Изувеченный Барон

Глава 7. Цветы во тьме

На старой заставе они обнаружили шестерых раненых свежевателей, которые не смогли оказать никакого сопротивления. Ворвавшиеся через пролом в стене Айр и Вигмар порубили ослабленных монстров на куски без всякой жалости. Лишь одного гвардеец оглушил ударом щита и отбросил к стене, подальше от сине-розового пламени Воли бастарда. Ланнард в бой не вступал, наблюдая с небольшого отдаления, с видом опытного старого волка за волчатами, что впервые точат клыки.

Когда с непосредственной угрозой было покончено, Айр вынул из поясной сумки прочную шнуровку из конского волоса и деловито принялся вязать нелюдя. У этого было целых три руки — две обычных и одна хилая, недоразвитая, торчащая почти из середины груди. При ближайшем рассмотрении тело лишь напоминало человеческое, но даже неопытному взгляду было очевидно, что строение мышц было иным. Все простые бойцы свежевателей были худощавые, жилистые и невероятно выносливые — словно созданные для долгих походов и битв на истощение. Кроме того, тело нелюдя было покрыто коростой и язвами, будто оно отвергало собственное уродство.

— Чего уставился на эту образину? Брат твой потерянный? — попытался сострить Вигмар у него за спиной, на что гвардеец лишь раздражённо буркнул:

— Допросить его хочу… Сир Брасс.

Тварь распахнула мутные блюдца глаз и зло зашипела, оскалив длинные острые иглы клыков, устилающие пасть в три ряда.

— Ну или, по крайней мере, попробую, — поправился Айр и, с сомнением заглянув в белёсые буркала, поинтересовался:

— Эй, мерзость, ты меня понимаешь?

Шипение стало яростней и интенсивнее, отвратительная едкая слюна окропила нагрудник из светлой стали, отчего та сразу же помутнела. В издаваемом шуме не было даже намёка на связную речь. На всякий случай, просто чтобы убедиться, Айр флегматично сжал левую когтистую лапу монстра в своей латной перчатке и начал давить. Он в кулаке на спор крошил орехи — кости мутанта оказались немногим их крепче. Скоро шипение обратилось в истошный визг. Гвардеец поморщился и немного ослабил хватку — удовольствия от процесса он не испытывал.

— Говори. Зачем вы пришли в наши земли? Куда дели остальных похищенных женщин? — прорычал он порождению Лангарда.

— Вот чего ты докопался, как до столба пьяница? Видно же, что оно человеческую речь не разумеет, — присев на заросший мхом камень из рухнувшей кладки неподалёку, мягко произнёс Азат. — Давай я загляну в его память? Возможно, получится узнать последние…

— Запрещаю, — резко оборвал его Ланнард, вошедший внутрь башни и оглядывающий помещение. — Наслушался я страшных сказок от батюшки, чем заканчивается такое колдунство для мага…

На вершину укрепления когда-то вела обрушившаяся винтовая лестница. Сгнившие остатки мебели были сдвинуты в правую часть небольшого зала, служившего караулкой. Его пол был усеян черепками разбитых кувшинов и залит чёрной кровью. Вонь стояла совершенно омерзительная, но барона это ничуть не тревожило. Он направился к обломкам мебели и начал их растаскивать, выкидывая в окно. Спустя минуту работы, выворотив остатки обитого медью стола, он поставил его неподалёку и пояснил вопросительно глядевшему на него книжнику:

— В лучшем случае грохнешься в обморок на пару дней и до конца жизни будешь заикой. А в худшем… — Белый Барон постучал по столешнице пальцем, проверяя её на прочность, и безэмоционально продолжил, передавая чужие слова:

— Утратишь свою человечность и сам со столбами будешь здороваться, а Дева вкупе с Матерью не смогут тебя исцелить. Не связывайся с этой тьмой, лариец, она хуже дёгтя. Запятнает — вовек не отмоешься.

Барон замолчал, сосредоточенно глядя в собственное мутное отражение на бронзе столешницы, начертил пальцем в пыли замысловатый знак. Такую мебель производили только в Лангарде, больше ста лет назад, до того как город вымер за один страшный день. Подставив под неё несколько обломков, он выпрямился и, кивнув Айру на гладкую поверхность, холодно приказал:

— Давай, тащи тварь сюда.

Пожав плечами, гвардеец с лёгкостью поднял воющего монстра, а когда тот попытался его укусить, для острастки дал в зубы. Вигмар и лариец, заинтересованные происходящим, последовали за ним, в то время как Шейл с разбойниками разбрелись проверить окрестности на наличие оставленных следов. Немилосердно опустив свежевателя хребтом об позеленевшую от времени бронзу, Айр выпрямился и отряхнув руки, вопросительно кивнул вперёд.

— А вы замараться не боитесь, мой лорд? — осторожно поинтересовался Азат Бдение у Ланнарда.

На что тот устало пожал плечами и коротко ответил:

— Уже нет.

Его распахнутая правая ладонь, словно венец, опустилась на морщинистый и лишённый волос лоб свежевателя. Дёргающийся в путах монстр сразу же замер и замолк, судорожно вытянулся во всю длину, бешено вращая глазами. Ставшие бесплотными пальцы Белого Барона проникли прямо внутрь черепа. Ланн брезгливо поморщился, копаясь в кровавом, пропитанном болью и ненавистью мусоре. А затем, ухватившись, потянул вверх тускло-белёсое, похожее на червя нечто. Пару секунд разглядывал его на свет, а затем прижал к своему лбу. Призрачный червяк юркнул внутрь, глаза барона на миг закатились, а затем он их крепко закрыл.

— Мой лорд… Законы храма обязывают меня спросить, где вы этому научились? — с удивленным выдохом осторожно поинтересовался Азат. — Сие святое таинство, что доступно только Алым Послушникам Матери и немногим святым, избранным Ею.

Айр стянул шлем и вытер пот со лба. Он был очень далёк от всяческой магии, но понимал — то, что сделал Ланн, было непохоже на силы, дарованные Богом-Воином. А ещё барон определённо не помрёт своей смертью — ларийцы вряд ли оценят то, что их таинства кому-то известны. Вон как глаза Бдения заблестели от беспокойства, пока он ожидал ответа аристократа.

— Меня этому научил старый друг. Он гостил как-то у вас, ещё в детстве. Прежде я использовал этот трюк вместе с ним лишь на зверях, в качестве баловства, — барон наконец встретился взглядом с книжником и едва заметно, уголками губ, улыбнулся. — Прошу меня извинить. Я не знал, что для вас это таинство.

— Его имя, надо полагать, схоже с вашим, Ланнард Грейсер? — заметно успокоившись и даже расслабившись, задал вопрос книжник.

— Да. Мы словно братья. Были, по крайней мере, когда-то. Жаль, что сейчас это не так, — опустив голову, горько прошептал барон, а затем тряхнул ею, сбрасывая воспоминания как вуаль. Его лицо вновь заледенело, а перст правой руки указал на едва заметный крепёж для факела, торчавший на стене около лестницы, — Надавите на него. Тут есть подвал, женщины там. Азат, Вигмар, приглядите за нашими бородатыми головорезами. Айр, ты спускаешься вслед за мной.

Почесав репу и осторожно, чтобы не сломать древний механизм, Айр потянул факел. На ум гвардейцу приходил лишь один аристократ с именем, подобным тому, что носил Белый Барон. Это был герцог Восточный — племянник самой Её Величества, а также сильнейший рыцарь их королевства. Человек, о котором ходило столько сплетен, баллад и возмутительных историй, что не слышал о нём только глухой. Зеленоглазому простолюдину этот сиятельный господин, разумеется, не нравился просто по определению — за столь ослепительным образом наверняка скрывались ещё более мрачные тайны.

С сухим хрустом камня часть пола, неподалёку от столешницы без ножек с всё ещё застывшим, словно изваяние, но живым свежевателем, дрогнула и скользнула в нишу, образовав лаз. Узкий, но достаточный для того, чтобы широкоплечий гвардеец протиснулся, не снимая броню. Но вот толстый окованный щит ему придётся оставить. Подойдя к тёмному проходу, Айр принюхался. Открытая, свежая, но уже гноящаяся рана. Живое мясо с гангреной. И ставшее уже привычным отчаяние. Он ощущал что-то подобное в подвале неприметного заведения на одной из многочисленных столичных улочек. Зеленоглазый сразу весь подобрался, как бойцовский пёс за секунду до драки.

Ланн успокаивающе хлопнул его по плечу и безрассудно прыгнул во тьму, не озаботившись даже проверить, как глубоко уходит прогнившая лестница. Спустя секунду его голос чуточку смущённо возвестил:

— Спускайся. Ах да, сначала скинь факел, здесь слишком мрачно и неуютно.

— Неужели вы боитесь темноты, милорд? — не удержавшись от ехидной улыбки, поинтересовался Айр и, швырнув вниз незажжённый светоч, осторожно опустил ботфорт на иссохшую лестницу. Она подозрительно хрустнула, но вроде бы выдержала.

— Скорее таких вот подземелий и тесноты — мечом тут не замахнёшься, — к удивлению гвардейца раздался приглушённый, но искренний ответ барона.

Пока Айр полз вниз, он прислушивался к застойному, тухлому воздуху и окружающим звукам. Но кроме дыхания Грейсона и собственного, он слышал лишь тяжёлый, держащийся на краю сознания голос. Не крик, не вопль и даже не мольбу, а скорее лишь их призрак. Сами стылые камни хранили в себе отголоски тех звуков, которым стали невольными свидетелями.

Лаз вёл вниз лишь на несколько метров, в толщу скалы, на которой была выстроена башня. Когда его сапоги коснулись твёрдого камня, неподалёку уже истекал прогорклым дымом и тусклым пламенем разгорающийся факел. Ланн был ещё бледнее, чем обычно, а на каменном обычно лице был намёк на вполне человеческие эмоции. Загнанный поглубже страх и что-то похожее на смятение. Словно барон и сам был удивлён этим проявлением чувств. Тем не менее, передав факел Айру и достав из ножен длинный кинжал, больше подходящий для боя в узких пространствах, он первым направился вперёд по длинному коридору, который под небольшим градусом вёл ещё ниже, в обширное помещение.

Похоже, когда-то оно служило складом для провианта и снаряжения. Свежеватели нашли этому месту иное применение. Сначала из мрака факел выхватил вытянутые силуэты, похожие на раскрытые цветы. Бугрящиеся, мясистые отростки серо-розовых бутонов вырастали из распростёртых тел еще живых свежевателей, а пол и стены кладовой покрывал странный фиолетовый мох, поющий потустороннюю песню.

Сердце сдавила волна холода. Айр попятился и едва удержал в себе содержимое желудка, когда смог рассмотреть получше, что было в центре уродливых горбов, что лишь напоминали цветы. Их было чуть больше десятка. Точно сосчитать он себя заставить не смог.

Человеческие, безусловно женские останки, что медленно срастались с погружёнными в сон чудовищами воедино. Они наполовину истаяли, были покрыты уродливой коростой, руки и ноги несчастных были удалены за ненадобностью и лежали в углу ворохом гниющей массы. Лишь лица были почти нетронуты, и Айр был готов возненавидеть сам свет за то, что смог рассмотреть их выражения.

— Уходи. Я сам. Для тебя это слишком… — напряжённо произнёс Ланнард, на что гвардеец отрицательно покачал головой и хрипло прошептал:

— Я не хочу убегать, милорд. Никогда больше.

— Тогда не дай им закричать. Всё надо сделать быстро. Они достаточно настрадались.

Остатки табака тлели в трубке, а душистый дымок поднимался к далёким, перистым облакам. Солнце ещё было в зените, день обещал быть долгим и ясным. Малыш, прислонившись спиной к каменной кладке неподалёку от входа, неспешно курил. Прямо напротив него, на вывороченном бревне, присел Шейл Крестник и выверенными, плавными движениями точил кинжал, который и так сверкал бритвенной остротой. Они оба молчали. Судя по найденным следам, им удалось истребить большую часть охотничьего отряда, кроме примерно десятка, что сейчас должен был находиться где-то внутри башни. Но крики оттуда не раздавались.

Выбравшись на свет божий и полной грудью вдохнув воздух, Айр нетвёрдой походкой вышел из башни и толкнул плечом черноволосого головореза. Тот бросил на гвардейца быстрый взгляд, крепко затянулся и протянул тому свою трубку из заморского чёрного дерева с серебряным мундштуком:

— На. Попробуй, тут хороший табак. Взбодришься, а то выглядишь откровенно не очень.

Сделав мощный затяг полной грудью, до выпученных глаз, Айр выдохнул дым, словно дракон, а затем раскашлялся. Горячие слёзы хлынули из глаз, в груди жгло домной. Такое же пламя растекалось по мышцам, просилось наружу, жгучим огнём прожигало каждую вену. Чтобы хоть как-то унять внутренний пожар, гвардеец вернул трубку хозяину и схватил с земли кусок гальки. Мелкие осколки шрапнелью ударили из-под сжатых пальцев, и стало легче. Но лишь ненамного.

Вернувшись внутрь башни, он присел рядом с обездвиженным свежевателем и кулаком вогнал тому клыки глубоко в глотку. Вязкие, частые, немилосердные удары превратили голову твари в красно-белую кашу. Только потом Айр смог встать, выпрямиться и начать очищать рукавицы, в пластинах которых застряли обломки костей.

— Куда дальше направимся, сэр Грейсер? — сквозь кровавую дымку до его слуха донёсся вопрос Крестника, и гвардеец, взяв себя в руки, потопал наружу.

— В Чащу. Пройдём по границе, навстречу друзьям этого мрачного парня. Я сдержу своё обещание, ты получишь желаемое отмщение, а господин комендант — несколько десятков стрелков. — Ланн жестом отклонил предложенную Малышом трубку, пояснив с вежливой, но ненатуральной улыбкой:

— Предпочитаю кальян на красном вине. Сколько у вас было парней в банде?

— Полсотни. Торгуем по мелочам, иногда вынужденно нарушаем закон, шоб прокормиться. Только у нас в лагере ещё женщины и десяток детей. Так что на всякий случай хочу поинтересоваться — вы не путаете вино с кровью, господин барон?

Малыш прищурился, сверху вниз глядя на тощего и не слишком высокого аристократа.

— Вино — красное. Кровь — чёрная. Как же их спутать? Мы всех заберём в крепость и защитим, даю тебе слово. — Поправив чуть дрожащими пальцами платиновую шевелюру, Ланнард зашагал к пасущимся лошадям.

"Совсем уж не дорожите вы своим словом, милорд", — подумал Малыш и, пройдя мимо Крестника, направился вслед.

Что роднит горы, небеса и океан? Подавляющее величие. Глядя на них, человек ощущает себя не центром вселенной, а лишь крупинкой на объемном и многогранном полотне мира. Гул, пронзающий небо осколками грома, или момент, когда Мать-Земля начинает дышать, и содрогаются сами скалы, а штормовая волна закрывает собой горизонт… В эти мгновения каждый причастный понимает, что сколь бы ни были велики достижения человечества, они меркнут перед этими древнейшими воплощениями первородных стихий.

Дикая Чаща — необъятный, могучий лес, разделивший королевство Тарсфол на две части, — была такой же стихией. Даже самые старые сказания и легенды не ведали, как она появилась. Просто была — как горы или моря. Столь же величественная и смертоносная. А ее законы были к людям абсолютно безжалостны. Гуляя по ручному парку в центре столицы, среди послушных, ласковых, гладких, дрессированных деревцев, городской житель никогда не поймёт сути Дикой Чащи.

Она никогда никого не выделяла. Монументальному лесу было плевать — нищий ты или богач, благородный или простолюдин, зверь или человек. Обжигающий стук в её сердце будет звучать для всех одинаково. Ещё у входа под тёмные своды деревьев, чьи кроны полностью закрывали небосвод, ты ощущал каждой клеточкой кожи непреложную истину, закон этого места: сильный пожирает слабого. Слабый размножается, чтобы выжить и кормить собой сильного. Это было её выражение ненависти и любви к своим детям — тем, кто дерзнул нарушить непреложный завет и услышал таинственный зов, лишающий разума, взывающий к первобытным инстинктам.

Здесь затерялись сотни исследователей и путешественников. Тайна изумрудной, ласково-безжалостной мглы привлекала авантюристов, разбойников, рыцарей и торговцев — всех тех, кто хоть раз заходил неглубоко под эти своды. Кто причастился дикого, свободного духа и слышал стук собственной крови в ушах по вечерам, когда лес начинал петь. Разумные люди, дружащие с головой и ценящие свои жизни, старались держаться от этого места подальше. В конце концов, из тех, кто поддался зову и ушёл вглубь, — никто и никогда не возвращался.

Кем бы ни был таинственный Бородач, он понимал законы этого места. Логово бандитов находилось в подлеске — слишком глубоко, чтобы даже самые безбашенные гвардейцы туда забредали, но недостаточно, чтобы выть на луну и голышом убегать по ночам. Да и местечко он подобрал идеальное — широкая и глубокая рана в центре земли, где добывали уголь и торф.

Глубокий открытый карьер разрабатывали ещё во времена, когда эти земли принадлежали Лангарду. Но даже северяне были в этих землях не первыми, ведь под толщей породы и полезных ископаемых ими были найдены странные рукотворные пещеры, которые и решили облюбовать «Вольные охотники», надеявшиеся закопаться так глубоко, чтобы их не смогли найти даже свежеватели..

До границ Чащи их небольшой отряд добрался уже, когда Лучина Матери затухала, оставляя по небу кроваво-красные разводы на белых облаках. Айр не верил в приметы, но его бывший десятник не любил такие закаты, будучи уверенным, что они сулят скорое кровопролитие. И в этом конкретном случае гвардеец бы с ним согласился. Его не оставляло ощущение, что слишком уж легко Малыш принял новые правила игры.

Борислав, ещё когда они ехали вместе, старался с этим бандитом не спорить, а остальные разбойники слушались его беспрекословно. Да и в самом черноволосом детине чувствовалась воинская выправка и умения заправского командира. Ту засаду у старого дуба придумал именно он. А ведь не каждый гвардеец решился бы дать бой свежевателям, чтобы рассчитаться за павших. Отчего такой умелый и решительный воин стал обычным разбойником и подчиняется какому-то там Бородачу на задворках мира? Для ответа на этот вопрос очень не хватало осколков мозаики.

Эти мысли не давали Айру покоя, пока отряд разбивал лагерь, чтобы переночевать. До «настоящего» леса тут ещё было далече — деревца вокруг были мелкие, основание стволов можно было бы обхватить силами всего одного десятка взрослых мужчин. Вскоре в собранном валежнике весело захрустело невысокое пламя, а походный котелок, позаимствованный предприимчивым Айром у благодарного трактирщика, медленно закипал, наполненный набранной в ближайшем ручье водой.

Тьма опускалась медленно, скрывая оставшихся за краем освещённой области караульных. Стоявшие на страже первыми Крестник и Малыш были не дураки, и пока остальные поглощали нехитрую стряпню из крупы и вяленого мяса, эти двое внимательно следили за окрестностями, не поворачиваясь к огню. Лишь набив брюхо и привалившись спиной к широкому, как стена, древесному стволу, зеленоглазый гвардеец позволил себе немного расслабиться.

Рядом, на покрытую прошлогодней листвой землю, опустился Ланнард. Барон лёг на спину, правым боком к огню и закинув руки за голову, скучающе изучал тёмные кроны, к которым медленно поднимался дым от костра.

— Герцог Лейнард Восточный… Вы знаете его, мой лорд? — поддавшись внезапному любопытству, задал вопрос Айр и сразу же пожалел об этом.

Он всё ещё не доверял среброволосому — слишком много вопросов было по поводу его сестры. А потому и лезть к нему в душу не собирался. Повисла тишина, прерываемая только догорающим треском костра. Ему недолго осталось, скоро на лагерь опустится тьма. Решив, что ответа не будет, Айр подумал, что он сам себе не враг, и давить на аристократа не стоит. Прикрыл глаза капюшоном и, прижав меч в ножнах к плечу, приготовился засыпать, когда Ланн негромко заговорил:

— Ты когда-нибудь встречался с идеализированной версией себя, на которую все призывают тебя равняться? Умный, богатый, старательный, трудолюбивый, да ещё и красавец. Он жил у нас в имении с десяти до шестнадцати лет. Отец нас сравнивал постоянно, разумеется, не в мою пользу. Несмотря на соперничество, мы тогда очень дружили, пусть я и проигрывал во всём, кроме одного.

— Его Светлость в юности гостил у барона? — усомнился Вигмар, услышавший их разговор.

— Не «гостил». Лейни рос вместе с нами, а отец его посвящал в путь Воли и меча с одобрения Её Величества, что опекала герцога после гибели его матери, — спокойно ответил Ланн. Рассказывая о прошлом, его голос потеплел, в нём послышались мягкие, почти нежные ноты.

— Но вскоре после его возвращения из поездки в Ларию, он оскорбил мою честь и наши пути разошлись. После герцог повздорил с отцом и покинул наш дом навсегда.

— Оскорбил вашу честь, барон? И вы оставили это без внимания? — не утерпел бастард, вспомнивший произошедшие с ним недавно события.

— Этот нахал позволил себе усомниться в моей мужественности. То, что я лучше вышел лицом, чем этот дамский угодник, ещё не повод называть меня девицей, — фыркнул Ланнард и, вскипая от гнева, привстал, опершись о землю руками.

В профиль, на фоне костра, даже Айр был вынужден согласиться, что лицо Белого Барона, с его нежными, правильными чертами, скорее напоминало женское. Вот только тёмно-синие глаза сейчас пылали Волей, что была доступна исключительно мужчинам. Вспышка оказалась недолгой — вскоре, потеряв ко всему интерес, он опять рухнул на спину и, прикрыв лицо сгибом руки, расстроенно добавил:

— Я вызвал его на дуэль и, разумеется, проиграл, как и всегда.

— В этом нет ничего позорного, милорд. Всё же Лейнард пять лет подряд побеждал на турнирах меча, — попытался его утешить Айр.

— Но про ваше участие в них я даже не слышал, — вновь вклинился Вигмар. — А ведь мечник, способный одержать верх над моим отцом, неизбежно вошёл бы в десятку сильнейших.

— Это как раз из-за Лейни. Какой смысл в серебре, если золотом мне не стать никогда? — хмуро посетовал Белый Барон.

Айр едва сдержался. Похоже, Ланн искренне считал, что смог бы стать вторым клинком королевства, но этот титул его не устраивал. Гвардеец не знал, плакать ему или смеяться — сам он на подобный турнир даже не попал бы. Как и бывший друг — Вигмар, недавно ставший оруженосцем.

— Вы сказали, что в детстве в чём-то его превосходили, верно? — чтобы хоть как-то поддержать погружающегося в пучину уныния собеседника, спросил зеленоглазый гвардеец.

— Герцог Восточный ужасно поёт. Так что, если захотите его смутить, то попросите спеть какой-нибудь куплет из баллад — работает безотказно, — растянув губы в подобие тусклой улыбки, поделился Грейсер.

— А потом он вызовет на дуэль и убьёт? — нахмурился шевалье Брасс.

— Нет, конечно. Лишь рассмеётся и предложит перекинуться в карты, оставив вас без штанов. Лейнард слишком высокомерен для мелочных обид. А теперь, господа, если позволите, я собираюсь поспать.