Фактор роста

Глава 14 «Шоу»

Когда полковник с гостями поднялся на КП там уже царила рабочая атмосфера. Самойлов занял кресло одного из помощников диспетчера и раздавал указания короткими рублёными фразами.

— Глаз, — майор, держа в одной руке телефонную трубку другой махнул в сторону лётного поля, по которому один за другим набирая скорость катились самолёты.

— Какой глаз, Сергей Петрович? — озвучил, возникший у всех членов комиссии разом, вопрос товарищ Андреев.

— Дежурному звену автоматически присваивается позывной «Глаз».

По протоколу дежурное звено сменялось каждые четыре часа от восхода до заката и находилось в трёхминутной готовности. Три лётчика отдыхали рядом с самолётами, четвёртый в течение часа слушал рацию. Хотя сигнал тревоги дублировался сиреной и красной ракетой. Целеуказание лётчики получали уже после взлёта, чтобы не отвлекаться во время старта. Уже отработанная и в принципе не сложная операция.

Поэтому сейчас полковника, даже сильнее чем данные о нарушителе воздушного пространства, интересовала реакция на объявление тревоги членов комиссии. Грицевец впился взглядом в немного неудобно висевшее зеркало, всё же позволяющее разглядеть лица, переминающихся с ноги на ногу за его спиной, проверяющих. Если товарищи Ворошилов и Андреев выглядели заинтриговано и даже чуть-чуть растеряно, то маршал Будённый, стоящий немного позади, всем своим видом выражал предвкушение. Не нужно было быть великим физиономистом, чтобы сделать выводы.

Грицевец посмотрел на Самойлова и по ели уловимому движению глаз майора понял, что и тот прекрасно осознаёт кому они обязаны этим внезапным налётом.

Хотя ещё оставался маленький шанс, что это какое-то нелепое совпадение.

— Что там?

Самойлов, не отрывая трубку от уха кивнул сидящему рядом диспетчеру. Тот уже перестал что-то записывать в своём блокноте и повернувшись в пол оборота к входящим завис. После объявления тревоги на КП отменялось всё что увеличивает время принятия решений, в том числе и уставное воинское приветствие. Но увидев рядом сразу двух маршалов старший лейтенант Татаров долю секунды поколебавшись всё-таки вскочил по стойке смирно.

— Товарищи маршалы Советского Союза! Товарищ полковник! Старш…

— Вольно! Татаров, по существу! — Грицевец гаркнул так что бедный старлей опять плюхнулся в своё кресло.

— Дистанция двести двадцать! Скорость триста восемьдесят! Цель массовая-третья! Азимут двести пятнадцать. Летят точно на нас.

— Соображения?

Ответил полковнику вместо диспетчера Самойлов, наконец то положивший трубку телефона.

— С РЛС передали, Томочка считает впереди кто-то чуть быстрее и хаотичней. Целей под сотню, поэтому и засекли так далеко.

— Так, — Грицевец начал прокачивать варианты. При всех своих достоинствах Самойлов уступал в этом моменте руководству корпуса, просто потому что не имел таких фундаментальных знаний по авиации.

— Так, — повторил полковник, — полк бомберов и полк прикрытия. У истребителя скорость выше им приходиться сдерживаться, тормозить. Вот они и дёргаются, отсюда более хаотичное движение. Скорость 380 это кто?

— Крейсерская у СБ 375, — подсказал помощник диспетчера в звании лейтенанта.

— Возможно. Где они сейчас?

— Прошли Спас-Деменск, — бросил взгляд на карту старлей, — скорость в минуту примерно шесть с половиной километров.

— Хорошо. Ветер?

— Там преобладает с запада на восток, от Балтики к Каспию. Значит боковой слева.

— Хорошо. Азимут двести пятнадцать — это откуда? — специально для членов комиссии задал следующий вопрос полковник.

— На линии Гомель, Киев.

— Истребители оттуда не дотянут. Ладно это потом.

Полковник подошёл к столу и взял протянутый микрофон.

— Глаз, это Гнездо. Приём.

— Глаз на связи. Слышимость хорошая. Жду задачу. Приём

«Это кто ж такой молодой у них в звеньевых? — удивился полковник практически мальчишескому голосу, раздавшемуся из динамика, — не доработали».

— Ты смотри как всё чётко, Семён, — наклонившись к другу тихонько проговорил Ворошилов, — может репетировали?

— Не. Не могли они знать. Радар этот чтоб ему, — так же почти шепотом ответил Будённый.

— Твоих значит рук дело, — хмыкнул Климент Ефремович, — А если Смушкевич их предупредил?

— Не посмел бы, это идея Самого.

— Даже так. Ну давай понаблюдаем.

Товарищ Андреев только хмыкнул, ему тоже было любопытно чем всё это закончится.

— Азимут двести пятнадцать. Поднимись до пяти. Не гони, скорость держи 600. Ориентировочное время рандеву 13 минут. Их там минимум два полка, не пропустишь. Как понял, Глаз? Приём.

— Понял хорошо. Азимут 215. Эшелон 5. Скорость 600. Через 13 минут цель. Работаем. Конец связи.

— Сергей Петрович, одно звено против двух полков, не мало ли? — поинтересовался у комкора Ворошилов.

— Мало. Но прежде всего задача дежурного звена установка визуального контакта. Не зря же мы их «Глазом» прозвали. Посмотрите вон, Климент Ефремович — Грицевец показал рукой на начавшуюся на лётном поле суету, — мы не собираемся ждать пока Глаз сообщит нам результаты разведки. К вылету готовят эскадрилью, которая так же находится в состоянии повышенной боевой готовности. Самолёты заранее максимально подготовлены к вылету, расписание занятий составлено так, что пилоты эскадрильи проходят обучение рядом с техникой, поэтому по тревоги они должны взлететь в течение десяти минут.

— Лихо. Как думаешь, Клим, смогут? — вмешался в разговор Будённый.

— Сейчас узнаем. Насколько я помню, корпус выбил себе двойной штат техников, — Ворошилов взял один из биноклей и стал разглядывать ближайший истребитель, — облепили как муравьи. И машина какая-то подъехала.

— Ты смотри как прыснули, — продолжил комментировать маршал, — так, мотор запустил. Покатил.

— Мы всё-таки не обычная часть, товарищи, должны соответствовать. Эскадрилья получает позывной «Щит» и, в принципе, этого, сами понимаете, должно хватить, чтобы отбить практически любой налёт. Но сейчас учитывая массовый характер атаки я принимаю решение поднять в воздух все три полка.

— Сергей Петрович, у меня два вопроса, — товарищ Андреев оторвался от разглядывания многочисленных проводов, казалось, облепивших КП со всех сторон.

— Слушаю, Андрей Андреевич.

— Я так и не понял сколько самолётов к нам летит. Вроде бы, Томочка сказала масса? И Томочка это кто? Вы радар так называете? А второй вопрос — эскадрилья это сколько самолётов?

— Виктор, ответь. Я Щит сориентирую и полки поднимать буду.

— Принял. Эскадрилья это пять звеньев. У нас звено четыре самолёта, значит двадцать. Минус дежурное звено. Итого сейчас готовятся к вылету шестнадцать истребителей. Для удобства мы ввели градацию целей. Одиночная. Групповая — до десяти самолётов. Массовая один — 10–20; массовая два — 20–50; массовая три — 50–100.

— Значит сейчас сюда летит от 50 до 100. А если будет больше ста? Не придумали?

— Тогда это «Рой». А Тома одна из наших аспиранток. Вернее, она аспирантка физического факультета московского университета. И по совместительству одна из двух помощниц доктора физических наук товарища Ивлева. Мы его по-простому Профессором кличем. А Тамара Лапина наловчилась по своим приборам уж очень точно цели различать. Иногда даже мысль возникает, это ещё наука или уже магия.

— Гарна дивчина значит. Вы смотрите её не обижайте, — стараясь не заглушать говорящего по телефону Грицевца, по-отечески погрозил Самойлову пальцем Семён Михайлович, — а успеют полки взлететь?

Майор тронул сидящего в наушниках помощника диспетчера за плечо и вопросительно поднял брови.

— До цели ориентировочно 160 километров. Десять минут до встречи с Глазом. По прикидкам радарщиков к нам летят в районе восьмидесяти машин, — не снимая наушники отчитался помощник.

— Значит до нас им примерно двадцать пять минут. Должны успеть. Степень боеготовности у нас всё же повыше чем в обычных частях. Первый полк, они у нас, кстати, четырёх эскадрильные, точно успеем выпустить. Он их свяжет боем, а как остальные подтянутся, добьём.

— То есть у вас восемьдесят истребителей, но летит сюда, если ваша Томочка не ошибается, всего сорок. Почему?

— У них скорее всего списочный состав в районе шестидесяти самолётов, поднять смогли сорок, остальные в ремонте или забарахлили на взлёте. Обычное дело. Мы уже более пятидесяти машин отправили в ремонт. Сами знаете, на новых истребителях очень много брака. Сейчас, тьфу-тьфу-тьфу, — Самойлов постучал по столешнице, — получше стало.

— А-а-а! Миронов горит! Гнездо! Приём! — в опровержение слов майора, забивая все остальные разговоры, динамики взорвались срывающемся юношеским голосом.

Первым, как и положено, успел отреагировать диспетчер.

— Глаз, отставить панику! Спокойно, Коля, что случилось? И не ори так у меня уши не казённые. Приём.

— У Мирона, то есть у Глаза-4 что-то с мотором. Дымит и теряет высоту. Приём.

— Не горит? Приём.

— Вроде нет. Не видно отсюда. Но дымит сильно. Приём.

— Куда он падает, спроси, — вмешался Грицевец.

— Глаз, куда «четвёрка» падает? Приём.

— На лес. Приём.

— Пусть прыгает не геройствует.

— Глаз-4, слышишь меня? Опустись тысяч до двух и прыгай с парашютом. Это приказ. Покачай крыльями если понял. Приём.

— Гнездо, это Глаз. Он понял. Качает. Приём.

— Где он приземлиться, примерно? Приём.

— Лесной массив к западу от посёлка Поречье. Ну который ещё детдом где. Приём.

— Понял, Глаз. Продолжайте выполнять задание. Приём.

— Принято. Конец связи.

— Да ёшкин же кот. Вот, товарищи, сами всё слышали, — Грицевец с негодованием хлопнул ладонью по столу, и опять заговорил в трубку, продолжая прерванный разговор, — ай, опять МиГ задымил… Ну а что ещё прикажешь делать. Выпрыгнул. Короче, Петрович, третьим пойдёшь. Некогда мне тут с тобой. Всё.

— Семён, — теперь комкор обращался ко второму помощнику диспетчера чьё место занял Самойлов, — давай уж организуй поиск и доставку этого Миронова. Там детдомовские если видели наверняка в лес ломанут. Ты им прихвати чего-нибудь из столовой. Ну и вообще проследи чтоб всё штатно.

— Понял, товарищ полковник. Разрешите идти?

— Иди.

Полковник снова схватил микрофон:

— Щит, это Гнездо. Приём.

— Щит-1. Жду задачу. Приём.

Товарищ Андреев наклонился к маршалам:

— Он их что на самом деле так вышколил?

— Скорее Самойлов. У него очень убедительные методы воспитания. Что не так, сразу вещмешок за спину и побежал километров десять, — шепотом поделился своим виденьем ситуации Будённый.

— Приблизительно в 140 километрах на юго-запад к нам летит полк бомбардировщиков и полк истребителей. Вероятно СБ и И-16. Через пять минут Глаз даст уточнённую информацию. Один МиГ упал в районе посёлка Поречье. Ваша задача сбить с курса бомбардировщики и продержаться до подхода основных сил. Как понял? Приём.

— Задача ясна. Упадём на них сверху. Ни куда они, голубчики, не денутся, отвернут. Приём.

— Раз ясна, выполняйте. Конец связи.

— Цель увеличила скорость до четырёхсот, — выкрикнул помощник дежурного, находящийся на связи с РЛС.

— Глаз, скорость цели 400. Жди их минуты через три. Приём.

— Понял, — звеньевой счёл нужным продублировать команду остальным, но не успел переключить канал связи, — Глазики, опускаемся до четырёх и работаем.

Грицевец подумал о том, что через три минуты разведка долетит до «противника» и вот там начнётся по-настоящему жарко. Три лишних человека на КП его дико раздражали. Пусть противник и условный, но в одном месте окажутся больше сотни самолётов. Причём восемьдесят из них чужие, то есть совершенно непредсказуемые и неуправляемые. А тут с одной стороны их нужно показательно «разгромить», а с другой не допустить столкновений. Единственная надежда Самойлов возьмёт комиссию на себя. И боже упаси от ещё одного ЧП, как с упавшим МиГом. Даже время не будет узнать, как прошло приземление у этого Миронова.

Зато полковник вспомнил командира звена. Николай Волков худощавый брюнет с острыми чертами лица отличался не только острым зрением и отличным пилотажем, но и лидерскими качествами. Прошлым летом выпустился младшим лейтенантом из Батайской авиационной школы и успел послужить в 16-м ИАП 24-й истребительной авиадивизии ПВО Московского округа. Не удивительно, что такой кадр в итоге оказался в его Особом корпусе.

— Клим, а дай-ка мне бинокль, — попросил товарища маршал Будённый.

— Дежурный, бинокль, — немедленно отреагировал на реплику Самойлов.

— Спасибо, — поблагодарил старлея Семён Михайлович, наводя оптику на место стоянки ближайшего самолёта.

Ворошилов, наблюдающий в это время за взлетающими звеньями истребителями, с интересом покосился на соратника, заметив, что тот смотрит куда-то в одну точку на лётном поле.

— И что там?

— Да вот только сейчас понял, что тут все самолёты рассредоточены, да ещё и обвалованы.

— Да? Потом гляну. Лучше посмотри, кажется, что на поле столпотворение, все куда-то бегут, суетятся, а как они взлетают!

— Как?

— Как по линейке. И похоже уже второй полк взлетает, у которого кабины как пупыр торчат.

— До точки рандеву ориентировочно десять километров, — опять поделился со всеми информацией диспетчер, и резко замер, вслушиваясь в новое сообщение от РЛС, — да твою же мать, что ж вы…

Старлей щёлкнул тумблером и схватил микрофон, стоящий перед полковником.

— Глаз! Глаз! Влево! Влево смотри! Влево! Они сейчас тебя слева пройдут! Слышишь меня? Приём!

— А! Вижу их! Вижу! Они совсем рядом! Много! — наблюдателю потребовалось несколько секунд, чтобы совладать с эмоциями.

— Глаз — Гнезду цель обнаружена. Приём, — уже совсем другим, спокойным и сосредоточенным голосом продолжил младший лейтенант Николай Волков.

— Что там? — поинтересовался Грицевец у диспетчера.

— Цель снесло на восток на пять километров, и они ещё увеличили скорость до 410. С РЛС передают, что очень сложно давать информацию в режиме реального времени, у них аппаратура на пределе, не успевают обрабатывать данные.

— Принял. Переключаю на себя, — полковник надел наушники. И порадовался, увидев краем глаза, что кто-то наконец то догадался принести стулья для комиссии.

— Глаз, это Гнездо. Жду данные. Приём.

— Истребители И-16. Сорок или сорок одна машина. Летят на пару километров впереди бомберов кучей. Бомберы СБ. Растянуты на три-четыре километра. Всего 35–37 машин. Кажется в хвосте ещё примерно пять истребителей. Высота примерно 2500. Нас, судя по всему, пока не видят. До вас примерно, — Волков замялся, пытаясь подсчитать расстояние, — чуть больше ста километров. Приём.

— Сотня, они в районе Токарево — подсказал диспетчер, не забывающий прокладывать курс цели на карте.

Тихо радуясь, что члены комиссии молча наблюдают, а не лезут с вопросами Грицевец решил привлечь Самойлова.

— Виктор свяжись с РЛС пусть выводят «Щит» на цель. Татар, — по позывному назвал диспетчера полковник, — сориентируй «драконы» и пусть «фениксы» начинают взлетать.

— Принял, — практически синхронно ответив, майор и старший лейтенант так за синхронно заговорили в микрофоны.

«Голова уже кругом. А ведь ещё даже третий полк не подняли, — полковник Грицевец мысленно схватился за голову, — и нужно как-то решать вопрос со звукоизоляцией. Когда все три диспетчера одновременно что-то бубнят, разговаривать становиться решительно невозможно. И Профессор, кстати, говорил, что им одного радиста категорически мало».

— Сколько времени Щиту до перехвата?

— Ориентировочно, — помощник диспетчера начал быстро отмерять линейкой по карте, — меньше 4 минут.

— Глаз, приём.

— Глаз на связи. Приём.

— Ваша позиция? Приём.

— Летим над истребителями. Превышение две тысячи. Скорость 410. Они нас или не видят, или не обращают внимания. Приём.

— Не обращают значит. Через четыре минуты подойдёт Щит. Пугните головные истребители. Пусть отвлекутся. Только не вздумайте открыть огонь. У вас боевые патроны. Приём.

— Понял вас, Гнездо. Огонь не открывать. Задача ясна. Сейчас они и так обделаются. Приём.

— Действуй. Конец связи.

Полковник Грицевец подумал, что хорошо бы сейчас поесть или хотя бы выпить кофе, к которому его пристрастил Самойлов. Утром нервничал из-за приезда этой комиссии и не позавтракал, а сейчас вот разгорелся аппетит. Но даже кофе сейчас не выпьешь. Из всего корпуса только дежурное звено на боевом дежурстве, а значит и боеприпасы боевые. Вот ведь совпало младший лейтенант за старшего. Случись чего маршалы у виска покрутят ты кого назначил. И правы будут. Хотя, с другой стороны, парень башковитый, дисциплинированный, с перепугу палить не начнёт.

— Гнездо, я Глаз-1… — казалось голос командира звена дрожал как натянутая струна, и в то же время был каким-то механическим, как будто кто-то выкрутил регулятор эмоций до минимума.

«Ну вот и пиздец, — пронзившее его предчувствие было кристально ясным и ещё каким-то обыденным. Грицевец даже успел испытать некоторое облегчение от того, что с утра ожидаемая неприятность наконец-то произошла».

— … нас обстреляли и преследуют. Уходим пикированием. Приём.

— Что сделали⁈ Повтори! Приём.

— Повторяю. Истребители прикрытия нас обстреляли. Эрэсами! Что нам делать⁈ Приём! — звеньевой почти выкрикнул последние предложения.

Наступила тишина, находящиеся в комнате мужчины даже не матерились, занятые процессом переваривания информации. Товарищи Андреев и Ворошилов при этом ещё и пытались просверлить взглядом физиономию товарища Будённого.

Первым отреагировал Самойлов.

— Бомбы! — майор дёрнулся, как будто хотел вырвать микрофон у полковника, но в последний момент передумал, — твою дивизию, бомбы! Пусть проверит подвешены ли у СБ бомбы!

— Волков, слышишь меня, Волков! — Грицевец не в силах усидеть на месте вскочил, опрокидывая стул, — пролети под бомберами, посмотри есть ли там бомбы!

— Товарищ полковник, переключите рацию.

— А, чтоб тебя! Глаз, как меня понял? Приём.

— А если они стрелять начнут? Приём.

— Глаз, выполняйте приказ! Приём!

— Приказ понял. Выполняю. Приём.

— У СБ бомбы обычно внутри бомбового отсека находятся, — ни к кому конкретно не обращаясь, решил уточнить диспетчер Татаринов.

Грицевец ожёг его взглядом как бы говоря: «А то я без вас сопливых не знаю» но смолчал.

— Гнездо, это Глаз. Наблюдаю бомбы на внешних подвесах. Повторяю, наблюдаю бомбы. Одна эскадрилья имеет бомбы на внешних подвесах. Как поняли меня? Приём.

— Понял тебя, Глаз. Поднимитесь повыше и ждите дальнейших указаний. Конец связи, — полковник тяжело опустился на поднятый помощником диспетчера стул. Открыл рот чтобы выматериться. Сдержался. Медленно с шумом выдохнул воздух. И начал бросать отрывистые колючие как лёд фразы.

— Щит до цели?

— Две минуты.

Щелчок тумблера.

— Фениксы, приказываю немедленно возвращаться и садиться. Приказываю перевооружить ЛаГГи боевыми боеприпасами. Приказ ясен? Приём.

— Гнездо, я Феникс-1. Принято. Возвращаемся. При…

Щелчок.

— Щит, это Гнездо-1. Приказываю до подхода главных сил сбить бомбардировщики с курса. Если они откроют огонь таранте. Приём.

— Гнездо, я Щит-1. Не понял, кто откроет огонь? Повторите. Приём.

— Есть вероятность, что эти долбодятлы не поняли приказ или сбрендили. Они обстреляли Глаз реактивными снарядами. Пропустить бомбардировщики к аэродрому нельзя. Задача ясна? Приём.

— Ёлки-моталки. Они ж нас перещёлкают. Ладно, Гнездо, всё понял, сделаем.

Щелчок.

— Грифон, это Гнездо-1. Приказываю не пустить бомбардировщики к аэродрому. Будьте готовы к тому, что они откроют огонь на поражение. Увеличьте скорость вторая эскадрилья там сейчас одна. Приём.

— Понял! Поддай газу, парни! Долбодятлы Авдея обстреляли. Ёба…

Щелчок.

— Дракон это Гнездо-1. Приказываю связать истребители прикрытия до подхода «фениксов». Имейте в виду они могут начать стрелять. Приём.

— Петрович, лечу на всех парах, етить твою в душу коромыслом. Ногу то хоть успеешь перевооружить? Приём.

— Успею. Поосторожней там. Надеюсь, у нескольких идиотов просто нервы не выдержали. Потому как иначе я их к взлётке всё равно не подпущу.

— Не переживай, Петрович, всё ровно будет. Мы их по пилотажу кроем, как бык козу, сам знаешь. Никуда они всё равно не попадут. Приём.

— Добро.

Щелчок.

— Глаз, это Гнездо-1. Приказываю произвести очередь из бортового оружия по курсу бомбардировщиков. Как понял? Приём.

— Приказ понял. Выполняю.

Щелчок.

Грицевец задумался с кем нужно связаться. Но выходило что сейчас ему остаётся только ждать. Полковник надеялся, что эрэсы выпустил кто-то неопытный и нетерпеливый. Не будут же советские самолёты в самом деле бомбить советский аэродром настоящими бомбами. В кабинах СБ не идиоты же сидят. Или… Если звено разведчиков будет атаковано, то начнётся бойня. Но задержать чужаков необходимо, ЛаГГи успевают их встретить буквально над аэродромом. Полковник на секунду закрыл глаза, пытаясь сбросить с себя напряжение.

— Семён Михайлович, вы им какой приказ дали? Они что летят нас взаправду бомбить? Настоящими бомбами? А потом эрэсами проштурмуют? Я сейчас не брежу? — воспользовался паузой Самойлов.

Будённый закашлялся от неожиданности. Но отпираться в такой ситуации было не только глупо, но и преступно.

— Был приказ имитировать бомбовый налёт на этот аэродром в обстановке максимально приближённой к боевой. Всё. Никто им приказа открывать огонь, разумеется, не давал. Я не знаю кому и почему пришло в голову стрелять по нашим самолётам.

— Гнездо, это Глаз! Произвёл стрельбу по курсу СБ. Они не отворачивают. В нас не стреляли. Хотя истребители перестраиваются. Два звена увязалось за нами, остальные пытаются прикрыть бомберы. Приём.

— Семён Михайлович, с какого аэродрома они взлетели? — Самойлов старался, что бы его голос звучал вежливо.

— Я не знаю. Смушкевич доводил задачу.

— Глаз, сейчас Щит попробуем их оттеснить. Наблюдайте, если они не стреляют, то и вы огонь не открывайте. Приём.

— Чёрт, — Самойлов заговорил в трубку, — дежурный это Самойлов соедини меня с приёмной Смушкевича, — Татар, откуда они могли взлететь? Думай! Прямая от нас до Киева. Расстояние между 400 и 220 километрами.

— Тащ полковник, «феникс» за полосу выкатился, стойка шасси поломалась.

— Лётчик цел?

— Цел.

— Знаю! Есть такой! Точно. Орловский округ, дивизия ПВО под Рославлем. Номер не помню.

— Так вспоминай.

— Хрен с ним с самолётом. Если не мешает пусть стоит. Не дёргай меня по пустякам больше.

— А где сейчас может быть Яков Владимирович? А кто знает?

— Гнездо, это Щит. Мы завязли в «ишаках». Нервные, кидаются на нас, как голодные псы на сахарную кос… А! Ёб твою мать! Куда ты дурень! Приём!

— Вспомнил! Деревня Сеща!

— Информационный центр, это Самойлов… Быстро посмотри какая часть дислоцируется в деревне Сеща под Рославлем… 47-я смешанная авиадивизия, хорошо. Наш представитель там есть?.. Хреново. А связаться сможешь? Связывайся, скажи им что они больные на голову идиоты. Нахера они бомбы взяли. Пусть отзывают свои самолёты к херам назад или мы будем вынуждены их уничтожить. Рядом со мной маршалы Ворошилов и Будённый. И если бомбардировщики немедленно не будут отозваны всё командование дивизии пойдёт под трибунал. Давай, Сорокин, не спи, время на минуты идёт!

Самойлов оттёр пот со лба.

— Петрович, это 47-я сад ПВО к нам пожаловала. Знаешь кто там командир?

— Ох. Щас. Не, не вспомню. Наверно, его назначили, когда я в больнице лежал.

— Гнездо, ёп, Гнездо, это Грифон-1. Мы их продавили. Да куда ты… Продавили говорю, слышишь меня? Приём.

— Слышу. Бомберы повернули?

— Нет ещё. Тут такая свалка. Но мы ишаки оттеснили, щас Федосеев подойдёт, займётся ими.

— Я же тебе приказал. Приём

— Не выходит. Пытаемся. Ишаки бешеные и вёрткие. Давай переиграем. Ты, может, включишь общий канал? Приём.

— На общем я кроме вашего мата ничего не услышу. Ладно разбирайся с прикрытием. Конец связи.

— Татар, чё РЛС говорит? Где они?

— Тридцать километров. Но летят скорее на Волоколамск, а не на нас.

Щелчок.

— Дракон, это Гнездо. Приём.

— Дракон на связи. Приём.

— МиГи связали прикрытие, тогда ты займись бомбардировщиками. Вроде бы не стреляют. И учти их в свалке сносит на восток. Приём.

— Принято. Займусь «Катюшками»[55].

Щелчок.

— Феникс, что у вас? Почему не взлетаете?

— Всё, всё! Взлетаем! Первая эскадрилья уже пошла.

— Петрович, мой дежурный с ИЦ дозвонился до 47-й. Почти всё руководство участвует в этом долбанном налёте. Где-то на истребителе и сам комдив. На хозяйстве комиссар дивизии Огольцов. Он говорит связь всё равно от Рославля не добьёт до полка. Чё делать будем?

— А чё тут сделаешь⁈ ЛаГГи залп дадут сразу отвернут. Ну и можно попробовать связаться с самолётами. Вдруг поймаем волну.

— Так он нас и послушает.

— Меня послушает, — вмешался Семён Михайлович, грозно накручивая левый ус.

— Тащ полковник, а может на аэродроме в Сеще нам частоту скажут?

— А верно. Молодец, Татар, сечёшь. Виктор, спросишь?

— Хорошо, — майор поднял трубку прямой связи с информационным центром, — Сорокин, это опять я. Новая вводная. Звони этому комиссару в Сещу и пусть он тебе даст частоты для связи с бомбардировщиками. И кто там в командирах хоть пусть скажет. У него две минуты или пойдёт под суд. Понял меня? Исполняй!

— А есть у вас связь с Москвой? — внёс свою лепту товарищ Андреев.

— У ИЦ прямая связь с наркоматом обороны с Генштабом и приёмной товарища Сталина.

— Так надо звонить. Может там знают, где Смушкевич!

— Какой сейчас от этого толк? Время нет! У нас тут всё битком набито уникальным оборудованием. Система связи. РЛС. Да хер с этой РЛС. А Профессор? А девчонки, а техники которых мы уже месяц надрачиваем в режиме нон стоп? Дежурный!

— Полторы минуты до «фениксов»! Две сорок до нас!

Полковник невольно вслед за всеми повернул голову к большим настенным часам, висящим справа. Большая секундная стрелка с огромной скоростью сектор за сектором пожирала циферблат. Неумолимо и с ритмичным тиканьем, словно наслаждаясь всеобщим вниманием, она плавно переместилась с девятки на десятку, показывая, что времени на принятие решения осталось на пять секунд меньше.

Давать чужим самолётам возможность пролететь над аэродромом он не собирался. Грицевец надеялся, когда «противник» поймёт, что подошёл полк с боевыми патронами, они всё же отвернут. В самом крайнем случае парочка сбитых остудит самые горячие головы. А если нет…

Полковник уже убедился — связь, и радарная станция составляли как бы не три четверти могущества его корпуса. Система связи, созданная на аэродроме, была, пожалуй, не менее уникальной чем, проходящая у них испытания РЛС. И сейчас инженеры корпуса решали задачу, как иметь такую же систему связи на чужих аэродромах. Как связку из трёх мощных радиостанций уровня «фронт-армия» разместить на трёх транспортных самолётах. Получалось туго, но получалось. Неоценимую помощь оказывали привезённые откуда-то Самойловым молчаливые спецы. В теории блок управления и всякая ламповая начинка монтировались прямо в корпусе первого, второй самолёт служил источником питания и складом запасных частей, третий вёз разобранные антенны, дефицитный американский кабель и не менее дефицитную радиомелочёвку, репродукторы, динамики, наушники и тому подобное.

Ну и станция радиолокационного обнаружения, пока единственная в Союзе способная предупредить о налёте за 220 километров. И с гражданским персоналом, так же единственным в своём роде. Одним словом, уникальная инфраструктура, заполненная уникальными специалистами.

Если на другой чаше весов окажется вся 47-я САД ПВО… Грицевец тяжело до хруста в позвонках покрутил головой разминая шею… это его ответственность, это его выбор.

Когда старлей с горящими глазами впечатал перед ним в стол листок с частотами радиообмена бомбардировщиков секундная стрелка уже пробежала цифру «три».

Полковник потянулся к тумблеру.

— Гнездо, это Глаз. Вижу «фениксы». Повтор…

Щелчок.

— Да чтоб тебя.

— У Глаза-1 сверхострое зрение, значит до ЛаГГов десять километров, — скороговоркой пояснил для членов комиссии Самойлов.

— Внимание! Говорит диспетчерский пункт Особого Авиа Корпуса! Майор Елпаев, вы вторглись в запретную зону! Немедленно поверните бомбардировщики на обратный курс! Иначе весь 140-й авиаполк будет уничтожен! Елпаев, вы меня слышите! Немедленно поворачивайте назад! Приём!

Старлей Татаринов, отвечая Глазу: «Ждите указаний».

Самойлов Фениксу-1: «Сходу ставьте огневую завесу перед бомбардировщиками. Быть готовыми бить на поражение!»

— А ну дай мне, — Будённый почти вырвал микрофон из рук Грицевца, — Елпаев, плять ёпаныйврот! С тобой, плять, говорит маршал Будённый, плять! Поворачивай, плядь, идиот! Сейчас вас собьют к чертям, накуй! А если ты, плять каким-то образом выживешь я тебя, плять, лично в порошок сотру! Ты меня понял, Елпаев!

Выплеснув эмоции, Семён Михайлович передал микрофон полковнику и, тяжело облокачиваясь рукой о стол, вытер проступивший на лбу пот рукавом краснозвёздной маршальской гимнастёрки.

— Тридцать секунд!

— Кукушка-1 — Фениксам — приготовиться! По моему приказу открыть заградительный огонь по курсу бомбардировщиков! — за все «издевательства» над собой авиаторы наградили инструкторов по боевой и физ подготовке позывными «кукушка», разумеется, по праву присвоив первый номер майору Самойлову.

— Бля! Петрович! Эта сука Хана таранила! Падают!

— Глаз — Гнезду! Отворачивают! Бомбардировщики отворачивают вправо! Повторяю СБ меняют курс! Приём!

— Понял тебя, Глаз. Кто там столкнулся⁈ Приём.

— Ихний «ишак» и наш «феникс». Лоб в лоб. Парашюты не наблюдаю, — голос Волкова срывался, казалось парню что-то мешает, и он изо всех сил старается произносить фразы внятно и чётко, — кажется это Ваня Ханеев.

— Нога, не открывать огонь! Слышишь⁈ Приём!

— Понял тебя, Гнездо, — Феникс-1 контролировал эмоции гораздо лучше младшего лейтенанта Волкова, но даже он не мог, да, наверное, и не хотел сдерживать клокотавшую в его груди ярость, — «ишаки» не уходят. Жду приказ. Приём.

— Митрофан, дай мне минуту. Конец связи.

Щелчок.

— Щит, бомберы уходят? Приём.

— Да. Отворачивают. Приём.

— Сопроводи их километров сто. Приём.

— Понял. Исполняю.

Щелчок.

— Глаз, на какой ты высоте? Приём

— Поднялся до шести. Приём.

— Доложи обстановку. Приём.

— СБ повернули… так за ними уходят «грифоны». Ага, не все. Щит уходит за бомберами. И-16 встали в оборонительный круг, наши обжимают их с внешней стороны. Все дрейфуют в направление востока. С высоты это хорошо видно. Ихней главный упёртый баран, извините, товарищ полковник, сигналит без остановки. Не понятно чего он ждёт. Приём.

— А ты что видишь кто главный? Приём.

— Ну да. Он постоянно то крыльями качает, то руками размахивает. И самолёт покрашен недавно, оттенок чуть другой. Приём.

— Ясно. Жди и наблюдай. Конец связи.

Полковник откинулся на спинку стула и бросил взгляд на циферблат.

— А ведь их, наверное, уже в бинокль видно.

Бинокли маршалов незамедлительно начали обшаривать небо в той стороне куда улетели истребители.

— Татар, спроси, где сейчас они кружат, — Самойлов старался как мог приглядывать за членами комиссии.

— Двадцать четыре километра. Азимут 180. Это треугольник, — диспетчер бросил взгляд на карту, — Клишино-Спасс-Осташёво.

— Понял. Товарищи, смотрите левее, — майор направил бинокль, стоящего ближе Будённого, в нужном направлении.

— Вижу! Клим, я их вижу! Совсем рядом, черти!

— Где⁈

Самойлов без слов протянул третий, довольно обшарпанный, бинокль товарищу Андрееву, и чуть развёл руками как бы говоря — «чем богаты».

— Виктор, есть мысли, что с «ишаками» делать? — отвлёк Грицевец Самойлова от членов комиссии, — у них ведь эрэсы есть.

— Раз они ещё друг друга не перестреляли, то думаю у кого-то одного просто нервы не выдержали. Вот и пальнул с дуру.

— Так-то согласен. Но не понятно, чего командир у них такой упёртый. Обнаружили, окружили. Бомберы и те уже улетели. Понятно же, что всё. Уже два пилота на его совести. Чего он там с ума сошёл что ли?

— Да, закусил удила, идиот.

— Может быть ему сам товарищ Сталин приказал, — высказал свою версию маршал Будённый. Семён Михайлович знал, что не Иосиф Виссарионович, а он сам, лично, пообещал командиру 47-й авиадивизии внеочередное звание если тот сможет пролететь над аэродромом Особого Авиакорпуса. Но делиться с кем-либо этой информацией, он, конечно же, не собирался.

Все на секунду замолчали, переваривая услышанное.

— И что теперь делать? Не стрелять же их в самом деле. Хотя у «фениксов» настроение сейчас самое то, — усмехнулся Самойлов.

— Глаз — Гнезду. Приём.

— На связи. Приём.

— У одного И-16 кажется проблемы с мотором. Парит. Руками машет в сторону аэродрома. Приём.

— Принял. Конец связи.

Щелчок.

— Гнездо — Фениксу. Видишь И-16 с парящим мотором? Приём.

— Вижу. Гнездо, разреши мы его на наш аэродром проводим? Приём.

— Правильно, сам хотел это предложить. Выдели пару и чтоб они сразу назад. Конец связи.

Щелчок. Полковник поднял трубку внутреннего телефона.

— Аварийка, капитан Тодадзе далеко? Не зови, просто передай, что к нам сейчас сядет И-16 у которого из мотора валит пар. Если долетит конечно. Всё исполняй.

— Так что ж с ними делать то. Сколько они уже пролетели, как начнут сейчас сыпаться, — напомнил о главное проблеме Самойлов.

— Товарищ полковник, — помощник диспетчера лейтенант Никитин, косясь на маршалов, предпочёл обратиться к Грицевцу по-уставному, — у меня тут идея. Не знаю, может не совсем…

— Ну! — в один голос рявкнули на парня Грицевец и Самойлов.

— В коробку его. И посадить.

Грицевец и Самойлов так же синхронно посмотрели друг на друга. Майор хмыкнул:

— Информативно. Что скажешь?

Прежде чем ответить полковник бросил взгляд в сторону членов комиссии и счёл нужным пояснить:

— В данном случае Никитин предлагает окружить И-16 и принудительно посадить его на наш аэродром.

— А если он не захочет? — задал резонный вопрос маршал Ворошилов, оторвавшись на время от бинокля.

— Откроем стрельбу вдоль плоскостей. Не полный же он кретин! Считаю, стоит попробовать, а там действовать по обстановке. Пока ещё кто-нибудь не столкнулся.

Ворошилов посмотрел на соратников, дождался чуть заметного кивка от Будённого и пожатия плечами от товарища Андреева.

— Хорошо. Решение тут принимаете вы.

«Конечно мы, и отвечать будем в случае чего тоже мы. А вот кто принял решение вооружить 47-ю САД хотелось бы знать. Два лётчика уже погибли! Кто за это ответит⁈» подумал Грицевец снова берясь за микрофон.

— Петрович, пусть «фениксы» сажают. Лучше всего сам Митрофан, — опять скороговоркой внёс рацпредложение Самойлов.

— Согласен. Гнездо — Фениксу. Приём.

— Феникс-1 на связи. Приём.

— Сможешь взять командира «ишаков» в коробочку и посадить у нас? Приём.

— Э… так-то смогу, только как я его найду? Приём.

— Глаз-1 сказал, что хорошо его видит. Свяжись с ним. Спроси, сможет тебе указать? Приём.

— Понял. Принял. Щас спрошу. Конец связи.

"Виктор как-то обмолвился, что хочет аллею высадить. Сибирские кедры или кипарисы или что-то в этом роде. Дерево и скромная табличка. Только звание, фамилия имя отчество и годы жизни павшего. Нам, наверное, алюминиевые таблички подойдут. Алюминий авиационный металл и не ржавеет. А я звание этого Вани Хана не помню. Младлей наверное. Или лучше написать курсант?

Я тогда сказал нужно и краткое изложение подвига, а он возразил — не нужно, смерть для всех одна. Теперь я его понимаю. Не нужно.

Курсант Иван Ханеев, погиб 28.05.1941. Не слишком символично для первого дерева? Вот жеж гадство, войны ещё нет, а жертвы уже есть. Сколько Ване было? Вряд ли двадцать. И второй на «ишаке», наверняка, такой же пацан.

Или всё-таки младший лейтенант Ханеев?"

— Феникс-1 — Гнезду. Приём.

— Гнездо на связи. Приём.

— Выцелил я его. Только, Петрович, давай я ему так предложу к нам сесть? Без стрельбы и угроз.

— Как? Ты что с ним по рации связался? Приём.

— Да я ему жестами покажу. Он поймёт. Мы ж летали с тобой как-то без раций этих всю жизнь. И ничего. Не волнуйся, объяснимся, чай не баре. Приём.

— Добро, пробуй. Хуже точно не будет. Конец связи.

Щелчок.

— Гнездо — Глазу, приём.

— Глаз на связи. Приём.

— Опустись до трёх и рассказывай, что видишь. Приём.

— Так я уже. Рассказывать пока нечего. Фениксы пытаются в круг залезть «ишаки» их не пускают. Приём.

— Ясно, — полковник повернулся к собравшимся на КП, — как бы опять не столкнулись. Есть предложения?

— Сергей Петрович, а, может, стоит лишние самолёты вернуть на аэродром? — несколько неожиданно высказался Андрей Андреевич, — так сказать, разрядим обстановку немного.

Грицевец и Самойлов переглянулись.

— А что, правильно. Зачем нам лишние мишени? А «фениксы» их в случае чего и одни прижмут, — поддержал предложение товарища Андреева майор.

Полковник кивнул и снова щёлкнул тумблером радиостанции.

— Внимание! Гнездо — всем! Прекратили радиообмен и слушаем внимательно меня! Федосеев, уводи «драконы» домой и сажай. Николай, также оттянись с «грифонами» к аэродрому. Сядешь после ЯКов. Щит не трогай. Митрофан ты своих тоже немного отведи и поставь их поперёк курса «ишаков». Сам попробуй один к ним подлететь. Одного то тебя не испугаются, думаю. Всё ясно? Тишина в эфире! Первые, доложить, как поняли. Приём.

— Дракон-1 — Гнезду. Приказ понял. Исполняю.

— Грифон-1 ухожу к аэродрому. Жду очереди на посадку. Задачу принял.

— Гнездо, понял тебя. Лечу к Ишаку-1. Полк принял Грифон-2, капитан Кузьмин. Жаль белого флага нет, — скрывая нервозность попытался пошутить командир полка ЛаГГов.

Полковник Грицевец хотел опять связаться с Глазом, спросить, что тот видит, но решил подождать, мало ли какой недочёт глазастый углядит. Ладно тут два маршала, они в какой-то мере, даже, можно сказать, свои из Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Так ещё, вдумайтесь, товарищ Андреев Андрей Андреевич не просто член Политбюро ЦК ВКП(б), он занимает должность Председателя Совета Союза[56] Верховного Совета СССР. Тут уже даже заоблачная и, скажем честно, довольно мрачная должность Председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) довеском идёт.

Хотя чего уж. Что только можно у него на глазах произошло. Два лётчика погибли. МиГ разбили. ЛаГГ с полосы выехал. И это только то, что, можно сказать, ему в уши прокричали. Они там со своей колокольни разбираться будут. Скажут командир корпуса виноват и всё, выше если только товарищу Сталину жаловаться можно. Хотя Самойлов может, его фанатизм страху в голове места совсем не оставляет.

Полковник чуть отвлёкся от своих мыслей и прислушался к тому, о чем говорили на КП. Судя по всему, дорогие товарищи немного расслабились и в целом пребывают в хорошем настроении. Маршал Будённый увлечённо пытался вслух подсчитать приближающиеся с запада самолёты, а соратники не менее энергично ему то ли помогали то ли мешали. Самойлов, что-то тихо обсуждал со своим дежурным из Информационного Центра. Диспетчер Татаринов был на связи с РЛС, а помощник диспетчера, похоже, просто тихо радовался короткой передышки.

Да и было той передышки от силы минута, а потом в комнату ворвался радостный крик майора Ноги.

— Петрович! Получилось! Слышишь? Он идёт! А ёпт! Гнездо, приём!

— Спокойно, Митрофан, чего орёшь то. Ты Феникс ёпта вот и веди себя прилично. Приём.

— Да черти эти пэвэошные на испуг хотели меня взять. Уже думал кранты, протаранят ироды. Ёпт, приём.

— Феникс-1, ближе к делу! — полковник постарался перейти на более официальный тон, давай майору возможность быстрее прийти в себя. Даже опытнейшему лётчику, боевому майору и Герою Советского Союза лететь одному на целый полк ой как не просто.

— Феникс первый — Гнезду, докладываю. Командир 47-й согласен сесть у нас. Ещё просит, чтоб ведомых с ним пропустили. Приём.

— Добро. Сажай их. Проконтролируй, только, хорошо каждого. Пусть прям впритык к «ишачкам» висят твои парни и, если что пусть сбивают без колебаний. Приём.

— Не понял? Сбивать если что? Приём.

— Выпустят эрэсы сбивайте. Так ясно? Приём.

— Ясно. Понял. Принял. Приём.

— Работай. Конец связи.

Полковник в очередной раз щёлкнул переключателем и в помещение внезапно наступила тишина. Грицевец бросил взгляд на настенные часы. Взгляд, начисто игнорируя другие стрелки, сфокусировался на самой длинной, медленно переползающей с тройки на четвёрку, секундной. Забавно.

— Надо ЯКи предупредить, пусть пропустят без очереди, — предложил Самойлов, наблюдая как первые «драконы» заходят на посадку.

— Точно! А потом мы и остальных звено за звеном заземлим. Никуда они родненькие от Митрофана не рыпнутся, — не скрывая облегчения, развил предложение майора полковник Грицевец.

— Товарищ командир корпуса, так выходит мы их сделали? — мешая устав и самойловский сленг обратился к комкору Татаринов.

— Сделали, товарищ старший лейтенант. Однозначно сделали! — не выдержал и звонко рассмеялся в ответ командир Особого Авиационного Корпуса.

Ночь со 9-го на 10-е июня 1941 года. Салон самолёта. Где-то между Орлом и Курском.

Грицевец покрутил головой разминая шею и усмехнулся. Конечно, тогда пришлось ещё повозиться. Посадить один за другим четыре полка, один из которых ещё и чужой это вам не бык чихнул. Но, как говорил кто-то из древних — всё познаётся в сравнение. Так что посадили и своих, и чужих. И даже без него с Самойловым.

А чем более важным был занят командир корпуса? Правильно, сопровождал высоких гостей, которые выразили желание побеседовать с командиром 47-й САД. Побеседовали, да только толком ничего и не выяснили. Выполнял приказ командования, вот и весь сказ. Стоит на вытяжку и ест глазами маршала Будённого. А приказ простой — в обстановке максимально приближённой к боевой, во что бы то ни стало, провести учебную штурмовку вашего аэродрома.

Почему обстреляли МиГи? Случайность. Молодые пилоты, нервы не выдержали. Кстати, один из стрелявших эрэсами как раз и погиб в столкновении.

Полку бомбардировщиков конкретного приказа подвешивать бомбы не было. Но вы же в курсе, что сейчас происходит в ВВС Западных округов? Не выполнить приказ — лучше самому сразу повеситься. Нет, я, конечно, всецело поддерживаю предпринятые генерал-лейтенантом Смушкевичем меры по укреплению дисциплины в частях ВВС. Думаю и командир 140-го СБАП крайне серьёзно отнёсся к условию, что учения должны проходить в обстановке максимально приближённой к боевой. Козырнул и загрузил бомбы. Вот так вот, все выполняли приказ.

Комиссия всё ещё расследует обстоятельства столкновения, но уже ясно, что никого не накажут. Наоборот, учения прошли успешно. И его Корпус показал отменную выучку и умение работать с новейшими техническими достижениями. И 47-я САД молодцы, проявили упорство и храбрость свойственную лётчикам ВВС РККА.

Да вот ещё что. Оказывается, 140-й скоростной бомбардировочный повернул потому, что до него смог каким-то чудом докричаться комиссар полка Огольцов. А вот наше КП они не слышали. Из-за особенностей их радиостанции фактическая частота радиосвязи у них отличалась от той, что они сообщили нам. Там что товарищ Будённый совершенно зря, выходит, демонстрировал нам своё умение на командно-матерном.

Откинув спинку кресла в положение для сна почти уже генерал-майор авиации Грицевец подивился выверту своего сознания. Учения полуторанедельной давности помнит в деталях, а вот те, что закончились буквально сегодня, какими-то яркими бессвязными мазками. Забавно. Нужно будет дней через десять так же сесть и пробежаться по событиям.

Уже засыпая, полковник подумал, что нужно успеть заложить аллею, посадить кипарис погибшего Вани Ханцева.