Глава 20

Хорошо еще, если родители или родственники жили в Петербурге и могли навещать девочку. А бывало и так: родители привезут восьмилетнюю дочь и уезжают обратно к себе за тысячу верст, и только по окончании являются взять из института уже взрослую девушку. При мне были такие случаи, что ни дочь, ни мать с отцом не узнавали друг друга.

То, что не отпускали нас из института ни при каких семейных обстоятельствах, я испытала на себе. За четыре месяца до выпуска я имела несчастье потерять отца, жившего в окрестностях Петербурга, и меня не отпустили отдать последний долг горячо любимому отцу…

Воспоминания институтки [31]


Стою на полустаночке… нет, лезет же в башку всякое-разное. Какой полустаночек? Вон они, ворота гимназии, только не те, центральные, через которые я уже хаживал. Оказывается, тут и другие наличествуют, широченные, за которыми виднелась и дорога, и даже стоянка, правда, пустая по нынешнему времени.

— А я говорю, не положено, — охранник смерил Мишку презрительным взглядом, в котором читалось превосходство должностного лица над всеми прочими. И в частности над проходимцами, которые являются в рань несусветную, дабы проникнуть на закрытую территорию школы. И плевать, что у оных проходимцев разрешение есть.

С печатями.

На круглом, окаймлённом пышными баками, лице читалось всё то, что думал человек и о нас, и о печатях. Небось, поддельные.

Как пить дать.

— А я говорю, что вы обязаны нас пропустить, — Мишка хмурился.

И злился.

Причём не на охранника, а в целом на ситуацию. Или Шувалов его достал. Шувалов, как выяснилось, та ещё зараза деятельная.

За один день и со школьным начальством вопрос решил, благо, как выяснилось, недостатка в свободных местах не было. И бумаги собрал. И подписи с печатями. А ещё о ремонте лестницы договорился, ибо пострадала та по его вине. Ну, тут я не спорил, конечно.

В общем, день вчерашний был полон хлопот и суеты, сборов, потому как выяснилось, что в гимназию надобно являться не просто так, а с вещами согласно списку. Да и в целом любой переезд — это ещё та морока.

А ещё список этот. Он оказался довольно велик, хотя местами и странен. Вот на кой мне дюжина перьев сразу? И три чернильницы? Или вот две счётных доски, набор карандашей химических и туфли для танцев? И почему про эти туфли никто и словом не обмолвился?

Надо ли говорить, что в субботу отправились мы не к Демидовым, а на торговые ряды, искать те самые туфли, а ещё второй костюм и прочие жизненно необходимые вещи.

Ещё и доклад переписывать пришлось. Шувалов-старший и его глянул, скоренько так, сказав:

— Есть толковые моменты, жаль, что наши думцы такое не пропустят. Но для школы сойдёт. Только кое-что надо подправить…

И подправил.

Нет, доклад получился в итоге глубоко упорядоченным и полным глубокой любви к самодержавию, но, блин…

— А я говорю, не пущу, — охранник вытащил из кармана табакерку. — Завтра приходи.

— Завтра ему на учёбу, — Мишка скрестил руки. Нет, ну идиотская же ситуация. А главное, понимаю, что дело не в том, что нельзя, а в том, как мы выглядим.

И кем кажемся.

Вон, всё взглядом ощупал. И чемодан рыжий, слегка потёртый, и одежонку нашу, и машину, которую Мишка к самым воротам подогнал.

— Так… пущай и учится, — милостиво дозволил охранник. — А как отучится, так нехай и приходит. Всё одно никого нету.

— Совсем? — Мишка сдерживался.

Но… как-то, чую, из последних сил.

— Ну… дежурный учитель. Ещё инспектор гимназический, стало быть… — принялся перечислять охранник, загибая пальцы. — И этот, новый… Каравайцев, что ли? Тихий такой…

Нет, теперь я точно не уеду.

— Вот его и позовите. Или дежурного учителя. Или…

— Чего людей беспокоить? — охранник, сняв крышку, отломил кусок желтого дешёвого табаку и сунул в рот. — Говорю же. Завтра…

И замолчал, скоренько сплюнув непрожёванный табак под ноги. Наступил ещё, след скрывая. Сам же вытянулся, плечи расправил. Вот чуется, что это не спроста.

— О! Доброго утречка! — раздался радостный бас. Орлов-старший сам тащил внушительных видов чемодан. А уж за папенькой и Никита следовал с видом, полным печали и смирения. Ни дать, ни взять, декабрист в ссылку направляется. — А мы думали, первыми будем…

— Доброго дня, ваш милость! — рявкнул охранник и бегом бросился к воротам. — Сейчас отворю… что ж вы…

Мишка стиснул зубы и выдохнул. Ну а что? Сословное общество, оно всегда сословное. Даже в моём прошлом мире. А тут, ежели явился на ржавой развалюхе да в рабочей одежонке, то и встретят тебя соответствующе.

— А вы кто будете? — осведомился Орлов-старший.

— Михаил, — Мишка пожал протянутую руку. — Брат Савелия. Старший.

— Брат… что-то я… мы прежде не встречались, случайно?

— Нет, — не моргнув глазом, соврал Мишка.

— Да? Ну… — Орлов чуть нахмурился и тут же расслабился, явно приняв какое-то решение. — Брат так брат… и вправду… тоже решили сдать на перевоспитание? И верно. Вам, глядишь, ещё и не поздно. Ваши-то мелкие, а стало быть, надежда есть. Не то, что этот олух, прости Господи.

— Па-п, — протянул Никита, но как-то без искренности, что ли. — Я ж так…

— А я этак. Я тебя предупреждал? Предупреждал. Не учился дома, будешь учиться тут. И я прослежу, чтоб спуску не давали…

Сказано это было грозно, и прозвучало донельзя солидно. А ещё охранник слышал каждое слово, вон и кивает, будто молчаливо поддакивая.

Ага.

— Так чего вы тут?

— Не пускают, — пожаловался Мишка. — Вот… мне на работу надо, а этот заладил, что неможно и неможно.

— Димка тут? — Орлов бочком подобрался ко мне.

— Позже будет, — шёпотом ответил Метелька. — Вчера его папеньку едва выпроводили. До полуночи почти просидел. А дай волю, чую, и на ночь бы остался. Ремонтом руководить. А там того ремонту — чуть ступени поправить и перила. Любой плотник справится, особенно, если тверёзого найти. Но нет…

— Не удивлюсь, если он весь дом перестраивать надумает, — так же шёпотом ответил Орлов.

— Зачем?

— Как зачем. Чтобы процесс контролировать. И связи с твоею сестрицей налаживать.

— Она помолвлена.

— Во-первых, это не сказать, чтобы великая проблема, если сильно надо. Хотя тут вряд ли полезет. С хорошим целителем ему сейчас ссориться не с руки. Во-вторых… ну у них же будут дети.

— У кого? — удивился я, пытаясь понять, когда ж упустил этакую удивительную новость о пополнении в семье.

— У Николя и твоей сестры, — пояснил Орлов-младший. — А стало быть, или один, или другой дар, но унаследуют. А это перспектива. И если не у них будут дети, то у тебя. Или вот твоего брата.

— Тимохи? Он же болен.

— Поверь, и не таким невест подыскивали. Тем паче, если речь о контузии. Он ведь и поправится может.

Охренеть. Мне казалось, что я на шаг вперед думаю. Или стараюсь думать. Но чтоб планы на детей, которых ещё в проекте нет… и это Орлов вполне серьёзно. А значит, и Шувалов тоже.

— Смотри, Сав, — прошептал Никита. — Шувалов — ещё та… зараза. Ну, не Димка.

— Я понял. Яр будет?

— Не знаю. Честно. Вчера не виделись. Позвонил, что отменяется всё. А значит, сложно. Сам понимаешь… там свои… резоны. Могут и просто забрать от греха. Решить, что на Урале безопасней отсидеться будет. Но, сдаётся, что всё-таки рискнут.

И угадал.

Тёмная низкая машина вползла, перегородив подъезд к воротам. Распахнулись двери, выпуская Яра и… ого, я думал, что Тимоха крупный. Но этот человек был просто огромен.

— Это…

— Говорят, что Демидовым на руду так везёт потому как они когда-то с подгорными великанами породнились, — шёпотом же пояснил Орлов. И тут же добавил. — Правда, церковь отрицает существование иных рас.

Великаны там или просто мутация, но Демидов-старший был огромен. Он и двигался неспешно, словно позволяя окружающим привыкнуть к своим габаритам. Или сам привыкая к такому маленькому миру.

— Вообще есть теория, что сила сказывается на внешности, что она меняет человека под себя, — продолжил Никита, глядя, как его отец пожимает Демидову руку. Потом и Мишка сподобился. — Но отец говорит, что доказать это сложно…

— Г-господа… — охранник окончательно утратил остатки былой наглости. — Я… я позову… погодите… кого-нибудь… найду сейчас. Кликну.

— Доброго дня, — Яр вежливо поздоровался. — Рад видеть вас в добром здравии.

И поклон изобразил.

А меня окинули внимательным таким взглядом. И кивнули.


Долго ждать не пришлось. Сперва вернулся охранник и передвигался бодрою рысцой, всем видом своим демонстрируя немалое служебное рвение. За ним следовал Эразм Иннокентьевич в престранном наряде: мятые штаны, не менее мятая, заляпанная чем-то рубашка и кожаный фартук, прикрывающий это великолепие. А уже за ним, полусгорбившись, словно желая казаться меньше, и Ворон спешил.

— Доброго утра! — Эразм Иннокентьевич умел говорить громко. — А что тут за переполох?

И очки поправил.

Такие… сварочные, что ли? Ну или около того, потому как круглые, массивные и с приделанным меж стёклами носом-клювом. Они висели на шее и, верно, мешали, если Эразм Иннокентьевич стащил их и попытался сунуть в огромный карман фартука.

— Доброго, — Орлов протянул руку и сдавил тощую лапку преподавателя. — Вот… решили определить в этом году на полный пансион. В целях повышения успеваемости.

И Никита радостно кивнул. Потом, правда, спохватился и скорчил постную рожу, как и подобает отроку, изгоняемому из родительского дома на учёбу. Но ему не поверили.

— Похвально, — с некоторым замешательством произнёс Эразм Иннокентьевич. — Хотя и несколько неожиданно… но пансион необходимо согласовать.

— Уже! — Орлов протянул бумагу. — Согласовали. И привезли. Подумали, что аккурат всё складывается. Воскресенье — день свободный, будет время и освоится, и домашнее задание сделать, чтоб со всем прилежанием. А то ж дома никакой учёбы. Так и норовит сбежать, стервец этакий…

Никита потупился и носочком землю ковырнул.

— А вы? — Эразм Иннокентьевич поглядел на Демидовых. — Не помню, чтобы у вас, Яромир, были проблемы. Напротив. Вы ведь в прошлом году похвальным листом награждены были.

— Я…

— Уезжаю я, — прогудел Демидов-старший и Ворон сделал шаг назад. Такой, едва заметный, будто опасаясь, что громадный этот человек возьмёт да нападёт. — По делам рода. А в городе ныне как-то неспокойно. Вот и подумал, что при школе, чай, оно надёжнее будет. И учёба, и приглядят, чтоб не шлялся без дела.

— И бумаги…

Бумаги Демидов протянул. И вновь же взял их Эразм Иннокентьевич. А Ворон отступил ещё на шаг.

— Вот, — Мишка протянул и наши, а объяснять ничего не стал.

Эразм Иннокентьевич пробежался по листам, кивнул и произнёс:

— Что ж… свободные места имелись, но не уверен, что там порядок…

— Наведут, — Демидов подтолкнул Яра. — Небось, не безрукие.

Взгляд его ненадолго задержался на Вороне. И тот замер. Я прямо ощутил, исходящее от него напряжение. Он словно и дышать перестал вдруг.

— А вы… — голос Демидова рокотал.

— Это Каравайцев. Егор Мстиславович. Наш новый наставник. Математик и изрядный, — ответил Эразм Иннокентьевич. — Изобретатель. Весьма интересные идеи… кстати, господа, раз уж вы тут, возможно, не откажетесь принять участие в небольшом эксперименте.

— Боюсь… — Демидов сам отступил. — Времени нет.

— Совсем нет, — подтвердил Орлов, пятясь. — Извините, Эразм Иннокентьевич, но как-нибудь в следующий раз… вот… вам добровольцы. Пусть участвуют!

И Никиту в спину подтолкнул, будто выставляя меж собой и учителем.

— Я тоже занят, — поспешил откреститься Мишка. — У нас там ремонт и вообще…


И вообще…

Нет, жаловаться грех. Под пансион здесь выделили отдельное строение в три этажа. На первом, правда, размещалась библиотека с читальным залом, где обычно дежурил кто-то из учителей и, при нужде, помогал выполнить домашнюю работу.

К ней примыкали пара небольших классных комнат.

— Там проводят дополнительные занятия, — шёпотом пояснил Орлов. — Если вдруг кому надобно. Или кто желает изучать что-то углубленно…

— Именно, — тихий этот голос был услышан. Эразм Иннокентьевич прикрыл дверь. — А в этом году Егор Мстиславович предложил организовать клуб ораторского мастерства.

— По средам, — тихо уточнил Егор Мстиславович. — Буду рад видеть в нём столь одарённых молодых людей. Умение дискутировать и излагать свою точку зрения внятно и доступно, убеждать прочих, определенно пригодится в будущей жизни.

— Придём, — пообещал я за всех.

— Ага, — поддакнул Метелька. — А об чём дискутировать станем?

— О, поверьте, было бы желание, а предмет дискуссии найдётся всегда… первое заседание в ближайшую среду.

До среды ещё бы дожить.

— А там музыкальные комнаты, если кто занимается. Есть и пианино, и скрипка, и некоторые другие инструменты. Гимнастическая зала… — Эразм Иннокентьевич шёл быстро, и Ворону приходилось прилагать усилия, чтобы поспевать за ним. Он то подбегал, то снова переходил на шаг, чтобы в следующий момент снова сорваться в бег. Причём если Эразм Иннокентьевич просто широко шагал, переставляя ноги-циркули, то Ворон был мелко-суетлив и даже нелеп.

Безобиден?

Ну-ну.

Интересно, с чего это он Демидова так испугался?

— Кстати, — Орлов ткнул меня в бок. — Если мы будем жить тут, то и тренировки, выходит, отменятся…

— Не надейся, — так же шёпотом ответил я. — Шувалов сказал, что всё устроит. Так что Димка теперь с нами.

— Даже не знаю, радоваться ли этому, — Никита потёр бок. — Яр, ты рад?

— Безусловно, — причём сказано это было ровным тоном.

А мы вышли на лестницу.

— Столовая на втором этаже, но первый завтрак вы пропустили, а до второго есть ещё время.

— А где все, господин наставник? — уточнил я, потому как уж больно тихо было вокруг.

— На молебне, — Егор Мстиславович снял очочки. — Признаться, и нам бы следовало, но мы как-то…

— В мастерской завозились. Да. Нехорошо вышло. Георгий Константинович вновь пенять станет.

И он тут?

— Хотя… — Эразм Иннокентьевич резко остановился и, развернувшись, вперился в меня взглядом. — Может, у него сегодня иное занятие найдётся. Кастелян ведь отдыхает. А выдать бельё надобно. И в целом… раз уж дежурит, то ему придётся. Так. Комнаты свободные дальше. Правила…

Он поморщился и махнул рукой.

— У Георгия Константиновича спросите, он разъяснит. Всё просто. Порядок не нарушать. Драк не устраивать. Младших не обижать и, по возможности, помогать ближним своим. Дополнительные занятия приветствуются.

Киваем.

Комнаты наши находятся в дальней части коридора. Одна, похоже, угловая и побольше, с тремя кроватями. А вот соседняя чуть меньше.

— Есть ещё там, — Эразм Иннокентьевич открыл дверь напротив. — Выбирайте, где нравится.

Выбирать смысла не вижу. Комнаты с виду совершенно одинаковы. И обстановка схожая.

Помимо кроватей имеется внушительных размеров стол. У кроватей виднеются тумбочки, а по обе стороны двери теснятся шкафы.

— За порядком следите сами, — Эразм Иннокентьевич вытащил часы и поморщился. — Время… цикл того и гляди завершится.

— Идите, — мягко сказал Ворон. — Думаю, мы сами управимся. Но документы, если можно, оставьте.

— Конечно, конечно. Вы…

— Передам Георгию Константиновичу, как и ваши извинения. Вы правы, эксперимент прерывать нельзя. Так что вы идите. А я помогу молодым людям… тут понадобится уборка, хотя в целом… вы пока располагайтесь, а я сейчас за вёдрами схожу.

И убрался.

За вёдрами. Сам. Как-то не по чину, что ли? Что-то не то с ним. То ли вследствие экспериментов Эразма Иннокентьевича, то ли встреча с Демидовым-страшим повлияла, но выглядел Ворон слишком уж дёрганым. Мы же остались в узком пустом коридоре. Я заглянул в большую комнату.

— Так… тут или мы с Шуваловым втроём, или вот вы…

— А тебе не надо рядом? — Орлов тоже заглянул.

— Рядом — да, но не прям так, чтоб за руку держать. Тень и без меня справится, если что.

Тени и через стену дотянуться до Димки с его силой.

— Тогда лучше нам троим, — Демидов переступил порог. — Мы и в одном классе. И так… извини, Савелий, но… как-то… тесновато тут.

— Ага, — подтвердил Орлов. — Но вообще отец говорил, что в военном училище комнат не было. Там один общий дортуар, и никаких тебе шкафов. Кровати и тумбочки. Всё. А ещё зимой почти не топили. И…

— Всё равно тесно…

— Вот вечно тебе всё не нравится.

— Нравится. Просто… веришь, неспокойно как-то. А понять, что не так, не могу.

— А что не так? — сразу насторожился Орлов, до этого бродивший меж кроватями и трогавший каждую, точно так надеясь выбрать лучшую.

— Да если б я понял, — Демидов потёр шею. — Такое вот… ну неладно и всё. Сав, ты что-то чуял?

— Я? Нет. Ты… попробуй глаза закрыть.

— Зачем? — удивился Демидов.

— Закрой, — Орлов дёрнул его за рукав. — Вон, садись и закрывай.

— И попытайся представить день от самого начала. Вот ты проснулся, позавтракал. Ощущение было? Что неладно?

— Нет, — уверенно ответил Демилов. — Никакой тревоги. Напротив… меня ж никогда-то особо из дому не отпускали. И теперь отец не больно хотел. Он даже, как про ту сторону сказал, сердился. И велел собираться домой. Но к вечеру Шувалов заявился. И твой, Никит, батюшка тоже. А это… и говорили они там о чём-то. Отец был доволен. Ну и передумал. Стало быть, сговорились… сам знаешь, мы-то на Урале вес имеем, а в столице на нас сверху вниз смотрят. Меня для того и отправили, стало быть, чтоб знакомства полезные заводил. Извини.

— Расслабься, — отмахнулся Орлов. — Всех сюда для того и отправляют.

— А я думал, что учиться.

— И учиться.

— Так, — прервал я. — Дальше. Собрались. Дальше. Когда ехали? Было ощущение.

— Нет. Всё спокойно. Только боялся, что опоздаем. Ну… или что рано будем, приедем, а тут никого. Потом… — принцип Демидов понял. И теперь говорил медленно. — Вы у ворот. Разговор… охранник этот и… Каравайцев.

Он произнёс и замер.

— Я его не знаю, но чувство такое, будто знаю… странное чувство. Но я ж его всё-таки знаю. Он у нас вёл один раз. Заменял. И тогда всё было нормально. Кажется. А тут нет. Что-то с ним неправильно. Не так.

— Что?

Демидов покачал головой и наморщил лоб.

— Что-то. такое вот крутится-крутится. А… и поймать не могу. Я сейчас… надо…

— Не надо, — я огляделся и выпустил Призрака, вытолкнув в коридор. — Никому ничего говорить не надо. И нет, ты не ошибся. С ним и вправду не так. Но… тут, в общем, сложно всё. Поэтому постарайся просто не приближаться. Или делать вид, что всё нормально. Даже если его узнаешь.

— Так… — глаза Орлова вспыхнули. И выражение лица сделалось таким, предвкушающим. — Ты что-то знаешь…

— Знаю, — я не стал отрицать. — Но потом. Ладно?

Загрузка...