Громов. Хозяин теней. 6 [СИ]

Глава 28

— … версия не лишена логики, — Карп Евстратович вытащил из кармана часы. — И допускаю, что мальчик не выдумал, а его матушке не показалось. Более того, почти уверен, что не выдумал и не показалось.

Он часы убрал.

— Но доказать не получится?

— Именно. Скорее всего сошлются на то, что женщина или выдумала эту печать, пытаясь прикрыть собственную беспечность, или ошиблась.

Ну да, логично.

— Что до мальчика, то его слова вовсе не примут в расчёт, но… это многое объяснило бы. В частности и наглость разбойников, и их избирательность. В конце концов, коль уж нужда возникла в целителях, то можно было бы найти цель попроще. А тут есть над чем подумать.

И думать Карп Евстратович будет. Вон, опять рука к усам несчастным потянулась, но замерла. Полезла в карман жилета и вытащила часы. Кругленькие, аккуратненькие и с серебряною крышкой, которую Карп Евстратович с тихим щелчком поднял.

— Кстати… — я вспомнил, о чём собирался спросить. — А что с Шуваловским целителем? Поговорили? Ну, удалось понять, кто их травил?

— Судя по всему, он и травил. Однако ни подтвердить, ни опровергнуть сие утверждение не выйдет. Скончался он.

— Как?

— Скоропостижно.

— Ещё скажите, что от несчастного случая…

За окном раздался грохот и мат, такой, глухой, отдалённый, но полный эмоций.

— Пулю в голову вряд ли можно счесть случаем счастливым, — философски отозвался Карп Евстратович.

— Сам?

— Судя по всему, да.

— И как так получилось?

— А вот тут… сложно. Нас пригласили уже к покойнику. Шувалов уверяет, что понятия не имеет, с чего бы его целителю вздумалось стреляться. Он вернулся. Вызвал начальника охраны.

— Перекрыл выходы из дома, затеял обыск, причём повальный…

— Думаю, что да. Он уверяет, что действовал крайне аккуратно. Что с целителем собирался лишь побеседовать, поскольку Николя не мог сказать определённо, понимал ли тот, что происходит, ведь изменения были едва заметны. А подливать зелье может кто угодно. Скорее кто угодно, ибо оба Шуваловых запомнили бы, если бы целитель вдруг начал их чем-нибудь этаким поить. Да и не подозревал его Шувалов, чтоб в серьёз. Напротив, скорее хотел посоветоваться. Он клянётся, что целитель служил роду давно. И что клятву давал, на крови. Это в целом нормальная практика, потому как никто не допустит близко совсем уж постороннего человека.

Киваю.

Понимаю. И да, клятва не позволила бы причинить вред. Но если целитель думал, что не вредит, но напротив, пользу причиняет? Сработала бы она? Хотя… сложно. Если бы он верил, что причиняет пользу, то к чему стреляться? Не сходится.

— Шувалов планировал побеседовать. И подозреваю, беседа была бы жёсткой, всё же речь шла о вещах… опасных. Но пытать там или что иное Шувалов не стал бы, — подумав, Карп Евстратович добавил осторожное. — Наверное…

— Однако целитель испугался, решив, что вся эта суета — по его душу…

— Именно.

— И решил вопрос радикально. А допросить? Шувалов ведь некромант.

— Он и поднял мёртвое тело, но увы. Использовали особую пулю, и в результате мозг был полностью разрушен. Поэтому и поднятие ничего не дало.

Любопытно.

Очень любопытно. И не только мне. Карп Евстратович вот крышечкой часов щёлкает, то открывая, то закрывая. Ну хоть усы свои дёргать перестал.

— Думаете, он это нарочно?

— Вне всяких сомнений. Револьвер был старинным. Дуэльным. Стреляться таким до крайности неудобно. И наш консультант уверяет, что оружие слегка изменили, а пулю и вовсе отлили недавно, помимо свинца использовав некий неизвестный сплав. Ах да, и посеребрили. В голове пуля разорвалась на части, серебряные осколки смешались…

То есть, подобный исход в теории рассматривался. А потом теория стала практикой. Крышка часов щёлкнула, открываясь, а потом захлопнулась с каким-то слишком уж громким звуком, заставив меня вздрогнуть.

— Знаете… — этот звук, как ни странно, помог мне зацепить то, что ускользало ранее. То, что с одной стороны лежало на виду, а с другой вот… — А вам не кажется, что в этом деле как-то слишком уж много целителей?

— Поясни.

Часы снова щёлкнули. И Карп Евстратович с сожалением убрал их в карман.

— Извини… я пытаюсь отучиться. Жена ругает. Говорит, что если я не прекращу мучить усы, она их сбреет. И ведь может. У неё характер… вот и…

— А чётки не помогают? — влез Метелька.

— Помогают. Но я их потерял. Надо будет новые приобрести. Так что с целителями?

— Просто много их. Смотрите. Николя — целитель. Так? Одоецкая тоже с даром. Елизар и его брат. Их батюшка, которого краем задело, но всё-таки. Роберт Данилович, пусть ему в посмертии икается. Этот Шуваловский вот. И… знаете, возможно, что наш тоже.

— Ваш?

— Громовский. Я там ведь недолго пробыл. Тимоха болел. И вроде бы целитель приходил, после его визитов становилось лучше. Но потом опять хуже. Это, конечно, недоказуемо, но… кто может лучше и надежней угробить пациента, чем хороший целитель?

— Савелий… — Карп Евстратович вытащил часы, поглядел на них и погладил крышку, сдерживая нервический порыв. — Скажи, а как тебе вообще живётся?

— Да нормально, а что?

— Всех подозревать…

— Я не подозреваю. Я пытаюсь понять. И тут. И там… Николя и Роберт были точно замешаны в этом эксперименте. Как и целитель Шувалова. Если Николя соскочил, то Роберт остался. И вряд ли он один такой. Целитель им точно был бы нужен. Николя же вон и готовил этот эликсир, и давал, и записи вёл…

Я задумался.

По всему выходило, что без целителей им никак. Но тогда почему Одоецкую не попытались приобщить к делу? Зачем яркий дар использовать лишь ресурсом? Или попытались, но потом поняли, что слишком уж она идеалистична?

Или… или им яркий дар не очень и нужен? Вести записи может и середнячок. И найти такого проще. И к делу привлечь, поманив перспективами жизненными. Но вот силы из него как раз и не выкачаешь.

Выходит?

Что-то определённо, но в целом всё одно не складывается.

Какой смысл подсаживать на зелье некромантов? Это как минимум рискованно. Но чего ради? А наш целитель и вовсе… он жил там, у границы. И то ли верить, что коварные щупальца зла и до нашего хутора дотянулись, то ли я уже действительно перегибаю.

— Не понимаю пока, — вынужден был признать я. — Просто… факт.

— Из той дюжины четверо были с даром огня, трое — водников. Ещё имелись те, кто проявлял сродство к земле, к ветру. И даже один менталист. А если взять шире, если допустить, что группа не первая… — мягко произнёс Карп Евстратович.

— То и иных дарников наберется. Спасибо. Я понял. Возможно, вы правы и…

Но что-то мешало принять эту, в целом вполне логичную теорию.

Ладно. Потом ещё в голове покатаю. Может, с Николя посоветуюсь. Вдруг он чего разумного скажет.

— Как вам вообще Шувалов? Который старший?

Крышка всё-таки щёлкнула, но закрывал её Карп Евстратович весьма аккуратно.

— С мигренью слёг. Некроманты не слишком серебро жалуют.

А то, я так и знал, что упырь он во глубине души.

— Но в целом весьма полезное приобретение. Правда, как человек, сложный и себе на уме.

— Так оно и понятно. Кто из нас другой-то? Я хотел вот о чём поговорить, Карп Евстратович… вы только сперва всё обдумайте хорошенько, прежде чем отказываться или соглашаться. Я пока и сам не до конца определился, но… Шувалов говорил, что есть два способа беседовать с покойными. И вот как раз для второго состояние тела не играет значения…

— Призыв души.

— Именно.

— Для этого нужно высочайшее дозволение Синода, а они, как понимаете…

— Не горят желанием его давать.

— Да. И ради допроса целителя, при том что он вряд ли явится, поскольку изначально сделал всё, чтобы избежать этой встречи…

— Я не о нём, — я произнёс это тихо. — Я о тех, кто… кого нашёл в своём доме. Сдаётся, что ваш друг не упустит случая наказать того, кто сделал это с его семьёй. Понимаете?

Он понял.

Он сразу всё понял. И подобрался. Взгляд потяжелел. Кулак сжался, стискивая несчастные часы.

— Когда? — тихо спросил Карп Евстратович.

— Погодите. Это… это просто домыслы. Я сейчас проговорю. Вы послушаете. Может, чушь несу или смысла нет. Но их там держали не день и не два. И значит, у них было время разглядеть хоть что-то… кого-то… быть может, конечно, ничего ценного они и не увидели. Тот, кто их держал, мог скрываться под маской, менять голос. Или вовсе быть им незнаком…

Я осёкся, потому что по лицу Карпа Евстратовича было ясно, что решение он уже принял.

Потом заговорил ещё тише.

— В общем, для призыва нужен кто-то близкий. Вы говорили, что у вашего друга есть сестра…

— Нет, — он мотнул головой. — Её я не стану беспокоить. Сам справлюсь. Мы были дружны. Он откликнется на зов. Он и вправду не упустит шанса.

Другого я и не ожидал.

Но предупредить был обязан.

— Это опасно, Карп Евстратович. Димка… он сказал, что душа будет тянуть из вас силы. А вы и так, уж простите, выглядите не особо здоровым.

И вот чего меня взглядом сверлить? Правду же сказал.

— Расследование расследованием, но тут ещё вилами по воде писано, выйдет ли хоть что-то. Они умерли на той стороне. И обряд, скорее всего надо будет проводить там же. Я не спец, но Димка упомянул, что место смерти тоже играет значение. Вот. А там с силой сложно. Как она себя поведет? Сработает ли он вообще? И вы опять же… в общем, думайте. Посоветуйтесь с Шуваловым-старшим. И с Николя тоже. Пусть вам там, не знаю, укрепляющее пропишет… и с питанием разберитесь, со сном.

— Ты точно с моей супругой не знаком? — уточнил Карп Евстратович. — Она мне тоже постоянно…

— Умная женщина. Слушайте. И о ней подумайте в том числе. Если вы там, в процессе, копыта отбросите, то кто о ней позаботится? И о ваших дочках?

— Но… Савелий, там мой друг.

— Мёртвый, — жёстко произнёс я. — И умер он не вот прям сейчас. И да, тела лежали… долго лежали. И полежат ещё столько, сколько надо. Пока вы не приведёте себя в порядок. А Шувалов не скажет, что ему нужно, чтоб на той стороне обряд провести. И… ещё кое-что.

А без Шувалова-старшего нам не обойтись.

Я ведь думал.

И про Димку думал. С Димкой было бы всяко проще, вот только… он всё-таки подросток. Умный там, талантливый, но неопытный. А обряд, чуется, имеет немало подводных камней. Тем паче, если проводить его за гранью. Вот и получается, что слишком уж рисково. Что тут нужен именно опытный некромант, который сумеет справится, если что-то пойдёт не по плану.

Так что…

— Разрешение Синода? — уточнил Карп Евстратович. — Его не дадут. Но это не важно. Я готов. Хотя… если ты говоришь, что обряд будет на той стороне, то сугубо юридически это не подпадает под…

— Да плевать мне на Синод, — я сказал это совершенно искренне. — Я о другом. Там… в общем, у вас динамиту, случайно, не найдётся? Чтоб пару ящиков.

Вот теперь он удивился.

И насторожился.

Часами снова щёлкнул, чтобы убрать в карман и уточнил этак, превежливо:

— Если ты решил, что предоставив динамит на нужды революции, добьёшься их внимания…

— Не волнуйтесь, это для личного пользования.

— Вот теперь я как раз и начал волноваться. Раньше ты без динамита обходился.

— Так это раньше… в общем, там, на той стороне есть кое-что, что я хотел бы подорвать. И до того, как туда сунется Шувалов.

Не верю я ему.

Не настолько, чтобы допускать к стеле.

— Возможно, если ты пропустишь…

— Нет, Карп Евстратович. Не обижайтесь, но нет. Есть такие вещи, которые надобно просто хоронить. И чтоб надёжно.

Глядел он по-прежнему с сомнением.

Нет, его можно понять. У него свой интерес, как у государства, но… государству я не слишком верю. А вот про него… сказав одно, не сказать другое сложно. Я уже прикидывал, где взять взрывчатки, и выходило, что по сути и нигде. Разве что, по примеру революционеров, организовать в подвале лабораторию и самому варить гремучий студень.[50]

— Представьте… исключительно теоретически… что кто-то отыскал способ вытянуть силу и жизнь из одних людей, чтобы передать другим.

— Нечто весьма похожее уже существует, — кивнул Карп Евстратович. — И подобные артефакты запрещены.

— И кого это останавливает? — хмыкнул я. — И вы сейчас о поглотителях. Я сталкивался с такими. Но это… это хуже. Поглотитель тянет силу и им можно заряжать артефакты, как я понял, а не другого человека. А эта штука, считайте, душу из человека вытянет. И переработает…

Там, дома, всем было плевать на душу.

А вот здесь душа — это не просто слово.

— И то, что получится, оно… ну, силой будет обладать куда большей, чем во всех ваших поглотителях. Понимаете?

— Динамит оставят в погребе, — Карп Евстратович и вправду понял.

Всё понял.

И про перспективы. И про то, что если это дерьмо выпустить, то найдутся такие, кто сочтёт, что, мол, плата не так велика, особенно, если брать каких-нибудь там душегубов.

Бродяг.

Сперва душегубов и бродяг, а потом?

Всё-таки он был человеком чести. Надеюсь.

— Когда вы планируете поехать? На каникулах?

— Нет. Я Мишку попрошу… ну, чтоб… убрал ваш динамит. На хранение.

— Хорошо, — это Карп Евстратович произнёс с немалым облегчением. — Надеюсь, вы понимаете, что обращаться надобно осторожно? Сам динамит вполне устойчив, но вот взрыватели…

— Думаю, он разберется.

— Если понадобится сопровождение или консультация, или даже помощь.

— Нет, — я покачал головой. Чем меньше людей знают о той штуке, тем лучше. — Там ведь приглядывают за домом? Ваши люди?

— У меня не так много людей, как вам представляется, — Карп Евстратович снова откинул крышку часов. — Хотя да… приглядывают. Но… в целом… не уверен, что эта поездка будет безопасна.

— Разберется.

Очень на это надеюсь, потому что мастерская мастерской, но вот дома Мишка явно чувствовал себя лишним. Вслух он ни о чём таком не говорил, но и без слов ощущалось.

Я понимаю.

Он потерял одну семью, а вторую вроде бы и получил, но как бы не до конца. И ему бы по-хорошему стать главой, а не выходит. Причём, не потому, что кто-то не даёт. Нет, такие вещи, как авторитет, невозможно дать со стороны, это не грамота с медалью.

Речь о внутреннем состоянии.

И об уверенности.

А её-то Мишке и не хватало. Поэтому с каждым днём он всё больше погружался в дела мастерской, что вроде бы и неплохо, но… но он может больше, чем ковыряться во внутренностях чужих машин.

И знает это.

И я знаю.

Короче, путано, да и психолог из меня так себе. Но Мишка нам нужен, это раз. А Мишке нужно дело именно для него. Причём дело настоящее, опасное, которое чужому человеку не поручишь. Это два.

Вот пусть и прокатится.

Оно, конечно, не безопасно, особенно если на ту сторону выходить, а он обязательно выйдет, но… но ещё опаснее делать из него обычного механика.

— А что с другим нашим делом? С университетом? — я поднял с пола аккуратный томик в бархатной обложке, украшенной позолотой. Раскрыл. И закрыл. Стихи — это не моё. — Вам удалось что выяснить?

— К сожалению, немногое, — Карп Евстратович вытащил из-за спины папку. — Подойдите…

Я подошёл.

Снимок. Старый. С одной стороны, пожелтевший, потрескавшийся по краям, но изображение очень чёткое. Даже удивительно, как такое возможно.

— В этом повезло. В то время было модно заказывать снимки в мастерской Пятлицкого. Известный был человек. Редких способностей мастер.

Люди.

Молодые. В одинаковых мундирах, которые на первый взгляд выглядят военными, но потом приходит понимание — форма. Студенческая, надо полагать.

— Славился умением делать удивительно чёткие фотографии. Поговаривали, что он сам изготавливал негативы, заказывал стеклянные пластины и уж после покрывал тайным составом, рецепт которого унёс с собой в могилу. Хотя в свое время, слышал, за секрет его немалые деньги предлагали.

Снимок не сказать, чтобы большой. Молодые люди стоят прямо, сложив руки за спиной. И видны не только черты лица, видна каждая складочка на одежде.[51] И пух под губой паренька, что в центре. И веснушки на носу его соседа. Вихор на макушке правого крайнего студента, который почему-то повернулся к соседу, будто именно сейчас должен был сказать что-то донельзя важное. И сказал наверняка. Только лицо его вышло смазанным. Отца я узнал, хотя никогда-то не видел. Светловолосый и какой-то сухощавый, стало быть, фигурой Тимоха не в него пошёл, но вот черты лица… тут не ошибёшься.

— А ещё он имел обыкновение печатать дубликаты, которые и сохранила почтеннейшая Теофилия Янушевна, его вдова…

— А…

— А вот других снимков не осталось. Даже в архиве университета.

Любопытно.

— В архиве этом лет пять тому приключился пожар. И часть документов погибла…

— Дайте угадаю, того периода?

— Не только, но преимущественно.

— И вы…

— И я вспомнил, что когда-то было принято перед выпускными экзаменами делать памятную фотографию. А вторую уже после, в парадном облачении. Как бы символ перехода из одной жизни в другую. У меня такая тоже есть.

Произнесено это было с лёгкой нотой ностальгии.

— Мне и подумалось, что студенты Императорской академии, люди небедные и родовитые, скорее всего обратятся к самому известному из мастеров. И сам отправился в гости. Кстати, пластина тоже сохранилась и в идеальном состоянии. Сюда уже нести не стал, да и новый снимок с неё изготовить получится не сразу, это ещё мастера найти надо, который сумеет сделать всё верно, не испортив. Так что время, Савелий.

— Время, — я не удержал вздоха и посторонился, позволив Метельке взглянуть на фотографию. — Ещё имена устанавливать.

— А, имена тоже имеются. Пятлицкий был известен некоторой своей дотошностью, так что в конверте имелся и список тех, кому надобно изготовить копию снимка и количеством этих копий. Вот только, боюсь, имена нам не помогут… — Карп Евстратович вздохнул и, коснувшись крайнего, заговорил. — Воротынцев. Погиб. Взрыв в лаборатории. Михайлов.

Тот самый вихрастый.

— Брюшной тиф. К сожалению, целителя под рукой не нашлось. Острожин и Перекутов. Прорыв.

Он вёл пальцем, называя имя и будто стирая эти вот лица.

И жизни.

Одну за другой.

Несчастный случай. Пожар. Мор… как будто проклятье, которое коснулось однажды вот этих молодых людей.

— Еськов, — Карп Евстратович останавливается у паренька, который стоит во втором ряду, но как-то… словно в стороне? Он держится рядом, но чуть дальше, точно пытаясь провести какую-то границу между остальными.

— Он…

— Жив. Но пребывает в лечебнице для душевнобольных.

— Здесь?

— Именно. Я распорядился, чтобы его перевезли к Николя. Не уверен, что поговорить удастся, но это хоть что-то.

Ну да, из всего курса уцелел один человек и тот свихнулся.

— Знаете, что самое интересное? — произнёс Карп Евстратович, убирая снимок в папку.

— Что?

— Его сестра, с которой я счёл возможным встретиться, для предварительной так сказать беседы, сказала, что с ума брат начал сходить после экспедиции на Север.

— Погодите, той экспедиции, о которой вашему Географическому обществу ничего не известно? — я прищурился. И Карп Евстратович ответил:

— Именно. Экспедиции, которой, как меня уверили, не было.