Ровный гул винтов убаюкивал, и полковник Грицевец решил пройтись по салону, размять ноги. Взгляд невольно цеплялся за детали интерьера, отмечая совсем не пролетарский уровень комфорта. Кресла, раскладной столик, шторки на иллюминаторах и даже кожаный диванчик. Первый раз увидев внутренности самолёта, полковник даже немного опешил: «Что за баре тут летают?» Но за несколько месяцев мнение пришлось поменять. Без отдыха, во время частых полётов, темп, сразу заданный майором Самойловым, было бы выдержать гораздо сложнее. А в последнее время он наловчился даже работать в полёте, благо моторы работали как часы и болтанка почти не ощущалась.
Вот и сейчас Грицевец возвращался не на подмосковный аэродром, уже ставший вторым домом, а летел в Саратов на авиационный завод № 292, попытаться на месте выяснить причины грубого брака двигателей сразу трёх самолётов. Абсолютно не его дело и не его компетенция, но официальным путём расследование затянется, в лучшем случае, на месяцы. А так может что и выгорит, есть у Виктора на заводе пара источников и один из них, вроде бы, может указать на причину. Вернее, назвать виновного.
А потом сразу домой. После таких учений дел будет невпроворот. Хвалить, ругать, награждать. И как тут без самолёта? Хочется кому-то или нет, а комфортно оборудованный аэроплан превратился для полковника из роскоши в необходимость.
Вот и помощник дрыхнет, ближе к хвосту в удобном кресле, откинув голову назад так, что выпирает кадык на тонкой шее. Помощник у него толковый, про таких говорят молодой да ранний. Только вот, путь в лётчики ему заказан, окончил Чугуевское военное авиационное училище с отличием, распределился в полк, а на очередной медкомиссии выявили порок сердца. Судьба. Хорошо Яков Смушкевич разрешил ему самому выбрать командиров полков и людей на ключевые должности штаба будущего корпуса. Кадры, как сказал товарищ Сталин, решают всё. Ох, и налетался он за этими кадрами по всей стране.
А с Виктором Самойловым ему повезло. Хотя, точнее выражаясь, это Самойлову повезло с ним, полковником Грицевцом. Сейчас оглядываясь на, так мгновенно пролетевшие, последние два месяца Сергей, как никогда отчётливо, это понимал. Будь на его месте кто-то другой корпус бы всё равно был. Пусть немного не таким, может даже менее боеспособный и обученный, но всё равно был. А вот без Самойлова — нет. Была бы ещё одна хорошо обученная ИАД в лучшем случае, но не более.
Стандарты, предложенные майором-разведчиком, были не то, чтобы очень высокие или невыполнимые, нет, скорее наоборот, они были рассчитаны на дисциплинированного лётчика середнячка. Но они совершенно по-другому строили боевую работу авиации. Совершенно по-другому! Так, как другие будут летать через годы, придя к этому через тернии проб и ошибок.
И чтобы не думал про Самойлова Яков Смушкевич, какие бы тёмные тайны не скрывало прошлое и настоящее майора, это не отменяло того факта, что он, без преувеличения, гений в области разработки опережающих концепций современных войн.
«А, всё-таки, работать, как единый организм, пусть, пока ещё, исключительно истребительный, корпус научил я!» — с заслуженной гордостью подумал полковник, вспоминая события недельной давности.
28 мая (среда) 1941 года
8 километров северо-западнее Волоколамска, аэродром Особого Авиационного Корпуса (ОАК)
Хотя несколько часов назад Виктор и предупредил его, что Сталина не будет, полковник Грицевец волновался. Может кто-то, не будем показывать пальцем, и привык с маршалами да членами ЦК общаться. А для кого-то, не будем тыкать себя в грудь, приезд маршала Ворошилова, маршала Буденного, и товарища Андрея Андреевича Андреева событие. Нет, не так. Событище!!!
Да и будь это просто награждение или парад какой, то и плевать. Чай, Сергей Грицевец не вчерашний курсант, повидал в жизни и огонь и воду и медные трубы. Но тут на кону судьба корпуса. Его корпуса! Как доложат товарищу Сталину, так тому и быть.
Впрочем, мандраж не у него одного. Только Самойлов стоит спокойный, как каменная статуя, даже улыбается чему-то своему. Чуть позади него переминается с ноги на ногу заместитель командира корпуса по политической части, дивизионный комиссар Яков Альтман, выходец из остзейских[46] евреев. Его нервозность проявляется в том, что Альтман постоянно вертит головой и делает попытки достать носовой платок, раз за разом отдёргивая руку от гимнастёрки.
За спиной самого полковника, как перед боем, выстроились командиры истребительных полков. Слева, лётчик-ас майор Федосеев, Михаил Андреевич, летавший в группе Грицевца ещё в Испании. По центру — Герой Советского Союза Нога, Митрофан Петрович, то же майор и лётчик-ас. С ним полковник познакомился в Монголии. Справа, Герой Советского Союза Жердев, Николай Прокофьевич. Само собой майор и ас. Во время гражданской войны в Испании тараном уничтожил вражеский бомбардировщик. Отчаянная смелость Жердева была отмечена даже руководителем Компартии Испании Долорес Ибаррури[47]. В небе Халкин-Гола капитан Жердев сбил самолёт знаменитого японского аса, капитана Аратоки.
Забавно, но если посчитать, то на их группу из шести человек приходится пять «Золотых Звёзд» и по самым скромным подсчётам, почти семьдесят, сбитых лично, самолётов противника. И это он ещё не знает, вдруг Самойлов и Альтман тоже уничтожали вражескую авиацию. От майора этого вполне можно ожидать.
Наконец, три чёрных, солидных автомобиля плавно остановились напротив группы встречающих командиров, ещё раз подтверждая ту мыль, что любое ожидание рано или поздно заканчивается.
— А что это у вас за укрепрайон на краю аэродрома? — ответив на приветствие, задал вопрос Климент Ефремович.
— Товарищ майор у нас категорический противник свободного времени у бойцов. Вот рота охраны в свободное от несения службы время и тренируется. Да и не только они, ребята из БАО тоже руку приложили. Опорные пункты позволяют некоторое время удерживать аэродром даже в окружении.
— Кто же их окружит в ста километрах от Москвы, — задал, полный скепсиса, вопрос Ворошилов.
— Тут, конечно, никто. А вот в прифронтовой полосе могут. Конечно, долго аэродромная охрана против, скажем, пехотной дивизии не выдержит. Это и не её задача. А отбить атаку какой-нибудь, внезапно выскочившей, разведгруппы на броне или вражеский десант сможет. Вот пусть сейчас в спокойной обстановке учатся. И привыкают, что готовиться всегда нужно к худшему сценарию. Опять же, солдат без дела — хуже обезьяны с гранатой. Никогда не знаешь, что он учудить может.
И проверяющие, и авиаторы несколько секунд осмысливали сказанное Самойловым, а потом одновременно, как по команде, заржали, да так, что позавидовали бы жеребцы 1-й конной.
— Хуже обезьяны с гранатой, ну ты сказанул, Виктор. А мои кавалеристы тогда кто?
— Так орлы, товарищ маршал! Как есть орлы!
Будённый заулыбался не скрывая, что ему льстит такое сравнение.
— Я считаю, Семён Михайлович, конницу ещё рано списывать со счетов. По сути, это такие же драгуны, как и мотопехота. Только не везде автотранспорт проедет, где кавалерия проскачет. А вот мои бойцы что-то совсем расслабились. Считают, что на курорт попали. Бегать совсем разучились, двигаются, как черепахи беременные. Ну ничего, я им покажу курорт. Мы вот тут с Сергей Ивановичем решили, пусть строят ещё один опорник рядом с дорогой на участке Шаховская — Волоколамск. От нас до дороги всего семь километров, вот пусть разомнутся.
— Признаться удивлён вашим рвением, товарищ майор, — усмехнулся Андрей Андреевич, — много слышал легенд про вашу Особую бригаду, но сейчас склонен верить, что половина из этого может быть правдой.
«Что⁈ Что он несёт, какой опорник? Итак зашиваемся, хорошо хоть аэродром дали обжитой, подвинув 120-й ИАП ПВО округа. Хорошо, потом спрошу зачем ему это надо. И что это за Особая бригада такая? Хотя, Виктор не расскажет, раз уж всё это время „лечил“ меня своими курсантами. Это Андрей Андреич гражданский человек поэтому и проговорился. Ладно, мы люди не гордые, нам ваши тайны и за даром не надо» — галопом пронеслись мысли в голове полковника Грицевца.
— Ну что, Сергей Иванович, пойдёмте, покажете своё хозяйство, — вернул разговор в конструктивное русло Ворошилов, — заодно, по пути расскажешь, что у вас тут как устроено. Говорят, к вам тут из штаба округа приезжали товарищи, да вы их и на порог не пустили.
— Ну почему сразу не пустили. Пустили. Преувеличивает генерал Шишенин. Чаем напоили с баранками. Ну а то, что не показали ничего. Так ещё и показывать нечего было. Сейчас вот вам, товарищи, всё и покажем.
— Хорошо, вы тут хозяева, так что ведите, — Андреев с интересом бросил взгляд на лёгкую трость в руке Грицевца, — скажите, Сергей Иванович, а правда, что в госпитале вам в ногу железный штырь запихали?
— Ха, штырь, слава богу, никуда не запихали, но вот спицами кость проткнули, а потом эти спицы стянули так, что они держали кости как гипс. Пока лечился на меня, наверное, вся московская профессура приходила смотреть. Очень полезная штука, этот аппарат.
— Я слышал, доктора, разработавшего этот метод лечения, хотят представить к Сталинской премии, — кивая головой, подтвердил Ворошилов.
— Это правильно. Давайте немного прогуляемся, и товарищ Грицевец расскажет нам о своём авиакорпусе. Сам Иосиф Виссарионович приехать не смог вот и попросил нас всё-всё тут узнать и ему рассказать, — предложил Андрей Андреевич и увлекая за собой остальных, двинулся в сторону, недавно покрашенного, двухэтажного здания.
— Даже не знаю с чего начать.
— Начни с людей. Не даром товарищ Сталин сказал — кадры решают всё.
— Верно, говорите, товарищ майор, — кивнул Самойлову Ворошилов. И уже обращаясь к полковнику, — начните с людей, Сергей Иванович.
— Не возражаю. Люди, на самом деле, главное наше достижение. Так понимаю с майором Самойловым вы все в той или иной степени знакомы. Товарища дивизионного комиссара лично рекомендовал Яков Владимирович. И как оказалось не зря. Товарищ Альтман, без остатка предан Партии. Прекрасно разбирается в текущем политическом моменте и постоянно ведёт работу и с пилотами, и с обслуживающим персоналом базы. Кроме того, он сразу понял специфику и лётной службы вообще и нюансы нашего Особого авиакорпуса в частности.
— Очень правильно, поставлен вопрос. Политическая работа должна быть поставлена во главу угла, без неё не мыслимо само существование Рабоче Крестьянской Красной Армии, — прокомментировал успехи Альтмана Ворошилов.
— Климент Ефремович, дай человеку сказать то, — «не на митинге», — хотел добавить Будённый, но сдержался.
— Да, продолжайте, Сергей Иванович.
— Командиров полков я выбирал лично и за каждого могу поручиться, как за самого себя. Все трое асы, все имеют опыт боевых действий. Испания, Финляндия, Монголия. Помимо этого, все имеют большой организационный опыт. Вот, например, Митрофан Петрович Нога, командовал 41-м ИАП. Еле уговорил его перейти сюда, да и то, наверное, потому, что его в академию отправляли.
Хочу отметить особо, все трое не только умеют сбивать самолёты врага, но и отличаются хладнокровием, рассудительностью, способностью мгновенно принимать верные решения в боевой обстановке. При этом не гонятся за личным счётом, хотя счёт то у каждого ого-го какой.
— Комэски у вас тоже все сплошь герои и асы?
— Нет. Принцип отбора лётчиков строится на несколько других качествах. Мы искали людей прежде всего умеющих работать коллективно. Конечно, можно было бы в приказном порядке собрать самых лучших, типа группы Смушкевича в Монголии. Но, во-первых, это понизит качество остальной авиации. Да и не напасёшься асов на всех в случае чего. Главное для наших курсантов дисциплина. Мы набирали крепких середнячков просто потому, что время не позволит нам качественно подготовить выпускников лётных училищ. Хотя несколько талантливых лётчиков-сержантов мы тоже взяли.
Суть нашей подготовки в том, что в каждый вылет взлетевшая группа, начиная от звена и заканчивая, если нужно, всем корпусом, работает, как один механизм.
— Как же вы намерены осуществлять командование?
— По радио. На ЯКах передатчик имеет каждая машина командира звена. На остальных самолётах передатчик стоит у каждого ведущего. У всех ведомых приёмники.
— Как вы этого добились? — удивился Ворошилов, не понаслышке знающий проблемы радиофикации армии.
— К сожалению, путём модернизации, настройки и экранирования каждой рации индивидуально. На аэродроме проходят практику студенты Центрального института авиационной телемеханики, автоматики и связи. Без них мы бы не справились.
— А что за экранирование? — поинтересовался товарищ Андреев.
— Если совсем упрощённо, при работающем двигателе создаётся магнитный поток, который мешает пройти радиосигналу. Но этот поток останавливают, в частности, свинцовые пластины. Вот студенты у нас каждую рацию разбирают до винтика, химичат с ней и собирают заново. Нужно сказать, качество связи у нас не в пример лучше, чем в любой дивизии ВВС. Но мы прекрасно понимаем, что распространить наш опыт на всю авиации пока технической возможности нет.
— Погоди, Андрей Андреич, не уводи в сторону. Давай, полковник, про лётчиков. Что-то я не совсем понял. Лучшие значит не нужны, нужны средненькие?
— Верно, Семён Михайлович. Пилотаж не являлся приоритетным фактором при отборе. Пилотировать мы их и здесь научим. В день курсанты проводят в воздухе примерно по пять часов. Без выходных и праздников. Мы отбирали людей без проблем с дисциплиной, которые не выскочат из строя погнавшись за вражеским самолётом. У каждого самолёта в группе своя роль. И мне нужен исполнитель, который в разгар боя эту роль не забудет. Который ещё на земле знает, как ему действовать в той или иной ситуации. Тут атаковать, а тут даже не смотреть на врага, а сразу, скажем, уходить вверх и контролировать направление от солнца, или идти вниз, чтобы перехватить уходящего пикированием супостата.
— На словах, конечно, ловко.
— Пилоты у нас, конечно, не асы, но и не лаптем щи хлебают. Комполка предложили опытных лётчиков на должности комэсков. Мы их внимательно изучили, провели собеседование и пригласили лучших. Уже все вместе обсудили кандидатуры командиров звеньев и остальных пилотов. Так же провели собеседование, поговорили с людьми, предупредили, что дело сугубо добровольное и будет трудно. В результате кто-то сам ушёл, кто-то не подошёл нам. В целом можно подытожить, что нашим истребителям не хватает боевого опыта, до у них довольно хорошая практика пилотирования. И вообще люди службу знают.
— Лихо. А ты чего, майор, ухмыляешься?
— А он, Климент Ефремович, их всех перемешал. Комэски довольно быстро доказали, что их выбрали не зря. Опыт как говориться не пропьёшь. А вот командиры звена у нас до сих пор меняются довольно часто.
— Ну, для учебной части, думаю, это нормально. Значит по блату лётчиков набрали? — задал хитрый вопрос маршал Буденный.
— Можно и так сказать. Не по объявлению же товарищей набирать, готовых без выходных пахать по шестнадцать часов в сутки и три месяца жить на очень суровом казарменном положении. У нас, как сказал товарищ полковник, только добровольцы, — не дожидаясь полковника, ответил Буденному Самойлов.
Второй раз реплика майора заставила проверяющих замолчать, переваривая услышанное, а потом дружно захохотать.
— Верно, по объявлению, таких дураков не найти, — отсмеявшись, Будённый толкнул локтем в бок Ворошилова, — как считаешь, Климент Ефремыч?
— И все терпят? Никто в самоволки не бегает? — не принял шуточного тона маршал Ворошилов.
— Нет. Мы изначально набрали людей с запасом. Те, кто не выдержал убыли по предыдущему месту службы. Кто-то просто сломался, кто-то терпел до последнего, но было ясно что не тянет. Несколько человек, к сожалению, получили травмы. А насчёт самоволок. Парни у нас молодые, здоровые. Так что одна попытка была.
— Как-то маловато.
— Так у нас воспитательный процесс хорошо налажен. Вот, майор Самойлов, большой дока в этом.
— Рукоприкладство недопустимо в РККА.
— Да вы что, товарищ маршал! — Грицевец инстинктивно вытянулся по стойке смирно, — никто никого и пальцем не тронул. Думаю, лучше про это Яков Соломонович расскажет.
— Правильно, в вопросах воспитания, как говориться, комиссару и карты в руки.
— Хорошо. Расскажу. Но моё мнение вы, Сергей Иванович, знаете. Это иезуитство, а не наказание. Лучше уж, посадили бы на гауптвахту, чем так издеваться.
Маршалы незаметно переглянулись, мысленно задавая себе вопрос, а комиссар точно влился в коллектив и понимает специфику Особого корпуса, как тут им полковник рассказывает? Или Самойлов с Грицевцом совсем берега потеряли и даже дивизионный комиссар им не указ?
— Постараюсь коротко, товарищи. У лейтенанта Певцова есть невеста и в тот день у неё было день рождения. Живёт она в Москве, поэтому Певцов к утру уже бы вернулся в часть. Я его, конечно, ни в коем случае не оправдываю. Но скажите мне, кто из нас в молодости не хотел сделать девушке приятное. К тому же, Мария не просто девушка, а, можно сказать, законная жена.
— Ты, это, Яков Соломонович, в сторону то не виляй. Дело молодое, это одно, а воинская дисциплина другое. Не надо нам их тутова смешивать, по делу говори, — подкручивая ус, добродушно заметил Буденный.
— Да, конечно, Семён Михайлович. Так вот, караульные Певцова заметили, но вместо того, чтобы задержать дали ему время отдалиться на несколько сот метров и только потом устроили как бы погоню.
— Как бы? Поясни.
— Нужно заметить, физическая подготовка у роты охраны очень хорошая. Исключительно хорошая. Я тут с товарищем майором совершенно согласен, нагрузки для бойцов Ленинско-Сталинской Красной Армии нужно давать предельные. Лоси здоровые, питание, как в ресторане. Выдюжат.
— Тут четыре майора.
— Я говорю про майора Самойлова, товарищ Андреев.
— Хорошо, продолжайте, — кивнул комиссару Андрей Андреевич.
— Так вот, пользуясь своим превосходством в выносливости, численным преимуществом и служебными овчарками караульные гоняли лейтенанта Песцова до утра, как зайца. Под утро лейтенант просто свалился без сил в какой-то ручей.
По прямому приказу майора Самойлова. И я считаю это неправильно. Как сказано в уставе: «Самым ценным в РККА является новый человек Сталинской эпохи. Забота о бойце-человеке и всех своих подчиненных составляет первейшую обязанность и прямой долг командиров, военных комиссаров и политработников. Начальник — руководитель, старший товарищ и друг — переживает с войсками все лишения и трудности боевой жизни».
— Что скажешь, Виктор? — снова общий вопрос озвучил маршал Будённый.
— Дежурная смена молодцы, я им благодарность вынес. Нужен большой опыт и мастерство, чтобы человек вот так всю ночь бежал, думая, что вот-вот оторвётся от преследователей. Ну и Песцов молодец. Дурной, но молодец. С вечера до утра по пересечённой местности и умудрился даже растяжение не получить. Путятино и Владычино обогнул, Ламу форсировал и только в Ятвинке свалился. В общей сложности крюк километров восемь — десять сделал. Мы ему по итогам этого забега позывной «Лось» присвоили.
— Так это же ещё не всё! — продолжил комиссар, не дожидаясь, когда высокая комиссия переварит услышанное, — пока Песцов там бегал от охраны, корпус подняли по тревоге и весь личный состав лейтенанта искал до утра! Все! Повара, шофёры, курсанты! Утром только переломов было три! Про ссадины и ушибы молчу. Все изгвазданные, как будто специально лужи искали, мокрые, злые. В общем, думаю, можете себе представить.
— Не перебор ли с переломами, Сергей Иванович? — Ворошилов обратился на прямую к полковнику Грицевцу.
— Нет. Личный состав набран с избытком, как раз чтобы самых неумех, буйных и необучаемых отсеять, — «и неудачливых» уже про себя добавил комкор.
— Что ж, смотрите сами, главное, какой результат мы сегодня увидим и доложим товарищу Сталину, — веско припечатал маршал Ворошилов.
— Ну, а помогла хоть, эта ваша метода? — Семён Михайлович был настроен более благодушно.
— Помогла. Как только ещё один товарищ заикнулся, что на спор сможет сходить в самоволку, так сразу несколько раз упал с лестницы и заполучил по здоровущему фингалу на каждый глаз.
— Понятно. Сообразительные у вас лётчики и выносливые. Посмотрим, как летать будут. В общем, с принципами комплектации личного состава мы разобрались. Рассказывайте дальше, Сергей Иванович, — подвёл черту товарищ Андреев.
— Дальше, считаю, для понимая процесса нужно в двух словах коснуться этапов обучения. Я бы даже сказал не этапов, а задач.
Первое. Это конечно пилотаж. По большому счёту, этот этап тот же, что и в любой лётной школе. Теория на земле и практика в воздухе. Курсанты осваивают фигуры высшего пилотажа, стрельбу по конусу и по наземным целям. Изучают новые самолёты и притираются друг к другу. Как я уже отметил, у нас нет громких фамилий и прославленных асов с большими счетами сбитых. За исключением присутствующих, конечно. Но набирали мы башковитых и грамотных лётчиков. В общем, наш расчет оправдался. Ежедневная практика и все курсанты стремительно прогрессируют.
— Прогрессируют, — товарищ Ворошилов словно покатал слово языком, оценивая его на вкус, — хорошо, что прогрессируют. Думаю, вы помните, каждый ваш полк только топлива потребляет, как целая дивизия, не говоря уже о всём остальном.
— Помним, товарищ маршал!
— Хорошо. Продолжайте.
— Этап второй. Курсанты учатся взаимодействию в составе первичной тактической единицы, звена. Две передающих радиостанции делают четверку истребителей очень гибкой тактической группой. На этом же этапе лётчики учатся получать и выполнять целеуказания диспетчера аэродрома. Нужно отметить, что какое-то непродолжительное время звено летает хуже, неуверенней. Но буквально за два-три вылета пилоты осваиваются, перестают дублировать команды, переданные по радио, эволюциями и звено на любые вводные начинает реагировать не только быстрее, но и тактически более разнообразно. Мы с командирами полков сначала сами всё проверили, и я могу ответственно заявить, радио даёт критическое преимущество.
— Критическое? — переспросил товарищ Андреев.
— Да. Если в небе наше звено на радированных машинах встретит, равного по лётным навыкам, противника, но на машинах без радио, наши гарантированно собью 2–4 самолёта врага без потерь.
— В чём хитрость?
— Сейчас самолёты подлетают к месту схватки, а потом, можно сказать, сражение разбивается на индивидуальные схватки. Так называемая, собачья свалка. Мы же будем вчетвером выбивать самолёты врага, один за одним, по очереди. Мы провели уже десятки учебных схваток. Результат всегда один, невозможно по одиночке противостоять двум парам.
— Мы обязательно отметим этот момент. Так товарищи?
Товарищи Ворошилов и Андреев закивали, подтверждая слова маршала Буденного, а затем Андрей Андреевич кивнул полковнику Грицевцу, приглашая его продолжит рассказ.
— Этап третий и, пожалуй, самый сложный именно для нас — командиров. Сразу встал вопрос. Летать большими группами мы научим курсантов довольно легко. Как я уже говорил, лётчики толковые с крепкой лётной подготовкой, маневрировать в составе эскадрильи и даже полка смогут без проблем. Но, а дальше то что? Какие команды подавать? Какие маневры приведут к победе? Ведь так ещё никто в авиации не воюет.
— Интересно. Нужно запросить данные разведки о том, как обстоят дела в Германии, Британии и Америке, — предложил товарищ Андреев.
— Запросим, — кивнул в ответ маршал Будённый, и уже полковнику Грицевцу, — и как же вы решили проблему, Сергей Иванович?
— Не поверите, вырезали самолётики из дерева и начали разыгрывать разные варианты боя. Сначала звеньями, потом эскадрильями, потом целым полком. Например, что делать если полк на полк в лоб столкнулись? А если мы их первые заметили? А если они бомбардировщики прикрывают? А если мы сами в прикрытии идём? Вариантов же масса. Спорили, схемы чертили. Так постепенно стала вырисовываться тактика. То, что казалось годным на бумаге, пробовали, так сказать, в живую. Сначала сами, потом привлекли комэсков, затем уже отрабатывали вместе с курсантами. Что-то отбраковывали, конечно, а что-то и оставили. Теперь оттачиваем тактические приёмы.
Сегодня проведём показательные бои, думаю, товарищи, сами убедитесь, нам есть чем встретить и до смерти удивить любого врага. А насколько наша тактика окажется эффективна в настоящей войне, тут, разумеется, последнее слово скажет время.
— Что ж, хоть мы и не лётчики с интересом посмотрим. Да товарищи? — обратился к соратникам маршал Будённый.
— Посмотрим, — кивнул в ответ Андреев, — только вот поймём ли что-нибудь?
— Я буду давать необходимые пояснения, вам понравится, — успокоил полковник сомневающихся членов комиссии.
«Конечно понравится, — мысленно усмехнулся Грицевец, — мы такое шоу отрепетировали». Товарищ полковник не догадывался, что и один из маршалов тоже приготовил для всех своё маленькое «шоу».
Улыбнувшись, Грицевец махнул свободной рукой в сторону, стоящих чуть в отдалении от взлетной полосы, мощных камуфлированных грузовиков ощетинившихся лесом антенн.
— Видите? Это экспериментальная радиолокационная станция, смонтированная на тяжёлых американских грузовиках фирмы «Корбитт». Так вот, на этом этапе мы так же учимся находить цели по радиопеленгу.
— И как? Хорошо получается?
— Как ни странно, да. Ведь диспетчер, получая данные от РЛС, образно говоря, видит и положение наших самолётов относительно цели и может их корректировать.
— Не знал, что наши радиолокаторы настолько хороши, — удивился Ворошилов.
— Так у нас же не «Ревень» и даже не «Редут», а совершенно новая станция. И за операторов там один из создателей этой уникальной станции, целый доктор наук Ивлев Виктор Иванович и две его аспирантки, которые пишут научные работы по радиолокации. Пока наша станция, без преувеличения, и по технике, и по людям на голову превосходит остальные наши радиолокаторы. И насколько я знаю, в ближайшие месяцы в войска поступят на испытания ещё несколько таких станций.
— Не слишком ли много там грузовиков стоит?
— Это ещё не все, — Грицевец показал рукой на Самойлова, — майор настоял на идее полной автономности. Планируется, что радиолокационная станция станет отдельным дивизионом ПВО окружного подчинения. Помимо самого локатора включает в себя мощную радиостанцию, вычислительную машину, две автоматические зенитные пушки, на 4-х тонных «Даймондах», правда их ещё нет, взвод охраны и подразделения технического обеспечения. Дивизион может в течение шести часов погрузиться на штатный автотранспорт и со скоростью до 40 км\ч отправиться к следующей точке развёртывания.
— Богато. Пушки будут те самые, что вы в Америке заказали? — с явно проскальзываемым неудовольствием спросил Самойлова Ворошилов.
— Да, товарищ маршал, 40-мм шведские «Бофорсы». Отличное зенитное орудие.
— Хорошо, — Ворошилов помолчал, — думаю не нужно напоминать, что это под вашу личную ответственность.
— Я помню, товарищ маршал, — кивнул майор Самойлов, подумав, что хорошо ещё никто из проверяющих не знает какой транспорт плывёт из Америки для взвода охраны РЛС.
Маршал Ворошилов коротко кивнул и повернулся к полковнику Грицевцу:
— Что-то ещё добавите?
— Да, товарищ маршал. Четвертый и последний этап, отработка взаимодействия с транспортной авиацией. Но за неимением последней, пока отрабатываем это взаимодействие в теории. Ну и какие можем проводим учения на земле.
— Когда будут самолёты? — поинтересовался товарищ Андреев
— Уже вторую неделю обещают со дня на день, Андрей Андреевич.
— Хорошо. Я потороплю, там кого следует. Но я не совсем понял про транспортную авиацию. Вы имеете в виду сопровождение?
— Не совсем. Думаю, я неправильно выразился. Скорее эти самолёты нужно назвать не транспортными, а самолётами обеспечения. В составе ОАК планируется создать полк транспортной авиации, которая будет работать в интересах самого корпуса. При перебазировании на другой аэродром эти самолёты не только оперативно перекинут личный состав техников, оружейников, роты охраны, и других служб, но и будут выполнять специализированные функции. Например, один самолёт мы планируем оборудовать, как ремонтную мастерскую. Второй как генератор. Ещё один будет представлять собой автономный фельдшерский пункт.
— Это потребует значительных организационных и материальных затрат, — заметил маршал Ворошилов.
— Да. Но это оправдано тем, что позволит корпусу, практически мгновенно, перемещаться с фронта на фронт вдоль всей линии соприкосновения войск. Три полка прекрасно обученных истребителей усилят авиацию на направлении главного удара чуть ли не вдвое. А если вспомнить, что скоро у нас появиться полк бомбардировщиков и полк штурмовиков.
— Да, всё это мы знаем и понимаем какие это сулит перспективы. В теории всё выглядит великолепно. Иначе просто всего этого не было бы. Сейчас мы хотим посмотреть, как реализуются планы командования на практике. Стоит ли дальнейших усилий корпус, в котором каждый полк потребляет ресурсов, как целая авиадивизия. Верно, товарищи?
— Верно, Климент Ефремович. Всё посмотрим и доложим Иосифу Виссарионовичу.
«Лихо они. Планы командования значит великолепные и они молодцы, но если что пойдёт не так, то облажался он — полковник Грицевец, который доверие самого товарища Сталина не оправдал. Самойлов и тот официально тут с боку припёку. Ладно, чего это я в самом деле. Пусть смотрят у нас всё готово. А чтоб большие начальники, да ответственность с себя на подчинённых не перекладывали. Так и не бывает такого, — продолжая вежливо улыбаться, подумал комкор».
— Скажите, Сергей Иванович, а правда, что вы с майором Самойловым придумали какие-то специальные спортивные снаряды для лётчиков. И даже какой-то тренажёр виртуальной реальности? — перевёл разговор на другое товарищ Андреев.
— Есть такое дело, Андрей Андреевич. Мы как раз подошли к корпусу, где расположен спортзал. Так что прошу, всё увидите своими глазами.
— Не дороговато будет? Такой зал отгрохали. Тут не физкультурой заниматься, а балы устраивать можно, — рассматривая себя в зеркало чуть ли не под потолок, недовольно произнёс Ворошилов.
— А тебе, Клим, не нравиться? Красота то какая. Советская власть она ведь для людей, — маршал Будённый подмигнул давнему соратнику и лихо подкрутил ус, так же наблюдая за своим отражением.
— Но мне тоже интересно, скажи, Иван Сергеич, почему было не ограничиться спорт площадкой, как у всех?
— И мне любопытно, — товарищ Андреев в отличие от маршалов не разглядывал себя в зеркало, а накручивал педали на велотренажёре, — что-то они больно легко крутятся.
— Там есть переключатель режимов. Михаил, покажи, — попросил полковник Грицевец стоящего ближе всех к тренажёру майора Федосеева.
— Какой поставить, Андрей Андреевич?
— Даже не знаю. Я вроде не слабосильный какой, — Андреев весело посмотрел на маршалов и сделал несколько движений плечами как бы разминаясь, — ставь как себе.
— Вот, это другое дело, словно в гору забираюсь, — с заметным усилием нажимая педали и с чуть сбитым дыханием, прокомментировал новые настройки товарищ Андреев.
Заулыбались и лётчики, прекрасно заметившие тактическую хитрость майора Федосеева, выставившему товарищу Андрееву нагрузку несколько меньшую, чем они привыкли.
Товарищи члены комиссии вот уже минут десять, основательно и не торопливо изучали тренажёры. А один из инструкторов Самойлова, боец с немного смешным позывным Зусь, так же обстоятельно демонстрировал, как заниматься на том или ином спортивном снаряде. Не сказать, чтоб сильно здоровый парень имел явную склонность к физическим упражнениям и имел очень чётко прорисованные мускулы. Не удивительно что Самойлов поставил заведовать тренажёрным залом этого, насколько знал Грицевец, сержанта.
Один раз полковнику даже показалось, что комиссия зачем-то тянет время, иначе зачем товарищ Будённый, стараясь не привлекать внимания поглядывает на часы. Хотя, скорее всего, ему просто кажется, а высокопоставленные чиновники привыкли тщательно обдумывать все свои решения и решительно никуда не торопятся.
В любом случае у них свои резоны, а у комкора Грицевца сейчас голова другим забита. Маршалы они такие, шутят и улыбаются, а вдруг что не так, вмиг можно с корпуса слететь и никакой Смушкевич не поможет.
— Виктор Степанович, — обратился полковник к Самойлову, сразу давая понять кто инициатор такой роскоши, — не желаешь сам, рассказать, как мне тогда?
— Хорошо. Могу и я. Во-первых, почему не спортплощадка. Тут просто. Тренажёры хоть и железные, но достаточно дорогие и сложные. Без должного ухода под открытым небом, пусть и не сразу, но лет через пять придут в негодность. Так что лучше уж сразу под крышу их убрать. А спортплощадка с турниками, брусьями и всем остальным чем полагается у нас само собой имеется. Плюс удобства. Конечно, солдат должен стойко преодолевать все невзгоды службы, в том числе и плохую погоду. Но у нас не новобранцы, которых нужно учить стойкости и дисциплине. И даже не кадровая пехота. У нас высококвалифицированные специалисты. Можно сказать, сливки элиты Красной Армии. Смысла гонять их на морозе или под дождём я не вижу.
— В этом есть резон. Как считаете, товарищи? — обратился к маршалам Андреев.
— Такие тренажёры поставили в ведомственный санаторий «Забой» в Крыму. Мне товарищ рассказывал ох они и намучились пока всё как следует подсоединили. Хотя вот сейчас смотрю вроде бы всё просто и понятно.
— Так первый раз, Семён Михайлович, и лавку, скажем, сколотить трудно будет.
— Не прибедняйся, Виктор, может кому и трудно, только не тебе. Это какую голову надо иметь все эти загогулины измыслить.
— Так не я один придумывал. Все. Начали ещё в Монголии схемы рисовать. И переломали пока до ума довели тьмущу целую железа.
«Это что ж выходит, эти тренажёры не просто обкатывали на базе Особой бригады? Их там придумали и создали? Верно Яков Владимирович меня предупреждал, майор одна сплошная загадка. И ведь не словечком не похвалился. Ладно, учтём»
— Хорошо. Что под крышу «качалки» эти надо ты нас убедил. А вот чего у тебя тут так дорого-богато? За какой такой надобностью?
— Сразу насчёт богато. Самое дорогое здесь это зеркала. На то, чтобы создать такую красоту и иллюзию простора ушло почти двести полутораметровых зеркал для прожекторов ПВО. Только хитрость в том, что это были бракованные зеркала. Думаю, для вас товарищи не секрет, что тут же в Московской области, практически по соседству с нами, находиться Лыткаринский завод зеркальных отражателей. Вот мы его, можно сказать, и обнесли. Вывезли с территории завода практически все бракованные и битые зеркала. А уже тут вручную обрезали и подогнали.
— Добавь, Виктор, что буквально позавчера закончили.
— Верно, пришлось потрудиться. Кое-где видно, конечно, швы, склейки. Где-то мутные пятна. Но в целом я считаю не плохо вышло.
— Замечательно вышло. Надо же из брака, тогда понятно. А я голову ломаю чего у меня одно ухо больше другого, — рассмеялся маршал Будённый.
— Рисунки на стенах тоже творчество бойцов. Только Владимира Ильича Ленина и товарища Сталина сами не решились изобразить. Пригласили художников из Москвы.
Все присутствующие при упоминании священных для советских людей имён неосознанно приосанились, а члены комиссии как один закивали головами, подтверждая правильность такого решения.
— А вот это я смотрю Чкалов? — ткнул в боковую стену пальцем Ворошилов.
— Да, Климент Ефремович.
— Похож. А вот Смушкевич. Точно он!
— А вот, это же ты, Сергей Иванович? — удивился Будённый.
— Я. Отказывался. Но сказали как дважды герой обязан. И никаких гвоздей.
— А точно. Рядом то Кравченко, кажется?
— Точно, он. Глаз-алмаз, Семён Михайлович.
— А то ж, — маршал крутанул кистью как бы намекая, кавалерия ещё ого-го.
— Товарищи, давайте посерьёзнее. Семён, Клим, давайте дослушаем майора, — Андреев кивнул, приглашая Самойлова продолжать.
— Второй аспект, зачем вообще нам это красота нужна. Всё просто. Мотивация.
Майор резко оборвал себя и задумчиво посмотрел на инструктора Зусько.
— Зусь, ну-ка возьми парней и сходи, покури.
— Понял, Командир.
«Всё-таки как он их вышколил. Зусь ведь не курит. И даже на долю секунды никаких колебаний. А получит приказ взять папиросу в зубы и закурить, ведь так же не сомневаясь ни на мгновенье исполнит».
— Так вот, о чём я, — провожая удаляющихся бойцов взглядом продолжил майор, — мотивация. Мотивация простая — выжить. До конца года большинство пилотов-истребителей нашего корпуса погибнет. И наша задача…
— Ваша упёртость, майор, переходит все границы. Это уже что-то из области медицины, по-моему, — резко осадил Самойлова маршал Ворошилов.
— Постой, Климент Ефремович, не гони. Товарищ Самойлов, я правильно понимаю, что ты сейчас говоришь про то, что война начнётся этим летом?
— Верно, Андрей Андреевич. Война неизбежна. И нападение следует ждать этим летом, Германия не может позволить себе ждать ещё целый год.
— Чушь! Германия воюет с Англией, на Крите, в Африке. Гитлер не идиот, чтобы воевать на два фронта. Как ты этого не понимаешь⁈
— Есть что ответить? Я слышал, про твою позицию, но признаться в подробности не вникал, — товарищ Андреев взял на себя роль рефери, удивлённый упорством, если не сказать дерзостью, Самойлова.
— Есть. Но придется зайти немного из далека. Если все присутствующие, конечно, не против небольшого доклада о нынешнем положение дел в Германии.
Будённый слегка дёрнул хотевшего возразить Ворошилова за рукав:
— Пусть он скажет, Клим. Майор парень башковитый хоть и любит удила закусить. Давай послушаем.
— Да знаю я что он скажет, — уже заметно спокойнее возразил Ворошилов.
— И я знаю, а вот Андрей не знает. И лётчикам полезно послушать будет, как их начальство думает. А где он не прав мы ему возразим вот и получиться дискуссия.
— Ладно. Раз они за тебя так заступаются излагай, товарищ майор. Только покороче.
— Хорошо. Истоки нынешней ситуации следует рассматривать исходя из геополитической конфигурации европейских стран в начале нашего ХХ века. Мировая война началась из-за того, что Германия стремилась встать в один ряд с ведущими мировыми державами. Такими как Британия и Франция. Для этого немецкой промышленности было необходимо на равных конкурировать с промышленностью этих стран. Думаю, все с этим согласны.
«Надо же, прямо профессор, — удивился товарищ Андреев, — даже интонация поменялась, дикция».
— Согласны, продолжай, Виктор Степаныч.
— Главным условием для успешной конкуренции между капиталистическими государствами является наличие более дешёвого сырья, и более дешёвой рабочий силы. Тут тоже, полагаю, возражений нет. А где можно найти сырьё более дешёвое или хотя бы сопоставимое по цене с тем на котором работает Британская промышленность? Ответ очевиден, только колонии. Другими словами, молодая фашистская Германия потребовала от традиционных фашистских режимов передел мира и свой кусок пирога.
— Постой, постой. Объясни. Что значит традиционные фашистские режимы?
— Но ведь очевидно, что такая форма государственного устройства, как колониальная империя может иметь своей идеологией только фашизм.
— Поясни для всех, что ты имеешь в виду?
— Начиная с эпохи великих географических открытий и до сего момента, а это, примерно, пятьсот лет, страны, называющие сами себя «цивилизованными», грабят остальной мир. А чтобы простой, ну… скажем, француз мог эффективно пополнять казну Франции за счёт колониальных владений, он должен эффективно угнетать местное африканское население. Правильно?
— Допустим.
— А что бы он мог эффективно убивать и грабить, скажем, тех же алжирцев, француз не должен испытывать от этого угрызений совести. Тут и появляется теория расового неравенства. Мы французы первый сорт, некоторые другие европейцы второй, а остальные вообще не люди. Для нас тут важно понимание, что это вдалбливается европейцам уже более полутысячи лет. В Бельгии насколько я знаю и сейчас есть зверинцы, где держат африканцев на положении животных. А сейчас на дворе не тёмное средневековье, а середина ХХ века. И ничего, просвещённая страна, оплот цивилизации и демократии. Потому что негры не люди. Вас же не смущает, что в Москве зоопарк есть?
— Кхм.
— Ещё раз повторю, колониализм — равно фашизм. Фашизм подразумевает колониализм. И европейцы живут с этим сотни лет. Самый зачуханный марсельский рыбак знает, что он недосягаемо выше любого африканского царька. И проститутка из Сохо[48] знает, что она первый сорт, а всякие там индийские раджи и арабские шахи второй. Недочеловеки населяющие колонии, для них это привычная и обыденная картина мира. А европейская аристократия так те вообще небожители. Британский снобизм как раз очень хорошо это подчёркивает.
Вот поэтому какому-нибудь второму лорду Мальборо или третьему герцогу Анжуйскому и не нужно писать книгу типа «Моя борьба».
Это обыкновенный фашизм и эта идеология главенствует в Европе на протяжение последних полутысячи лет.
— А в Германии выходит не так? — не выдержал майор Нос.
— Верно. К началу Мировой войны колонии у немцев были. Но! Относительно мало. А главное, по сравнению с той же Англией, очень недолго. Думаю, все помнят, что германская нация объединилась в единое государство, по историческим меркам, очень недавно. Буквально семьдесят лет назад. Немцы сами для англичан варвары чуть-чуть менее дикие чем славяне.
Немцы хотели свой кусок колониального пирога в 14-м году. Хотят они его и сейчас. Вот и пришлось Адольфу Гитлеру писать для своих граждан этакую памятку — мы немцы великая нация, а остальные все «унтерменши», то есть недочеловеки. Кстати, с Италией та же история. Через море от них целая Африка, а колоний всего ничего. Вот и Муссолини напоминает итальянцам, что они потомки Великого Рима.
Вот как-то так, если кратко. Теперь думаю моя позиция относительно европейского фашизма понятна.
— Что ж спасибо за интересный исторический экскурс, Виктор Степанович, — заметно впечатлённый, поблагодарил майора товарищ Андреев, — но давайте вернёмся ближе к теме.
— Хорошо. Как мы помним Германия по итогам той войны не только не приобрела, а, наоборот, потеряла колонии, но и была до основания разграблена странами Антанты. Веймарская Республика время крайнего духовного и материального обнищания германской нации. Не побоюсь этого слова позорное пятно на самосознание немцев.
И появление фюрера на волне реваншизма было неизбежно. Не будем сейчас затрагивать механизм трансформации Веймарской Республики в Третий Рейх и разбирать силы, задействованные в этом процессе. Для нас важно понимать два момента. Первый. Германии необходимо было чем-то перекрыть память о поражение в Мировой войне и о последовавшем за этим позоре и унижение. Второй. Германии всё так же необходимы ресурсы. Особенно продовольствие и топливо. Эти два вопроса — вопросы выживания Государства и решить их нужно в ближайшее время.
Адольф Гитлер пришёл к власти именно на волне реваншистских обещаний смыть позор Германии и накормить немцев досыта. Первоначально, путём жёстких ограничений и тотального распределения, власти удалось, грубо говоря, обеспечить каждую семью чечевичной похлёбкой. Но это всего лишь промежуточный этап, и немцы согласились затянуть пояса лишь потому, что впереди их ждёт Великая Германия с обширными колониальными территориями.
Тут мы подошли к современному моменту. Захват практически всей континентальной Европы, разгром Франции и Британии позволил немцам, снова, не стыдясь, прямо взглянуть в глаза друг другу. Эпоха, когда немецкие семьи выживали за счёт заработков дочерей, прошла. Германия стала многократно мощнее. Значительно увеличился промышленный потенциал, людские резервы, да и полезных ископаемых стало намного больше. Как-никак, со всех оккупированных и присоединённых территорий потекли ресурсы, начиная от военной техники и кончая квалифицированной рабочей силой. Но решило ли это проблему продовольственной и топливной безопасности? Нет!
— Почему? Столько же стран.
— Стран много. Но Европа, даже если рассматривать её целиком, на сегодняшний день достаточно бедна природными ресурсами. Она очень плотно заселена, и имеет относительно малые пахотные угодья. Вычтем страны союзницы Германии, которые сильно то не поэксплуатируешь. Англию, которая продолжает успешно обороняться. Да ещё вспомним, что больше половины Европы — это Советский Союз. В сухом остатке, колонии как были нужны, так и остались. Необходимость в них, учитывая, что Германия провела мобилизацию и воюет, даже многократно усилилась. Нет хлеба — нечем кормить армию.
Теоретически, пойди Британия на уступки, и отдай достаточную часть колоний Германии, то возможно на какое-то время наступил бы мир. Немцы, разбив Англию и Францию и получив колонии на время бы успокоились. Но англичане не на какие уступки идти не собираются, так что и говорить о том, что было бы если бы смысла нет.
И вот мы подходим к тому, как Германия поступит. Вариант один — прекратить воевать и демобилизовать армию. Последствия — голод, и всё увеличивающееся отставание как от Англии, так и от СССР. Как следствие смена власти.
Вариант два — получить колонии на других материках. Я уже многократно повторял ни флот, ни авиация Германии не позволяют провести успешную высадку на остров. Тем более не позволяют снабжать высадившуюся группировку.
Но давайте представим, что случилось чудо и немцы захватили скажем значительную часть Англии. Что это даёт? Смогут они получить продовольствие? Тем более быстро? Ответ — нет!
Всё равно придётся нейтрализовать остатки британского флота. Придётся устанавливать контроль над Гибралтаром и Красным морем. США наверняка не даст грабить обе Америки. На Индию тоже попытаются наложить лапу не только немцы. Япония, например, там близко, да и США не далеко. Даже без конкурентов водить караваны из Индии огибая Африку то ещё удовольствие. В итоге захват Англии отнюдь не гарантирует немедленное поступление продовольствие в Рейх. Он вообще ничего не гарантирует. Вот Францию разгромили и что? Где Германия и где французские колонии? Будет при таких перспективах Гитлер отдавать приказ о высадке? Ой сильно сомневаюсь.
Вариант третий и последний — колонии в Европе. А если точнее, захват части территории СССР. Тут всё идеально. Нужно устранить всего лишь одну маленькую помеху — Красную Армию и гони в фатерлянд украинский хлеб и бакинскую нефть эшелонами.
Товарищи асы заулыбались, но под тяжёлым взглядом Ворошилова быстро стёрли улыбки со своих лиц. Климент Ефремович ели сдерживал себя, чтобы не начать кричать на майора прямо сейчас. Будённый, не тратя время на слова просто положил руку на плечо соратника и чуть-чуть похлопал, успокаивая разгневанного маршала.
— Теперь я понимаю почему никто не относится к вашей персоне равнодушно, товарищ Самойлов, — Андреев перевёл взгляд с Ворошилова на майора, — но считать Красную Армию маленькой помехой, по-моему, не следует.
— Я и не считаю, Андрей Андреевич. Позвольте я всё-таки продолжу.
— Хорошо.
— Сразу скажу, и Гитлер и весь германский генералитет относятся к нам очень и очень серьёзно. Но продовольствие им необходимо немедленно, иначе в Германии начнётся голод. Вермахт имеет около двухсот дивизий, и он их может применить только на восточном фронте. Выбор направления удара предрешён.
Прежде чем я выскажу свои соображения почему Германия считает, что сможет нас разгромить, разрешите пару слов о войне на два фронта.
— Ну давай.
— На первый взгляд кажется, Германия воюет чуть ли не на протяжении всей своей границы. Англия, Югославия, Крит, даже Африка. Куда им ещё думать о походе на восток?
Но если посмотреть чуть пристальней? Югославия уже не актуальна. Крит? Скорее всего, сопротивление там будет продолжаться несколько недель. Вряд ли месяц. Африка? Там можно и десяток лет ковыряться. Только сколько туда можно дивизий впихнуть? Учитывая инфраструктуру, думаю, от силы десяток дивизий с каждой стороны. И это, можно сказать, сверхоптимистичный прогноз. А у Германии насколько мы знаем порядка двухсот дивизий. Куда девать остальные сто девяносто?
— Кхм, так Британия? — предположил очевидное Семён Михайлович.
— Британия. Второй фронт стран Антанты, всё как в Мировую. Так да не так. Так же как Германия не может высадиться на Остров, так и англичане не могут высадиться на материк.
— Разве не ты всем доказывал, что для высадки нужен сильный флот?
— Верно, Семён Михайлович. И от своих слов не отказываюсь. Но…
— Ну давай своё «но».
— Но это Германии нужен прежде всего флот. А вот Британии кроме флота нужна авиация и армия вторжения. Люфтваффе на равных противостояло британским ВВС над их территорией. А это и средства ПВО и новейшие радарные станции. А вот если наоборот? Смогут британские лётчики настолько подавить люфтваффе, чтобы провести успешную высадку? Я вот что-то сильно сомневаюсь. А даже если зацепятся, создадут плацдарм. Снабжать то они группировку, засевшую на материке, смогут? Смогут провести сколько-нибудь серьёзное наступление? Насколько я помню во Франции вермахт объединенные силы Союзников просто смёл.
Вы, Семён Михайлович, Перекоп брали, мне ли вам говорить, как тяжело форсировать водные преграды, а потом закрепляться на побережье. А Ла-Манш ведь не Сиваш[49].
— С одной стороны, конечно, так. А с другой стороны, мы же смогли, почему думаешь они не смогут?
— Может и смогут. А сколько смогут? Тут ведь простая арифметика. Сколько Британия сможет выделить на эту операцию дивизий и главное какой тоннаж сможет предоставить флот под транспортники? Давайте возьмём совершенно фантастическую цифру в 50 дивизий. Пусть там будут индусы, зуавы, австралийцы, короче все. Сколько при самом благоприятном стечении обстоятельств доберется до французского берега? Я думаю, жалкие ошмётки, но хрен с ним, пусть треть, это 15–17 дивизий. Вывод простой, немцам нужно иметь наготове порядка 25 дивизий и тогда ни дьявол, ни американцы, ни сам господь бог не поможет британцам высадиться на материк.
— Ты говорил у них подавляющее превосходство в авианосцах и линкорах.
— Верно. Но это патовая ситуация.
— Кстати, товарищи, — вклинился в разговор товарищ Андреев, — в вы читали свежую «Правду»?
— Вы, Андрей Андреевич, про то, что у германской нации не осталось Бисмарков?
— Хм. Ну да, можно и так сказать. Но как не скажи, суть в том, что немцы лишились одного из своих линкоров.
— Верно. Кто владеет морем, тот владеет миром. Исповедуя этот принцип, Британская империя вот уже сколько веков правит половиной планеты. Только вот, с развитием авиации стал актуален другой принцип. Кто правит небом, тот правит морем. Гибель «Бисмарка» лучшее тому подтверждение.
— И почему же? В газете этого не написано, но я знаю по нашим каналам, что в его потоплении принимали участие два линкора и два тяжёлых крейсера, не считая остальной мелочи.
— Кто бы сомневался. Всем лестно прикрепить бронзовую табличку над камином кают-компании — принимал участие в уничтожении линкора «Бисмарк», даже если сделал один выстрел из орудия зенитного калибра куда-то в сторону, — Самойлов неопределённо махнул рукой указывая направление стрельбы, — странно, что там весь Ройял Нави не отметился. Молодцы разведчики. Только нам «Правды» хватает, чтобы понять кто на самом деле герой дня.
— Никто роль авианосца и не отрицает.
— Вот именно. Не подойди линкоры и крейсера авианосец «Арк»[50] всё равно бы «Бисмарка» задолбал торпедами. Пусть бы ушло у него несколько суток ни куда бы линкор не делся. Деревянные, практически копеечные, бипланы-торпедоносцы заклевали бы гордость Кригсмарине стоимостью в сотни миллионов рейхсмарок. В открытом море теперь безраздельно властвуют авианосные группы, даже если большинство адмиралов этого ещё не знают. А вот Ла-Манш, как театр боевых действий, имеет свою специфику.
Грицевец уже обсуждавший с Самойловым тему неизбежности и внезапности нападения Германии на СССР с интересом наблюдал за остальными слушателями. Маршалы, судя по всему, если и не слышали конкретно эти аргументы, то были знакомы как минимум с концепцией. Ворошилов чуть морщился, выказывая своё несогласие, а вот Будённый наоборот кивал, то ли соглашаясь, то ли просто фиксируя услышанное.
Товарищ же Андреев слушал очень внимательно, определённо первый раз, и, кажется, даже пытался запоминать основные моменты.
Что касается, его майоров-истребителей, то слова Самойлова, похоже, воспринимались ими чуть ли не откровением. Впрочем, ничего удивительного. Грицевец сомневался, что даже генерал-лейтенант Смушкевич оперирует такими категориями большой политики. Чего уж тут говорить о майорах.
Он и сам до знакомства с Виктором придерживался мнения — «Малой кровью, могучим ударом…»
— Про Ла-Манш это понятно. Думаешь, поди, ты один грамотный, а маршала мхом заросли только шашкой махать умеют.
— А мне вот не очень, — заметил товарищ Андреев.
— Смотри, Андрей Андреич. Вот Виктор сказал 15 дивизий. Только он прав, сказки это. Чем они эти дивизии перевезут через пролив? Пусть они все пароходы нагонят туда, даже эту их «Королеву Лизку»[51]. Сколько этот лайнер зараз возьмёт? Полк? Два? Только второй рейс, на что хочешь спорю, он не сделает.
— Почему?
— Линкор, который ровнёхонько на ровный киль поставили и затопили по барбеты, становиться дотом с десятком орудий калибра под 30 сантиметров. Повыбивает он все пароходы враз. Хорошо если в первой волне высадиться несколько полков. А второй волны и не будет. И снабжения не будет. Я бы на месте германцев оставил с десяток дивизий для подстраховки. Против англичан лучше самолёты строить и подводные лодки.
Или я не прав? Что скажешь, Клим?
— Скажу, что товарищу Сталину виднее. И наркому товарищу Тимошенко виднее, — было заметно как тяжело давались маршалу Ворошилову даже эти более чем нейтральные фразы. Признавать правоту Самойлова он решительно не хотел, но и возразить на довольно стройные логические построения майора было нечего.
— Давайте про то говорить зачем сюда приехали. А нападёт Британия не нападёт не нашего ума дело.
— Погоди, Климент Ефремович, хочу последний вопрос задать. Так скажи, майор, значит, по-твоему, второго фронта не будет?
— Почему же не будет? Будет. Вот как погоним фрица. Как все его дивизии у нас увязнут. Как лишнего самолётика да пулемётика не будет незадействованного. Вот тогда союзнички и откроют второй фронт. Бриты, французы, американцы, канадцы, австралийцы. Все поспешат высадиться, чтобы потом можно было кричать, что это они Европу освободили.
Товарищ Андреев кивнул и строго посмотрел на лётчиков:
— Чтоб об услышанном молчок.
И уже Самойлову:
— А я твои слова обмозгую и своё мнение до Иосифа Виссарионовича доведу. А насчёт спортзала понятно. Думаешь смертники они, так пусть хоть сейчас к красоте прислонятся. Ну и правильно. Зная, что защищаешь и драться сподручнее и умирать легче.
— Ну что, товарищи, всё посмотрели? Пойдём дальше, или ещё что-то интересное тут есть?
— Виртуальные тренажеры, товарищ Андреев, — подсказал Грицевец.
— Погоди чутка, Сергей Иванович. Ты вот что мне скажи. А чего вот у этих которые рядком стоят, вроде как ручки самолётные? Неспроста поди, а?
— Неспроста. Да вы, Семён Михайлович, думаю и сами уже догадались. Тренажёр имитирует нагрузку на штурвал во время полёта. Видите, система тросов позволяет менять утяжеления, имитируя перегрузку до шести Же.
— Имитатор, ха. И как успехи?
— Прогрессируют. И бывшие курсанты и уже опытные лётчики на этом тренажёре занимаются в обязательном порядке. Да и вообще физической подготовке у нас уделяется достаточно внимания. У нас за неё майор Самойлов отвечает.
— Ха, тогда можно быть уверенным. Чему лётчиков то, Виктор, учишь? Твои то горазды во всяком разном смертоубийстве.
— У нас всё обучение, можно сказать, состоит из трёх блоков. Как сказал, Сергей Иванович, общевойсковая подготовка за которую ответственный я. Лётная теоретическая подготовка на земле. И, собственно, сами полёты.
Я прекрасно понимаю, что главное — это именно лётная подготовка. Поэтому учим их самому минимуму. Только тому что повысит их шанс спастись в случае попадания на вражескую территорию. Бег, азы рукопашного боя, стрельба из пистолета, основы выживания вот в общем то, и всё.
— Ха-ха. Точно! Бег — первое дело, если кулаком в рыло сунуть не успел, — засмеялся Будённый и видя, что товарищ Андреев хочет что-то возразить, добавил, — ты, Андрей Андреич не сомневайся. Самойлов знает, что делает. А драка она прежде всего характер закаляет. Верно я говорю?
— Верно, Семён Михайлович. Рукопашному бою мы их учим не столько для того, чтоб они гитлеровцам шеи сворачивала, сколько чтобы со своими недостатками боролись. Лень, страх, неуверенность в себе. Конечно, никто не собирается тратить время, делая из хороших лётчиков посредственных бойцов, но отбиться от двух-трёх обозников наши парни смогут. Но это всё, можно сказать, армейские будни, банальщина. А вот тренажёр, который придумал Сергей Иванович — вещь. По-моему, таких больше ни у кого нет.
«Это я его придумал⁈ Интересненько, — полковник Грицевец постарался сохранить невозмутимое выражение лица, — ну хорошо, я значит я».
— Пойдёмте, товарищи, тренажёры виртуальной реальности у нас тут в соседнем зале стоят.
— Какой ещё вируальной реальности? — Ворошилов.
— В переводе с латинского виртуальный значит воображаемый. Сейчас сами всё поймёте, товарищи.
— А это чего такое? — маршал Будённый с интересом рассматривал три, стоящие на подпорках, «тренажёра».
Аккуратно выкрашенные в тёмно-зелёный цвет, в ряд стояли три кабины от новых истребителей. Кабина от стоящего первым ЛаГГ-3 была несколько деформирована и можно было предположить, что взята она от истребителя потерпевшего аварию. Ещё больше вопросов вызывали сиденья, прикрепленные несколько выше и позади места пилота.
— Это они самые и есть.
— Да? А не похоже.
— Погоди, Семён Михалыч, пусть товарищ полковник нам сначала всё растолкует. Правильно же, где лётчика тренировать как не в самолёте, — обошедшего кабину Андрея Андреевича больше заинтересовал странный рисунок вместо тактического номера. Товарищ Андреев даже поскрябал его пальцем, но от вопроса на некоторое время воздержался.
— Тут всё просто, товарищи. Идея, как совершенно правильно заметил товарищ Андреев, в том, чтобы обучать истребителя в истребители, — полковник улыбнулся своему незатейливому каламбуру.
— И так в общем-то везде и обучают. Прежде чем лётчика выпустят в самостоятельный полёт, он летает с инструктором на специальном учебном самолёте-спарке.
— Так зачем нужны эти… обрубки? Чем плохи нормальные самолёты? Спарки эти?
— Понимаете, Климентий Ефремович, всем хороши, но иногда и лучшие курсанты допускают грубые ошибки.
— И что?
— И всё. В лучшем случае разбитый самолёт. В худшем ещё и два геройски погибших лётчика. Наш же тренажёр через несколько лет будет полностью имитировать не просто полёт, а любые могущие возникнуть в полёте нештатные ситуации.
— А сейчас значит не может? — маршал Ворошилов неосознанно и не прилагая к этому усилий отыгрывал роль «плохого милиционера».
— Погоди-ка, Клим. Я, кажется, понял.
Будённый поманил, стоящего с ближнего к нему края, майора Федосеева.
— Давай, товарищ майор, помоги мне на эту штуку залезть, а сам в кабину садись.
С некоторым трудом и немного театральным кряхтением Буденный взгромоздился на сидушку инструктора и обвёл собравшихся взглядом победителя.
— Ну что. Как там у вас в авиации говорят — от винта!
— Сделаем, товарищ маршал! — лихо отрапортовал лётчик.
Будённый некоторое время с интересом смотрел за проделывающим разные манипуляции майором, а затем уточнил задачу:
— Ты хоть говори, что делаешь. Ничего же не ясно.
— Хорошо, товарищ маршал. Сейчас я запустил двигатель и прогреваю его.
— Считай прогрел. Давай это, взлетай уже.
— Понял. Включаю навигационные огни. Убираю обороты и отпускаю тормоз. В реальности сейчас самолёт трогается с места и начинает рулёжку или набор скорости. Что делать?
— Как что, взлетать!
— Понял. Врубаю на полную масло и водорадиатор. Закрылки. Фонарь. Разгон! Куда летим, Семён Михайлович?
— Кхм. Куда? Прямо пока. А вообще вылазь давай. Всё равно я ничего ни черта не понимаю. Вот полковника бы посадить на моё место, он бы тебе показал, как мухлевать.
— Да я не мухлевал, товарищ маршал!
— Да? Ну на то ты и майор. А курсанты как? Много сачкуют? — спустившись на твёрдый пол обратился к полковнику Будённый.
— Ошибаются, конечно, но не сказать, чтоб часто. А мухлевать нет, понимают, что мухлёж тут обернётся аварией там, — ткнул пальцем в потолок Грицевец.
— Увы на данный момент в основном отрабатываем только взлёт и посадку. Ну и доводим до уровня рефлекса навык смотреть по сторонам во время полёта.
— От чего же так? — спросил товарищ Андреев.
— Вы, товарищи, видели наглядную демонстрацию с которой нам так любезно помог Семён Михайлович. Инструктор может отслеживать порядок действий курсанта. Видит, когда он забывает что-то сделать. Может даже длинной палкой ткнуть на конкретный прибор в кабине, — «или тюкнуть по башке», но этого полковник Грицевец, конечно же, не сказал.
— Но вот показания приборов, мы воспроизвести не можем. Альтиметр, спидометр или тот же указатель горизонта увы нам тут не подвластны. Мы тут советовались с товарищем Коваленковым[52] из Института автоматики и телемеханики и с товарищем Скрицким[53] из Саратовского автодорожного института, теоретически можно сделать электрические приборы, которые не только будут управляться с пульта инструктора, но и будут реагировать на действия курсанта.
— Эко вы замахнулись. А при чём тут автодорожники?
— Товарищ Скрицкий большой специалист по электроприборам, почему работает в Саратове я признаться не знаю, — пожал плечами Грицевец.
— Виктор?
— В тридцатых отсидел год под следствием по ложному доносу. Потерял жену и сына. Потом его помотало по стране, много работал в системе наркомата путей сообщений. Строил мощные радиостанции, преподавал. Ему уже за шестьдесят, так понимаю решил осесть в тихой гавани.
— Всё то ты знаешь.
— Работа такая, Семён Михайлович. Но по тренажёрам есть маленькое «но». Товарищи учёные нам сказали на разработку электрической части нашего тренажёра уйдёт минимум два-три года. А скорее и все пять лет.
— Пяти лет у нас нет, — заметил Андрей Андреевич.
— Верно, — не стал спорить полковник, — но и сейчас эти тренажёры вещь всё равно очень полезная. Как гаркнет инструктор курсанту в ухо: «Слева сзади с превышением тысяча два самолёта». И смотрит довольный, как пилот реагирует. Опять же, взлёт-посадка, порядок действий вбиваем до автоматизма. И всё это конечно не отменяет занятий в классах и реальной лётной практики в небе. Обучение идёт очень интенсивно.
Маршал Ворошилов заметивший, что товарищ Андреев внимательно разглядывает что-то по ту сторону кабины ЛаГГа подошёл к нему и удивлённо хмыкнул.
— Хорошо. Мы пришлём специальную комиссию, которая рассмотрит полезность этих ваших тренажёров воображаемой реальности. Если дело нужное и учёных поторопим и для других авиачастей выпуск наладим. Вы мне лучше скажите, что это у вас тут за художества такие?
— А что там, Клим? — маршал Будённый поспешил подойти к товарищам.
— Феникс, — улыбнулся уголками губ Грицевец, — «фениксы», это у нас Митрофан Петрович.
— Это птица, которая в былинах в огне живёт? Картинка, конечно, интересная, а вот для чего она?
— Дух соревновательности, Андрей Андреевич. Парни у нас молодые, азартные. Дури удалой столько, что и физкультурой не всякий раз успокоишь. Вот чтоб эту энергию в нужное русло направить каждый полк получил эмблему, даже можно сказать тотем.
— Ха, спорю это твоя идея, Виктор, — счёл нужным поделиться своим мнением маршал Будённый, — а я вам говорил, товарищ Самойлов в чём в чём, а в воспитание личного состава собаку съел. У него этих разных штучек-дрючек на всех припасено. А идея правильная. Помню, как мы знатно с казачками из 26-го Донского полка[54] подрались. Уж больно станичники задавались Георгиевским штандартом, пожалованным полку за турецкую войну и переход через Балканы Александром II.
— Это верно. При царизме какой-нибудь кавалергард за пренебрежение к цветам его полка мог и на дуэль вызвать. Эх было время, были и мы молодые, горячие, — Ворошилов.
— Да только мы, Климент Ефремович, нашу молодость на алтарь революции положили. Ты вот всё больше по тюрьмам да по ссылкам. Не знаю встречался ли ты в своей жизни с кавалергардами или другими гусарами, а вот с жандармами, не сомневаюсь, пришлось, — чуть усмехнулся товарищ Андреев.
Наступила пауза. И членам комиссии, и лётчикам нужно было немного времени что бы осмыслить выше сказанное. И полковник Грицевец нисколько не удивился тому, что первым нарушил тишину Самойлов.
— А ведь Климент Ефремович абсолютно прав. Истребители нашего корпуса по своей сути и являются революционными воздушными кавалергардами. Именно нам предстоит драться на самых опасных направлениях и побеждать любой ценой. Георгиевский штандарт нашим полкам не положен, а вот эмблему мы были обязаны им дать. Полк ЛаГГов — «фениксы». ЯКи — «драконы». МиГи — «грифоны». Уверен наши парни сделают всё чтобы от одного вида этого бестиария у фашистов поджилки тряслись.
— Бестиарий. А что подходит. Про тебя и самого, Виктор, молва такая идёт, что хоть крестись.
— Враги брешут, Семён Михайлович, — Самойлов улыбнулся, — сами знаете я белый и пушистый.
Компания опять рассмеялась. Все присутствующие уже имели некоторое представление о характере и принципах майора Самойлова.
— Но-но, — Будённый погрози майору пальцем, — враги может и брешут, а у меня сведения верные. Ишь спорить он удумал с маршалом Советского Союза.
— Виноват, Семён Михайлович, — Самойлов вытянулся во фрунт сделав оловянные глаза.
— То-то же. А то смотри мне, будешь дурковать я тебя быстро, — маршал показал, как двумя кулаками что-то перетирает.
И повернувшись к другим членам комиссии продолжил:
— Ну что, товарищи, тут вроде бы всё осмотрели. Куда дальше путь двинем?
— Что предлагаете посмотреть, Сергей Иванович? — переадресовал вопрос Грицевцу товарищ Андреев.
— Прямо над нами КП корпуса. По идеи его конечно надо бы делать заглублённым и связывать с командно-диспетчерским пунктом аэродрома и с РЛС подземными линиями связи. Но, во-первых, корпус проходит этап интенсивного обучения. Практически все полёты проходят в зоне прямой видимости. Так что без визуального контроля нам никак. Во-вторых, время. КП функционирует, но до интерьера, так сказать, руки у нас ещё не дошли.
— Зато зеркала успели поставить, — едко заметил Ворошилов.
— Большинство пилотов до конца года погибнет. Большинство диспетчеров будет жить, — ледяным тоном возразил маршалу майор Самойлов.
«Ну нельзя же так резко маршалу. Нет, война не начнётся обязательно турнут Виктора из армии под зад каленом, — мысленно схватился за голову полковник Грицевец».
— А может сначала в столовую, — сглаживая остроту момента, предложил Будённый.
Принять решение товарищи не успели, задребезжал висящий у дверей телефонный аппарат. Полковник посмотрел на Самойлова, как бы спрашивая, что за ерунда. Звонок мог пройти на этот телефон только через дежурного телефониста, а тот не хуже других знал про комиссию. Майор в ответ просто пожал плечами и чуть скосил взгляд приглашая Грицевца взять трубку.
Телефон успел продребезжать ещё дважды, прежде чем полковник взял трубку.
— Грицевец.
— Алло. Сергей Петрович, это вы? — голос говорившего был такой же дребезжащий и металлический, но неожиданно громкий.
— Я, Виктор Иванович. Говорите.
— Я дико извиняюсь, Сергей Петрович. Помню, что вы сейчас с гостями, но у меня дело, не терпящее отлагательства.
— Говорите, — начинающий терять терпение полковник чертыхнулся про себя, злясь на манеру говорить доктора Ивлева. Впрочем, это ещё ничего, вежливо и уже почти по сути. Раньше речь создателя уникальной РЛС была витиеватее в несколько раз. Но доктор был умным человеком и быстро учился, а майор Самойлов мог найти подход к любому человеку.
Да и сейчас Самойлов похоже почувствовал грядущие неприятности и уже стоял вплотную к выходу готовый гаркнуть команду ждущим за дверью бойцам.
— Видите ли, Сергей Петрович, наша аппаратура зафиксировала массовые несанкционированные отражённые сигналы.
— И что…
Самойлов рванул дверь на себя и по пояс вывалился в коридор.
— Дежурный! Тревога!
Майор выскочил в коридор целиком, и уже оттуда прокричал:
— Что, что. Налёт это, тащ полковник, надеюсь учебный. Я на КП. Догоняйте!
— Чего стоим⁈ По полкам! — рявкнул на майоров Грицевец уже под вой сирены. Еле сдерживая рефлекторное желание побежать за Самойловым, полковник внешне спокойно повернулся к членам комиссии.
— Предлагаю пройти на командный пункт корпуса, товарищи.