Он кивнул. Без улыбки. Но в его взгляде — понимание. Он помнил её птичку. Её доброту. Её невинность, которую нельзя купить за бриллианты.
Витта потянулась к нему — не как невеста к жениху, а как ребёнок к защитнику.
Обняла его за талию, прижав котёнка между ними.
И он… Он положил руку ей на голову — как отец. Как опора. Не как любовник. Котенок полз по генералу наверх. Он вообще мало что понимал.
Я стояла и смотрела на это маленькое счастье. И чувствовала себя лишней. Лишней не только здесь, но и в мире. Может, в этом всё и дело? В том, что я попала в чужое тело, когда оно должно было умереть. Может, поэтому для меня в этом мире нет счастливой судьбы? Потому что проживаю жизнь, которой не должно было быть ни у меня, ни у бедной Вилены.
Аплодисменты. Поздравления. Шампанское. Смех.
Всё это — фон. Шум. Ничто.
Потому что я видела правду: он дал ей всё, что мог — безопасность, уважение, заботу.
Но не страсть. Не желание. Не огонь, который сжигает обоих. Тот огонь — он был моим. И он убивал меня. Мне оставалось только лишь смириться с этой мыслью или…
Я сглотнула, понимая, что точка невозврата пройдена. И сейчас я должна принять решение. Важное решение. Отдаться страсти с головой, упасть еще ниже, научиться убивать свою совесть и вечно врать? Или смотреть в глаза сестры, не пряча ничего в душе, никакого предательства, никакой лжи, никакого обмана?
Когда официальная часть закончилась, гости начали расходиться по залу, пробовать новые закуски и обсуждать «неуклюжий жест герцога с котёнком вместе с колье».
Я осталась у окна, глядя, как снег продолжает падать — безжалостный, вечный, чистый, словно сама жизнь шепчет мне: «Ты еще не полностью потеряна. Выбери свет. Выбери правду. Выбери честность. Только ты можешь прекратить этот порочный круг. Уйти от него, сказать гневное и четкое «нет!», как когда-то сказала мужу.
И тогда мир изменится. Он станет другим. Болезненную сладострастную грязь укроет белоснежное покрывало чистоты и правды.
И тут увидела моего мужа.
Барон Раумбаль стоял у камина, о чём-то тихо беседуя с бабушкой. Его пальцы сжимали бокал с вином. Его губы растянуты в улыбке.
Но глаза…
Глаза смотрели в мою сторону.
И в них — обещание: «Я ещё не проиграл».
Меня передёрнуло при мысли о возвращении домой. Нет, я не вернусь. Там у меня нет дома. Но и дальше так продолжаться не может. Если раньше еще был шанс, то сейчас его нет. Сейчас Гессен всецело принадлежит Витте. И я понимаю, что он от меня не откажется. Так что придется отказаться мне. Вырвать его из сердца с болью, научиться делать вид, что он просто родственник.
Я попыталась отступить — и вдруг почувствовала лёгкое прикосновение.
— Велли! — Витта схватила меня за руку. Её лицо всё ещё сияло. — Пойдём! Быстро!
Она потащила меня через толпу, не обращая внимания на перешёптывания: «Сумасшедшая сестра…», «Как она смеет носить такое платье?..», «Заметьте, она даже не подошла к мужу, хотя он столько для нее сделал…».
Мы ворвались в её комнату, закрывая двери, словно отсекая от себя весь этот шум.
Витта заперла дверь на ключ. И только тогда опустила котёнка на кровать.
Он тут же завертелся, урча, как маленький моторчик, и попытался залезть ей на колени. Котёнок смотрел на меня — не мимо, не на Витту, а именно на меня. Его круглые глаза — полные того же испуга, что и мои. Он не знал, зачем его сюда принесли. Как не знаю и я — зачем я здесь, если моё сердце уже не моё.
Я хотела протянуть руку… но отвела взгляд. Потому что если он запрыгнет ко мне — я расплачусь. А плакать нельзя.
Я смотрела на неё — и впервые за долгое время почувствовала щемящую, ледяную нежность. И желание снова быть той старшей сестрой, которая была раньше.
— Витта, а можно я буду спать с тобой? — спросила я, понимая, что так я смогу избежать этого дьявольского искушения. — Просто я сегодня видела, как мой муж разговаривает с нашей бабушкой. И…
— Ты боишься, что тебя похитят? — спросила Витта, усаживаясь на кровать.
— Да, — соврала я.
Пусть это будет моя последняя ложь. Хотя, вполне возможно, она может оказаться правдой?
— А Гессен? Ты можешь спать в одной комнате с Гессеном! — заметила Витта.
Боже мой, до чего же это наивное дитя.
— Можно я все-таки с тобой? — улыбнулась я.
— Конечно, — вздохнула Витта. — Но надо предупредить Гессена. А то он будет волноваться!
Да. Так будет правильно. Я почувствовала, как мои плечи расправляются, словно только что я сбросила с них тяжесть лжи и предательства. Душа разрывалась от боли, сердце просто сжималось, словно невидимая рука выдавливала из него кровь по капле.
— Как ты его назовёшь? — спросила я, голос — хриплый от слёз, которым я не позволила упасть.
Витта усмехнулась. Тихо. Загадочно.
— Хорас, — шёпотом произнесла она.