Идти по следам Фарги… Что может быть увлекательней, чем идти по следу такого странного и загадочного человека? И что может быть печальней. И сложней. Глядя в ту минуту на мужчин, сидевших в гостиной, я думала, что каждый из них знал что-то особенное о Падающей Звезде, но ни один из них не знал его настолько, чтоб уверенно пройти его путь, не сбившись. На лицах трёх его друзей лежал отпечаток его тайны, как на его полотнах и на его доме.
Их лица, в обычной обстановке выглядевшие мрачными, зловещими или пустыми, обычные человеческие лица, не блиставшие особой красотой, сейчас светились изнутри огнём, который умел зажигать Фарги, огнём великой Любви и Силы.
— Идти по его следам… — тихо произнёс Джерри, проведя ладонью по своим светлым волосам. — Милый мой Крис, Фарги был не из тех людей, чей след впечатан мелом в асфальт. Я не знаю, прав ли ты насчёт Огненного Глаза, но с него было бы начать легче. Он есть, понимаешь? Он загадочная, но реальная действительность. Его можно увидеть. Его можно исследовать. Его, в конце концов, можно взорвать к дьяволу вместе с этой чёртовой планетой. А Фарги… Я смотрю на дверь и вижу его как живого, но у меня сейчас такое чувство, что его и не существовало. Для меня он был слишком нелогичен и непонятен, неосознан и словно неосязаем. Я не интеллектуал и не знаю, как это выразить…
— Фарги всегда был вещью в себе, — подсказал Джон.
— И кошкой, которая гуляет сама по себе, — добавил Брай. — Он хочет сказать, что легче взорвать Киоту, чем отследить путь нашего незабвенного друга. У нас нет никаких сведений о его действиях в последнее время.
— Тогда зачем меня звали? — пожал плечами Кристоф. — Чтоб взорвать Киоту, моя помощь вам не нужна. Подгоните парочку ормийских крейсеров и валяйте!
— Я просто не знаю, чем мы можем тебе помочь в твоём деле, — с какой-то неприсущей ему мягкостью уточнил Джерри. — Я работал с Фарги три десятка лет, но так и не научился понимать его. Как ты с этим справишься, если знал его всего какой-то месяц?
— Бедный мой Джер, — вздохнул Кристоф. — Ну почему ты думаешь, что я собираюсь повторять твои ошибки? Я не изучал психологию в стенах Школы Звёздной Инспекции. Я не психоаналитик, чтоб раскладывать по полочкам действия Фарги. Если б ты немного отвлёкся от своих логических выкладок, ты бы понял, что ключ в твоих руках, как и в руках любого из вас.
— Ты преувеличиваешь, — возразил Брай. — Для нас Фарги был действительно непредсказуем.
— Ой ли?.. — Кристоф улыбнулся. — Что-то не заметил я на ваших лицах изумления и отчаяния от всего происшедшего. Ведь вы были готовы ко всему, что случилось, и приняли всё, как должное.
— Мы всегда делали то, что в конечном итоге хотел Фарги, — произнёс Джон.
— Вы уже несколько раз повторили эту фразу, — кивнул Кристоф. — Такое чувство, что Фарги был деспотом, зацикленным на власти.
— Нет, — покачал головой Джерри, задумчиво глядя на свои загрубевшие от оружия руки. — Он никогда не строил из себя командира. Он был лидером — это да. Но я не припомню, чтоб он отдавал приказы.
— И к тому же он никогда не говорил, чего он конкретно желает, — произнёс Брай, улыбнувшись, как будто разгаданная загадка доставила ему удовольствие. — Я понял, что ты имел в виду, Крис. Может, мы его и не понимали, но мы его чувствовали. У нас была с ним странная связь. Мы словно были частями одного целого
— Да, было что-то вроде телепатической связи, — нехотя согласился Джерри.
— Вы переоцениваете его и недооцениваете себя, — заявил Кристоф.
— Мы всего лишь смертные, — ехидно улыбнулся Джон.
— Тогда на кой-чёрт вы были нужны Падающей Звезде?
— Кристоф подводит вас к одной примечательной мысли, парни, — решилась вставить слово я. — все вы четверо были частями одной системы. Не думаю, что Фарги когда-либо беседовал с вами на эту тему, но это так. Без вас он не был бы тем, чем был, как и вы не стали бы без него тем, чем стали. Вас связывала не просто телепатическая связь. Это была связь духовная и эмоциональная. Она не изучена современной наукой, но это не делает её менее надёжной. Может, вам сейчас кажется, что с утратой Фарги ваша схема не будет работать, но это не так. Она продолжает действовать, потому что остались вы, и осталась связь между вами тремя. И, кроме того, вы несёте в себе часть Фарги, его силы, его знания и его чувства. Может, вы не осознаете этого, но именно вы сейчас являетесь основными носителями информации о нём. Без вас мы не пройдём по его пути и не узнаем то, что узнал он.
— Может, ты и права, — пожал плечами Джерри. — Мы сделаем всё, что будет зависеть от нас. Вообще, это всё звучит приятно, но не слишком убедительно. Я о том, что схема работает. У нас есть агентура, техническое оснащение и оружие, но мы лишились мозгового центра. Направляющей силы. Теперь мы как слепые котята будем тыкаться во все углы, потому что никто больше не укажет нам направление поисков.
— Люди не меняются, — усмехнулся Кристоф, обратившись к Браю. — Узнаёшь? Этот белокурый красавец-супермен на самом деле так и остался двоечником, который жаждет, чтоб ему указали, в какую сторону стрелять.
— Я разделяю его опасения, — чуть улыбнувшись, признался Брай.
— Мой драгоценный Глостер, как говаривал Фарги, вы сами не знаете, на что способны. Не хочу повторять избитые фразы, но время вашего ученичества закончилось. Падающей Звезды уже нет, но есть вы, и есть ваше дело, которое вы делали вместе, а теперь будете делать без него. Я понятно выражаюсь?
Брай кивнул.
— Ну, а на первое время, Звёздные Боги послали вам нас, — добавила я без улыбки. — И мы должны помочь друг другу. У нас общие цели: узнать причину гибели нашего друга, завершить его миссию и восстановить работоспособность вашей группы на прежнем уровне.
— Если это возможно… — пробормотал Джон себе под нос.
— Люди, действительно, не меняются, — согласился Брай, взглянув на Кристофа. — С чего начнём?
— Пойдём в аппаратную и обрисуем ребятам общую обстановку, — проговорил Джерри, но Кристоф покачал головой.
— Ты опять за прежнее. Фактическую сторону дела оставим на потом. Нам нужно сперва узнать, что было на душе у Фарги последнее время.
— В студию, — Джон поднялся. — Веди нас, благородный Глостер! В этой мешанине красок и эмоций лучше тебя разбирался только сам Фарги.
— Точно, — ухмыльнулся Джерри и доверительно сообщил: — Наш милый Глостер и сам иногда берётся за кисть. Никто об этом не знает, но кое-что из того, что Фарги делал на заказ, на самом деле нарисовано им.
— Он терпеть не мог работать по заданию, — пояснил Брай, направляясь к двери. — А я неплохо освоил его манеру. Кое-кто из местных ценителей был бы сильно разочарован, узнав правду о своих сокровищах в рамах.
— Фарги старался не отказывать, если ему давали заказы, — добавил Джон. — Это было частью его прикрытия. Но работать над этим, было для него чем-то вроде зубной боли. А Брая это, похоже, забавляет. Он у нас вообще шутник, только чувство юмора у него немного своеобразное.
Студия Фарги в этот час сама напоминала одну из его странных и светлых картин. Она размещалась в невысокой башне, увенчанной белым куполом, а внутри представляла собой большое круглое помещение, белые своды которого, сходившиеся в самой высокой точке, как в зените, чистотой и плавностью линий напоминали шедевры древнерусской архитектуры. Светильников здесь не было. Студия, как и все помещения дома, освещалась белыми панелями, покрывавшими стены, отчего казалось, что спокойный дневной свет пронизывает всё пространство зала. Днём в круглые окна наверху врывались упругие солнечные лучи, но сейчас в них заглядывало тёмное, чуть мерцающее множеством звёзд небо. И это соседство дневного света и звёздной ночи казалось прекрасным и слегка ирреальным, вполне в духе хозяина дома.
У стен стояло несколько больших удобных кресел, сидя в которых так приятно было созерцать картины, проецируемые на белом пластике стен. В центре студии на круглой площадке, куда вели три белых ступени, размещалось рабочее кресло, которое принимало конфигурацию, нужную хозяину и легко перемещалось вдоль необычного пульта, состоявшего из архивного и рабочего терминалов. Сейчас, когда компьютер был выключен, ничто здесь не напоминало мастерскую художника, и странно было думать, что в процессоре архивного терминала хранится огромная картинная галерея, включающая всё наследие уникального и весьма плодовитого художника. Но здесь было всё, все его полотна, наброски и зарисовки, которые в любой момент можно было воспроизвести и размножить в тысячах экземпляров без малейшего ущерба для изображения.
Наверно, это и было одной из причин того, что компьютерная эмоциональная живопись так долго не признавалась настоящим искусством, одним из аспектов которого считалось, как ни странно, обязательное наличие оригинала и копии. Тысячи и миллионы оригиналов словно снижали его ценность в глазах экспертов. К тому же отход от традиционного способа написания картины к, казалось бы, облегчённому методу использования фотографии и стереографии, а также проекций мыслеформ художника, низводил это направление живописи к обычному трюкачеству. Я ещё помнила выставки, которые проводились на Земле в самом начале развития этого направления. Как только не изощрялись бедные новаторы, создавая сложные композиции, используя причудливые цветовые решения, не доступные при рисовании другими способами, чтоб доказать своё право называться художниками. Они создавали обширные полотна, начинённые множеством тщательно выписанных деталей, находящихся в постоянном движении и несущих самостоятельные идеи. В конце концов, это начало называться жанром «лоскутного одеяла», но ничуть не улучшило положения авторов.
Фарги никогда не рвался в великие живописцы и «лоскутные одеяла», по его словам, вызывали у него резь в глазах и головную боль. Он всегда говорил: «Одна картина — одна идея, или даже одно настроение». Он рисовал мыслью, выводя на голоэкран мыслеобразы, рождавшиеся у него в мозгу, и тут же мыслью подправлял их. Но это был лишь набросок. Вслед за тем он подбирал цвета, смешивал и очищал их, добиваясь фантастической глубины и насыщенности. Я уверена, что на том же компьютере, и даже на лучшем, никто и никогда не смог бы добиться того же результата. Он работал по наитию, и нередко вдруг брался за карандаш или кисть, чтоб подчеркнуть и выделить черты, прописать детали и придать им объём и жизненную силу. Он первый включил в комплекс полотна микроволны, активирующие звуковые ассоциации, и его картины звучали странными мелодиями, которые пробуждались в душе зрителя. Были и записи его собственного сопровождения. К тому же нередко к мелодии он добавлял и слова, которые произносил голосом, похожим на флейту. Его не волновало то, что «так не принято», однако, не навязывал своего мнения, и потому его сопровождение включалось по желанию. Но я всегда слушала его.
Может, потому что он не стремился кому-то угодить, его картины и были пронизаны такой силой, смелостью и индивидуальностью, что даже самые закоренелые консерваторы не могли не признать его подлинным художником, а его живопись — настоящим искусством.
— Здесь всё, — произнёс Брай, привычно и деловито поднимаясь на площадку в центре студии. Он сел в кресло и застучал по клавишам компьютера.
Джон тем временем медленно прошёл к ближайшему креслу и устало опустился на его широкое сидение. Джерри застыл у входа, подпирая стену. Вид у обоих был довольно мрачный, наверно, потому что они снова, взглянув на пульт, ощутили, как не хватает за этим великолепным инструментом гениального музыканта. Однако Брай бестрепетно нажимал кнопки, к которым только два дня назад прикасались тонкие нервные пальцы Фарги.
— Мы ещё не смотрели, что здесь есть, — по ходу дела объяснял он, не отрывая взгляда от экрана, на котором мелькали таблицы и просто столбики дат. — Полиция тоже здесь не рылась. Им было просто не до того. Мелис — умный парень. Интеллектуал в полиции Луарвига — это редкость, белая ворона. Но ему хватает дел и в самом городе.
— Я думаю, что они не особо лезут из формы, чтоб найти убийцу, — заметил Джерри, исподлобья следя за действиями друга.
— Обычное расследование, — проворчал Джон. — К тому же у них, как жёрнов на шее, висит этот чертов маньяк. Да и вообще, это мы знаем, что потеряли, а для них это был всего лишь один из богачей, вроде тех, что обосновались в районе Лунн, но только более странный, поскольку жил отшельником.
— Я их не виню. Я просто говорю, что им на это наплевать.
— С этим я согласен.
— Вот! — привлёк общее внимание Брай. — Я нашёл его последние работы. Он заносил их в отдельный каталог, под названием «Сжечь».
— Я ж говорил, что он был в здравом рассудке! — воскликнул Джерри. — Этот кошмар был ему нужен только для работы. Потом он хотел его уничтожить.
— Похоже… Работ довольно много и все они без названий. Он заносил их в память компьютера под порядковыми номерами. Их пятьдесят шесть.
— То есть он делал иногда по несколько картин в день? — изумилась я.
— Картин? — Джерри устало вздохнул. — Кое-что из этого даже нельзя назвать картинами. Это настроение… Фон, цветовые пятна…
— Это похоже на фиксирование медитации, — пояснил Брай. — Именно так он нередко создавал фон своих картин. Все эти фантастические цвета выходили из его мозга во время медитаций. Но это… Если он и в этом случае медитировал, то, скорее всего, его целью было погружение во мрак. Вот, посмотрите.
Он нажал на кнопку, и от пульта вверх устремилась серебристая стрела, которая замерла на высоте метра и развернулась в белый полупрозрачный экран. Потом на нём расплылось чёрное пятно. Это была воплощённая Тьма, которая залила светлый прямоугольник и теперь затягивала в себя взгляд. На какой-то момент мне показалось, что я срываюсь вниз и лечу в эту бездну. Невольно моргнув, я взяла себя в руки. Затем в темноте вспыхнули режущие глаз ярко-красные пятна. Они напоминали кровь или отсветы адского огня, хотя последнего я никогда не видела. А затем тьма подёрнулась леденящим голубоватым светом.
— Готово, — произнёс Брай, обернувшись, насколько я поняла, лишь для того, чтоб не смотреть на эту картину.
— Ничего себе… — пробормотал Кристоф, подходя ближе. — Это действительно нельзя выставлять. Подобные вещи вносят дисбаланс в психоэнергетическую систему человека.
— Это было у него внутри, — напомнил Джон.
— Дай-ка сопровождение, — попросил Кристоф.
Брай снова нажал какую-то клавишу, и у меня в середине мозга зазвучала жуткая мелодия, похожая на вздохи огромных мехов, басы расстроенного органа и хрип существа с больными легкими. Мне захотелось зажать уши, но это бы не помогло. А вслед за этим я услышала странный, высокий и хрипловатый голос, в котором всё же можно было узнать «флейту» Фарги. Безумным вкрадчивым шепотом он произнёс: «Открой душу злу. Пусть оно войдёт… И…» фраза обрывалась жутковатым коварным смехом.
— Выключай, — отрезал Кристоф, и экран снова стал девственно чистым. — Такого я даже не ожидал, — признался он. Вид у него был взволнованный и обескураженный. — Как он вёл себя последнее время?
— Нормально, — ответил Брай. — Правда, похудел и осунулся, но в остальном всё было как обычно. Да он не только такими вещами занимался. Этот номер сорок восемь был создан десять дней назад. И той же датой помечен переписанный портрет Даши, — он кивнул в мою сторону.
— Лоры, — поправил Кристоф. — Мою жену зовут Лора Бентли.
Брай некоторое время задумчиво смотрел на него, а потом повернулся к клавиатуре.
— Первый вариант портрета назывался «Валькирия», но он уничтожен самим Фарги. Второй он назвал «Лорна».
На экране появилась вершина горы, освещённая рыжеватыми лучами закатного солнца. В центре стояла высокая длинноногая женщина с роскошной гривой золотистых волос, которые трепал ветер. Я смотрела на эту женщину, и мне было немного не по себе. Это была я и в то же время не я. Она была крепче и мускулистее меня, хотя все пропорции тела оставались те же. Лицо её было загорелым и обветренным, а черты казались более мужественными. Наверно, я со своей ухоженной мордашкой казалась рядом с ней изнеженной дамочкой, раскатывающей по миру на красном «мустанге». К тому же женщина на картине была одета в тёмную кожаную одежду: зашнурованную на груди безрукавку, короткую юбку и высокие сапоги. Не хватало только широкой накидки, да и меч в её руке был совсем не похож на Налорант. Она была не такая, как я, но всё же я ощутила приятное чувство, что-то вроде гордости, потому что эта женщина-воин на портрете была красива. Её лицо, освещённое невидимым солнцем, было спокойно и женственно, а в больших агатовых глазах светились мудрость и сила.
— Похоже… — произнёс Кристоф, серьёзно глядя на картину. — Даже слишком. Хотя, это шутка несколько дурного толка, тебе не кажется? — он обернулся ко мне.
— Я не могу обижаться… — беспомощно улыбнулась я.
— В конце концов, мы же тоже раскрыли его инкогнито, — пожал плечами мой муж.
— О чём речь? — вежливо поинтересовался Джерри,
— Это её ментальный, вечный образ, — пояснил Кристоф.
— А Лорна — это моё имя, — добавила я. — Как его имя было — Фарги.
— А твоё Крещёный Варвар? — Брай покосился на Кристофа.
— Только не говори, что он рисовал и меня! — воскликнул тот.
— Ещё как рисовал! На фоне дремучего леса, с нечёсаной гривой, в волчьей куртке и с вот таким боевым топором.
— Бог мой… — пробормотал Кристоф.
— Он всех рисовал, — пожал плечами Джон. — Кроме меня. Он на этой самой машине сочинил образы Джера Пустынного Льва и Бриана Сумрачного Гостя. Роскошные вещи, которыми эти два идиота гордятся, как дети. А я, как представитель доблестной армии простых чиновников, нашего романтичного кудесника не интересовал. Он успокаивал меня тем, что о моём незримом подвиге рано или поздно напишут роман.
Кристоф посмотрел на портрет.
— Он был несправедлив. Он просто обязан был нарисовать тебя одесную Христа… Я серьезно, без шуток.
— Я над этим подумаю, — усмехнулся Брай. — Эффект, конечно, будет не тот, но знак дружбы от чистого сердца.
— Значит, во время этой работы он продолжал вести обычную жизнь и выполнять свою миссию, — вернулся к прежней теме Кристоф. — Давай попробуем посмотреть, с чего всё началось. Дай на экран номер первый.
Брай кивнул и снова застучал по клавишам. Экран побелел, а затем снова залился мраком. Этот был не так страшен как тот, первый, но в нём присутствовал красноватый оттенок, такой неуловимый и в то же время явственный, что мне почудился запах крови и гари. Потом из мрака медленно выступили очертания человека. Это был поясной автопортрет Фарги. Он стоял обнажённый, и оранжевые отблески светились на его влажной от пота коже, подчёркивая рельеф мощной мускулатуры. Левой рукой он обхватил себя за талию, а правую, сжатую в кулак, прижал к сердцу. В этой позе сквозило напряжение и какая-то угнетённость, но смуглое лицо хранило выражение мрачной решимости, а чёрные глаза сверлили невидимый объект недобрым взглядом.
— Что это за полосы на плече? — неожиданно спросил Кристоф, подходя к помосту.
Только тут я заметила шесть глубоких царапин на левом плече Фарги. Они так явственно сочились кровью, что мне стало не по себе.
— Я полагаю, что следы от когтей какого-то чудовища, — пояснил Брай. — Дать сопровождение?
— Да.
Я услышала пронзительно тревожную, скребущую душу мелодию, издаваемую целым оркестром свихнувшихся скрипок. А потом зазвучал тихий голос Фарги, словно твердящий заклинание: «Сожми свой мир в жемчужину и спрячь в ладони. Пусть за окнами льёт кровавый дождь. Пусть за стеной гремят шаги чудовищ. Пусть в дверь стучит Смерть. Просто сожми свой мир в жемчужину и спрячь в ладони».
Какое-то время все молчали. Потом Кристоф произнёс, указав на картину:
— Одна из разгадок здесь. Я чувствую. В этом что-то есть…
— Что? — спросил Джерри, подходя к нему. Он остановился рядом и тоже взглянул на портрет.
— Пока не знаю. Посмотрим…
— Посмотри. Но учти ещё одно. Эта штука была написана в день второго убийства, когда тело жертвы нашли недалеко от портовых складов на обочине дороги Келха.
— Да. Это может оказаться полезным.
— Будем смотреть дальше? — спросил Брай.
— Надо бы… Но знаешь, это довольно жуткий роман и мне хотелось бы сперва заглянуть в конец книжки. Номер пятьдесят шестой.
— Да… Хотя… Есть ещё один. Нет, это без номера. Я только сейчас заметил. На рабочем терминале что-то есть. Что-то, над чем он работал в день смерти.
Я заметила, как Джерри подался вперёд, а Джон привстал с места. Брай тоже выглядел взволнованным. Он включил вторую половину пульта и сбоку появился ещё один экран. Он был голубым. Я почувствовала облегчение. Брай тоже вроде вздохнул свободнее. А потом снова впился взглядом в картину. И я поняла почему. Даже Фарги раньше не удавалось создать такой фон, безупречный чисто голубой бездонный цвет, сквозь который совершенно непостижимым образом сверкала радужная мозаика кристальных нежных отблесков алого, золотого, жемчужного, изумрудного… А потом проявились лазурь, ваниль, сирень, кармин… И всё это только угадывалось, словно казалось, потому что сам экран, оставался безмятежно голубым.
— Фантастика… — пробормотал Брай. Он нажал какую-то кнопку, и тут же на голубом фоне образовалось чёрное кольцо, обрамлённое каким-то тёмным сиянием и странными чёрными язычками, похожими на завитки дыма.
— Что ты сделал! — воскликнул Джерри. — Ты же всё испортил!
— Нет, — возразил Брай. — Это полотно было в работе. И это чёрное кольцо — идея Фарги. Она была уже заложена в программу, но не выведена на экран. Я всего лишь закончил дело. Больше ничего нет.
— Эта чёрная штука всё испортила, — огорчённо произнёс Джон.
— Ещё одна загадка, — вздохнул Кристоф. — И с ней тоже придётся разбираться. Давай вернёмся назад, к номеру второму и пройдёмся по всей коллекции. Может, и уловим что-нибудь…