…рабочему предоставляется требовать расторжения договора вследствие побоев, тяжких оскорблений и вообще дурного обращения со стороны хозяина, его семейства или лиц, коим вверен надзор за рабочими… [35]
— … и в госпиталь он приходил именно затем, чтобы своими глазами всё увидеть. Охрану там, наблюдение. Оценить обстановку. И понял, что как раньше, когда можно было просто подойти, уже не выйдет. Вот и устроил отвлекающий манёвр.
Слушали меня превнимательно.
— А это дело такое… госпиталь же. Больные, раненые. И посетители. И люду там полно было. Вся охрана и бросилась помогать. Спасать, значит. Они же моментом воспользовались, чтобы боевую группу запустить. И если бы Слышнев не… в общем, могли и положить так-то. Кто ж знал, что он такой вот.
Сиятельный и благословенный. Но вслух это не произносят.
— Так что, прорывы они устраивать умеют, — завершил я. — Как я понял, там сочетание артефакта и добровольной жертвы. Вот.
Нет, рассказал я не всё.
Про фабрику.
Про больницу.
Про поместье Громовское, папеньку своего и лабораторию не стал. Её скорее показывать надо, чем рассказывать. А прежде чем показывать, порядок навести, потому что не всё там показывать можно. Даже детям. Мало ли, что эти дети запомнят и кому расскажут. Так что как-нибудь потом.
Позже.
Если тут всё нормально пойдёт.
— Николя нас ещё после фабрики лечил. А Татьяне тоже помощь нужна была. Она сильно руки обожгла, сейчас вот почти незаметно, и шрамов не останется, тогда же… кстати, — я хлопнул себя по лбу. — Извини, Дим, совсем из головы вылетело с этой суетой. Вот.
Извинялся я, к слову, совершенно искренне.
Письмо за пазухой слегка помялось, а запах духов повыветрился. Но в остальном, вроде, вполне целое.
— Это твоему кузену передать просили.
— От невесты? — Орлов потянул руку к квадратному конвертику, за что по этой руке и получил от Шувалова.
— От неё. Сам понимаешь, что там — понятия не имею. Но на словах если, то она жива и уже почти здорова.
— Уже? — Орлов уцепился за нужную мысль, и на конвертик коситься не перестал.
— Уже, — подтвердил я. — Там… своя история.
Шувалов бережно разгладил конверт, прежде чем убрать под гимнастёрку.
— Спасибо, — произнёс он. — Герман сильно переживает. И… что бы там ни было написано, мы рады, что с девушкой всё в порядке. Но…
Он замялся, однако всё же решился спросить:
— И если он решит написать ответ, могу ли я рассчитывать…
— Передам. Пока — точно.
Всё одно Одоецкая в госпитале торчит, взявши на себя заботу об остальных девицах, которым, как выяснилось, идти совершенно некуда. Да и Карп Евстратович, пометавшись с идеями, пришёл к выводу, что госпиталь — самое для болезных подходящее место. И под рукой свидетели, если вдруг нужда возникнет, и глаза никому не мозолят. Одоецкая загорелась их выучить, пусть не на целителей, но хорошие сёстры милосердия тоже миру нужны.
Почётная профессия. Достойная.
А если лицензию получить, то и вполне себе денежная. Так что всё потихоньку складывалось. Единственно, что эта вот активность Одоецкой сильно мою сестрицу нервировала, потому как колечко колечком, а ревность ревностью. Так что пускай с бывшим женихом переписываются.
Глядишь, и допишутся до чего-нибудь толкового.
Побуду голубем любви или как оно.
— А ты знаешь, где она? — Орлов умел делать выводы.
— Знаю, но… — я не стал отрицать. — Это всё тоже часть большой истории.
В которую я их бессовестно втягиваю. Ладно, совестно. Немного. Но перетерплю как-нибудь, потому что не факт, что их отъезд на что-то да повлияет. А союзники нужны. И дело даже не в мальчишках, а в тех, кто за ними стоит. И тех, кто может поддержать, меня ли, Карпа ли Евстратовича или вот кого посерьёзней. Да и я тоже один не справлюсь. Слишком уж глобальная вырисовывается задача.
— В общем, если вкратце, то им нужны дарники.
— Революционерам? — уточнил Демидов.
— Не уверен. Думаю, что революционеры — те же пешки. Их используют в своих интересах, а вот кто… в деле не только они. Тут и бандиты, которые выискивают одарённых. Стараются среди простых, но и мелкими дворянчиками не побрезгуют. И не мелкими… главное, чтобы дар был. И над ними уже ставят опыты. Или вот дар откачивают. Такая… машина… в общем, я не очень в артефакторике…
— Это вообще технически возможно? — Демидов наморщил лоб. — Я тоже не очень в артефакторике, но звучит как-то…
— Фантастично? — поддержал его Орлов. — Если такое возможно… это…
— Негуманно. Незаконно. Но возможно. Ещё как. Я сам был в подвале, где опыты проводились. И не только я. Мы… когда уходили… в общем, на болотах наткнулись на хутор один. Его местные держали… неблагонадёжные люди. Скажем так.
Орлов хмыкнул, показывая, что понял метафору.
— Там и увидели. Главное, что такой хутор, он не один. И потом ещё столкнулись… летом. Нас с Мишкой попытались захватить в плен.
— Но у них не получилось.
— Умеешь ты, Никита, очевидные выводы делать, — поддел Шувалов.
— Там, кстати, Елизара и отыскали. Его с братом похитили…
Демидов присвистнул. А Орлов, почесав переносицу, произнёс:
— Слухи ходили, что там что-то неладно… но как-то… и… офигеть!
Ага.
Я вот тоже фигею.
— Но это так. В общем, тут интрига плетётся, причём не первый год. Только по ощущениям, она того и гляди узлом завяжется.
— И на чьей-то шее… — Шувалов постучал пальцами по стенке. — А всё-таки Каравайцев тут при чём?
— При том… сбили вы меня с мысли. После прорыва госпиталь отремонтировали. А ещё флигель пристроили, для особых пациентов. Николя пытается изучать те болезни, которые от воздействия кромешной силы. При них обычные лекарства не особо эффективны, вот он… и в общем, туда по замыслу будут привозить пациентов, которые пострадали. Ну и привезли. Прорыв случился. Тут, недалеко от столицы. Потому и дотянули. Все прочие, кто в зоне поражения оказался, погибли, а этот был тоже почти покойник. Тварь внутри сидела. В мозгах. И силы тянула…
Я перевёл дыхание.
— Я помог эту тварь увидеть, потому что она из того мира. А вот Николя её и пришиб.
— Вылечил? — очень тихо, почти шёпотом, спросил Демидов.
— Ага… в общем, там сложно всё, но наша сила, как выяснилось, может и в целительском деле помогать. А как этот человек очнулся, то и начали его расспрашивать. Кто таков и откуда. И как там очутился. Ну, при нём вообще ничего не было. И выяснилось, что это — Каравайцев Егор Мстиславович. Учитель гимназический. И ехал он в Петербург по приглашению, на работу устраиваться.
Орлов шумно выдохнул.
— То есть… ты с самого начала знал, что…
— Знал, — согласился я. — Знал, что Каравайцев будет не настоящим. Но что это Ворон, который на госпиталь нападение организовал. Или не организовал, но круто так в ней поучаствовал, так нет, этого не знал.
— Ворон, — повторил Шувалов задумчиво, так, будто слово на вкус пробуя. — Красиво.
Ага. Готишненько.
— Ну, уверен, что ему тоже нравится.
— То есть, вот он сюда проник… зачем? — Орлов крутанулся и щёлкнул пальцами.
— Хороший вопрос.
— Ну точно не для того, чтобы подлым образом выкрасть темы выпускного сочинения, — Демидов скрестил руки на груди.
— Ему нужны дарники, — выдвинул я предположение. — Так уж вышло, что… в общем, та история с подземельями, она, как вы уже сообразили, не выдумка жандармерии. Скорее уж о многом умолчали, хотя как по мне зря. Но и я говорить тоже не имею права. Дарники, которые в этом дерьме замазались, погибли. Почти все. А те, кто жив остался… в общем, свихнулись они. И всё это тоже как-то вот связано. Их долго вели. Поили зельем. Готовили к чему-то…
— А жандармерия взяла и сломала подготовку, — завершил Шувалов.
— Именно.
— И теперь, для чего бы они ни требовались… — Орлов снова крутанулся. — Их нет.
— Да.
— А они нужны?
— Точно.
— И решили искать их здесь?
— Думаю, не только здесь. Хотя… их ресурсы тоже далеко не безграничны. Конечно, в университете можно тоже… и думаю, ищут. Но там вербовщики работают довольно давно. К кому сумели подход найти, того загребли. А остальные или умнее оказались, или не подошли, или ещё чего. Добавь, что внимание полиции к университетам крепко возросло. Оно от года в год возрастало, а после того, что тут было… в общем, там опасно. А вот школы всерьёз никто не воспринимает. Меж тем, если посмотреть, то вот Никита — сильный одарённый. И ты, Яр. И Дмитрий…
— И не только мы, — завершил мою речь Шувалов. — В выпускном классе одарённых много. И… сочувствующих тоже. Поэтому… если кто-то узнает, что ты на жандармерию работаешь…
И посмотрел этак, превыразительно, но вслух намёк не озвучивая.
— Сотрудничаю, — поправил я. — Не работаю. Они мне не начальники, но мы помогаем друг другу.
Ну да, отрицать очевидное глупо. И я замолчал, позволяя остальным додумать мысль, которая где-то там в головах, конечно, бродила, но напрочь неоформленная.
А теперь вот оформилась.
И мысль эта им категорически не понравилась. С охранкой сотрудничать низко, недостойно и далее по списку. Вот реально, будто не аристократия, а блатные. Только скажи им это, точно обидятся.
— Не узнают, — первым заговорил Орлов. — Не от меня точно. И не в клятве дело. Я бы и так… в общем, я с тобой, только…
— Надо определиться, что делать станем, — поддержал его Демидов. — И вообще… я так понял, что задерживать Лже-Каравайцева не станут.
— Верно.
— Наблюдаем?
— Очень издали. У него дар какой-то странный, хотя силу я не чую, но вот… понимаете, он был другим. Там, в госпитале. И внешне. И по повадкам. И на настоящего Каравайцева походил не больше, чем ты, Димка, на Яра. Однако когда я на него смотрю, я вижу именно того Егора Мстиславовича. Будто копия. Причём отличнейшая. И не только внешне. Манеры, речь, голос и тот звучит похоже…
— Звук! Точно, — Демидов щёлкнул пальцами. — Вот что было другим… звук силы.
— А у неё есть звук? — удивился Орлов. И Яр кивнул, пояснив:
— Для нас. Особенность. Дар родовой. Гора — это же не просто камень. Он разный, этот камень… и звучит тоже по-разному. И по звуку понять можно, куда жила идёт, и можно ли за нею соваться. Как вести шахту, как и чем породу ломать. Там тяжко глазами или вот носом, потому как людские запахи всё забивают. Ну и… остаётся, что слушать.
А вот это уже очень и очень интересно.
— Вот… ну и сперва-то только камень и слышно. А потом понимаешь, что и люди звучат. Которые потише, которые громче.
— И я? — Орлов, похоже, тоже впервые слышал про этакую способность.
— И ты. И они вон… но это если прислушиваться. А так я уже привык, особо внимания не обращаю. Да и не запоминаю, честно. Людей много. Каждого слушать — башка треснет. Но того, в госпитале, я и запомнил, потому как он звучал неправильно.
— Это как? — спросил Метелька.
— А чтоб я мог понять. Просто… ну обычно люди звучат вот просто. Как люди. Да я не знаю, как ещё это описать-то! — Демидов развёл руками. — Ну… часть мира и всё такое. А тогда, в больничке, меня и царапнуло, что он иначе… что как будто на ухо напевает кто и префальшиво. Нет, так-то я не особо музыкант, но как фальшивят, так не люблю. А тут прямо вот… до дрожи. И отец тоже слышал. Как вышли, так сказал, что, видать, мозги отбили, потому как нехорошо звучит.
Нехорошо.
А если… если это маска? Именно она даёт эффект фальши.
— Я и забыл совсем. А вот сегодня, как он подошёл, так вот и…
— А почему раньше не заметил? Он же заменял, — произнёс Орлов.
— Заменял. Только… там и стоял далече. Я ж на последнем ряду сижу. И в классе людно. Да и занятие шло, не отвлечёшься.
Логично.
А сегодня они столкнулись почти нос к носу. Выходит, что Ворон знал про этот их дар? Потому так испугался Демидова-старшего? Но не Яра.
Или он рискнул приблизиться? Понял, что не узнан и успокоился? Тоже возможно.
— У меня другой вопрос, — поднял руку Шувалов и тотчас смутился этой вот привычки. — Что делать станем?
Самому бы понять.
— Учиться, — сказал я. — Старательно. И делать вид, что всё идёт по плану. Ну а дальше — по ситуации… Мы вон сейчас на занятия пойдём. Индивидуальные. Кстати, и Серега прибыть должен. И Елизар…
— Малых втягивать… — Орлов поморщился. — Они, конечно, полезут, но ведь совсем ещё… извини, Сав. Ты просто другой. А Серега… он умный, да. Очень. Но…
Но всё равно ребенок.
— Боюсь, — я сказал это тихо. — Менять что-то поздно.
Серега ждал у здания школы. Он заложил руки за спину и нервно расхаживал туда и обратно, что-то возмущённо бормоча себе под нос. Елизар, обнаружившийся здесь же, но чуть в стороне, внимательно за этими метаниями наблюдал.
— Привет, — сказал я и руку протянул.
Серега остановился резко так. Потом вздохнул, выпустивши воздух и руку пожал.
— Чего тут? Не пускают?
— Ага. Сказали, что надо ждать учителя. Что без учителя не положено, — за Серегу ответил Елизар. — Мы думали искать, но не уверены, что и туда пустят. Вот…
Он договаривал почти шёпотом, явно смущённый вниманием.
— Пустят, — ответил Орлов.
— А вы… тоже?
— Тоже! У нас тут проект родился. Помощи, так сказать. Школе одной. И хотим посоветоваться с кем-нибудь знающим.
— Ясно, — Серега прикусил губу, явно обидевшись, что этот, неизвестный проект, родился без его участия. А может, по какому другому поводу. — И вы приехали…
— Жить приехали, — сказал я. — Сюда. У нас дома ремонт, там суета, шум… сам, понимаешь.
— Ремонт?
— Ага. Оказалось, что дом совсем не так хорош, как мы думали. Лестница вон обвалилась. А раз такое, то надо всё и сразу, — я говорил, стараясь, чтобы звучало это легко, небрежно. И Серега постепенно успокаивался. — Вот Татьяна и предложила, чтоб мы тут с Метелькой пожили. Заодно и в учёбе подтянулись. И проще, не надо каждый день туда-сюда ездить…
— Да… — Серега чуть нахмурился и задумался. — Тут… и ездить не надо… и если на полный день.
— А нас сослали! — радостно произнёс Орлов.
— За себя говори… у меня отец уезжает. Решил, что в школе будет безопаснее, — спокойно ответил Демидов. — Так что мы теперь и вправду здесь.
— А… — Серега хотел было что-то сказать, но запнулся, уставившись куда-то за спину. И тревога его разом улеглась. — Егор Мстиславович!
Ещё и рукой помахал.
Вот и встретились.