Глава 8

Набор производится вручную. Наборщики споро вставляют железные литеры в верстатки — специальные линейки углом, куда поочередно вставляются литеры. Руки наборщиков так и мелькают, почти на ощупь выхватывая нужные буквы. Не поторопишься — мало заработаешь, а ошибёшься — из твоего же скудного жалованья вычтут штраф, вот тут и крутись. Меж тем труд их, который на первый взгляд не кажется таким уж сложным, оплачивается весьма скудно[13]. Рабочий день длится до 10 часов, и проходит в условиях не лучших. Воздух в типографии душен, полон бумажной пыли и иных запахов. И зачастую к 25 годам наборщики спиваются, к 27 годам получают чахотку, а к 30 умирают.

Петербургский листок


— Летом? Летом все разъезжаются… кто остаётся? — Орлов ненадолго замолчал, обдумывая мой вопрос. А я не торопил.

Заговорит.

По-моему, он из той породы людей, которые физически не способны ничего не делать. Даже сидя на столе, Орлов то ногой дёргал, то взмахивал руками, порываясь вскочить. А то и вскакивал, чтобы обойти комнатушку быстрым шагом, по пути выглянуть в окно, убедиться, что за последние минут пять ничего-то в нём не изменилось. И снова сесть.

Вот я и решил спросить.

Случай-то удобный. И собеседник прямо как по заказу.

— Вот директор точно остаётся… Клим Степанович, тот отбыл, он ещё до конца года отбыл. У него родня далече, а он съездить хотел, навестить. И Милютин… он, кажется, за границу собирался. Пётр Николаевич. Он у нас латынь ведёт. И ещё французский. И словесность тоже… а Павел Юрьевич ваш оставался! Он помощник директора. И Георгий Константинович. В смысле, тоже помощник. За порядком следит.

Кто бы вот сомневался.

— А сам директор?

— И он тоже, — кивнул Орлов. — Он редко уезжает. Говорит, что стоит отвернуться ненадолго, и мы школу разнесём.

Что-то в этих опасениях было.

Значит, как минимум трое. Или, точнее, этого, пока незнакомого мне Клима Степановича можно было исключить. Точнее проверить, уехал ли он на самом деле, как и Милютин. Но если уезжали, то вычёркиваем смело. Вряд ли откуда-то из-за границы можно было руководить подменой Каравайцева.

Хорошо.

Директор… ну у него возможностей было побольше. Хотя… если так, то почему было не заменить прямо в школе? Она ж летом пустует.

Или нет?

Ладно, информации пока маловато.

— О! точно! Отец Амвросий ещё! Кстати, странно…

— Что странно?

— Сегодня его не было. Там кто-то стоял от церковников, но я его не знаю. И не представили, — Орлов поскрёб макушку. — Обычно отец Амвросий на собраниях выступал, благословлял на учёбу, а тут… говорят, что отозвали, но зачем? Он, сколько себя помню, при школе. Хороший мужик. Понимающий. Хотя, если края потерять, то и по лбу дать может… чтоб. А если не вернут? Пришлют кого другого? И кого? И как тогда… — Орлов явно забеспокоился.

— Как пришлют, так и разберешься.

Батюшка. Церковь — это, считай, Синод. Но… как-то сомневаюсь, чтобы директор синодников в местные дела допускал. С другой стороны, находясь при школе и ставши своим, можно и без допуска нужное узнать. Как бы ещё этого батюшку на место вернуть?

Или хотя бы выяснить, когда он отбыл. И куда. Если в начале лета и далече, то вряд ли при делах.

— Точно. Надо будет в церковь заглянуть, тут, рядышком. Он при ней состоит так-то, а к нам вот только Слово Божие преподавать ходит. Ну и вразумлять… нет, как это я… и тогда… — Орлов затарабанил пальцами по столешнице.

— Как соберешься, меня возьми, — этакий случай грешно было упускать.

— А ты разве… ну… ты ж Охотник.

— И что? В церковь я заглянуть могу. И с человеком познакомиться. Вдруг да и вправду вразумит…

Орлов фыркнул, но кивнул. Снова задумался. И произнёс.

— Ещё, по-моему, Петряков на лето остаётся. Эразм Иннокентьевич. При лабораториях. Он изыскания проводит.

— Какие?

В последнее время у меня ко всякого рода изысканиям прям предвзятое отношение возникло.

— Так… без понятия. Что-то там с артефактами связано. Или с даром вот. Дар изучает вроде как. Всё меряет на занятиях. Сам потом увидишь. А! Если желание есть, то можешь записаться в кружок. Твой приятель, к слову, и записан.

— Серега?

— Ага, — Орлова этакое обращение точно не покоробило. — В этом году, чувствую, многие захотят артефакторикой заняться.

— И ты?

— Не, это не моё… сидишь, ковыряешься часами, — его прямо передёрнуло от такой перспективы.

— Тебе ж велено подружиться.

— Так я и подружусь, — он глянул на меня с насмешкой. — Я уже в процессе, так сказать, налаживания тесных дружеских связей. Через тебя вот… к тебе он явно расположен.

— Зачем вам Серега?

— Мне? Мне незачем. Ну так-то, не подумай, он забавный, хотя и мелкий. Но ты инетерсней.

— Чем?

— У тебя тварь есть.

Ну да, всегда интереснее дружить с человеком, у которого большая зубастая собака.

— Кроме того ты явно что-то скрываешь.

— Тварь?

Орлов мотнул головой.

— Тварь я уже видел. Скорее… силу вот… и происхождение? Да, пожалуй.

Глаза у него тоже с рыжими искрами. И хитрющие.

— Из тебя такой же рабочий, как из меня или Шувалова…

— Сравнил.

— Ну да… Димка у нас… не важно, главное, что не похож. Уж извини.

— А ты много рабочих видел?

— Вообще-то у нас фабрики, — Орлов нисколько не обиделся. — И сколько себя помню, я с отцом то на одной, то на другой… он считает, что я должен понимать процесс изнутри. Так что рабочих я и видел, и даже разговаривал. У них речь другая. И манера держаться. Это скорее твой приятель из их числа. А ты… бастард?

— И если так, то что?

— Ну… нет, не подумай, что я… в общем, скучно тут сидеть. А я скуку на дух не переношу!

В это я охотно поверил. Орлов вытянул ногу и затряс ею.

— Затекла. Итак, бастард… как по мне, если толковый, то роду только силы прибавит. А если бестолковый, то хоть бастард, хоть законный, одни убытки будут. Так что всё равно. Главное, что ты охотник. И не просто охотник. Я там, при всех, не говорил, но мне дед рассказывал, что в старых родах принято было тварям имена давать. И что был у них свой, особый, метод дрессировки… и твари потому сильно отличались от обыкновенных. Точнее от тех, которых держит большинство. С теми ты бы не справился. А эту вот как-то удерживаешь, хотя ещё и ребенок.

Хреновый из меня разведчик вышел. И главное, с виду-то Орлов полный раздолбай. А выходит, что подмечает он не меньше Шувалова.

— Да не переживай, — он улыбнулся шире прежнего. — Делиться ни с кем не собираюсь. Но Димка, уверен, увидел и побольше моего. Яр, он чуть другой, хотя… тоже не думай, что если здоровый, то тупой.

— Я и не думал.

— Правильно. Многие почему-то считают, что у него всё в мышцы ушло. А он учится получше меня.

— Это просто ты учиться ленишься.

— Ну да… и отец это же твердит, — он потянулся. — А, ещё сила твоя странная… и знакомства. И вправду с Серегой в поезде встретились?

— Не поверишь, но да, — я раздумывал, что ему рассказывать. А рассказывать что-то придётся. Орлов в школе давно. Он тут всё знает, и его знают.

И полагаю, многие не воспринимают всерьёз. Я вот тоже ошибся. И если так… то его лучше иметь в союзниках. Или хотя бы под боком.

— Я к семье ехал. И он. Не в семье, а просто ехал. Правда в другом вагоне. Потом террористы напали…

— Погоди, — Орлов снова вскочил. — Это… я слышал! Это когда запретный артефакт применили… и едва не украли золото?

— Ну да. А ещё два десятка людей полегло, — буркнул я. — И мы тоже там едва не остались. Вот и… нас там в заложники взяли. Серегу. И меня тоже. И Метельку… в общем, весело было.

Мы оба замолчали. И Орлов явно пытался сопоставить новые факты с уже имевшимися. И ведь сопоставит же, гад этакий.

— Погоди… поезд направлялся… так, а там у нас что?

— Вот давай ты свою догадку при себе оставишь, а? — предложил я, пока слово не вырвалось. Не то, чтобы я подслушивания опасался, но пока оно не сказано, то нет нужны ни соглашаться, ни отрицать.

— Идёт, — согласился Орлов и, прищурившись, произнёс. — Если нужна помощь, то я готов. И в целом… Орловы сильный род. А ещё мы всегда открыты к новым союзам.

— Ты так просто это говоришь?

— Не совсем, чтобы просто, — он сбросил маску вечного шута. — На самом деле старых родов не осталось… недавно был уничтожен последний. И ходят слухи, что с этого начнётся гибель мира. А гибель мира, как сам понимаешь, бизнесу и процветанию рода не помогает.

— Что ты вообще о них знаешь?

Где-то там служитель взял в руки медный колокольчик и, вооружившись им, неспешно двинулся по коридору. Электрический звонок в школе, как я уже знал, не давали принципиально.

Но и медное дребезжание было хорошо слышно.

— Не так уж и много… кое-что от деда. Кое-что от отца. Но сам понимаешь, это было скорее то, что к слову пришлось, — Орлов скрестил ноги по-турецки. Ботинки он по моему примеру скинул, но и в этой, почти медитативной позе, он продолжал двигаться, то пальцами ног шевелил, то старательно расковыривал крохотную дыру в носке.

То есть, поначалу та была крохотной.

— Двенадцать родов получили дар от…

— Неё, — я пришёл на помощь.

— Да… и они встали на границе, точнее возвели эту самую границу между мирами, а после и вовсе вытеснили тварей. Отец говорил, что старые рода принципиально держались в стороне от столицы, потому что в столице сидели Романовы. А у них была другая сила. И тогда-то заключили с Романовыми союз. Родам были дарованы земли в местах, где прорывы случаются особенно часто.

Это я уже знал от Татьяны.

И что сперва волей государя старые рода были освобождены от уплаты налогов. И что нашлись желающие воспользоваться этой замечательной лазейкой, а потому стали возникать союзы, сперва небольшие и настоящие, а потом уже и формальные, когда имя избавляло от податей, а род, дававший его, получал свою выгоду.

Искушение.

И многие перед ним не устояли. И потому очередной Государь сперва резко ограничил былые вольности, а после вовсе уравнял подданных в правах. В том смысле, что платить налоги пришлось всем. Нет, Танька говорила, что остались льготы на добычу и организацию производств, но только если на родовых землях и со своей добычей, происхождение которой надобно подтверждать.

В общем, сложно всё.

— Они всегда держались наособицу. Вообще слышал мнение, что они не способны надолго покидать свои земли, но вряд ли это правда, потому что иначе как бы они учились? А что приезжали учиться, это факт… — Орлов-таки расковырял дыру настолько, что из неё выглянул палец. — Хотя в столице всё равно никто не пытался задержаться. Хотя могли бы. Старая кровь… отец сказал, что у старой крови всегда есть свои секреты. Вот…

— Но осталось её немного.

— Не осталось, — поправил Орлов.

— Странно… она говорила, что нити оборвались, но…

Я прикусил язык. Но поздно. По лицу вижу, что эта оговорка не осталась незамеченной.

— Ты…

— На той стороне кого только не встретишь, — я поглядел в глаза Орлову, и рыжие искры почти залили радужку. А пламя наполнило тело, готовое вырваться. И улеглось. Он неплохо контролировал свою силу. И эмоции. Когда нужно — Так вот… она сказала, что не так давно оборвались три нити. Истончились. А ты говоришь…

Хотя формально рода могли и пресечься. Точнее в дедовых записях большей частью и значились пресекшимися. Теперь вон, Громовы тоже числятся мёртвыми, но мы вполне себе живы. Пока.

— Извини, — я покачал головой. — Больше сказать не могу. И то, что услышал… постарайся не болтать.

— Постараюсь. Кстати, а ты знал, что нынешние Шуваловы на самом деле стали таковыми, когда Иван Пелевский взял в жёны Софью Шувалову и принял её имя и вотчины?

— Погоди…

Пелевский — фамилия знакомая. Хотя… нет, просто созвучная.

— Пелевский был, как это ныне принято говорить, бастардом Ивана Шепепелевского. Тогда, правда, говорили «загулок», потому что отец его не признал и в род не взял, но фамилию дал схожую.[14] И участие в судьбе принимал немалое. Он и имение выделил. И брак с Шуваловой устроил. В то время род Шуваловых пребывал в упадке. Земли были велики, но в то же время весьма… сложны в управлении. Прорывы случались, твари плодились, болезни то и дело вспыхивали.

Шепелевские тоже значились в списке.

Как исчезнувшие.

— И… это…

— Это не тайна, — улыбка у Орлова широкая и искренняя. — Просто давно было. Лет двести тому. Многие позабыли вот…

Но кое-кто, вроде Орлова, помнит.

— Софья Шувалова была последней в роду, а потому и дозволение высочайшее на брак получили легко, и на перемену имени.

Только черного кобеля не отмоешь добела. Сколько имя не меняй.

— И стали Шуваловы некромантами?

— Именно, — согласился Орлов. — С тех пор дела рода как-то и пошли, я бы сказал.

И снова жмурится по-кошачьи.

— А с Шепелевскими что?

— А Шепелевских род сперва измельчал, а после и совсем повывелся.

— Ты много знаешь.

— Не особо. Просто… интересно стало. Я ж до Димки с некромантами не общался. Вот и полюбопытствовал, откуда и что взялось. Про вас тоже почитаю…

Прозвучало почти угрозой. Но ответить я не успел, потому как где-то там, в коридоре, бахнула дверь. А потом раздался звук шагов, заставший Орлова встрепенуться.

— Ну всё… — сказал он, спрыгивая. — Батя всё-таки приехал…

Потом поглядел на меня.

Вздохнул.

— Орать станет, не пугайся. Так-то он добрый. Просто нервы ни к чёрту.

Странно, с чего бы это.

Загрузка...