Бай да бай,
Поскорее помирай!
Помри поскорее!
Буде хоронить веселее
С села повезем
Да святых запоем,
Захороним, загребем,
Да с могилы прочь уйдем.
Сегодня у ворот гимназии нас поджидали. Почти у самой ограды, под хмурым взглядом охранника, крутился тип в зеленом чесучовом костюме. В одной руке тип держал букет, в другой — белоснежную коробку, перехваченную атласной лентой. Сверху лента образовывала изящного вида бант, под который также просунули веточку чего-то зеленого и с виду изысканного.
— Господин, — при появлении Шувалова тип встрепенулся и бросился к нам. — Как и обещали, господин! Розы, господин. Найсвежайшие. Только утром срезаны. И вот, шоколад.
— Дим, — Орлов повернулся к некроманту. — Мы ж вроде договорились, что к Савке едем.
— Договорились, — Шувалов принял букет, а коробку передал Демидову. — И тем удивительнее мне твоё отношение. Мы собираемся в гости к даме. Без предупреждения.
— Я предупредил, — вставил я.
Но был удостоен лишь скептического взгляда.
— Чего?
— Димка считает, что предупреждать о визите надобно как минимум за две недели. Чтобы не доставить хозяевам беспокойства неожиданным своим появлением. А лучше и вовсе дождаться приглашения, — пояснил Ярослав. — И так-то да… кое в чём он прав. Как-то я не подумал.
— Тебе простительно, — сказано это было спокойно. Шувалов явно не намеревался оскорбить, но лишь констатировал факт. Но Демидов помрачнел и вздохнул.
— А вот ты, Никита, мог бы и подумать. В принципе являться в гости с пустыми руками нехорошо, а уж в нашей ситуации, когда мы фактически совершенно неприличным образом напросились, и подавно.
— Ну да… Сав, извини.
— Да я тут при чём? И вообще Татьяна, она… в общем, она уже привыкла, что… у меня вообще с воспитанием сложно, не говоря уже про хорошие манеры, — я махнул рукой и перевёл тему. — Поехали, что ли…
Вот если и кузен его такой же породистый и обходительный, то мне вообще не понятно, чего Одоецкой для счастья не хватало-то.
Молодой. Состоятельный. Воспитанный.
И с рожи, полагаю, не урод. Как-никак породистый.
Чего этим бабам ещё надо?
— Её вообще дома может и не быть…
Но Татьяна была.
И не одна.
— Ой, у нас гости. Мальчики! — радостный голос Светочки заставил Шувалова споткнуться. — Савушка, а ты не говорил, что к тебе друзья приедут…
— Добрый день, — Татьяна лично вышла встречать гостей.
И Шувалов растерялся.
Вот реально растерялся. У него физия от растерянности вытянулся, а взгляд нервно заметался между Татьяной и Светочкой, о которой я, признаться, позабыл. Не в том смысле, что в принципе. Скорее уж привык к ней настолько, что как-то не подумал предупреждать о возможном её присутствии.
Тем более, что жила Светочка по своему расписанию, зачастую являясь лишь к ужину.
— Несказанно рады знакомству, — Орлов толкнул Дмитрия в бок. — Если бы мы знали, сколь прекрасные дамы нас встретят в этом доме…
И ручки умудрился поцеловать обеим.
И чудом, не иначе, цветы оказались в руках Татьяны, коробка с шоколадом — у Светочки. И кажется, в итоге никто не выглядел обиженным.
— Мог бы и предупредить, — шепнул на ухо Шувалов, провожая Светочку взглядом.
— О чём?
— О родственнице.
— Она не родственница. Она просто тут живёт. Да не смотри ты так. Ну забыл. И вообще… не привык я к этим расшаркиваниям.
Взгляд у Шувалова был выразителен. Другой бы под этим взглядом и усовестился. А мне подумалось, что конфет в коробке вряд ли много и до ужина они не доживут. Как пить дать Светочка коробку вскроет и потом засядут с сестрицею чаёвничать.
— Странная она, — прогудел Демидов, проводивши Светочку задумчивым взглядом.
— Есть такое. Но… Потом расскажу. Может быть. И вообще, если помнишь, мы здесь по другому делу.
Будто заглянув в мои мысли, коробку с шоколадом Светочка распаковывать не стала, но поставила на комод, подхватила сумку, отмахнувшись от помощи Орлова, и упорхнула, оставив после себя лёгкий аромат разогретого солнцем луга. И судя по тому, как принюхивался Орлов, этот аромат ощущал не только я.
— Идёмте, — Татьяна с трудом сдерживала улыбку. — Николай Степанович уже прибыл и ждёт вас. Савелий, я надеюсь, что не зря его позвала. У него много дел, и если это…
— Я готов возместить ущерб, — Шувалов чуть склонил голову. — И мне жаль, что вам пришлось…
— Да хватит уже, — перебил его Орлов. — Сударыня, уверяю, что не будь дело таким… неоднозначным, мы бы не стали отвлекать вашего…
— Жениха, — спокойно уточнила Татьяна и как-то руку повернула так, что на пальчике блеснул камешек. Колечко. Женщины умеют показывать нужные им вещи словно бы невзначай.
Но хорошо, что Николя дозрел.
— Поздравляю, — подпрыгнул Орлов. — Ему повезло. И надеюсь, он это понимает, поскольку в ином случае я готов прямо сейчас бросить своё сердце к вашим ногам…
— Балабол, — Демидов покачал головой. — Извините. Он на самом деле не такой дурак, каким кажется.
— Ничего. Я… ко всякому привыкла.
И вот чего на меня смотреть-то.
— Савелий, тебя и твоих друзей ждёт библиотека. Я рада, что ты решил серьёзно отнестись к учёбе и взяла на себя труд подобрать несколько газетных статей нужной тематики и статистические выкладки. Надеюсь, вы после поделитесь плодами совместного творчества. А вас…
— Дмитрий.
— Дмитрий. Да. Прошу за мной.
— Но, — Орлов подобного поворота не ожидал. Да и я тоже. — А… мы?
— Если ваш друг захочет поделиться подробностями, — Татьяна умела говорить так, что возражать ей не хотелось. — Он сделает это сам.
И не поспоришь.
— Эм… — Орлов проводил взглядом Татьяну и Шувалова. Затем совершенно не по-благородному шмыгнул носом и произнёс. — Знаешь, а хорошо, что я старший. Да… и мои сёстры не командуют.
— Это пока, — возразил Демидов. — Они у тебя просто мелкие. Дай пару лет и увидишь. Но предлагаю и вправду в библиотеку. Писать, как ни крути, придётся…
Мы переглянулись и я вздохнул.
А в библиотеке сидел Тимоха.
Следовало предположить. Из всех помещений старого дома он предпочитал именно это — огромное, заполненное тяжелой громоздкой мебелью. Правда, книжные шкафы были большей частью пусты — хозяева вывезли то, что сочли ценным, оставив пяток любовных романов, потрёпанные томики поэзии и стопки старых газет. И лично на меня эта пустота навевала уныние. Возможно, что не только на меня, поскольку библиотека начала наполняться. Первыми на полках разномастные большею частью потрёпанные учебники, которые притаскивала Светочка. Следом за ними — тетради, промокашки и просто пачки резаной бумаги. В другом шкафу примостилась пара медицинских журналов и учебник артефакторики с закладкой.
Свежий выпуск «Имперского механика». Слегка потрёпанный ботанический атлас. И троица книг в разномастных обложках со стёршимися названиями.
На столике валялись свежие газеты.
А вот мольберт поставили у окна, хотя, подозреваю, Тимохе было всё равно. Он, подвинув к мольберту кресло вплотную, забрался на него с ногами. И что-то рисовал. Старательно. Очень. Язык вон высунул от усердия.
— Доброго дня — радостно поздоровался Орлов, протянув руку. И замер, когда Тимоха повернулся к нему, как был, с высунутым языком и этим своим беспомощно-детским выражением лица, которое не оставляло сомнений, что с ним не всё ладно.
— Это Тимофей, — я отступил, чтобы видеть их. — Я вам говорил.
Случайность?
Нет, Татьяна всегда знала, где Тимоха. И сейчас, небось, приглядывала за ним глазами Птахи, которая затаилась где-то в тенях. Птаху я не чувствовал, но знал, что она есть. И смотрит.
— Мой брат, — сказал я спокойно. — Он был ранен. Что-то вроде контузии. И теперь вот…
— Та! — Тимоха отвлёкся от листа и повернулся к нам. — На.
Он ловко перемахнул через подлокотник и выпрямился. Взгляд его зацепился за Орлова. А потом Тимоха взял протянутую руку и пожал.
Причём осторожно.
И… снова показалось, что ещё немного и он очнётся.
— И я рад знакомству, — Орлов произнёс это совершенно спокойно и даже чуть склонил голову.
— Ага!
Демидову тоже пожали руку, причём Тимоха держал её довольно долго, да и самого Демидова разглядывал с неприкрытым интересом. Впрочем, как и прежде в какой-то момент та искра внутри, что не давала утратить надежду, погасла. И Тимоха разом потерял интерес к гостям.
Он вернулся в кресло и, забравшись, снова потянулся к мольберту.
— У меня дядька под прорыв попал, — очень тихо произнёс Демидов, обнимая себя. — Три года тому… в шахте… с инспекцией был. Рабочие жаловались. Он и пошёл сам. Были подозрения, что управляющий ворует. Вот и поехал. Без предупреждения. Сразу на шахту и сюрпризом.
Орлов в кои-то веки промолчал.
— Оказалось, что вправду воровал. Воздухогонки едва-едва работали. Защита почти иссякла. И крепи гнилые. Эта падла поняла, что будет, когда дядька выберется. И обрушение устроила. Обвал… ну и много людей на одном месте засыпало. А там, на глубине… там… близко к тому миру.
— Ты не рассказывал, — столь же тихо произнёс Орлов.
— Да как-то оно к слову не приходилось. Вот… дядька не один был. Сына своего взял. Ну, брата моего. Двоюродного. Им повезло, что не сразу завалило, успели отойти в боковую ветку. И людей прикрыли, до кого дотянулись. Дядька сильный. И братец… был… батька тогда и сам прилетел, и всех, кто был из наших, согнал… в три дня завал вскрыли. Вот… но твари… тварей много. Синодники ещё помогали.
Тимоха мурлыкал что-то под нос.
И казалось, что ничего-то ему не интересно, кроме рисования. Рядом, на спинке кресла, примостилась Буча, которая ощутимо подросла, но, видать, не настолько, чтоб Тимохе стало легче.
Или дело не в ней?
— Братец мой до сих пор и не оправился. В нём дрянь какая-то, которую никак не получается убрать. А дядька… уже потом… он щит держал, перегорел, вот… доставать доставали, но порода ненадёжная. То и дело подсыпало. Его камнем и приложило. Стал почти как… твой брат. Нет, он хороший. Славный, только… глядеть больно.
Это было сказано совсем тихо.
— А целители? У нас хороший целитель, — Орлов произнёс это уверенно.
— У нас не хуже, — отмахнулся Демидов. — Отец его и в Петербург возил. До самого верха дошёл, вон, с Пироговым договорился, который при государе, чтоб глянул. А тот… глянуть глянул, но руками развёл. Мол, дело не в тварях. Эта физическая травма. Камнем череп проломило и мозг тоже. Разрушило. И что повезло, что он вовсе выжил. Только… не знаю, везение это или нет. Я бы… я бы лучше умер. Наверное.
Он вздохнул и спохватился вдруг.
— Ты это… только… не болтай, добре?
— За кого ты меня держишь? — Орлов обиделся вполне искренне. — Я знаю, когда и что говорить можно. Ладно, Савка, Метелька… давайте вон тот стол займём. Предлагаю так. Сначала на черновую текст сочинить. Страницу или две, потому что пишешь ты ещё хуже чем я, а я до недавнего времени полагал, что это в принципе невозможно.
Он разом переменился. И как-то… всё вокруг тоже. Нет, никуда не делся Тимоха. Как и двоюродный братец Демидова. И надо бы будет переговорить с Ярославом.
Как бы глянуть на этого его братца.
Если дело в дряни с той стороны, вдруг да помогу? Или хотя бы попытаюсь? Не из доброты, но с Каравайцевым ведь получилось.
— … а уже потом будешь мучиться и переписывать набело. Учти, наш ретроград весьма ценит аккуратность. Хотя справедливости ради, мелкие огрехи он простит, если содержание будет соответствовать его представлениям о правильности.
Орлов быстро перебирал газеты, оставленные Татьяной. Что-то оставлял, что-то откладывал. А сестрица и обвела то, что полагала полезным.
— Да, да… тут нет… смотри. На самом деле с Георгием Константиновичем в принципе поладить довольно просто, — Орлов нужные газеты придвинул, ненужные убрал. Огляделся. И взяв стопку старых, рукавом смахнул с них пыль. — Главное надо помнить, что он ярый государственник. Яр, помоги…
— А? — Ярослав, подобравшийся к Тимохе, чтобы заглянуть в мольберт, вздрогнул и смутился, будто застали его за делом недостойным. — Чего?
— Того. Не мешай человеку творить. Так вот, начинать надо со вступления… — Орлов разгладил лист. — Может, ты попишешь? Быстрее будет, пока мысль не ушла…
Чернильница была тут же.
И набор перьев.
— А мне что делать? — уточнил я.
— Думать… ну, можешь сходить, глянуть, как там Димка… если получится.
— Глянуть попробую, — я выпустил Тьму и подтолкнул её. — Но вряд ли…
И не ошибся. Стоило Тьме подобраться к двери гостиной, где устроился Николай Степанович, как из сумрака выглянула Птаха и возмущённо заклекотала. Главное, сама мелкая, взъерошенная, но не боится. Тьма замерла, явно несколько растерявшись. Птаха-то ей на один зуб, но вроде как своя и есть её нельзя. И что делать, не понятно.
— Назад, — сказал я мысленно. — Не будем Таньку нервировать.
В конце концов, всегда можно расспросить Шувалова. Или Николя… ну, правда, не факт, что и они расскажут.
— Не-а, — проморгавшись, я посмотрел на Орлова. — Там Танька свою тень оставила, так что не получится…
— И у неё есть? — Демидов удивился.
— И у неё. И у Тимохи. Правда, теперь совсем мелкая. Он был хорошим охотником. Куда сильнее меня.
— Погоди… — Демидов наморщил лоб. — Если…
— Думай про себя, — опередил меня Орлов, стукнув приятеля по лбу увесистым томом «Фабричного уложения». Не знал, что в нашей недобиблиотеке такое есть. Или Танька притащила? Заботливая она. — И догадки свои же при себе оставь.
— Понял, — Демидов лоб потёр и, кажется, не обиделся. — Тогда работаем. Предлагаю начать так… погоди… надо что-то вроде того, что вся власть…
— От Бога? — не выдержал я.
— Точно, — согласился Орлов. — И Государь наделен ею свыше… то есть милостью Божию он поставлен править самодержавно над всеми землями и людьми.
— И это хорошо! — Демидов подвинул чернильницу.
— Для кого?
— Для твоей отметки. В общем, такой порядок был положен от начала времен и должен сохраняться. И каждый разумный человек, осознавая сие, в меру сил своих и способностей будет радеть за его поддержание, — Орлов поднял палец. — Раздор же меж подданных сему порядку вредит.
— Вредит… — повторил Демидов. — Надо будет как-то покрасивше…
— Потом доработаем… — Орлов заложил руки за спину и принялся расхаживать по библиотеке. — Причина же оного раздора состоит в том, что одни подданные, позабыв о христианском милосердии, праве и законе государевом, безбожно угнетают…
— Так и писать?
— Пиши. Безбожников он не любит.
— Это точно.
— … угнетают других, вытягивая из них все соки и лишая их души веры в справедливость, ибо нет таких законов, которые защитили бы малых да убогих пред сильными, но позабывшими о Боге и Государе. А потому мнится тебе, что весьма важно сочинить закон, который бы…
Орлов чуть запнулся и уставился на меня.
— Устанавливал правила взаимоотношений меж фабрикантами и рабочими.
— Лучше порядок. Он любит порядок.
— А не многовато ли порядка? — усомнился Демидов.
— Порядка много не бывает!
— Точно. Порядок взаимоотношений, — я оседлал стул. — Где были бы описаны права и обязанности каждого.
— О! Про обязанности он тоже любит… тут уж надо что-то придумать. Но только без всяких там разрешений на стачки, как предлагают некоторые.
— Начнём с малого, — тут уже я думал. — И неприятного. Обязать фабрикантов организовать ретирадники, которые бы регулярно чистились.
— Чего?
— Уборные, — пояснил Метелька. — Это да… у нас на фабрике были, а вот на некоторых — так нет. Или вот только для мастеров, а рабочим туда нельзя.
— И куда люди… — Орлов моргнул. — Ходят?
— А под забор и ходят. Или порой прямо в цеху. Ну, по малой нужде. Особенно, если холод. На холод кому охота? А в цехах от машин тепленько. Но тогда вонь стоит… — Метелька поморщился.
— Ещё мой дед велел на всех производствах уборные организовать, — Демидов выглядел удивлённым. — Это ж… это ж и вправду воняет, что не зайти. А ещё недели не пройдёт, как рабочие животами маяться станут.
— Вот, про это и пиши. Можешь не сильно красиво выражаться, а то ещё решит, что мы за него сочинили.
— И что поддерживать ретирадники надо в порядке, нечистоты вывозить, а не сливать в реку, потому что от этого по воде распространяются многие болезни.
— Это да…
— Установить продолжительность рабочего дня, а если работник работает более, то и оплата за переработку должна быть выше. Установить минимальную оплату, можно для разных производств свою, потому как порой отличаются и по сложности, и по умениям… — я задумался и качнулся на стуле. — Ещё… скажем, чтобы платили только государственными деньгами, а не самопечатными. Самопечатные деньги — это нарушение закона и покушение на права казначейства, а значит и государя…
Принцип я уловил. И да, без придирок не обойдётся, но, глядишь, Георгий Константинович в целом подуспокоится.