Я отошла на несколько шагов, чтобы не мешать им. Сейчас я чувствовала себя третьей лишней. И это было правильно.
— Сестричка, а тебе какое нравится? — спросила Витта.
— Мне кажется, что… — присмотрелась я к платью, а потом бросив взгляд на Витту. — Голубое. Зеленое оно… Оно старит немного. Ну, в плане того, что ты будешь выглядеть не юной невестой, а уже замужней женщиной… Вот… Да, зеленое очень красиво, я бы даже сказала, что оно невероятное, но голубое смотрится нежнее…
— Ну а ты бы какое взяла? — спросила Витта.
Я задумалась. Красное — это чересчур.
— Ну, мне по статусу больше подошло бы зеленое, — заметила я, глядя на изумрудную ткань. — Я бы себе голубое не купила. Я же не юная девушка, чтобы порхать по залу. Тем более, оно больше похоже на платье для дебюта. А вот тебе это голубое будет в самый раз!
— Значит, зеленое! — кивнула Витта. — Снимите его! Моя сестра хочет примерить его!
— Что? — обалдела я.
— Да! — рассмеялась Витта. — Попалась! Это наш с Гессеном тебе подарок!
Я посмотрела на генерала, потом на сестру. Сердце в груди заколотилось, а я вдруг почувствовала себя неловко.
— И голубое, — заметил генерал. — Для моей невесты.
— Ну я же просила, — прошептала Витта, глядя на него с укором.
Что просила? Я пока слабо ориентируюсь в происходящем.
— Будете возмущаться, я куплю весь магазин, а вы потом поделите! — усмехнулся генерал.
Услышав эти слова продавщица, бережно снимающая платье с манекена, замерла. И тоже покосилась на генерала.
— Пойдем в примерочную! Платья сейчас принесут! — радостно воскликнула Витта и потащила меня за роскошную штору.
Лакей, который стоял рядом со шторой, тут же задернул ее за нами и отошел на несколько шагов, чтобы не слушать разговоры.
Мы с сестрой отразились в огромном зеркале. Она — милая, с каштановыми волосами, живая и веселая. И я — блондинка, на полголовы выше сестры. Такие разные. А все потому, что папы у нас тоже разные.
Наша мать, которую я видела только на портрете, овдовела, когда мне, точнее Вилене, был год. И тут же вышла замуж за другого. Он мало того, что оказался чудесным отцом, так еще никогда не делал различий между своей и приемной дочерью. Так мне рассказывали.
Когда мне было четырнадцать, а Витте одиннадцать, матушка умерла. Мне говорили, что Вилена очень сильно плакала. И даже несколько дней отказывалась есть.
Следом за матушкой, не протянув и года, ушел отец. И в тот день за нами приехала карета бабушки, чтобы забрать нас навсегда в поместье Хейверинг под неусыпный контроль.
— Ах, лучше бы сыновья! — ворчала бабушка, вечно всем недовольная. — По крайней мере, мужчине испортить честь семьи намного сложнее, чем женщине!
Служанки раздевали меня, как вдруг сестра ахнула.