Громов. Хозяин теней. 6 [СИ]

Глава 35

Тьма свернулась под кроватью. Ратимир Демидов спал, при этом нервно подёргивая во сне ногой. Фанни устроилась в кресле, прикрыла глаза, словно тоже дремала.

— Фанни, — стучать Тихомир не стал. Но его приближение Фанни почуяла. Поспешно выпрямилась, платье разгладила, нацепила на лицо выражение печали и задумчивости.

И книга в руке дополнила образ.

С книгой она смотрелась особенно хорошо, этакая романтическая и одновременно интеллигентная натура.

— Извините, что беспокою, — произнёс Тихомир шёпотом и поманил за собой. — Но мне очень нужна ваша помощь.

— Я готова, — она стрельнула глазками и потупилась. — Но…

— Он всё равно спит. А потом за ним мальчишки присмотрят. Мне позвонили из типографии. Что-то их там в тексте листовок не устраивает, а я в этом ничего не понимаю, — Демидов говорил полушёпотом, глядя в глаза, отчего вся эта тирада звучала двусмысленно. — Нужен тонкий вкус, чувство слова, а я им не обладаю. Вы не могли бы съездить со мной? Взглянуть на эти правки.

— Я… конечно… — она снова поглядела из-под ресниц. — Но… это ведь… это надолго.

— А потом ещё в одно место заглянем. Вчера машину начали собирать, хочу проверить, что да как. Вам ведь было интересно, если я не ошибаюсь?

— Нет, нет… — а вот это предложение ей понравилось куда больше, но не настолько, чтобы уйти. Вон, губку прикусила, Демидова разглядывает сквозь ресницы. Я прямо вижу, как в этой голове мысли мечутся. — Вы ведь говорите о новом двигателе…

— Именно о нем. Хотя представлять будем не отдельно, но как часть новой грузовой машины. Поверьте, такой вы ещё не видели. Она способна взять груз, как…

— Что там? — нетерпеливо дёрнул меня за рукав Яр.

— Договариваются, — ответил я. — Повезет её сперва в типографию, потом какую-то машину смотреть. Погоди. Ещё рано. Пусть увезёт.

Не знаю, где это путешествие закончится для Фанни, но…

Сама виновата.

— Но… но как же… я не могу оставить… так надолго. Я готова помогать, но мои обязанности всё-таки…

— Можете, — Демидов и ручку ей поцеловал. — В конце концов, вы и так делаете куда больше, чем это предписывают ваши обязанности.

На личике её отразились сомнения.

— И я понимаю, что моя просьба никак не вписывается в круг их, но мне почему-то показалось, что вам будет интересно взглянуть на выставку изнутри, так сказать, до её начала.

— Выставку? — голос дрогнул. — А машина разве не складах?

— Вчера доставили в павильон. Проще уж на месте собрать, потому как имеются сомнения, что она пройдёт в ворота.

— А разве нам разрешат? Там ведь охрана. Посторонних никого не пускают. Даже прислугу проверяют по спискам, и мастеров, и…

— Вы ж не прислуга. Вы со мной. А я никак не посторонний, — Демидов произнёс это, словно красуясь. И она подхватила предложенную игру.

— Конечно, что это я. Кто ж решится вам отказать. Вы позволите? Мне нужно несколько минут, чтобы собраться. И…

— Я позову кого-нибудь из прислуги. Посидит.

Машину уже подали. И нам осталось проследить за тем, как Тихомир Демидов открывает дверь…

— Уехали, — сказал я, выдохнув. — Что ж, теперь дело за нами. Только я не уверен, что его надо будить.

— Я могу сделать так, что он будет спать и дальше, — сказал Елизар. — Вряд ли это сложно. Тем более, если из него вытягивали жизненные силы, то организм будет пытаться восстановить их. А во сне это сделать легче. Но тогда надо носилки или как-то…

— И без носилок обойдёмся, — Яр поднялся. — Идём.

— Что ж, мой юный коллега прав, — Николя встретил нас у госпиталя. И лично провёл в уже знакомый флигель, который, правда, несколько опустел. Каравайцева вывезли?

А куда?

Хотя, наверное, это не моего ума дело. Главное, что внутри было тихо, чисто и обыкновенно. И постель для дяди нашлась. И сестрица моя, которая при нашем появлении лишь головой покачала, с этакою укоризной, будто я в чём-то и вправду виноват.

— Ваш дядя весьма истощён, — зеленая сила окутала спящего Ратимира с головы до ног. — Однако вы успели вовремя. Необратимых изменений я не вижу, хотя оставалось мало. Понадобится отдых, кое-какие укрепляющие отвары…

Демидов попытался открыть глаза, но Николя коснулся головы, возвращая его в забытьё.

— И питание… да, за питанием надо будет отдельно проследить. Чем-то его подпаивали.

Яр стиснул кулаки.

— Чем?

— Не скажу наверняка, но какие-то стимуляторы явно использовали. Да, возможно, чтобы усилить отток жизненной энергии… — целительская сила уходила внутрь Ратимира. — Или облегчить? Второе, возможно, вероятнее. Дело в том, что любой организм имеет естественную защиту. У одних людей она сильнее, у других — слабее. Скажем, у детей или у стариков.

— У больных? — предположил я.

— Именно. Особенно, если болезнь давняя и долгая, она истощает тело и защита его слабеет. Тогда и жизненную силу вытянуть проще.

— Дядя болеет давно, — Яр стоял у изголовья, не сводя с дяди напряжённого взгляда.

— Вы не совсем правы, — Николя отступил. — Танечка, надо приставить к нему кого-то из девочек. Пусть посидят, присмотрят. И как очнётся, надо будет накормить. Не переживайте, девочки у нас хорошие.

Яр нахмурился, кажется, припомнив другую хорошую девочку.

— Если не верить совсем никому, — сказал я, — этак и свихнуться недолго. Хочешь, потом сам приходи и сиди.

— Да. Я…

— Или пусть твой дядька пришлёт кого из своих, кому верит.

— Да, пожалуй… — он выдохнул. — Просто вот… просто… мы ж ей верили. Она… а теперь вот…

И не только в вере дело было. Она ему нравилась. Такая светлая, такая добрая, заботливая, истинный ангел. А у него самый тот возраст, чтобы влюбиться.

Почему бы и не в ангела?

Надеюсь, только, что это не всерьёз. А в остальном — справится.

— Вы сказали, что я не прав, — Яр переключил внимание на Николя. — В чём? Он ведь был ранен.

— Был, — согласился Николя. — Но ранение — это не совсем то же самое, что болезнь. Ваш дядя… позвольте?

И не дожидаясь разрешения, коснулся висков.

— Да… ваш дядя действительно пострадал. И весьма сильно. Полагаю, что мозг получил повреждения, но… вам повезло.

— В чём?

— Это были не те повреждения, которые вовсе не совместимы с жизнью. Но не думаю, что это стоит обсуждать здесь. Танечка?

— Идите, я присмотрю. А вы вон, чаю попейте, — она устроилась на стуле, глянув с насмешкой. — И передай, пожалуйста, Любочке, что я её жду.

Николя кивнул.

И указал на дверь.

Чай пили тут же, во флигеле, в дальней комнате, которую, пожалуй, и обустраивали, как комнату для персонала. Здесь и телефон имелся, и столы, и шкафы, пока ещё пустые. Ну и самовар само собою.

— Минутку, — Николя подошёл к телефону. — Я вызову Любочку, а вы располагайтесь.

Комната была не так и велика, но худо-бедно все влезли.

— А… извините… можно я потом в госпиталь схожу? — поднял руку Елизар. — Мне просто очень интересно. Я… я учился, но это больше теория. А практические знания — это ведь другое. Я не буду мешать. Только взглянуть хочу.

— Безусловно, — Николя улыбнулся. — Теория и практика порой весьма различаются. И буду рад принимать юного коллегу, правда… если вам разрешат.

Пауза повисла в воздухе.

Ну да, репутация у Николя не та, которая в карьере поможет. Впрочем, он сам и заговорил, не дождавшись ответа:

— Мозг — структура с одной стороны крайне хрупкая, с другой — имеющая невероятный запас прочности. Он состоит из огромного количества клеток, каждая из которых связана со многими другими. И число этих связей стремиться к бесконечности. Так считал мой наставник. Он же и полагал, что именно благодаря этим связям, у мозга и имеются резервы.

Слушали его внимательно.

Даже я.

— До него считалось, что любые повреждения мозга необратимы. Специфика нервной ткани такова, что она слабо воспринимает нашу силу, да и реагирует на неё крайне нестандартно. Скажем, я могу подвигнуть организм зарастить раны, восстановить клетки кожи, мышцы. Ускорить срастание переломов. Остановить кровотечение или восстановить сосуды. Но когда речь заходит о мозге, это всё оказывается бесполезно. Мой наставник полагал, что каждый участок мозга за что-то отвечает. И потому при ранениях важно не столько то, как глубоко это повреждение, сколько то, какие участки задеты. К примеру, в его практике был человек, в которого стреляли. И пуля прошла через левый висок и вышла у правого глаза.[64]

Что-то мне даже слушать про такое было больно.

— Человек не только выжил, но и остался на службе, сделав при том неплохую карьеру. Известны случаи, когда выживали после удара саблей или шашкой, когда сносили часть головы. Когда человек падал на гвоздь и тот входил в мозг. Или вот, что удивительно, человек даже выжил после того, как железный лом пробил насквозь его голову.[65]

Орлов поёжился. А меня, честно говоря, замутило. Всё-таки целители — люди своеобразные. Жуть же рассказывает, но вдохновенно, отчего мурашки по спине бегут.

— В то же время известны и другие случаи, когда малейшее повреждение мозга, даже такое, которое оставляет череп целым, приводит к немедленной смерти, — продолжил Николя. — И между этими двумя крайностями есть огромное количество случаев. Где-то пациент после травмы головы утрачивал способность видеть…

Как я.

— … хотя глаза его оставались целыми. Где-то раны оборачивались глухотой, немотой или неспособностью говорить внятно. К счастью, сейчас наука продвинулась в этом направлении. Мой наставник сам составлял неврологическую карту, которая позволяла бы оценить возможные последствия травм или же, напротив, установить наличие этой травмы по косвенным признакам. Извините, я немного увлёкся. Так вот, ваш дядя, конечно, пострадал. И сильно. Однако он не умер. Более того, он сохранил нормальную подвижность тела. Зрение. Слух. Речь?

— Он… иногда говорит, но не понятно, что.

— То есть, способность произносить звуки. Савелий, я вижу твой вопрос, но это разные случаи. Пусть похожие, но разные. У Демидовых явное органическое поражение без вмешательства иной стороны. Надеюсь, эта информация…

— Не тайна, — отмахнулся Яр. — Значит… но тогда почему…

— Организм сам затягивает раны. Даже такие. И более того, стремится компенсировать утрату. Наставник пытался показать, что порой одни части мозга могут брать на себя роль других. Это медленный процесс, но возможный. Даже естественный.

А вот теперь Яр и дышал-то с опаской.

— К сожалению, у меня нет медицинской карты или каких-то записей, чтобы сравнить параметры. Да и ваш дядя пока не в том состоянии, чтобы проводить тесты.

— А потом?

— Потом… потом, думаю, мы побеседуем отдельно.

Яр кивнул.

— Но я о другом. Ваш дядя был ранен. Но рана затянулась. Организм стабилизировался. Достиг нового равновесия. Он не был полностью здоров, но и нельзя было сказать, что он болен. Не так, как при чахотке или опухоли. Это не состояние постоянной борьбы, изматывающее, истощающее. Да, шло какое-то восстановление, но весьма медленно и не требуя при том огромных сил. Наставник говорил, что для подобных больных важна не столько целительская сила, ибо восстанавливать уже нечего, но занятия. Простые, порой кажущиеся глупыми со стороны, тем не менее способствующие возникновению новых связей. Скажем, он сажал перебирать горох и фасоль. Или вот лепить. Рисовать. Писать, если человек способен оказывался удерживать в руках карандаш.

Слушали все.

— Следует добавить, что организм любого одарённого изначально крепче. И запас прочности его выше. Следовательно, сугубо теоретически, и восстановление проходило бы легче…

— Дар вернулся. К дяде.

Николя кивнул.

— Это косвенно подтверждает мои слова. И в то же время сам дар также способствовал бы нормализации.

— Тогда как… что она делала?

— Не совсем она. Хотя… — Николя поморщился. — Извините, но молчать о подобном я не стану. Это… это отвратительно. Не говоря уже о том, что напрочь незаконно.

— Об этом вам лучше переговорить с дядей. Он… позже обещал подъехать. Как эта штука… почему я ничего не ощущал? И никто?

— Во-первых, эта, как вы выразились, штука, могла работать не постоянно. И скорее всего так и было. Во-вторых, для поглощения чужой силы необходим контакт и довольно близкий.

Я вспомнил, что девица сидела у постели Демидова. Стало быть, знала об этой особенности.

— В-третьих, даже если бы её использовали на вас, то однократного применения вы бы и не заметили. Вы молоды. Здоровы. Возможно, ощутили бы усталость или вот слабость, лёгкое головокружение и это при том, что действовать пришлось бы долго.

Яр задумался, потом покачал головой:

— Ничего такого не было…

— Ну а в-четвертых, как я уже говорил, организм стремится защитить себя, даже когда вы того не осознаёте. Отнять силы у молодого, здорового и активного одарённого куда сложнее. Ваш дар закрыл бы поток и всё.

— А у дяди дар блокирован…

— Именно.

— И она находилась с ним постоянно.

Николя кивнул, но уточнил.

— Однако и при этом у физически крепкого человека силу забрать не так легко. Поэтому, полагаю, и использовались стимуляторы.

— И… и теперь…

— Теперь жизни вашего родича ничего не угрожает. Несколько дней я бы хотел понаблюдать за ним, но это скорее, чтобы убедиться, что восстановление идёт нормальным образом. Далее всё-таки рекомендовал бы рассмотреть иные варианты контроля. Постоянное ношение блокираторов и на здоровых людях дурно сказывается. Впрочем… думаю, и об этом я побеседую с вашим дядей.

— А он… он восстановится? Вы сказали, что процесс идёт. И что одарённые, они сильнее… и…

Тихий вздох заставил Яра осечься.

— Это не тот случай, когда можно что-то обещать, — Николя произнёс это, глядя в глаза. — И да, есть шансы, что вашему дяде станет лучше. Значительно лучше. Но… не стоит ждать, что он станет собою прежним.

— А… ваш наставник? Вы говорили, что он работал с такими людьми. Возможно, он смог бы…

— Полагаю, — Николя снял очки и принялся натирать их. — Он действительно мог бы помочь. Во всяком случае, он в этом понимал куда больше меня, но…

— Но? — этот вопрос задал я.

— Он погиб.

— Давно? — вопрос заставил Николя поморщиться. И наверное, с моей стороны некрасиво вот так…

— Почти два года как. И Савелий, неужели ты думаешь, что, будь он жив, я не обратился бы за помощью?

Стало стыдно.

Впрочем, ненадолго.