Предлагаю особе, имеющей не менее 75 000 рублей приданного, вступить со мной в брак. Больше всего ценю взаимную свободу личности. Национальность, возраст и прочее — безразлично. Мне 23 года, студент, юрист, дворянин. Высокого роста, обладаю железным здоровьем и силой, недурён [22]
— На самом деле теория прорывов сложна… точнее теории, поскольку по сей день нет ни одной, которая бы могла бы однозначно и непротиворечиво объяснить, при каких условиях они возникают, — Шувалов проводил взглядом горбатую спину Призрака. Они с Тьмой двинулись по спирали, закладывая витки в противоположных направлениях, постепенно расширяясь. Здесь поводок наш был едва ощутим, и надеюсь, его хватит, чтобы обнаружить след.
— К примеру, очевидно, что чем больше людей собирается в одном месте, тем выше вероятность и прорыва. А если в данном месте используется техника или артефакты, вероятность возрастает в разы. Но тогда почему прорывы открываются и в совершенно глухих местах? А ведь их довольно много. Хутора, отдалённые деревушки, известен даже случай, когда прорыв открылся в келье монаха-затворника. А келья эта находилась на острове посреди реки. И с другими людьми монах встречался хорошо, если раз в неделю.
Мы стоим.
Просто вот стоим посреди степи и Шувалов-старший, пользуясь случаем, щедро делится мудростью.
— Иконы и молитвы по общепризнанному мнению предотвращают прорывы и защищают от тварей, но… в позапрошлом году прорыв случился в селе Бизляково, близ Новгорода. Прямо во время службы. К счастью, служба была не праздничной, а батюшка оказался опытным, вывел людей. И таких моментов много.
Тимоха, кстати, сел, ноги скрестил и перебирает травинки. Буча спрыгнула-таки с его плеча и нырнула в траву. Спустя мгновенье раздался писк и она вернулась, неся в пасти вяло трепыхающуюся тварюшку, которую и попыталась засунуть братцу в рот.
А когда тот отказался, возмущённо застрекотала.
— Я слышал, что у старых родов тени отличаются, но… чтобы настолько, — Шувалов покачал головой. — И ещё раз прошу меня простить. Я действительно полагал, что моё предложение будет выгодно не только Шуваловым. Наш род состоятелен. Известен. Силён. И когда я увидел вас, Татьяна…
— Ивановна, — сухо подчеркнула сестрица.
— Ивановна, — Шувалов принял правила игры. — Я подумал, что такое сокровище недолго останется ничьим. И с моей стороны было грешно не воспользоваться ситуацией, тем паче, что вы, Николай Степанович, сами видели, с какой необычайной лёгкостью Татьяна Ивановна поглотила избыток моей силы. А я уж, признаться, испугался, что не миновать беды.
— Это Птаха.
— Которая является частью вас, — спокойно парировал Шувалов. — Поверьте, у меня и в мыслях не было причинить вам вред.
— Только забрать из дому силой.
— Ну что вы. Разве это была сила. Так, небольшое давление. Силой — это когда к дверям присылают гвардию.
— Здесь и для гвардии места хватит, — буркнул я так, на всякий случай, и тоже сел. А чего торчать? Когда ещё тени вернутся, и потом придётся чесать по этому вот полю неизвестно сколько.
— Не сомневаюсь. Хочу, чтобы вы поняли… скажем так… в столице иные условия игры. И да, я позволил себе быть резким, но… Шуваловы по меньшей мере играют честно.
— А нечестно — это как? — поинтересовался я.
— Это… это, молодой человек, скажем… когда вдруг перспективный юноша, показавший немалые таланты, попадает вдруг за игровой стол и проигрывается. И долг его столь велик, что для семьи практически неподъёмен. И он уже готов стреляться, дабы кровью смыть позор.
Идиотизм. Но все слушают внимательно.
— Но в последнее мгновенье ему говорят, что некий друг, весьма впечатлённый историей, проникся небывалым сочувствием. И выкупил долговые расписки. А потому молодому человеку следует отблагодарить друга, оказав ему услугу… или вовсе признать того покровителем и господином. Тогда и дружба станет крепче, и жизнь спокойней.
— Ну да… жизнь на цепи, она всегда в чём-то спокойней.
— Вы как-то совсем уж мрачно на мир смотрите. Никто не станет сажать перспективного дарника на цепь. Буквально. Да и фигурально… напротив. Умные люди понимают, что добиться чего-то силой можно, но в очень узких рамках. А потому в новой семье его примут весьма тепло. Дадут работу. Подберут подходящую жену.
И ведь разумно говорит. Кадры, это ещё тот больной вопрос.
— А если этот юноша к азартным играм равнодушен? — я прищурился, но теней в траве не видать.
— Похвально, — Шувалов позволил себе улыбнуться. — Тогда он окажется неравнодушен к женской красоте. Скажем, лет десять тому произошла до крайности неприятная история, упоминать о которой вслух не принято. У Государя есть брат. А у того — сын. Его считали благородным юношей, достойным имени Романовых. Но случилось ему встретиться с некой особой, которая сумела завладеть не только сердцем, но и разумом. И в результате этот юноша, потеряв голову от страсти, совершил преступление.
— Точно! — Орлов плюхнулся рядом со мной. — Я слышал! Он вытащил камни из иконы и отнёс их в ломбард!
— Не просто из иконы. Он вытащил драгоценные камни из венчальной иконы матери[23], — строго произнёс Шувалов.
— Я тоже присяду, — Демидов опустился рядом. — А то стою верстовым столбом…
— Дмитрий, и тебе стоит отдохнуть, — то ли предложил, то ли разрешил Шувалов-старший. Он сам сел и, сняв пиджак, бросил его на траву.
— Татьяна Ивановна, прошу.
— Я…
— Поберегите силы.
— Татьяна, я и сам могу… — Николай Степанович принялся стягивать пиджак. Вот ведь, сейчас самое место манерами мериться.
— Методов много. Я вот слышал о побеге некой девицы из дому, которую вернули чудом… но после чего семья Кулибиных встала под руку Тереховских. Используют и банковские займы под верное дело, которое прогорает из-за нарушенных контрактов, и человек оставался с долгами и штрафами. А контракты нарушаются, потому что ни с того, ни с сего горят мастерские или вот поставщики затягивают вдруг с привозом чего-то нужного, или поставляют вовсе не то… и можно, конечно, судиться, доказывать правоту. Но на деле это требует сил и денег.
— То есть, хотите сказать, что нас всё равно приберут к рукам? — уточнил я.
Буча вернулась с каким-то цветком, похожим на треклятую лилию, только вот лепестки были мясистыми и мутновато-серыми. А ещё шевелились.
— Хочу сказать, что одарённые — это, сколь бы ни цинично звучало, ресурс. И довольно ценный. А ценный ресурс кому-то должен принадлежать.
Логично.
Главное, я прекрасно понимаю Шувалова. На него и злиться-то не выходит.
— То есть вы решили, что вам?
— Не мне лично, но роду Шуваловых, — хоть не отнекивается. — Даже странно, что Орловы не успели влезть.
— Не, — Никита вовсе растянулся на траве. — Папа сказал, что не с каждого медведя шкуру снять можно. И вовсе… Орловым и так неплохо. Мы дружить будем.
Шувалов закатил глаза, показывая, сколь он верит в перспективы дружбы.
— Вас всё равно не оставят в покое, — заметил он. — Даже если я и Дмитрий промолчим…
— А промолчите?
— Скажем так… наш род издревле вынужден был учиться оценивать обстановку. Вопрос выживания. И ещё мой отец говорил, что чутьё не раз спасало Шуваловых. Сегодня я позволил себе не прислушаться к нему. И вот… — он развёл руками. — Тем паче мы с вами, как выяснилось, одного корня. А один старый род не может стоять над другим.
И клянусь, сказано это было серьёзно.
— Потому я бы предложил союз. Сотрудничество. Дружбу, — последнее слово он выдавил, как-то, видать, не заладилось у него с дружбой. — Возможно, со стороны это будет выглядеть… обозначенным интересом. Но ни к чему вас не обяжет. Скорее отпугнёт иных желающих. Некоторых.
— А они будут?
— Будут, несомненно. Ни для кого не секрет, что интересные результаты ежегодного тестирования можно продать и с выгодой. Да, с крепкими родами такую штуку проворачивать побоятся.
Ага. Взял и поверил.
— Более того, многие запрещают школам и университетам проводить изыскания.
— А… так можно было?
— Конечно. Приносите записку от главы вашего рода, что он против.
Издевается, скотина.
— Правда, не всякую записку примут. К кому-то прислушаются, а кому-то и откажут, сославшись на внутренние правила школы и обязательность прохождения процедуры.
Понятно. И тут выбирают, с кем и как дружить. Что тоже вполне логично.
— Как правило, школам достаётся право изучать дар мелкого дворянства или вот… отдельных талантов. Как раз такие таланты и вызывают интерес. У каждого в этой системе есть свои… покупатели. Конечно, чаще речь идёт уже о студентах, но перспективного ученика, тем паче если считается он безродным, не оставят без внимания.
Не хватало!
А вот об этом меня как-то и не предупредили. Забыли? Выпустили из виду?
— И поэтому вы пытались запугать мою сестру?
— Не запугать. Что вы… так, проявить некоторую настойчивость. Сильный человек не поддастся.
— А слабый?
— А слабому лучше найти себе сильного покровителя.
Откровенно.
И настолько, что даже и возразить нечего. Да и не хочется, потому что прав он. Тут вам не там. Хотя и в моём мире слабых сжирали сильные. Пусть дело и не о людях, а о компаниях, но разница невелика.
Может, я бы возразил или даже поспорил, но почувствовал, как Тьма дёргает поводок.
— Есть, — я вскочил на ноги. — Что-то есть… и не так далеко. Если напрямик…
— Отлично, — Шувалова не пришлось уговаривать. Он и Татьяне руку протянул. И вот что-то подсказывало, что эта его любезность — лишь смена стратегии. О дружбе у Шувалова представления весьма своеобразные. Татьяна тоже поняла всё правильно и встала, опираясь на ладонь Николя. А подняв пиджак, протянула его Шувалову.
— Благодарю.
Мы с Тьмой принюхивались. Это… это как бриз с моря в жаркую погоду, лёгкий, едва уловимый ветерок, который касается раскалённой кожи, обещая облегчение. И хочется тянуться за ним, и Тьма готова, но сдерживается, хотя ей и тяжко.
Надеюсь, это именно то, что мы искали.
— Нам туда… я вперёд пойду. Метелька, давай рядом. Тань, присмотришь за Тимохой…
Призрака я отзову, пусть лучше вокруг снуёт, приглядывает, чтобы ещё какая тварь не сунулась.
— Никит, Яр… Дима…
— Замыкающими, — спокойно продолжил Шувалов. — Я пойду в арьергарде.
— Ага… — Орлов встал. — Только это… я ни фигища не вижу. Ты говорил, что тут туман, но чтоб прямо такой… вообще ни зги! Яр?
— Согласен. У нас как от болота бывает, особенно по осени, тогда тоже вон белое всё и не видать, но этот ещё плотнее.
— Дим?
— Трава. Слева. Справа. Везде трава. И небо, — сухо и кратко описал Шувалов-младший, кажется, в присутствии отца не желавший лишний раз рот раскрывать.
— А ты уже бывал тут? — поинтересовался Орлов.
— Нет.
— Мне, как и вашему отцу, представлялось, что Дмитрий слишком юн. Да и… для вас это место чуждо, вам наверняка неуютно.
— Ещё бы. Когда ничего не видать, то оно страсть до чего неуютно! — подтвердил Орлов.
— Вот… а вот для тех, кто обладает сродственным даром оно наоборот, напитано силой. Но эту проблему мы решим. Позвольте какую-нибудь вашу вещь? Лучше, если не металлическую. Хорошо бы костяную, но вряд ли вы носите…
— Пойдёт? — Орлов вытащил из кармана нечто мелкое и мохнатое, точнее когда-то мохнатое, но теперь слегка облезшее.
— Чудесно? Кроличья лапка?
— Ну… на удачу, — Орлов смутился.
— Не сомневаюсь. В учёбе удача весьма важна…
Шли мы неспешно, будто по парку, а я не мог отделаться от мысли, что в любой момент это везение может закончится.
— А у вас, Ярослав?
— Пойдёт? — Демидов вытащил из-под гимнастёрки веревочку, на которой висел коготь. — Медвежий. С моего первого медведя… тоже на удачу…
— И руны на нём для неё же? Нет, подобные вещи лучше не использовать. И в чужие руки не давайте.
— Бабушка так же говорила.
— Разумная женщина.
— Во! Пуговица! — Демидов сунул руку в карман. — Костяная вроде… нашёл по дороге, а пуговицу найти — это к счастью.
— В вашем случае определенно. Будьте добры, подержите… — Шувалов протянул Яру трость, а сам зажал в одном кулаке кроличью лапку, а в другом — пуговицу. Я ощутил движение силы, короткие вспышки её, но и только. — Прошу. Плетение, конечно, на скорую руку, продержится недолго, но за час ручаюсь. Надеюсь, хватит…
— О! — Орлов стиснул лапку в руке. — Точно! Трава…
— Сав? — Метелька покосился на Шувалова.
— Извини. Я так не умею.
— Погодите, — Шувалов пошарил по карманам. — Точно помню… да, вот. Коготь ворона. И перо есть. Прямо по заказу. Николай Степанович? Вам ведь тоже?
— Буду благодарен, — сухо и строго ответил Николя.
— А откуда у вас коготь ворона? — Орлов подпрыгивал, стараясь в прыжке разглядеть побольше.
— Тоже нашёл…
— На удачу? — не удержался я.
— Да нет. Скорее в запас. В работе хорошего артефактора многое может пригодиться. А красивый коготь ворона не так просто и найти. С перьями полегче, но в лавках постоянно пытаются то грачиные подсунуть, то вороньи. Посему постарайтесь не потерять.
— И там трава! И там! — Орлов крутился и тыкал пальцами в стороны.
— Угу! — радостно отвечал ему Тимоха.
Я лишь покачал головой.
Трава.
И тени в ней. Пока мелкие, юркие, которые заставляли Бучу выгибать спину и шипеть, выражая недовольство, но охотиться она не рисковала. А вот Призрак пару поймал. Но это ерунда… а вот там, в вышине, скользили другие. И ещё недавно их не было.
— Стоит прибавить шагу, — я глянул на небо. — Твари собираются.
— Согласен.
— А вы… ваша сила тут работает?
— Работает. Но из некромантов не самые лучшие охотники получаются. Мы скорее с материей работаем. Свойства вот ощущаем и прочее. Кладбище, если встретим, упокоить смогу. Или поднять. В зависимости от того, что в данный момент нужно… и да, продолжая беседу, — Шувалов трость отобрал и ткнул в спину Орлова, который нагнулся и что-то там пытался разглядеть в траве. — Этот мир насыщен энергией, которая способна усилить дар…
Димка тихонько застонал от этакой перспективы.
— … именно поэтому мы стараемся воздерживаться от посещений.
— И что теперь? Мне придётся уйти из гимназии? Уехать домой? — он явно совсем пал духом, если решился спросить.
— Боюсь… нет. Двигаемся, молодые люди… не отвлекаемся, если не хотим стать кормом для тварей. Не стоит обманываться окружающим спокойствием.
Прав.
Раз-два-три-четыре-пять… твари в небе выписывали круги, постепенно снижаясь.
— У меня была мысль увезти тебя в поместье, но… — Шувалов поморщился. — Видимо, эта дрянь влияет на мышление куда серьёзней, чем мне представлялось. Извините, Николай Степанович, как-то выпустил из виду ваш совет… а здесь воздух иной. Дышится… хорошо дышится.
Ну хоть кому-то хорошо.
Как по мне воздух сделался тяжёлым, густым и влажным. Такое обычно перед грозою бывает, но мне не хотелось и думать о грозах здешнего мира.
— И теперь я ясно осознаю, что, даже убрав Дмитрия из города, я бы не защитил его… скорее наоборот. Вы ведь изучали и этих… молодых людей?
А ведь шагает себе, треплется и даже не запыхался.
Зар-р-раза! Нет, я тоже держусь, но вот так, чтобы почти рысью идти и болтать, считай, не затыкаясь ни на секунду, это… это надо и здоровье иметь, и выносливость.
— Они снижаются, отец, — Дмитрий глядел на небо.
Лучше бы под ноги, потому что трава тут росла кочками, между которыми и ямины встречались. В общем, далеко не газон.
— Само собой. Поэтому и идём… далеко ещё?
Тьма вела по следу. Запах нашего мира манил её, и теперь я ощущал его яснее. Столь же по-летнему прохладный, но разбавленный толикой дымных ароматов и тем же металлом.
— Запах сильнее, но как далеко… не знаю.
Надеюсь близко.
Где-то там, вдалеке, громыхнуло, и белесое небо распорола молния, тоже белая. Вспышка её на мгновенье ослепила, и не только нас. Тени бросились врассыпную, и только протяжный возмущённый вопль донёсся с небес.
— Бегом… Татьяна Ивановна?
— О себе беспокойтесь, — моя сестрица не собиралась его прощать. Но на бег перешла. И знаю, что продержится. Она вообще у меня сильная.
А вот Николя здоровым образом жизни явно не злоупотреблял.
Нет, он пытался поддерживать темп, но дышал громко и сипло. А значит, надолго его не хватит.
— Вперёд, — я мысленно подтолкнул Тьму. — Ищи.
Надо и вправду понять, где выход. Если это вообще выход. И Тьма послушно скользнула вперёд. Травы, травы… трава стала выше и жёстче. Я ощущал, как плотные стебли скребутся о шкуру Тьмы, как хрустят, подламываясь, под её тяжестью.
Первая пролысина. И сухое искорёженное дерево. Дальше — второе, закрученное штопором, чтобы выкинуть пару ветвей в пустое небо. В то самое, которое стремительно наполнялось тучами и тенями. И вторые прятались среди первых, становясь почти неразличимыми.
— Вверх, — это уже Призраку. И тот с радостью расправляет крылья, отталкивается от земли. Он описывает круг над нами, и это зрелище заставляет Орлова задрать голову.
— Не зевать! — Шувалов-старший успевает подхватить за шиворот Никиту, который, споткнувшись, начинает падать в траву. — Вперёд…
Деревьев больше. А трава сменяется мхом. Но бежать не легче. Мох ноздреватый, хрупкий и ломкий. Ноги в него проваливаются, порой так, что выдёргивать приходится с усилием. И даже Шувалов-старший, наконец, затыкается.
Справедливости ради, я видел, что он мог бы двигаться куда быстрее.
Но нет. Он подстроился под темп Николя.
И Татьяны. И успевал подгонять гимназистов, причём как-то… не обидно, что ли.
— Шаг, — он и отдал команду, когда мы добрались до деревьев. — Не останавливаемся, но и не бежим. Выравниваем дыхание. Надо сохранять силы.
Тьма была впереди. С ней я видел, что этот уродливый, словно выпитый кем-то лес, невелик. Он протягивается куда-то туда, на запад, где и расширяется. А мы задеваем его по краюшку. Нам дальше. Туда, где мох снова сменяется травой, но низкой, какой-то неприятной даже с виду. И вместе с нею начинается подъем.
Вижу камни.
Они вырастают из земли, тоже какие-то напрочь неправильные. Я даже сперва не понимаю, в чём неправильность. А потом…
— Там… за лесом… гора. Подъём.
И ступени из отёсанных камней, потому что душу готов на кон поставить, что это ни хрена ни природное явление. И пройти по ним придётся, потому что теперь и я ощущаю близость прорыва. Там… где-то там. Очень и очень близко. Но настолько ли, чтобы успеть до грозы?