Фактор роста

Глава 4 Что делать?

9 апреля 1941 г. Львов. Расположение 32-й ТД

Бывший кабинет коменданта Львовского кадетского корпуса был полон контрастов. Массивный дубовый стол с подобранными в тон кожаными креслами соседствовали с простыми табуретами небрежно окрашенными охрой. Кремовые обои и две, чудом сохранившееся, чудесные акварели делили стены с монументальным изображением Вождя, окружённого тёмными прямоугольниками от снятых картин и фотографий. А дореволюционная настольная лампа касалась своим бронзовым боком алюминиевого блюдца, выполняющего роль пепельницы.

С другой стороны ничего удивительного в таком диссонансе не было. Последний польский командир кадетского корпуса подполковник Станислав Данилюк-Даниловский[5] в апреле 1941 года находился в лагере Геншаген близ немецкого города Людвигсфельде, а полноправным хозяином кабинета был Ефим Григорьевич Пушкин, командир 32-й танковой дивизии РККА.

И голова у него сейчас была занята не убранством кабинета, а формированием дивизии. Да ещё нужно было что-то решать с инициативой Генштаба, а инициативы вышестоящих органов, как всем известно, своевременными не бывают.

Сейчас в кабинете кроме самого комдива присутствовали: начальник штаба дивизии подполковник Зимин, помощник командира по политической части старший батальонный комиссар Чепига, командир 32-го мотострелкового полка майор Павлычев, его зам по полит части батальонный комиссар Яккер и командир 32-го разведывательного батальона майор Карпин.

— Пожалуй начнём, товарищи. Предлагаю суть проблемы изложить тебе, Михаил Петрович, — комдив посмотрел на комполка и подвинул к краю стола блюдце-пепельницу, давая остальным собравшимся понять, что разговор будет не официальный.

— Хорошо. Думаю все знают, что по инициативе Генштаба нам прислали инструктора, который по их замыслу должен улучшить взаимодействие мотострелков и танков.

— Хочу подчеркнуть, товарищи, это инициатива не просто Генштаба, а лично товарища Жукова… Георгия Константиновича. А он сейчас на взлёте, к его мнению прислушиваются на самом верху, — воспользовавшись паузой, комдив счёл нужным заострить внимание подчинённых на этом факте.

Присутствующие невольно посмотрели на Вождя, как будто ожидая от него подтверждения или опровержения сказанного.

— Так в чём проблема, Ефим Григорьевич? — поинтересовался Чепига.

— Проблема в том, что в Генштабе сами похоже не имеют чёткого понимания, что конкретно они хотят получить в итоге. Продолжай, Михаил Петрович, думаю сейчас всё станет ясно.

— Так вот, о чём я? Ах, да, о старшем сержанте. Думаю, все из присутствующих уже знают, что старший сержант Иван Жуков, тот самый инструктор, которого нам прислали. С самого своего приезда, уже пять дней он помогает нам на железнодорожной станции с приёмом грузов. А сегодня вот подошёл ко мне и сказал, что пора бы ему начать делом заниматься.

— В чём же дело, Михаил Петрович?

— Дело… Жуков показал мне конспекты аж трёх вариантов своей работы. Те, кто его сюда направил, люди по всему видать умные. Думаю, прекрасно знают потолок старшего сержанта как командира и понимают, что батальон ему не потянуть.

— Ни один сержант не потянет, — прикуривая, высказался товарищ Яккер.

— Правильно. Поэтому в конспектах очень подробно расписано, что и как сержанту делать и чему мотострелков учить. Только есть одна маленькая проблемка. Все три варианта рассчитаны на то, что у нас есть подготовленные мотострелки, хотя бы один батальон.

— А у нас разве нет? — опять спросил Борис Абрамович Яккер.

— Есть. Но, во-первых, они размазаны по всему полку, планируется, что эту будет костяк формируемых батальонов. Во-вторых, а кто нам гарантирует, что у этого инструктора что-то дельное получится?

— Но у тебя, Михаил Петрович, так понимаю есть предложение? — вступил в разговор начальник штаба дивизии.

— Есть. Вернее, не у меня, а у сержанта Жукова.

— Стратег, — с непонятной интонацией усмехнулся Дмитрий Георгиевич Чепига.

— Верно, Дмитрий Георгиевич, слишком много на себя берёт этот сержант, — поддержал начальника Яккер.

— Ты, Борис Абрамович, только сегодня с командировки. А мы тут с Жуковым уже пятый день «воюем». Люди, а я подчёркиваю умные люди, которые его сюда послали свои резоны имели. А Георгий Константинович это санкционировал. Что он глупее нас и не понимает, что могут сержанты, а что нет? — возразил своему заму комполка Павлычев.

— Борис Абрамович, Михаил Петрович, вы оба отчасти правы. Потому-то мы здесь и собрались, решение ещё не принято и нам нужно определиться, принимаем мы предложение Жукова, вот жеж повезло с фамилией. Про что я? Да. Или принимаем предложение старшего сержанта или предлагаем что-то своё.

— А что он предлагает, Ефим Григорьевич? Мы так и не услышали.

— А не надо перебивать постоянно докладчика, Дмитрий Георгиевич. И дай мне папироску что ли, одни нервы кругом.

— Давай, Михаил Петрович, не томи, режь правду матку, — подмигнул майору начштаба Зимин.

— Если коротко, то суть следующая — Жуков берёт роту новобранцев и два месяца учит их всего трём вещам. Бегать, окапываться и после этого метко стрелять. Сержант гарантирует, что всё это они будут делать хорошо. Хорошо в его понимании этого слова. Потом месяц или два он уже учит их как настоящих мотострелков.

— Почему такие сроки?

— Жуков уверен, что к концу лета его обязательно отзовут.

Командиры заговорили все разом, на майора посыпались вопросы.

— Тихо, товарищи! Тихо! — пришлось вмешаться комдиву.

— Предлагаю сейчас выслушать товарища Карпина. Он разведчик ему и карты в руки.

— А при чём тут разведка? — удивился Чепига.

— Вот послушаете, Дмитрий Георгиевич, и узнаете. А потом уже вопросы. Зря я что ли в тот же день как сержант прибыл, попросил Пал Петровича собрать всю доступную информацию о подготовительных курсах, которые закончил наш Жуков.

— Ефим Григорьевич, а то, что среди присутствующих нет никого из органов безопасности никак не связано с тем, что узнал майор Карпин? — поинтересовался товарищ Яккер.

— Никак! Это вопрос сугубо военный. Можно сказать, тактический. Так что незачем товарищей беспокоить.

— Ясно.

— Раз ясно слушаем майора. А то до утра не разродимся.

— Значит так, товарищи, сначала я просто позвонил в наркомат. Так, мол, и так хотим своего сержанта направить на курсы. Кстати, официально они там изучают опыт Зимней войны.

— Опыт дело хорошее, — кивнул подполковник Зимин.

— Не плохое, Сергей Васильевич. Так вот в наркомате мне дали добавочный, звоните сказали по всем вопросам туда.

— А ты?

— А я взял и позвонил.

— Герой.

— А-ха-ха!

— Товарищи командиры! Ну давайте серьёзнее уже!

— Позвонил. Взяла барышня, судя по голосу совсем молоденькая. Объяснил ей по какому вопросу, а она велела мне обождать, сейчас, мол, позову того, кто этим занимается. Подождал. Недолго, может минуты две. Потом трубку взял мужчина и знаете голос приятный такой, спокойный, вежливый. Сука. Уже к середине разговора я понял, что меня очень умело опрашивают. Кто? Откуда? Как вы узнали о нашем курсанте? Почему звонит не кадровик? И тому подобное.

Вот такие дела, товарищи.

— Выходит ничего не узнал, Пал Петрович?

— Ну почему же не узнал. Узнал.

Разведчик с сожалением посмотрел на свою дотлевающую папиросу и резко затушил её, смяв о дно служившего пепельницей блюдца.

— В общем так. Дозвонился я до своего боевого товарища, который сейчас служит в Минске в штабе округа. А он уже организовал мне встречу с одним интересным человеком. Назвался тот человек майором Прониным, инженером. Но это не важно, думаю никакой он не Пронин и уж точно не инженер.

— Прям тайны мадридского двора.

— Мадридского не мадридского, а спасибо Славка Огольцов за меня поручился, иначе никто со мной разговаривать бы не стал.

Майор Карпин выдержал паузу, убедился, что больше его никто не перебивает и продолжил.

— Не мы одни заинтересовались откуда такие резкие сержанты берутся. У нас второй выпуск, первый был три месяца назад и практически все слушатели этих курсов разъехались по своим частям. И как сказал Майор Пронин, главное было даже не то, что они показали отменную выучку, а их изменившееся отношение к службе. Если так можно выразится, война для них уже началась, и они ринулись в бой. Думаю, все здесь присутствующие знают о «подвигах» Жукова?

— Что за подвиги, товарищи? Я успел краем уха услышать, что он вроде с железнодорожным начальством поругался? — спросил товарищ Яккер.

— Ха, плохо работаете, товарищ батальонный комиссар, ваш боец тут такие дела закручивает, а вы не в курсе, — подначил подчинённого Чепига.

— Я же только приехал, Дмитрий Георгиевич!

— А может и правда, товарищи, в двух словах расскажет кто-нибудь, что реально там вышло, а то я тоже разные версии слышал, одна другой чуднее, — поддержал Яккера начштаба Зимин.

Пушкин обвёл подчинённых взглядом:

— Хм, кто что думает, товарищи?

— Я, наверное, могу рассказать. Мой сержант мне и ответ держать.

— Давай, Михаил Петрович, все с удовольствием ещё раз послушаем.

— Хорошо. С чего начать то? Не успев приехать и представиться мне, он устроил разнос часовым на КПП. Потом очень рьяно принялся за проверку прибывающей для нас техники. Железнодорожники уже к концу первого дня начали от него прятаться. Та же история с приданными лейтенанту Фомину людьми, нет, конечно, прятаться они от сержанта не стали, наоборот, Жуков для них с первого дня непререкаемый авторитет. Уверен, все понимают, что дело не в том, что он ТТ в наплечной кобуре носит. И даже не в том, что он без сомнений этот пистолет при необходимости очень эффективно применит. Жуков человек идейный и как многие уже успели убедиться бескомпромиссный. То, что он считает правильным он будет отстаивать не взирая ни на что. Крайне требовательный. Но прежде всего к себе самому. И люди это видят и это не может не внушать уважение и не увлекать за собой. Что он сделал в первый вечер? Собрал комсомольцев каких смог, поговорил с ними и попросил помочь организовать общее собрание комсомола всей дивизии. Когда у нас такое было, товарищи, чтоб не по приказу сверху?

— Тут полностью с тобой согласен, Михал Петрович, я тоже это главным выделил, — вклинился в разговор старший батальонный комиссар, — обычно люди его возраста пытаются всё сами делать. А Жуков первым делом пошёл искать поддержку у коллектива. Решил опереться, так сказать, на лучших, на авангард партии — на комсомол. Честно скажу неожиданная, но очень взвешенная и мудрая позиция.

— Скорее всего, Дмитрий Георгиевич, тут он просто следует инструкциям своих учителей.

— Думаешь? Тем не менее результат на лицо, и слова он нашёл правильные. Смог ведь всколыхнуть комсомол? Смог! Извини, Михал Петрович, что перебил.

— Можно и я уж тогда добавлю свои пять копеек, — попросил майор Карпин.

— Давай.

— Насчёт авторитета и владения пистолетом. Пока Жуков сидел в полуторке у него произошёл маленький инцидент с шоферами Фомина. Сам лейтенант, кстати, про это ничего не знает.

— А разведка знает?

— Служба у нас такая. На самом деле просто повезло. Шофёр красноармеец Костюк земляк одного из моих взводных. С одного села они, чуть ли не родственники. Вот и поделился. Понятно, что что-то Костюк приукрасил, о чём-то умолчал, но в целом картина следующая.

Есть в нашем автотранспортном батальоне боец один, Симаков. Я поспрашивал народ, так вот недолюбливают его. Со слабыми нагловат, перед сильными трусоват.

— Стоп! Стоп! Это не тот ли Симаков, что пятый день в лазарете лежит? Доктор говорит, что на боли в животе жалуется, но стул хороший. Думал может симулянт, но какой смысл? Так что он, опасаясь чего-то инфекционного, на всякий случай, отослал анализы этого Симакова в киевскую лабораторию, — перехватив осуждающий взгляд разведчика, комдив чуть приподнял ладони, как бы сдаваясь, — молчу, молчу, Пал Петрович.

— В общем, в кузове, пока Жуков спящим прикидывался, этот Симаков лейтенанта Фомина полоскал, ну и вообще всех. А потом решил сержанта за нос ущипнуть. Не лыбтесь! Не лыбтесь говорю, дослушайте до конца!

Вот Костюк клянётся, что Жук, не открывая глаза как гаркнет: «Ты паскуда может и на товарища Сталина лаять надумал!» И как ткнёт пистолетом Симакову в глаз. Так вот тот на жопу шмяк…

— Петрович! Не томи! Сил нет, щас заржу!

— Шмяк… и обосрался!

Отсмеявшись и смахивая одной рукой слёзы с глаз Пушкин погрозил разведчику пальцем.

— Ты это, Пал Петрович, предупреждай в следующий раз, а то я чуть из кресла не вывалился. И давайте, товарищи командиры, посерьёзней, посмеялись и хватит. А ты, Дмитрий Георгиевич, с этим засранцем разберись, если надо, привлеки особистов.

— Сделаем, Ефим Григорьевич, — Чепига достал блокнот и быстро сделал пометку.

— Зато теперь знаем, что инфекции нет. Надо доктора обрадовать.

Слова начштаба вызвали новый взрыв хохота парализовав ход совещания ещё на несколько минут.

— Всё прекратили! Продолжай, Михаил Петрович, слушаем.

— Так с чего начать то? С досок или с Кривошеева?

— Кривошеев — это лейтенант из нашего полка? — уточнил Яккер.

— Да, он.

— Давай тогда с него что ли.

— Хорошо. Там всё просто. Кривошеев, как говорится, изволил откушать водки и утомившись прилёг отдохнуть на складе. А старшина Байрамов между делом пожаловался Жукову, мол ходють тут всякие работать мешають.

— И что сержант? И лейтенанту пистолет в глаз воткнул?

— Плохо ты, Борис Абрамович, знаешь старшего сержанта Жукова. Зря что ли он связи с комсомолом налаживал. Так что отдали Кривошеева на товарищеский суд комсомольской организации. Ещё и пригласили несколько человек от Партии в качестве наблюдателей поприсутствовать, вот Дмитрий Георгиевич не даст соврать. Ну а там Жук врезал, морально, конечно. Тебе говорит, товарищ лейтенант, хорошо, тебя с таким отношением к службе, просто быстро убьют и будешь ты на радость червячкам спокойненько в земле гнить стыда не ведая. И что немец, тобой не убитый, будет с твоими близкими вытворять не узнаешь.

— Сильно. Но не слишком ли товарищ сержант нагнетает? Вроде как малой кровью на чужой территории, — поинтересовался начштаба Зимин.

— Не слишком, — комдив яростно затушил очередную папиросу, — то, что я вам сейчас скажу, строго между нами.

— На самом верху, — полковник показал себе за спину, — отношение к предстоящей войне немного изменилось. Теперь велено говорить бойцам, что первоначальный период, пока не сломим фашистской гадине хребет, будет тяжёлым и кровопролитным. А малой кровью и всё остальное останется для тех, кто не служит. Ясно?

— Ясно.

— Вон оно как.

— Понятненько.

— То-то мне показалось, что сержант не от себя говорит, а озвучивает чьи-то тезисы. Теперь понятно это не отсебятина, а новая линия партии. Так что предлагаю отреагировать и провести в дивизии митинги. Скажем побатальонно.

— Товарищ старший батальонный комиссар прав, но все мероприятия проведём в конце месяца. И личного состава будет больше и притрутся все друг к другу хотя бы немного. Так, Михал Петрович, значит по Кривошееву всё?

— Пожалуй да. Один побочный эффект только хочу отметить, товарищи командиры в полку вчера и позавчера были более собранными, более ответственными.

— Ха, а чего тут удивляться. От начальства можно спрятаться, а от своих бойцов как? А тут такое дело, придёшь с запахом, а тебя на проработку. Ясное дело поднапряглись лейтенанты.

— Ну да и бог с ними, только на пользу. Что там с досками то, Михал Петрович?

— А с досками вот что приключилось. Жуков у нас человек деревенский, он хоть и учился в Рязани, но хватка у него осталась крестьянская. В том смысле, что в хозяйстве всё пригодится. Три винтовки снайперских и два пулемёта он себе, как сержант сам же метко выразился, уже «прихватизировал».

— Что, что сделал?

— Прихватизировал.

— Какое ёмкое слово, первый раз слышу, а что значит абсолютно понятно.

— Верно, Дмитрий Георгиевич, надо запомнить.

— А всё-таки. Что Жуков любит оружие мы все знаем. И про пистолет знаем и про два ножа. Но три винтовки и два пулемёта⁈ Их же просто на себе не утащишь.

— Так не для себя старается. Всё в дом, всё в семью. Обещал мне, если найдёт подходящих бойцов, выучить пулемётный расчёт и пару снайперов

— Он что и в этом спец?

— Не спец, но основам обещал обучить, а уж дальше сами, насколько таланта хватит. А спец он, ни за что не догадаетесь, по минно-взрывному делу.

— Чтоб я так жил! Пал Петрович, а точно нельзя нам ещё такими сержантами разжиться? Человеков пять хотя бы для начала, — с затаённой надеждой обратился начштаба к разведчику.

— Я вам, Сергей Васильевич, тот номерок, что мне в наркомате дали запишу, вот у них и спросите, — рассмеялся в ответ Карпин. И уже обращаясь к майору Павлычеву, — извини, Михаил Петрович, что перебиваем.

Майор кивнул, принимая извинения.

— Так вот… доски. Ещё в первый день Жук дал своим бойцам указание, дерево от тары грузить и отвозить в расположение дивизии.

— Правильно, в хозяйстве всё пригодится.

— Вот. А ещё ему сразу не понравился ЗИС-6 с номером ФК — 01–80.

— Почему?

— Смотрели на него из кабины недобро, это раз. И два, все машины корпуса, которые он успел увидеть имели номера ФК — 70−00 и выше.

— Как-то неубедительно.

— Верно. Чистая интуиция. На следующий день этот ЗИС опять появился. Вечером сержант не поленился, нашёл старлея Сидорова из автобатальона и уточнил у него, есть ли автомобиль с таким номером в корпусе. Нужно говорить, что машина оказалась чужая?

— Да уж понятно.

— Вот. На третий день он эту машину нашёл. Посмотрел издали, а они в открытую брус с вагона себе перегружают. Сержант к часовому значит, что за дела? Часовой говорит, так бумага у них. Всё честь по чести. Печать, подпись начальника, официальный бланк, какие часовой каждый день видит. Разрешить значит отгрузку пиломатериалов товарищам таким-то. Не придерёшься. Вот значит, промучился сержант так часа два и снова к часовому. Говоришь подпись начальника. А чья? Власова[6]? Пушкина? Или майора?

Павлычев достал очередную папиросу и принялся её тщательно разминать.

— Ну! Михал Петрович, не томи!

— А неразборчиво там, часовой отвечает, только ясно что первая «Ш».

— Шахрай!

— Борис Абрамович, ну будет сдержаннее! Сейчас всё узнаем.

— Извините.

— Шахрай не Шахрай, Жукову ведь пофиг. Сержант если удила закусывает для него авторитетов практически нет, но правда и разума не теряет. Поэтому сразу к лейтенанту Фомину с вопросом: «С какого это перепугу железнодорожники распоряжаются нашими дровами?» Покумекали они вдвоём, всяко может быть и договорённость какая-то между военным и железнодорожниками. И кто-то из командиров в корпусе с фамилией на «Ш» запросто может быть. Хотели начальство найти, спросить, да как на грех разъехались уже все. И опять же чуйка у Жукова. Понаблюдал он за ними, работают уж больно не по-русски. Без перекуров, без матерков, как заведённые в общем.

— Без перекуров точно шпиёны.

— В общем пока они с лейтенантом думали да решали, как быть, те два рейса сделали и третий раз приехали. Не знаю, чем бы дело кончилось, не попадись им как раз вовремя бутыль со спиртом. Как мне потом Жук сказал, знак что всё хорошо будет. Короче уговорил он Фомина, разрешить сержанту вызвать, так сказать, огонь на себя. Побыть приманкой.

— После спирта то мы все смелые, — улыбнулся Зимин.

— Да не пил он его. Рот прополоскал и себя как следует обрызгал для запаха. И пошёл «права качать».

Товарищ Яккер попытался что-то сказать, но на него зашикали сразу со всех сторон.

— Фомин с бойцами взяли оружие и приготовились в случае необходимости прийти сержанту на выручку. Только если честно, не уверен я, что они успели бы что-то сделать. Жук специально встал так, что его полностью прикрыл ЗИС. Дальше со слов Жукова всё было просто. Заплетающейся походкой подошёл. Чуть не сшиб грузовик плечом и наконец притомившись от всех этих усилий привалился к кузову ЗИСа. Ну и стал требовать литр водки за доски. Сначала они его просто посылали, потом плюнули и показали «документ». А сержант им такой: «Что за Шахрай? Я такого командира не знаю». Пойду жаловаться, если надо так дойду до самого полковника Пушкина. Тут они переглянулись, как, наверное, думали незаметно, один его вроде как уговаривать начал, ещё один за машину зашёл, а остальные стали потихоньку нашего сержанта обступать.

Самое сложное говорит было вида не показать, что я прекрасно слышу, как второй в кузове гремит ко мне подбираясь. А потом было просто. Тот второй хотел сержанта за шею схватить ну и протянул руки. Зря. Наш Жук такие ошибки не прощает. Летел этот хрен с кузова головой вниз уже со сломанной кистью. Ну и до кучи получил по хребту доской от своего подельника. В итоге плюс треснутое ребро. А подельник второй раз ударить и не успел, Жуков и ему в профилактических целях локоть сломал.

Когда Фомин, услышав вопли, туда прибежал, все непострадавшие, ну как непострадавшие, без переломов которые, стояли на коленях с руками за головой. А вот пострадавшим не повезло. По словам Фомина, те просто захлёбывались криком. Мне потом доктор одну интересную вещь сказал. Оба напавших на сержанта бандита на всю жизнь останутся инвалидами. Он не просто сломал одному кисть, а другому локоть. Он ещё довернул их по-хитрому, размочаливая в хлам связки. Доктор говорит случайно так не сделаешь, человека нужно специально обучать. Вот так-то.

Павлычев достал спички и с видимым удовольствием закурил.

— Страсти то какие, — с лёгкой иронией высказал своё мнение начальник штаба.

— А что с досками в итоге, Михаил Петрович? Я так и не понял.

— Точно! Каким боком там товарищ Шахрай? И вообще.

— Так, товарищи, спокойно! — призвал собравшихся командиров к тишине комдив, — наверное продолжить тогда лучше мне. Пусть Михал Петрович покурит спокойно.

— Давай, Ефим Григорьевич, рассказывай. У нас тут прям железнодорожный детектив. Хоть в газету пиши.

— А что? Правильно, Дмитрий Георгиевич. Можно и написать. Бдительность и выучка старшего сержанта Жукова помогла командованию 32-й ТД обезвредить банду расхитителей пиломатериалов, — поддержал начальство товарищ Яккер.

— О ты смотри, куда комиссар вывел! — рассмеялся подполковник Зимин.

— Борис Абрамыч, не лезь значит вперёд батьки то. Щас всё расскажу. Вы думаете Фомин с Жуком стали спокойненько ждать представителей правопорядка? А вот фигу. Разыграли перед гавриками целый спектакль. Жук, как ты его, Михал Петрович, называешь, рвался всю контру «закапать» пока никто не видит, а лейтенант с бойцами его держали. В какой-то момент они его, конечно, не смогли сдержать, и сержант принялся душить самого важного. И пока душил хитро так повернул, хочешь жить, одна тебе дорога в тюрьму. Тогда, может быть, про нападение на часового мы и приподзабудем, отсидишь за воровство годиков пять и выйдешь. Ну или сейчас придушу. Как думаете, что выбрал их главарь?

— Да уж понятно что, Ефим Григорьевич, — рассмеялся товарищ Чепига.

— В общем знал этот бандит довольно мало, его дело было перегрузить товар и отвезти куда скажут. Остальные вообще простые исполнители, мелкие уголовники. Но чтоб потянуть за ниточку его показаний хватило. А на другом конце нити оказался мелкий служащий львовского вокзала, но зато аж целый барон, господин Бруницкий. А вот он уже рассказал много интересного.

И воровство досок тут только самый краешек, который мы так удачно ухватили. На новых территориях Советского Союза от Бессарабии до Балтики действовала целая сеть, занимающаяся контрабандой. Мех, золото, янтарь, чёрная икра, культурные ценности и многое другое нелегально шло в Германию. Организованно всё было тоже весьма интересно. Мозговой центр, насколько я знаю, пока не обезвредили и даже не нашли. Возможно, руководили этой сетью из-за границы. На местах координировали деятельность сети служащие железнодорожных станций и автотранспортных предприятий. Причём не руководящие работники, а такие серые мышки. Незаметные и незаменимые. Ну а те уже в свою очередь набирали исполнителей из деклассированного и криминального элемента. Пользуясь доверием и знаниями, действовали решительно и дерзко, можно даже сказать, нагло.

Для примера взять нашего барона Бруницкого. После установления Советской власти устроился на львовскую железнодорожную станцию простым конторщиком. Показал себя ответственным и грамотным работником, общественником. В открытую заявлял о своих симпатиях к идеям коммунизма. Не отказывался от дополнительных обязанностей. Так что скоро у барона оказался доступ и к бланкам, и к печати. Подпись товарища Шахрая без особого труда Бруницкий научился подделывать.

Схема следующая. Если очень упрощённо, к нам прибывает эшелон, скажем одиннадцать вагонов. Из них десять для 4-го МК. Военные получают документы, где сказано ваш груз десять вагонов и в наличие эти десять вагонов имеются, всё прекрасно. Никаких вопросов, что за одиннадцатый вагон прицеплен к эшелону не возникает. Железнодорожники получают документы о том что прибывает 11-ти вагонный эшелон для военных. Считаем вагоны их на самом деле одиннадцать. Всё правильно.

К нужному вагону подъезжают грузовики с документом подписанным начальником станции и перегружают содержимое вагона себе. Вот и всё. В нашем случае ещё первым рейсом бандиты увезли партию меха. Дальше его должны были перегрузить в состав, следующий за границу. Товарищи из органов со мной не поделились, но думаю очевидно, что на таможне у преступников тоже были свои люди.

— Два вопроса, Ефим Григорьевич!

— Слушаю, Сергей Васильевич.

— Не проще было вагон просто отцепить и куда надо прицепить?

— Может быть в некоторых случаях и так делали. Я железнодорожную кухню не знаю, но могу предположить, лишние перемещения лишние глаза, а машинисты люди грамотные. У кого-то обязательно возникнет вопрос, что за вагон. Какой второй вопрос?

— Второй. А если бы они на сержанта не напали?

— Ну так он парень настырный, думаю дошёл бы и до меня, и до товарища Шахрая. А бандитам огласка как серпом по яйцам.

— Товарищи, так это контрабанда контрабандой, а ведь в случае войны это готовая шпионская сеть!

— Соображаешь, Борис Абрамович. Так что об этом никому. Для всех остальных Жуков предотвратил просто кражу пиломатериалов.

— Наградить бы его, — предложил товарищ Чепига.

— Подумаем. И его и лейтенанта Фомина. Вообще это всей дивизии большой плюс. Мне уже звонил командующий корпусом товарищ Власов и выразил дивизии благодарность.

— И шоферов надо не забыть, если не орден, то ценный подарок нужен. Часы, например.

— Или ножи.

— Так, товарищи! Хватит! Сказал, подумаем. Давайте Карпина послушаем. И откройте кто-нибудь уже окно. Дышать не видно, как накурили.

Командиры сделали по паре глотков свежего воздуха и вероятно, чтобы не допустить снижения концентрации никотина в лёгких, все как один потянулись за папиросами. Майор Карпин в один затяг скурил треть папироски и с сожалением отложил её в сторону.

— А вот старший сержант не курит.

Товарищи командиры дружно закивали, соглашаясь с тем, что старший сержант молодец и делает абсолютно правильно.

— Командир курсов, майор Самойлов. В некотором роде легендарная личность. Сразу после училища попадает в Монголию. Занимается разведкой, сам не единожды ходит за линию фронта. Получает тяжёлое ранение, но на большую землю его не отправляют и после выздоровления Самойлов продолжает воевать. Кроме «Золотой Звезды» Героя Советского Союза награждён монгольской медалью за Халхин-Гол[7].

Во время Зимней войны возглавляет подразделение, занимающееся борьбой с финскими лыжниками. Во время одного из рейдов по тылам противника получает сильное обморожение ног. Награждён орденом Красного Знамени. В общем майор Самойлов всегда был связан с частями, так сказать, особого назначения.

— Постойте, так я про него слышал! — воскликнул Зимин, — суровый мужик. 44-ю стрелковую, насколько я помню, они тогда выручать кинулись. Странно, что ему за финнов Героя не дали.

— Так чего же он тогда на каких-то курсах сейчас?

— Давай, Павел Петрович, говори уже. Вижу, есть что сказать.

Разведчик кивнул и не осознанно подался вперёд, ближе к остальным командирам.

— Всё просто, товарищи. На самом деле, на курсах готовят кадры для воздушно-десантного корпуса, который с началом войны выбросят на парашютах над Варшавой. Вот так вот. А Самойлова к тому же привлекают к консультациям по созданию парашютных систем способных десантировать танки и артиллерию, а также нового сверхмощного транспортного самолёта.

— Вот оно, что, — присвистнул комдив, — выходит их там воевать в окружении учат, до подхода основных сил. Тогда многое становится понятным.

Ефим Григорьевич Пушкин с октября 1938 года состоял для особых поручений при Военном совете Киевского особого военного округа, с сентября 1940 года исполнял должность старшего помощника инспектора Автобронетанкового управления этого округа. Поэтому весьма трезво оценивал обстановку на границе и не сомневался в скором нападение Германии на Советский Союз[8].

С этой точки зрения иметь под рукой роту обученных, хотя бы частично по нормам воздушно-десантных войск, бойцов было весьма заманчиво. Да и пример перед глазами был уж больно красноречивый. А слова комполка майора Павлычева и комбата разведчиков майора Карпина развеяли последние сомнения.

— Ну что ж, товарищи, давайте решать. Кто за то, чтобы принять предложение старшего сержанта Жукова прошу поднять руки.

Оглядев сидящих перед собой командиров, комдив коротко кивнул:

— Единогласно.