Утро ворвалось в комнату, как приговор, безжалостный и неотвратимый. Я проснулся в одиночестве, словно изгнанник. Сердце, ещё недавно наполненное теплом, теперь казалось пустой раковиной, где лишь эхом отзывались воспоминания.
Её запах, словно призрак, всё ещё витал в складках мундира, но я знал, что это лишь иллюзия. Я встал, поправил эполеты с такой силой, будто хотел пригвоздить их к груди, и выровнял ордена, пытаясь вернуть себе лицо человека, а не чудовища, которое сошло с ума.
Спустившись в столовую, я увидел, как все уже собрались. Старая салфетка леди Хейверинг сидела во главе стола с чашкой чая.
Её лицо светилось приторной улыбкой, словно она была рада этой сцене. Слуги, как тени, молча сновали вокруг. Витта, сияющая, будто вчерашняя помолвка подарила ей крылья, сидела рядом с леди Хейверинг. А она… Она была здесь, но её присутствие казалось эфемерным.
Вилена сидела чуть в стороне, прямая, как струна, её платье — простое, скромное, цвета пепла — контрастировало с яркими нарядами вокруг. Она не смотрела на меня, и когда я вошёл. Лишь её пальцы дрогнули на краю чашки, а взгляд метнулся в сторону, словно она боялась встретиться со мной глазами. Но это был не страх, а боль.
Она боролась.
С каждым вдохом, с каждым глотком, с каждым словом, которое так и не произнесла. Она держала себя в руках, а мне захотелось схватить её, прижать к себе, пока её губы не прошепчут: «Я твоя».
Я сел напротив неё, не рядом, не близко, но достаточно, чтобы почувствовать, как её пульс бьётся в такт моему. Сердце Вилены было открыто передо мной, но я знал, что её сердце уже разорвано на части.
— Ну что ж, — раздался голос леди Хейверинг, сухой, как осенний лист. — Раз формальности соблюдены, пора решить и остальное.
Она отставила чашку.
— Когда назначаем свадьбу?
Её слова повисли в воздухе, как тяжёлая пелена.
Тишина. В глазах Вилены мелькнула тень — не отчаяния, а осознания. Она знала: чем быстрее свадьба, тем быстрее я стану для неё чужим. Окончательно. Бесповоротно.
Но Витта, моя светлая, наивная Витта, вдруг вскинула голову, её глаза засияли, как утреннее солнце.
— Как можно быстрее! — выпалила она, и её голос звенел от радости, от жажды начать новую жизнь, обрести любовь, семью. — Можно даже на этой неделе? Военным же разрешены быстрые свадьбы сразу после помолвки?
Она улыбнулась мне, и в её улыбке не было ни тени сомнения. Только доверие. Только свет. Свет, которого я не заслужил.
Я кивнул, стараясь сохранить маску нежности.
— Как пожелаете, Витта. Можно в конце недели.
— Ну что ж, — кивнула леди Хейверинг, снова беря кружку, в которую Хорас подливал чай.
Я видел, как рука дворецкого дрожала так сильно, что он чуть не пролил кипяток на пальцы госпожи.
И тогда я посмотрел на Вилену. Она молчала. Но я видел, как её пальцы впивались в скатерть, словно пытаясь удержать землю под ногами. Наши глаза встретились на долю секунды, но этого хватило.
Я увидел, как её зрачки расширились от боли, как дрогнула нижняя губа, как в горле застрял ком. Она сдалась. Она решила: «Никогда больше».
Но дракон внутри меня зарычал — не в ответ, а в вызов: «Попробуй уйти. Я найду тебя. Я заберу. Даже если придётся разорвать твою сестру — только чтобы ты стала моей».
Я отвёл взгляд, стараясь скрыть бурю внутри. Выпил глоток горького, холодного кофе, как символ моего долга.
А потом мой взгляд остановился на Вилене.
“Нет!”, — прошептал я мысленно чудовищу. — “Я не позволю! Ты этого не сделаешь!”.
"Посмотрим!", — прорычал дракон.