Фарги Падающая звезда

Глава 20. Выбор Джонни

Да, тот день он запомнил на всю жизнь. Он стоял тогда один посреди огромного кабинета старшего инспектора Рикса, опустив голову и сжимая в кулаки немеющие пальцы. Он, Джон Вейдер, аккуратный и исполнительный, но оказавшийся не в состоянии выполнить простейшее задание. Ему было стыдно, стыдно и больно, потому что он знал, что выполнить его он всё равно не сможет.

— Как вам это нравится! — прорычал Рикс, в очередной раз проходя мимо Джона. — Их милость младший инспектор Вейдер не берут взяток! Они слишком честны и чисты для этого! Они не так воспитаны! Не в тех традициях! Ты сорвал операцию, идиот! — рявкнул он, остановившись рядом, и Джон вздрогнул от неожиданности. — Да, чёрт тебя побери! Сорвал! Мы полгода готовили её! Нам нужен канал для проведения информации, которую должны получать наши клиенты на той стороне! Ты думаешь, нам легко было убедить их, что здесь можно найти надёжный источник? Да в это никто не верил! Спроси у Аль-Рагима, легко ли ему было вывести их на тебя. И ты всё испортил из-за своей дурацкой щепетильности. Ты знаешь, что теперь будет? Они подвергнут сомнению лояльность Аль-Рагима и при этом будут сами искать каналы. Чёрт знает, сколько нам придётся затратить сил, чтоб нейтрализовать их подслушивающие устройства, выявлять их агентов среди обычных посетителей, ставить дополнительные блокировки на спутники связи. И всё только потому, что мистер Вейдер презирает взяточничество!

— Но я же могу и так давать им то, что нужно… — пролепетал Джон.

— Так? — хрипло переспросил Рикс и обернулся к окну. — Послушайте, Аль-Рагим, ваш друг что, совсем ничего не соображает? Так, может, вы объясните ему, что эти господа никогда ничего не делают даром и не привыкли принимать пожертвования. Они продажны насквозь, и того же они ждут от своего источника. Вы должны брать и брать много, только тогда они будут вам доверять!

— Но почему я?

— Да потому что ты подходишь для этого. Их не устроят наши сотрудники, им нужен другой тип. Если хочешь, тип неприметного неудачника. Это твой имидж, и ты с ним согласился, не так ли? В их понимании именно такой человек более всего склонен к предательству.

— Я не смогу, старший инспектор…

— Почему ты это раньше не сказал, а говоришь только теперь, когда всё испортил? И вообще, почему Глостер не говорит, что не может разгуливать в одиночку по острову Хюр и отбиваться от банд и местных магов? Почему Торранс не закатывает истерик, а работает в Пустыне Огненного Глаза, где, смею уверить, вообще жить нормальному человеку невозможно? Почему Аль-Рагим может улыбаться и пожимать руки господам, место которым в Пиркфордской мясорубке, и ему наверняка больше хотелось бы надеть на них наручники? Или ты не догадываешься, что для него его ошибка равносильна смертному приговору? Секундное колебание, и мы даже трупа его не найдём. А ты сидишь тут в безопасности, и ещё смеешь размышлять, насколько хорошо будут выглядеть твои поступки!

— Но, старший инспектор, ведь честь мундира…

— Честь мундира — это выполнение поставленной задачи любой ценой! — перебил его Рикс. — Мы стоим на страже мира в этом районе Галактики, и нам не дано права сомневаться. Нам приходится лгать и изворачиваться, нам приходится убивать тех, кто представляет угрозу для нашего дела, нам приходится жертвовать собой. И если ты не можешь смириться с тем, что какой-то мерзавец принял тебя за такого же мерзавца, как он сам, то тебе нечего делать в Инспекции.

— А если наши узнают? — прошептал Джон.

— А они и должны узнать. Или ты полагаешь, что там будут думать одно, а тут другое? Там тебя будут считать своим, а здесь ордена на грудь вешать? Мы не бункере живём. Наша зона открыта, и мы работаем в тесном контакте с местными.

— Извините, старший инспектор, — Джон поднял голову и посмотрел на Рикса. — Я не смогу. Я не смогу после этого смотреть в глаза моим товарищам по работе. Я всё понимаю, это задание, работа под прикрытием, это нужно, но… Наверно, лучше подыскать другую кандидатуру. Я не выдержу, если меня будут считать предателем.

— Да, узнаю тиртанскую школу, — тихо произнёс Рикс. — Только с их либеральными взглядами можно было допустить к обучению такую размазню. Вон отсюда, Вейдер! Считайте, что вы уволены из Инспекции. Аль-Рагим, мы можем ввести сейчас в игру кого-нибудь другого?

Джон, стараясь не смотреть в сторону окна, повернулся к двери.

— Это сложно, старший инспектор, — услышал он голос Фарги. — Мы же дали им полную информацию на Вейдера. Но я что-нибудь придумаю. Погоди, Джон. Старший инспектор, позвольте нам поговорить наедине.

— Лучше поищите возможности для замены, — проворчал Рикс. — Он уволен. С самого начала было ясно, что он не годится ни для чего серьёзнее бумажной возни.

— Вы не правы, старший инспектор, — Джон стоял возле самой двери и с трепетом слушал, как его друг, тоже всего лишь младший чин, возражает начальнику отделения. — Во-первых, группа особого назначения не подчинена вам. Вы можете уволить Вейдера из штата вашего подразделения, но не из Инспекции. Во-вторых, вводить сейчас новую кандидатуру сложно и небезопасно, если хотите, даже для меня. И, в-третьих, я думаю, что не нужно осуждать двадцатилетнего парня за то, что он не решается обречь себя на жизнь с клеймом предателя. Поверьте мне, такая жизнь очень нелегка.

— Ладно, попробуйте… — со вздохом произнёс Рикс. — Но учтите, что подставляя им в качестве источника столь неустойчивую натуру, именно вы больше всего и рискуете. Я не буду его увольнять. Пусть перебирает макулатуру, но, обещаю, что именно этим он и будет заниматься у меня всю жизнь.

Рикс вышел, хлопнув дверью. Джон стоял, опустив голову. Не перед Риксом, а перед Фарги ему было стыдно более всего. Кто-кто, а уж он-то знал, как долго его друг обдумывал план действий, как осторожно готовил почву для своего предложения, как тщательно обрабатывал досье Джона, прежде чем передать его нужным людям по ту сторону пролива. Шутка ли сказать, заставить их принять источник информации прямо в Инспекции, да ещё здесь, на Киоте, куда подбирались лучшие из лучших, и потому неподкупность инспекторов буквально вошла в поговорку. И ведь это действительно ограничило бы опасность шпионажа в Нью-Скотте, не говоря уж о том, что помимо действительной информации, можно было бы при необходимости без особых усилий проводить и дезинформацию. Это всё Джон прекрасно понимал и именно поэтому согласился. Но в последний момент, увидев у себя на столе пачку денег, он не смог. Эти банкноты, стянутые пластиковой лентой, эта улыбочка на холёной физиономии визитёра и внезапный страх, что кто-то сейчас войдёт и увидит его, Джона Вейдера, берущего взятку… Это было невозможно, немыслимо! Он вспомнил вдруг своих родителей, своих учителей, своих товарищей по учёбе, наставников, внушавших ему, что для всех и всегда инспектор должен быть символом справедливости и порядочности. А этот тип выжидающе смотрел на него, довольно ухмыляясь, и всем своим видом выражая превосходство, ибо он покупал то, что ему продавали. И Джон не смог.

— Не волнуйся, — услышал он совсем рядом голос Фарги. — Рикс проорётся и успокоится. Никто не позволит ему тебя выгнать.

— Извини, я всё испортил, — пролепетал Джон.

— Ничего, я как-нибудь выкручусь, не впервой. Давай-ка присядем. В ногах, говорят, правды нет.

Он обнял Джона за плечи, и они прошли туда, где стояли большие кожаные кресла, в которых Джону ещё ни разу не представилась возможность посидеть. Если он и бывал в этом кабинете, то, как правило, стоял по стойке «смирно». Он сел на самый краешек и посмотрел на Фарги. Тот на минуту задержался, глядя в окно на голубое небо, в дорогом костюме бирюзового цвета, белоснежной рубашке и узком серебристом галстуке, с идеально уложенными волосами, которые мягкими блестящими волнами падали на плечи, Фарги как всегда был безупречен. Джон невольно поёжился, представив себя рядом с ним. Каким же серым он должен казаться! И только ли казаться? Он подумал о том, что и Фарги, и Брай, и Джерри уже давно самостоятельно работают за пределами зоны, а он не смог выполнить даже такую простую работу здесь.

— Наверно, Рикс прав, — пробормотал он. — Я неудачник, Фарги. И вообще не гожусь для этой работы. Я не достоин оставаться в группе. Сколько ещё я буду прятаться за вашими спинами? Даже такое простое задание, и то провалил. Наверно, мне лучше уйти.

— Не выдумывай, — тихо проговорил Фарги и, отведя взгляд от окна, присел рядом. — Ну, это не вышло. Придумаем что-нибудь другое. В любом случае, ты не должен уходить из группы. Это не выход.

— Это выход! Именно это и есть выход! — воскликнул Джон. — Я был прав тогда, на Тиртане, я не гожусь для этой работы. А ты ошибся.

—Может быть, — произнёс Фарги. — Но я в этом не уверен.

— А я уверен. Я занимаю чужое место. Вам нужен кто-то другой, понимаешь?

— Лично мне нужен ты, — возразил Фарги. — Именно ты, а не кто-то другой. Я ещё ни разу в жизни не ошибся в том, кто мне нужен. Я знаю, что тебе сейчас трудно, что тебя замучили твои комплексы, заклевал этот беспардонный щенок Джерри, задёргал Рикс. Я знаю, что тебе трудно перешагнуть черту, которую ты сам себе нарисовал в качестве границы возможного. И я не могу удерживать тебя силой. Но я знаю, что если ты уйдёшь из группы, ты напортишь этим и нам, и себе. Нам, потому что ты разрушишь в самом начале то, что мы можем сделать вместе, а себе, потому что ты, отступив однажды, будешь отступать всегда. Я не говорю об этом задании. То, что ты отказался от его выполнения, может, даже разумно, потому что взвалить на себя такую ношу может не каждый. Но если ты уйдёшь из группы, то ты зароешь себя уже навсегда.

— А что тут зарывать? — Джон уныло вздохнул. — Куда я гожусь? Меня даже на тренировках без конца бьют. Я даже простейшую роль не смог сыграть.

— Тебе веры в себя не хватает, малыш. Ты привык к мысли, что ты ни на что не годен. И на тренировках тебя бьют, потому что ты знаешь, что тебя должны бить. А роль… Она, видимо, не для тебя.

— А что для меня?

— Ты мне сейчас всё равно не поверишь, — Фарги какое-то время задумчиво смотрел на него. — Ты умный и честный парень. Не слушай Рикса. Это задание не такое уж лёгкое. Оно сложное, очень сложное, потому что требует не просто актерского таланта, не просто самоотречения. Оно предусматривает большую жертву, которую я от тебя требовать не в праве. Ты сам понял, чем тебе всё это грозит. Хуже было б, если б ты понял это позже. Сейчас ещё есть время свернуть, потом было бы куда сложнее. Каждый из нас приносит те жертвы, на которые способен.

— Это правда, что Джерри кого-то убил? — спросил Джон тихо.

— Да. Боюсь, ему ещё придётся научиться делать это более быстро и хладнокровно. Там, где он работает, это — единственный способ выжить.

— Я бы не смог, — пробормотал Джон, задумавшись. — Видишь ли, всё дело в том, что у меня очень маленький выбор. Я или должен уйти, или выполнить это задание. Ведь легче заданий не будет, верно? Я же знаю, что говорят о Брае и Джерри. Никто здесь не знает, что они наши. Наверно, это условие работы под прикрытием, и Рикс, беря меня в штат, с самого начала планировал для меня что-то вроде этого. Но я, как подумаю, что всю жизнь на меня будут коситься как на врага, и даже своей жене и своим детям я не смогу сказать правды… Это слишком тяжело, считаться Иудой.

— Иудой? Да уж, такого и врагу не пожелаешь. Подвиг высшего смирения — это слишком тяжёлый крест.

— О чём ты говоришь? — поднял голову Джон.

— Да просто вспомнилось… Есть одна неканоническая гипотеза относительно Иуды. Согласно ей Иуда должен был предать Христа, чтобы Христос мог умереть и воскреснуть. Он сам выбрал среди своих учеников самого сильного, чистого и посвящённого, потому что жертвенный Агнец должен был быть заклан твёрдой и верной рукой, и Иуда, покорный своему Учителю, свершил этот подвиг высшего смирения, приняв на себя вечный позор и унижение. Этот подвиг безвестен и потому величие его беспредельно.

— Это правда?

— Никто не знает. В это можно только верить.

— А ты веришь?

— Скажем так, мне нравится эта легенда, потому что меня восхищает способность к самопожертвованию. Иногда это очень помогает в жизни. Меня ведь тоже никто не считает национальным героем, верно?

— Пожалуй, — кивнул Джон, глядя в окно. — Это действительно красивая легенда, но слишком печальная и даже… жуткая.

И нет в мирах страшнее долиТого, кто выпил скорбь до дна,

Кто предпочел причастье солиПричастью хлеба и вина…

Джон удивлённо взглянул на Фарги.

— Это не Хайям?

— Нет, мой бедный неуч, — улыбнулся тот. — Это Максимилиан Волошин. Но давай прервём экскурс в область неисчерпаемых символов христианства и вернёмся к нашим баранам.

— Скажи, — тихо произнёс Джон. — А сейчас можно снова встретиться с тем парнем, который приносил деньги?

— Послушай, я не хочу, чтоб ты, поддавшись внезапному настроению, влезал во всё это, — нахмурился Фарги. — Я рассказал тебе красивую сказку, а ты решил, что можешь стать мучеником идеи?

— Я решил, что мне, наконец, пора занять своё место в группе, — Джон постарался как можно твёрже взглянуть в глаза Фарги. — Ты прав, если я отступлю сейчас, то буду отступать всегда.

— Это не тот случай…

— Кто-то должен это сделать, и я подхожу лучше всех. Ты думаешь, мне будет легче, если кто-то другой возьмёт на себя этот груз? Или думаешь, я не смогу это выдержать?

— Сможешь. Пожалуй, из всей группы только ты и сможешь, — уверенно сказал Фарги.

— Почему? — смутился Джон.

— Ты нечестолюбив, малыш. Брай наводит ужас на врагов, но ему нравится мрачное величие его образа. Джерри мечется, страдая оттого, что вынужден отнимать чьи-то жизни, но у него душа Воина. А ты много можешь и много делаешь, не требуя наград. Это дар, Джонни, хотя он ведёт скорбной дорогой. Я прошу тебя, обдумай всё ещё раз. Я не хочу, чтоб ты потом жалел о своём решении. Если ты скажешь «нет», никто не упрекнёт тебя в этом, ни я, ни ребята.

— Я скажу «да», Фарги, — кивнул Джон, чувствуя, как ломается его жизнь, и рушатся его надежды. И всё же он был уверен, что делает правильный шаг.

— Дай бог… — прошептал Фарги. — Я найду этого типа и устрою ему выволочку за то, что он выложил деньги тебе на стол. В следующий раз он принесёт их в конверте. Держись с ним понаглее, можешь не скрывать того, что ты о нём думаешь, они это уважают.

— Когда?

— Пока не знаю. Мне нужно время, чтоб найти его. Но до завтра ты можешь передумать.

— Я не передумаю.

В тот миг Джон был горд собой и своим решением, и он не понимал тогда, отчего его друг так мрачен. Ведь они вместе задумали эту операцию, и теперь она осуществится. Но позже он понял, что Фарги уже тогда ощущал свою вину за то, что так легкомысленно толкнул его, Джонни, на столь тяжкие испытания. Он предчувствовал, как трудно ему придётся на этом однажды избранном пути, но он знал, что Джон выдержит это. И он оказался прав.