколько прыжков очутилась на краю ямы, ворон парил над ней и его глаза светились в темноте, — оба негласно обещали дожидаться Илью. Он удовлетворенно вздохнул, прикрыл глаза и почувствовал, как тело расплавляется подобно горячему олову, вытягивается и покрывается серебряными чешуйками-щитками. Еще миг — и он погрузился в сырую тьму пробоины, пахнущую северными болотами, ударился о толщу ледяной воды и поплыл, извиваясь, по огромному тоннелю, в котором мерцали ядовитой зеленью гнилушки. По каменным стенкам ползали слизняки, оставляя кровавые дорожки, туда-сюда сновали серые жабы, из расщелин прорастали тощие кривые поганки. Однако сквозь смрад подземелья колдун чувствовал нечто живое, пропитанное солнцем, чистой водой, теплым речным песком, и упорно двигался на этот запах.

Наконец впереди показались два цветка кувшинки, словно два огонька — белоснежный и алый, их длинные раскидистые корневища были облеплены глиной и сдавлены каменными плитами на дне. Он погрузился под воду и стал зубами очищать корни, вытягивать их из щелей, стараясь не повредить. Глина также была пропитана кровью и тяжело отваливалась, камни, будто живые, сжимались, удерживали свою добычу, но наконец он распутал корни и бережно высвободил кувшинки. Устремившись вперед, держа цветки в зубах, он увидел, что вдали пробивался слабый свет, но плыть еще пришлось долго, отбиваясь от скользких многоножек, червей с шипастыми ртами, существ, похожих на кусок липкой плоти. Они были не слишком опасны, но отнимали много сил, и до источника света колдун добрался уже изрядно вымотанным.

Вдруг вода забурлила, словно выплеснувшись из огромной скважины, и вытолкнула его из тоннеля. Илья огляделся — вокруг снова царила ночь, но мирная, спокойная, обволакивающая бархатной синевой и тихим ветерком, от которого пробегала рябь по прозрачной воде. Пахло сиренью, иван-чаем, кислыми дикими яблоками. Он выпустил кувшинки и они поплыли вдаль, подгоняемые душистым летним воздухом, туда, где в водной глади отражалась золотистая полная луна. Стоя по грудь в воде, уже в человечьем обличье и совершенно голый, Илья впервые за долгое время дышал свободно и видел чистое небо, от его прозрачности слезились глаза, а от нежного вкуса летней ночи болело сердце. Вскоре его стало клонить в сон, сладостный покой водоема затягивал уставшее тело в свои объятия, цветочные ароматы дурманили голову. Веки тяжелели, мысли путались и лишь на краешке сознания что-то тревожно ныло.

«Обернись!» — вдруг отчетливо донесся до него чей-то голос, неуловимо памятный. Илья вздрогнул, посмотрел назад и увидел, что отверстие тоннеля медленно закрывается зубчатыми створками. Быстро преобразившись, он с шумным плеском поплыл обратно и еле успел проскочить в темный коридор, прежде чем острые зубцы задели чешую.

Уже на последнем издыхании колдун достиг пробоины, через которую проник сюда, и сверху послышался знакомый лай Кави и хриплое карканье ворона. В одно мгновение он скинул личину, вынырнул, уцепившись рукой за край ямы, и его ослепил невероятный по силе свет, пронизывающий до костей.

— Велхо! — донеслись до Ильи знакомые голоса. Он лежал на снегу в той же теплой куртке и сапогах, целый, хоть и нестерпимо уставший, и боялся открыть глаза, обжечься этим вырвавшимся на свободу светом. Кави лизала ему руки, кто-то хлопал по щекам и шее, растирал снегом и силился поднять за плечи. Наконец он решился и взглянул на солнце, ознаменовавшее середину зимнего дня, — число Илья пока не мог вспомнить, как ни силился.