Март 1941 г. Нью-Йорк. Клуб «Никербокер».
Два джентльмена сидели в отдельном кабинете на втором этаже клуба «Никербокер», что на 62-й Восточной улице в Нью-Йорке и молча ждали, когда выйдет официант. Одним из этих достойных представителей американского общества был дядя американского посла в СССР Сэмюэль Унтермайер. Вторым, глава одной из «старых» респектабельных семей Америки, совокупное состояние которой «немногим» превышало миллиард долларов.
— Знаете, Сэмюэль, сегодня внук спросил у меня: «Деда, а за кого ты? За морпехов или за лётчиков?» И что же я ему ответил?
— Скажите мне, Якоб.
— Я ответил ему: «Мой мальчик ты одет в костюм морского пехотинца, а в твоей руке игрушечный самолёт. Так что не нужно принимать чью-то сторону. Нужно стоять выше этого и делать дело».
— Очень мудрая мысль. Я бы советовал так поступать каждому еврейскому юноше.
— Мои слуги чуть не передрались, выясняя ветер или море, — ухмыльнулся Якоб, — поездка к Советам явно пошла вашему племяннику на пользу. Скажи он ещё не открывает дверь в военное ведомство ногой?
— Ну что вы! Лоренс, скромный, правильно воспитанный юноша, который чтит старших и уважает законы этой благословенной богом земли.
— Разве я с этим спорю. Но эти плакаты и раньше были на каждом углу. «Я гуляю только с лётчиками!» «Морская пехота хранит мою честь днём и ночью!» А теперь я иду по городу и что я вижу⁈ Бабетта! Жанетта! Снова Бабетта! Я захожу покушать и что? Какой-нибудь дурак обязательно доказывает другому дураку, что настоящие парни только в авиации. Я открываю газету и там снова они! Вот вчера статья в «Дели Ньюс» на целый разворот «Американская женская лига матерей одиночек против мускулизма» призвала папу римского признать Жанну-Марию невестой дьявола. А⁈ Каково? Чёрт меня раздери, Сэмюэль! Какой пройдоха, просто завидно. Мы добываем нефть, чеканим полновесную монету. А ваш племенник выколачивает доллары просто из воздуха.
— Признаться, я сам удивлен некоторым ажиотажем возникшем вокруг этого шоу.
— Некоторым ажиотажем⁈ «Таймс» назвала это самым порочным поцелуем столетия! Половина Америки готова закидать их камнями.
— Когда я спросил об этом племянника, то Лоуренс ответим мне так. Если одна половина Америки будет плевать мне в след, а другая у меня что-нибудь хотя бы по разу купит, я буду очень богатым человеком. Да и потом камнями закидывать будет исключительно женская половина.
— Чёрт подери, тут он абсолютно прав! Два раза прав! Но я хотел спросить не об этом.
Глаза Якобса чуть посуровели, сразу заставляя собеседника внутренне подобраться.
Сэмюэль Унтермайер был отнюдь не бедным человеком, занимался юридической практикой, специализируясь на корпоративном праве и придерживался прогрессивных и либеральных взглядов. Так же господин Унтермайер был не последним человеком в еврейской общине Америки, занимал пост президента сионистской организации «Керен ха-Йесод»[9]. Был одним из самых ярых критиков гитлеровского режима, и ещё в 1933 году основал «Несектантскую антинацистскую лигу» для содействия экономическому бойкоту нацистской Германии.
Но несмотря на всё это и видимость дружеского общения старый юрист прекрасно понимал, что перед ним сидит один из тех людей кому реально принадлежит Америка.
— Внимательно слушаю вас, Якоб.
— Знаю, что мистер Штейнгардт, мягко говоря, не жаловал Советы. Его рекомендации президенту были однозначны и категоричны, по сути, он предлагал объявить СССР бойкот. И вдруг я с удивлением узнаю, что ваш племянник отсылает большевикам целый корабль с оружием. Зенитные пушки, грузовые автомобили, автоматы, бинокли и химические реактивы. Я ничего не забыл?
— Охотничьи ножи. Пятьсот комплектов.
— Странная благотворительность.
— Как говориться, ничего личного, только дело. Это доля прибыли артели «Стингер»[10].
— Чья, чья доля⁈
— У большевиков существует коллективная частная собственность. Например, артельная. Артель это на цивилизованный манер фирма. Но собственниками там могут быть только работники этой артели, без права передачи прав кому-либо другому.
— Какое извращение.
— Разумеется, за артелью стоит их ЧеКа. Но формально акционерное общество «Стингер транснациональ компани» зарегистрировано в Женеве с соблюдением всех законных требований. Я имел счастье разговаривать с их художественным руководителем, который даже не пытался скрыть военную выправку.
— Тот самый Виктор Сэмойлов?
— Да он.
— Я внимательно ознакомился с вашим отчётом, Сэмюэль, и мне показалось вы что-то не договариваете между строк. Расскажите мне всё, Самюэль. Ваши ощущения, ваши догадки. Вы очень опытный и проницательный человек, Сэмюэль, в суде вы не раз оставляли моих юристов с носом.
— Это мой долг гражданина.
— Я понимаю. Таковы правила игры. Но сейчас меня интересуют русские.
— Русские… русские верят, что победят. Я не знаю от чьего имени он говорил. Самого дядюшки Джо, главного чекиста большевиков Бериа или министра иностранных дел мистера Молотова… не знаю. Скорее всего самого Сталина.
— Почему?
— Слишком глубокий горизонт планирования. Мы обсуждали события, которые наступят в мире и через сто-двести лет.
— Интересно. Разумеется, большевики победят и наступит мировой коммунизм?
— Нет. Он считает, что доминировать будут Соединённые Штаты, а Советский Союз сможет держать достаточный паритет, чтобы США не решились начать большую войну. По крайней мере в ближайшие сто лет прямого столкновения, по его мнению, между нашими государствами не будет. Хотя он уверен, что будут стычки за влияние. Африка, Азия, Япония.
— Даже так. А что же будет через двести лет?
— Гонка за ресурсы. Арктика и Антарктика, Мировой океан и космос.
— Даже если допустить, что он прав, сейчас нас интересует менее отдалённое будущее.
— Майор Сэмойлов другой. Это трудно объяснить, но сразу бросается в глаза. Он практически не оперирует такими терминами, как коммунизм, мировая революция, пролетариат, классовая борьба. Мне приходилось общаться с марксистами, причём и с фанатиками, и с людьми, считающими себя интеллигенцией и весьма хорошо подкованными теоретически. Я знаю несколько уловок, когда, казалось бы, простые вопросы приводят собеседника или в бешенство, или в ступор. Естественно, я задал их и майору.
— И каков результат?
— Он просто отмахнулся. Отмахнулся от их классовой теории. Я всегда думал, что для большевиков их классовая теория как столп, как путеводная звезда, как… как…
— Как камень под ковчегом?
— Да! Совершенно верно! Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю и весь опыт судебных баталий, чтобы не показать, как я растерялся. Но он не просто отбросил марксизм, не дав мне ничего взамен. Знаете, Якоб, что сказал мне этот молодой гой?
— Слушаю вас, Сэмюэль.
— Киевская Русь, Московия, российская Империя, Советский союз, Российская Федерация абсолютно не важно, как называется государство. Неважно какая экономическая фармация и политическая надстройка существует на данный момент. Важно, чтобы существовали русские, если хотите, советские, существовали, как суперэтнос всех проживающих на территории СССР народов. А будем живы — всё будет хорошо.
— Скажите, Сэмюэль, вам не кажется, что эта теория несколько похожа на… как бы это сказать…
— Сионизм? Майор так и сказал. Наши ответственные товарищи неизбежно поймут, что евреи такая же социально угнетённая группа, как пролетариат или крестьянство. Что с того, что некоторые евреи имеют капитал, это всего лишь защитная функция. А негативное отношение к жидам есть пережиток царизма и инерция мышления малообразованных слоёв общества. Нам государству пролетариата с будущим государством евреев дружит не только можно, но и нужно.
— Вы меня удивили, Сэмюэль. Но не говорят ли нам большевики то, что мы хотим услышать?
— Я не знаю, Якоб. Мне показалось, что Сэмойлов верит в то, что говорит. Да и сейчас я привёл его слова только в качестве примера нестандартного мышления.
— Что ж очень ценная информация. Я знаю только одного человека у большевиков, кто может позволить себе такие заявления. Знаете, Сэмюэль, фанатиков легче облапошить, но вот с прагматиками в долгосрочной перспективе работать выгоднее, они более предсказуемы.
— Спасибо, Якоб, рад, что оказался вам полезен.
— Хорошо. То, что они хотят наших денег это мы поняли. Обещают нам своё еврейское государство, когда выиграют войну. А если не выиграют, Сэмюэль? Легко давать обещания, зная, что их не придётся выполнять.
Спрошу прямо. Стоит ли нам давать большевикам наши, — выделил интонацией последнее слово Якоб, — деньги?
— Свои я в определённом смысле уже доверил.
— В каком же? Объясните!
— Вся эта идея и с плакатами, и с девушками, это идея наших советских партнеров.
— Но кто мог ожидать, что шоу кончится таким грандиозным скандалом, после которого на «Стингер» прольётся дождь из долларов.
— Это не последняя идея. Просто успех пришёл к нам чуть раньше, чем было запланировано.
— К нам?
— Именно. Мы с Лоуренсом и Советами на паях создали кинокомпанию «Голден Олимпик».
— Неожиданно. Не сочтите мои слова обидными, Сэмюэль, но что вы смыслите в кинобизнесе?
— Ничего. Но мне немного осталось, а кажется будет весело. Хочу во всём этом поучаствовать. К тому же с «Голден Олимпик» уже заключили контракты две молодые, но уже подающие большие надежды актрисы.
— Я правильно вас понял?
— Совершенно правильно, Якобс.
— Эх. Был бы я лет на тридцать моложе, точно перекупил бы их у вас, Сэмюэль.
— Ха. Будь я лет на сорок моложе, вам пришлось бы раскошелиться, Якоб. Да и сейчас это очень прибыльный проект. С такими активами без крайней необходимости не расстаются.
— Всё дело в предложенной цене. Продаются любые активы.
— А знаете, Якоб, возможно у меня есть, что вам предложить.
— Слушаю.
— На сколько я знаю, готовится ещё один проект для флота. Лоуренс обещает нечто совершенно особенное. Но маленький пройдоха держит это в секрете даже от родного дяди.
— Думаете его русские друзья согласятся принять меня в долю?
— Им очень нужны деньги, вернее то, что можно купить в Америке на эти деньги. Как вы знаете из отчёта, мистер Сталин очень обеспокоен и, судя по всему, считает предстоящую войну очень тяжёлой хотя и не говорит этого напрямую. А уж прогноз Сэмойлова вообще… впрочем, озвучивая его, он всегда подчёркивает, что это личное мнение простого майора.
— Так понимаю не очень и простого. Его прогноз наиболее близок к расчетам наших вояк. Хотя выскажи он такое в Советском Союзе, наверное, его сразу же отправят в их ГУЛАГ. Считает вермахт самой сильной сухопутной армией в мире. Допускает потерю значительных территорий на западе страны. И тем не менее, уверен в окончательной победе. Поразительно!
— Огромная территория, ресурсы, в том числе людские, плановая экономика…
— Да. Да. Я всё это читал. На самом деле, всё это не так важно. Мы склоняемся оказать Советам помощь. Германию нужно максимально ослабить. Я во многом согласен с тем, что после этой войны Британия значительно потеряет своё былое могущество, а Рейх в случае победы, наоборот, опасно усилится. Как сказал этот майор: «Две тысячи немецких подлодок в Атлантике, и вы потеряете Остров». Прямой путь через Кавказ и Иран в Индию также не приемлем для Америки.
Увы, те из нас, кто ведёт дела с Рейхом категорически отказываются сворачивать налаженный бизнес.
— Русские это предвидели. Сталин сказал мне на прощанье: «Те, кто инвестировал в нацизм в конечном итоге понесут убытки. Но это их выбор, их ответственность».
«А вы и ваш племянник, мистер Унтермайер, разумеется, после войны и к своей немалой выгоде, поможете их наказать», — шепнул на ухо Сэмюэлю майор Сэмойлов. Впрочем, такие мелочи, прожжённый юрист и борец с корпорациями, не счёл необходимым вносить в свой отчёт.