Гуляние в городском саду, по набережной и по улицам ученикам разрешается: летом до 10 часов, а в учебное время до 7 часов вечера, причем строго воспрещается хождение во всех этих местах гурьбой и вообще более, чем по два в ряд.
— Кстати, в субботу всё в силе, — Демидов отвлёк меня от дурных размышлений о том, не подбросить ли Каравайцеву записку о том, что я всё знаю.
— Прости? — я моргнул, тихо радуясь, что вовремя отвлекли.
Нет, с дурью надо что-то делать.
Это от безделья всё. Точнее от затянувшегося этого ожидания с одной стороны, снижения физической нагрузки с другой и увеличения нагрузки умственного плана, которой мой и Савкин мозг всячески сопротивлялся.
Я и в комнату-то пришёл о латыни проконсультироваться, потому как Серега что-то там чертил на пару с Елизаром, то ли машину строили, то ли артефакт. В общем, не до нас им было. Метелька в латыни понимал ещё меньше моего, а вот Орлов с компанией помочь могли.
— В прошлую субботу не получилось собраться, — пояснил Демидов, — но отец сказал, что будет рад, если вы наведаетесь в эту.
— А…
— Или ты собирался тут остаться?
— Не знаю, — я растерялся. — Не думал. Точнее… а так можно?
— Можно, — Орлов держал учебник по математике, но почему-то вверх ногами. При этом вполне искренне пытаясь прочесть, что же там написано. Для этого он наклонял голову и шевелил губами. — Если разрешение подпишут.
— Кто?
— Так, дежурный преподаватель. Тут же не тюрьма! — Орлов всё-таки перевернул книгу. — И не женская гимназия.
— А что, в женских иначе?
— В женских и военных. И в некоторых других, — Шувалов сидел за столом, что-то выводя в чёрной, зловещего вида тетради. С виду самое оно излагать коварные планы по завоеванию мира. Но, когда Тьма заглянула — интересно же — увидела лишь рисунок носатой девицы. И то Шувалов поспешил прикрыть его рукой и глянул с укоризною.
Мол, нехорошо.
Нехорошо.
Признаю. Но интересно.
— Ага. В женских и похуже, чем в военных будет. Отец вот тоже думал Тоньку с Тишкой отдать в Смольный. Ну, точнее мама хотела, а он не был против. Сперва. А там заявили, мол, подписывайте бумагу, что вы до конца учёбы их не заберёте и не станете в учение вмешиваться, он и передумал[57], — подтвердил Орлов. — Там же ж реально все за забором сидят и ни-ни. Матушка сперва обижалась очень, ей хотелось, чтоб воспитание, образование, чтоб во фрейлины пошли. А потом послушала, чего говорят…
— И чего? — уточнил я, исключительно, чтоб к латыни не возвращаться.
— Ничего хорошего, — отрезал Шувалов, закрывая тетрадку, чтобы убрать её под подушку. — Отец говорит, что подобное воспитание калечит. У меня матушка — смолянка. Она об учёбе не любит вспоминать. И… в общем, отец когда-то её украл.
Вот-вот.
Выходит, не зря я за серебряные ложечки беспокоился. Эта рожа некромантская целую девицу спёрла.
— Ты не рассказывал! — Орлов оживился, явно чувствуя интересную историю.
Всяко более интересную, чем домашняя работа по математике, которая и в перевёрнутом виде интересней не стала.
— Так повода не было, — пожал плечами Шувалов. — К тому же та история сильно по репутации рода ударила. Матушку в Смольный лично государыня устроила, матушка Его Величества. Она очень добрая женщина. И сиротам помогала. А матушка как раз сирота. Вот государыня и побеспокоилась.
А от беспокойства устроила в этот институт строгого режима. Нет, я понимаю, что по местным меркам заведение выдающееся, но это ж дичь, если подумать.
— Навещала её часто. И позволяла сопровождать себя. Учениц на самом деле вывозят. Старших, во всяком случае. Есть балы. Есть театральные представления, те же моралитэ. Иногда — обеды или вот иные мероприятия, которые позволительны. Да, наставницы сопровождают девушек и следят за ними весьма строго.[58]
Но в тот раз, полагаю, не уследили.
— Во время этих выходов девушкам подыскивают подходящие партии. На тех же балах часто присутствуют ученики Пажеского корпуса. Или выпускники, молодые офицеры. А порой государыня сама вмешивается, помогая. Она подобрала матушке жениха. А отец… Шуваловы в то время пытались наладить связи. И у него получилось попасть на такой вот бал. Он увидел матушку и влюбился.
Ага.
Взял и поверил.
— Он обратился к своему отцу, моему деду. Тот к государыне, но договор о помолвке был заключён. И она не желала нарушать данное слово. Это выглядело бы некрасиво. Отцу было предложено выбрать другую невесту.
— Но твой отец не послушал, — сделал я закономерный вывод.
— Мягко говоря…
— Погоди! Я же слышал ту историю! Точно! Кто-то проник в Смольный и прямо оттуда… мне батя рассказывал! — Орлов подпрыгнул. — Эта ж была его невеста!
Охренеть, Санта-Барбара.
— Он ему морду набил? — Метелька, до того сидевший в уголке с книгою и водивший пальцем по строкам, отвлёкся.
— Благородные люди, Козьма, морды не бьют! — степенно ответил Демидов. — Они друг в дружку шпагами тычут. Дуэль называется. Была?
— Была. Для приличия. Там на самом деле отец этого брака тоже не хотел, он маму уже заметил. Вернее, он её с малых лет знал, её семья по соседству жила. Она сама из помещичьих, род крепкий, но не сильно древний. Только отцу всё равно. Он бы и женился, а тут вот государыня решила, что партия хорошая. Дед, конечно, не отказал. Не принято. Вот и получилось. А тут такое дело… короче, он как узнал, так прямо и полетел к Шуваловым, чтоб, значит, прям в лицо возмущение выказать.
— С бутылкой коньяка.
— Это был коньяк возмущения! Между прочим, тридцатилетней выдержки в бочках из коры кромешного дуба! — заявил Орлов. — А дуэль состоялась. Иначе просто бы не поняли. Такое оскорбление можно смыть только кровью. Вот они и встретились на следующий день в дворянском собрании и, нанеся уколы друг другу, разошлись и объявили о мире.
— Но от двора Шуваловых отставили надолго. Пару лет только, как вернуться, — завершил Дмитрий и на тетрадочку покосился.
— Кого красть станем? — Орлов тоже взгляд заметил, но сделал вид, что ничего-то этакого не происходит.
— Никого не будем!
— Да ладно, Дим. Если чего, говори. Вместе оно сподручней…
Я представил, как мы всей толпой незаметно крадёмся к стенам Смольного института, чтобы выкрасть там неизвестную носатую девицу. Ну его… это ж совсем дичь!
— Мне ещё рано жениться, — твёрдо ответил Шувалов. — Кроме того, сейчас у рода иные возможности. И поэтому… возможно… никого красть не придётся. Договоримся так.
— Так — не интересно. Яр? А твою мать как сосватали?
— Обыкновенно. Она из майри. Это местный народ. Раньше они совсем уж наособицу держались, но теперь вроде и освоились. Торговать стали. Они лес чуют, зверя добывают. Шкуры выделывают и хитро так, что мех становится мягким, пухким, а шкура — крепкою. Умеют и шить, и стричь, иное вот… ещё дед поставил менные лавки. Им, стало быть, хлеб, соль. Ножи железные. Всякие иные штуки.
— Водку, — буркнул я, потому что вспомнилось вдруг.
— Не, — Яр помотал головой. — Майри злую воду не жалуют. Они говорят, что та разум отбирает. И что человек от неё глохнет. А коль глохнет, то какой охотник? Вот… ну я к другому. Торговали давно, а тут приходят и кланяются, мол, завёлся в лесу медведь-акут.
— Чего?
— Того. Людоед, значит. Точнее… тут сложно перевести. Если дословно, то медведь, который раскопал могилу шамана и съел его мясо, и злой дух поселился в тело зверя. Вот… в общем, стал зверь приходить и убивать людей. Майри сперва хотели сами его убить, но шаман запретил. Сказал, что злой дух со зверя может в человека попасть и тогда совсем плохо станет. Он и велел идти к нам. Мы другие. Мы с их точки зрения слепы и глухи, леса не слышим, духов не видим. И потому дух в наше тело не поселится.
— И вы согласились?
— Такой зверь — для всех проблема. Ладно, майри, но он же и к нашим деревням рано или поздно вышел бы. Да и были у отца сомнения, что зверь простой. Слишком много всего там было непонятного. Он и взял дядьку моего, ещё людей, ну и пошли к майри. Вот…
— Убили?
— Ага. Зверь и вправду оказался непростым. Не знаю, был ли там дух шамана, но вот тварь внутри обжилась. И такая… в общем, нелегко пришлось, — Демидов поскреб шею. — Ну зато майри пришли к выводу, что отец — великий воин. Поднесли ему шапку из куньих хвостов, с самоцветами, ковёр шерсти и трёх девиц.
— В подарок? — глаза Орлова заблестели, он явно прикидывал, не стоит ли отправиться туда, на Урал, на охоту.
— В знак уважения. И на время. Точнее как это… там обычай такой. Старый. Если в гости заглядывает кто-то особенный, то к нему отправляют самых красивых женщин. Вдруг да повезет и останется ребенок. Тогда и женщине хорошо, её точно замуж возьмут, а то и выбрать сможет, за кого идти, и ребенку.
Слушают все.
— А отец мать мою себе насовсем забрал. Это было неправильно. Все думали, что он вернёт.
— А он не вернул.
— Да. А когда майри пришли опять, уже за матушкой, то сказал, что готов заплатить за невесту. У них там принято так. И заплатил. Поднёс её отцу дюжину ножей хороших, пару мешков соли, зерно и муку, сёстрам — иголок железных, ниток всяких-разных и тканей ещё с украшениями. Ну а деду, который над майри стоял, три ружья с припасом.
— И как?
— До сих пор никто большего выкупа не дал.
— То есть ты наполовину…
— Майри, — спокойно ответил Демидов и, поглядев в глаза Орлову, поинтересовался. — Будешь теперь считать меня дикарём, сиятельство⁈
— А то! — Орлов осклабился. — Сам подумай, кем тебя считать, ежели ты здоровый, непочтительный и в высокой кухне не разбираешь! Лапками лягушачьими брезгуешь! Как есть дикарь…
Демидов фыркнул и… как почудилось, выдохнул.
С облегчением.
Надо думать, что и на родине его не все поняли этакий выверт. Ладно, бы просто в любовницах держал дикарку, так нет же, в законные жёны.
— Майри не только лес, но и землю чуют.
— То есть, твоя способность слышать, от них? — Шувалов уловил главное.
— Не совсем, чтобы только от них. Мои предки… в общем, про них шепчутся, знаю, что, мол, мы с подгорными великанами роднились, поэтому вот… — он хлопнул себя по бокам. — И в этом есть кое-что от правды. Ну, не в том смысле, что подгорные великаны существуют. Вот… когда земли начали осваивать, то переселялись на них большею частью мужчины. Дорога дальняя, места дикие. Кто ж туда жену потащит? Вот… а когда пара сотен мужиков в одном месте, то… ну, это тоже нехорошо. Тогда-то и стали местных брать, стало быть.[59] А от них уже и дети пошли. Так что, честно говоря, я сам не знаю, кто там в роду был, великаны там, майри или ещё кто… раньше много народу жило.
— И куда подевались?
— Кто-то ушёл, кто-то исчез, кто-то вон сроднился, теперь и не отличить. Но кровь сказывается. Пришлым у нас тяжко. Первый год все-то маются, потом кто-то приспосабливается, а кто-то бежит, не важно куда, лишь бы дальше… — Демидов развёл руками. — С другой стороны, мне тут вот… не особо. Сейчас-то терпимо уже, пообвыкся. А сразу как приехал… шум, гам, люди… тяжко.
— То-то у тебя характер был скверным, — Орлов погладил учебник и приложил его ко лбу, наверно, надеясь, что знания как-то сами в голову и перетект.
— Можно подумать, у тебя лучше.
— У меня характер идеальный! Воистину аристократическая сдержанность и воспитание…
— Прошли мимо тебя, — поддел Шувалов и, глянув на меня, сказал. — Ваша очередь.
Наша? Стало быть, этот разговор он затеял не просто так? Хотя… случай подвернулся, он и затеял. Не стоит недооценивать чужое любопытство. Как и его переоценивать.
— Да… чего тут, — Метелька почесал уголком учебника лоб. — На деревне просто всё. Бабка, которая отца моего мать, поспрашивала, про кого из девок чего говорят. Потом походила по дворам, поглядела. Искала, чтоб тихая да работящая. А как мамку нашла, то и заслала сватов. Там-то не стали носы воротить, скоренько сговорились. У мамки сестёр было ажно шестеро. Тогда. Потом-то одна почти сразу после свадьбы помёрла. Воды ледяной попила и всё, в три дня того…
Воцарилось молчание.
— Другую продали в город, учиться, но там потом письмо пришло, что она тоже померла. Ещё одна в соседнее село замуж вышла. Вот… ну а мамка уехала в дом отца. Жила… и всё. Потом мор начался и вообще все померли.
Молчание стало тяжёлым. Но сказать что-то да надо.
— А на меня даже не смотрите. Я вообще мало что о той жизни помню, — я криво усмехнулся.
— Как так?
— Ну… меня побили. И пробили голову. Началась горячка. В общем, болел я долго. Мама дом продала, чтоб меня вытянуть. Вытянула, как видите. Но сама слегла и умерла. Отец вроде как тоже умер. И дед умер. И вообще, там почти все умерли…
Кажется, всё-таки я лишнего сказал. Вон, Демидов взгляд отвёл. И Орлов смутился. А Шувалов осторожно так кивнул. Менее впечатлительный? Или просто знает чуть больше остальных?
— На самом деле всё не так печально, как оно звучит, — сказал я, глядя прямо в глаза. — В общем, её душа ушла туда, где ей хорошо.
Надеюсь.
И Савке тоже. И пусть в будущей жизни они найдут друг друга. И будут счастливы. Верю, что она позаботится.
— Извини, — тихо произнёс Шувалов и всё-таки отвернулся.