Генерал дракон моей сестры

Глава 63

— Почему Хорас? — удивленно спросила я.

Витта задумалась. Внезапно на ее лице появилась легкая тень, словно облачко на мгновенье укрыло солнце. Её пальцы замерли на шёрстке котёнка. Взгляд ушёл куда-то внутрь — туда, где она прячет то, о чём не говорит даже мне.

— Потому что рыжий! — вдруг весело ответила она. И облачко исчезло. — Правда, похож?

Я пока не видела сходства между маленьким прелестным котёнком и влюблённым дворецким. Но, видимо, в глазах сестры оно было.

— А я подумала, что Хорас тебе нравится, — улыбнулась я.

Витта посмотрела на меня честными глазами. Ни один мускул не дрогнул на лице сестры.

— Он не может мне нравится, — заметила она, тиская котёнка. — Мы очень сильно поругались с ним.

В ее голосе была твердость, словно она приняла окончательное решение.

— Из-за бабушки? — спросила я. — Из-за того, что он стал ее верным шпионом?

В глазах сестры полыхнул знакомый огонек.

— Он считает тебя сумасшедшей, — гордо произнесла она. — А я ему говорила: «Ты ее совсем не знаешь. Но уже судишь по мнению других людей». И единственная сумасшедшая здесь — это бабушка, которая свихнулась на репутации.

Витта промолчала, а потом со вздохом продолжила.

— Мы с ним были… друзьями ровно до тех пор, пока он не позволил себе назвать тебя сумасшедшей.

У меня перехватило дыхание. Не от обиды. От страха — того самого, что приходит, когда понимаешь: даже если весь мир поверит, что ты здорова… одного сомнения достаточно, чтобы снова оказаться в клетке.

— И в этот момент… дружба кончилась. Я не позволю никому говорить о тебе гадости. Даже если это… Хорас, — продолжила сестра голосом инквизитора.

Пока что я не понимала, дружба это была или все-таки что-то большее.

Витта всё равно носит его имя в сердце — пусть даже в шутку. И это меня смутило.

Факт остается фактом. Сегодня была помолвка. Точка невозврата. И для меня, и для бедняги Хораса.

Я смотрела на сестру, понимая, что даже если между ними что-то было, одно слово в мой адрес перечеркнуло все. И я поразилась силе ее духа.

Резать наживую дружбу или даже любовь ради меня…

Это был действительно подвиг. Теперь я должна резать на живую. Ради нее.

Сестра отвернулась к окну на пару секунд, а потом повернулась как ни в чем не бывало.

— Значит, ты сегодня спишь со мной?

— Да, — улыбнулась я, чувствуя, как внутри все сжимается.

Я чувствовала переполняющую меня гордость за принятое решение. Сердце всё ещё ныло, как рана под повязкой, но впервые за день я могла вдохнуть без ощущения, что горло сжимает чья-то ладонь.

«Я выбрала её», — прошептала я про себя, глядя, как котёнок сворачивается клубком у Витты на коленях. — «Не себя. Не своё желание. Её. Как она выбрала меня. И между нами не должно быть лжи. Только правда».

И в этом выборе — не гордость. А освобождение. Даже если оно будет стоить мне души.

Он не придет сюда ночью. Не будет шептать, прикасаться… Не посмеет. Быть может, так будет легче для всех? Не только для меня, но и для него?

Остаток дня мы играли с котёнком. Точнее, котёнок играл с нами в игру: «Ля, че я умею!». И когда я в очередной раз сняла Хораса с занавески и принюхалась, мне захотелось назвать его Хорьком.

Малыш упорно не желал жить в корзиночке, как все приличные котики с открыток. Ему нужно было быть везде и всюду!

Рука всё ещё дрожала, когда я гладила котёнка. Боль в груди не ушла — но теперь она была честной. Настоящей. Наказанием за грех, которого я больше не совершу. И в этом была своя горькая чистота. Но кроме боли было чувство гордости за то, что сумела принять это решение, заглушало ее, делало ее терпимей.

Витта уснула сразу после ужина, едва коснувшись подушки.

Ее дыхание стало ровным, почти детским — без теней, без тайн. Только котёнок, свернувшийся клубком у нее под подбородком, изредка вздрагивал во сне, будто гнал прочь кошмары, которых у моей сестры, по счастью, не было.

А у меня были.

Мои кошмары не приходили снаружи. Они жили внутри меня.

Горячие. Живые. У этих кошмаров был голос и его руки, которые прикасались ко мне с жадностью, были губы, которые целовали меня, словно в последний раз.