То самое — грязное, тёмное, запретное, которое не прячется, а смотрит прямо в душу, требуя признания.
Она покраснела — не как девица на балу, а как женщина, пойманная на мысли о грехе.
Я выдохнул, когда она двинулась прочь.
Шаг. Второй. Третий — ускоряясь, будто бежит не от усталости, а от меня. От моего жара. От моего взгляда, который уже сдирает с неё платье, оставляя только кожу, дрожь и отчаянное «да», которое она никогда не произнесёт вслух.
Я хотел запечатать ее шёпот поцелуем, таким глубоким, что она забудет, кто она.
Забудет, что у неё есть сестра. Забудет, что я — чужой жених.
Но я не двинулся. Просто кивнул, словно не было огня внутри и напряжения в штанах.
Я — человек долга. А она — сестра моей невесты, о которой я тоже обязан позаботиться.
Её шаги по коридору были слишком быстрыми — не «я иду в свою комнату», а «я бегу от тебя, потому что знаю: если останусь — сгорю».
И я… я стоял.
Смотрел, как её платье обвивает бёдра при ходьбе.
Как шея, тонкая, как у лани, напряглась.
Как пальцы сжали полушубок — не от холода, а от внутреннего пламени, которое разгорелось в ней с того самого момента, когда мои губы коснулись ее кожи.
Я хотел её.
Не просто тело.
Я хотел её боль, огонь, страсть, любовь. Я хотел всё, что в ней есть, без остатка.
Хотел её шёпот в темноте.
Хотел её слёзы на моей коже и вкус ее губ на моих губах.
Хотел, чтобы она кричала моё имя, когда мир рушится, а я — единственный, кто её держит.
— Бедная женщина, — вздохнул дворецкий, глядя ей вслед. — Эх, если бы не её безумие, то она бы сыграла куда более выгодную партию, чем барон. Наверное, тяжело жить с женой, у которой с головой не всё в порядке!
Я резко повернулся к нему.
Внутри — дракон зарычал, и я едва удержался, чтобы не схватить этого болтуна за идеальный галстук и не прижать к стене так, чтобы его кости хрустнули под моими пальцами.
— С чего ты решил, что она — безумная? — голос мой прозвучал тише, чем шёпот, но тяжелее, чем приговор. — Она не производит впечатление сумасшедшей.
Он замялся, пряча блокнот.
— Девушка очень сильно ударилась головой. Все думали, она умерла. А когда она очнулась, то не узнавала никого, просилась домой. Хотя она была дома! Однажды с ней случилась форменная истерика, когда она посмотрела на себя в зеркало. «Это не я!» — кричала она. «Это не мое отражение! Это не мое лицо!» Пришлось вызвать доктора. Он дал ей успокоительных капель, но новость о ее сумасшествии просочилась в высшее общество. И, разумеется, дебют пришлось отложить, а женихов поубавилось. Можно сказать, поток почти иссяк. Ее пришлось заново всему учить! И вот этот побег! Посудите сами, разве может здравомыслящая женщина идти двадцать лиг в одном платье и туфлях по снегу? Разве это не признак безумия?