Фактор роста

Глава 16 Разговор за чашечкой кофе

Командир 32-го мотострелкового полка Михаил Петрович Павлычев рассматривал сидящего перед ним майора в форме ВВС и не мог отделаться от мысли, что перед ним более взрослая и оттого более опасная копия старшего сержанта Жукова. Причём внешне Жук и этот майор, язык не поворачивался называть гостя лётчиком, хотя и форма, и документы однозначно приписывали его к военно-воздушному флоту, были совсем не похожими.

С майором прибыло три человека, ожидающих окончания беседы за стенами кабинета, и они ещё больше запутывали картину.

— Можно, я задам вам прямой вопрос, товарищ Самойлов?

— Конечно, товарищ майор. И я думаю можно без лишнего официоза.

Секунду подумав Павлычев встал и протянул руку:

— Михаил.

— Виктор.

«Какие красные глаза у майора, — отметил комполка, — похоже не выспался».

— Распоряжусь чайку покрепче заварить?

— А может лучше я тебя кофе угощу? У нас настоящий, уже молотый. Эквадорский, сорт робуста. Вкус, конечно, не шоколад, особенно с непривычки, но по мозгам бьёт, как кувалдой. И захочешь не уснёшь. Может попробуешь ради интереса?

— Можно.

Отдав необходимые распоряжения ординарцу, майор Павлычев, раз уж гость сходу перешёл на «ты», решил добавить в разговор побольше личного:

— Я так понимаю ты его постоянно пьёшь. Не вредно?

— Если часто как я, то, конечно, вредно. А так просто хороший стимулятор. Мы тонну закупили для диспетчеров. Мало, конечно, но приходится чем-то жертвовать.

— Что за диспетчера такие?

— При Главном управлении ВВС РККА создан единый центр, куда круглосуточно будет стекаться вся информация по воздушной обстановке над территорией СССР. В военное время центр будет собирать и анализировать информацию, поступающую с фронтов и передавать её дальше, как руководству ВВС, так и в наркомат обороны. Генерал-лейтенант Смушкевич предложил возглавить этот центр мне, и я согласился. Вот поэтому на мне форма командира-лётчика. Об этом ведь хотел спросить?

— Да. Но как ты узнал?

— Ха, чего проще. Ты мне петлицы и фуражку взглядом чуть не прожёг. Да и документы рассматривал дольше, чем чекисты проверяют.

— А как же… — майор Павлычев замялся не зная, стоит ли спрашивать про школу, где готовят десант для захвата Варшавы.

Но на этот раз гость не стал договаривать фразу, вероятно для того, чтобы понять, что известно майору мотострелку.

— Со школой, где старший сержант Жуков обучался? — выкрутился товарищ Павлычев.

— Приходится совмещать.

— Ясненько. Значит Жуков теперь в ВВС служить будет? Хотя такой кадр везде с руками оторвут.

— Почему в ВВС? В документе же чётко сказано — по месту службы. А служит он, насколько я помню, в 64-й стрелковой дивизии.

«Конечно, конечно. А предписание тебя просто с оказией попросили передать. Да и не припомню я чтобы комдива Пушкина о простом майоре предупреждали аж из штаба округа. То-то он быстренько умотал по каким-то вдруг образовавшимся неотложным делам. А мне значит расхлёбывай».

— Как Жук вообще служил, расскажешь вкратце?

— Вкратце. Энергичный, инициативный, грамотный. Мне б ещё таких ещё хотя бы десятка два. Не полк бы был, а сказка. Мы пытались выйти на руководство школы, — гость чуть кивнул, не считая нужным скрывать, что это ему известно, — но не смогли найти понимания ни в округе, ни в наркомате.

— А ведь корпус стоит практически на границе, мы первыми… — лётчик сделал жест ладонью и комполка неожиданно для себя резко замолчал.

— Даже не начинай, Михаил. Каждый наш выпускник обходится государству, как взвод мотопехоты вместе с транспортом. На место Жука я привёз тебе сменщика? Привёз. Это максимум. И то потому, что глупо бросать его подопечных. Какой вариант вы выбрали?

— Рота.

— Вот.

— А в следующей набор? Хотя бы человек пять. Мы пошлём лучших.

— Следующего набора не будет.

— Почему?

— А сам-то как думаешь, товарищ майор?

— Я то? Да, вроде, званием не вышел, чтобы много думать, за нас приказ думает, — попытался отшутиться Павлычев.

— А всё-таки? Мотострелковый полк — это не одна тысяча судеб и за всех ты в ответе.

— А я от ответственности не бегал, — Павлычев нервно, ломая спички, попытался прикурить, но так и отшвырнул сигарету незажженной, — и не побегу. Но там, — майор ткнул зажатым в кулаке коробком в потолок, — пусть скажут, что конкретно делать. Пусть не мне, пусть Власову скажут, будет война или нет. У нас вот, например, в округе призвали шестьдесят тысяч человек на Сборы, что с ними делать? Распускать или нет?

— Не успеете.

— Или раз уж всё… Что⁈

— Чего ты завёлся, майор. Понимаешь, что война на пороге, но душой принять не можешь? Правильно понимаешь. Не успею я для тебя бойцов выучить. И резервисты не успеют по домам разъехаться. Именно на пороге. Неделя у нас, край две.

— А что же Москва? Вчера вот в «Красной звезде» и в «Правде» даже… Читал?

— Читал.

— И?

— Москва этим сообщением ставит Германии вилку. Если вдруг Гитлер решится на переговоры мы получаем дополнительное время. А если молчит, значит война дело ближайших дней. В воскресенье 22-го или 29-го.

— Не верю!

— Вот это правильно. Верить никому нельзя. ТАСС можно.

— Будешь? — не найдя, что ответить Михаил Петрович предложил гостю папиросы, да и самому хотелось закурить. Привести мысли в порядок. Злая, не совсем уместная шутка, как будто гость пытался доказать что-то тому, кого сейчас не было рядом. Нужно бы посмеяться, какой медиум выискался, прям вторая Блаватская[63]. Но смеяться не хотелось, прежде всего потому, что сам Павлычев считал скорое начало войны очень вероятным.

— Не курю. Не тянет. Да и плохой пример не стоит парням показывать. Им то курить запрещено, войну ещё воевать. А я своё отбегал. Теперь письменный стол — мой боевой пост.

До этого Михаил Петрович рассматривал гостя, как некого абстрактного штабного руководителя. Даже, можно сказать, чиновника от армии. Школа переподготовки, какой-то центр при штабе ВВС. Сбивала ещё эта лётная фуражка, так и лезущая в глаза. А сейчас картинка сложилась. Плохо выбритый и с красными от недосыпа глазами Самойлов ведь был очень молод, как минимум лет на десять моложе тридцативосьмилетнего майора.

Сколько он пьёт уже эту свою робусту? Недели? Или скорее месяцы? Даже отметив сходство со старшим сержантом и оценив излучаемые майором флюиды опасности, Павлычев был словно загипнотизирован. Да и совсем не так представлял он командира разведчиков. Как? Трудно сказать. Но не так. У того должны быть казацкие усы, загорелое лицо со шрамом, хитрый колючий взгляд и вся грудь в орденах.

А сейчас словно молния, скупые движения, приглушённые эмоции, да и какое-то едва уловимое безразличие, это же всё просто от усталости.

Самойлову сейчас плевать и на него, и на Власова, и даже на Москву, вспомнив свой опыт недельного аврала, когда приходилось спать по четыре часа в сутки, понял комполка.

— Тяжело было?

— Я думал ты от моей фуражки так и не оторвёшься, — уголками рта Самойлов обозначил улыбку.

Павлычев отзеркалил в ответ кривую ухмылку и резко затушил окурок, демонстрируя что он думает о думках гостя.

— Фуражка красивая, спору нет. А вот где твои награды? Или набедокурил чего? — на грани хамства, парировал комполка

— Хочешь на чистоту, тащмайор, давай. Не для хвастовства, просто констатируя факт, мало у кого в Союзе боевого опыта столько сколько у меня. В Испанию не успел и на озере Хасан не был. А вот на Халкин-Голе, в Карелии и на оккупированных Польшей территориях повоевать пришлось. Чего мне это стоило? Два тяжёлых ранения. Японцы чуть на тот свет не отправили, чудом выкарабкался. А финны так по зимним болотам гоняли, что пришлось пальцы на левой ноге ампутировать. От поляков вот не получил ничего, зато нервов там оставил, один дьявол знает сколько.

Так что да, было тяжело. А награды. Есть награды. И «Звезда», и «Знамя». Не хуже, чем у людей.

Михаил Петрович на секунду удивился почему Самойлов поставил орден «Красной Звезды» перед орденом «Красного Знамени».

— Постой. Ты что Герой Советского Союза⁈

— Ну да. Так получилось.

— И молчишь! А почему не носишь? По уставу же обязан, да и вообще, это же какая честь.

— Понимаешь, это тут мне смысла особого нет конспирироваться. Жук он прирождённый воин. Пусть пока наивный, добрый, но война это его. Хоть он сам об этом пока ещё весьма слабо догадывается. Плюс талантливый тактик, он даже минные закладки воспринимает, как прикладные тактические задачи.

Павлычев покивал, соглашаясь с оценкой старшего сержанта.

— Так вот. О чём я? А, конспирация! Точно. Уверен Жук у вас себя проявил. Хищник, даже щенок, будет всегда вести себя как хищник. Так что прикинься я простым авиатехником боюсь ты бы меня сразу раскусил.

— Это точно. Я сразу заметил, как вы похожи.

— Вот. У меня тут дела в прифронтовой полосе кой-какие. Герой да с орденами слишком приметно, а так я обычный майор, каких полно. К тому же передвигаюсь я по большей части на самолёте. А что может быть обычнее чем лётчик и самолёт? Вот и выпросил я разрешение носить форму немного не по уставу.

— Тяжело без пальцев-то?

— Однозначно с пальцами проще чем без них. Но я привык. Да и через неделю полегче станет. Что успели то успели.

— Война и полегче?

— Да. Груз ожидания перестанет давить. А то задолбало уже, какой год смотрят, как на сумасшедшего.

— Понимаю. Не зря говорят «хуже нет ждать и догонять».

— Точно.

— Может тогда и не стоит жилы рвать? Наверняка и в столице есть чем заняться?

— А сам то? Я ведь в любой момент могу в самолёт прыгнуть и улететь. У меня аэроплан служебный всегда под парами стоит. А ты через неделю, максимум две, в самой мясорубке окажешься. Нет желания за Урал, например, перевестись? За неделю как раз успеешь.

— Допустим, переведусь, а полк на кого?

— Вот и я не могу. Парни у нас смышленые, но большинство пороху по-настоящему не нюхавшие. Да и никто из нас на настоящей войне ещё не был.

— А с финнами не настоящая, по-твоему?

Ответить Самойлов не успел отвлечённый раздавшимися в коридоре радостными возгласами. А через несколько секунд появилась и причина шума.

— Товарищ майор, старший сержант Жуков по вашему приказанию явился, — стараясь демонстративно не замечать «чужого» улыбающегося командира, Иван козырнул и строго соблюдая устав, в трёх шагах от комполка замер по стойке смирно.

А вот товарищ майор, вместо того чтобы сразу скомандовать «Вольно», отчего-то медлил. То ли решил напоследок «помариновать» подчинённого, то ли обдумывал какой-то непростой приказ. Хотя Ивана это интересовало постольку-поскольку, понятно, что Командир здесь по его Жука душу. А стоять в тёплом кабинете это не на морозе копать, если надо он так по стойке смирно и полдня простоит.

Павлычев «мариновать» никого не собирался, комполка всего лишь рассматривал уже не своего сержанта и пытался собраться с мыслями. Он не совсем понимал, как нужно правильно реагировать на немного сумбурный разговор с Самойловым.

Уж слишком хорошо его прогноз ложился на начавшееся в округе шевеление. Первым тому подтверждением было то, что сам Михаил Петрович в заслуженный выходной находился не дома с семьёй, а на службе. Комдив Пушкин, тоже сорвался в штаб корпуса за какими-то указаниями, которые нельзя доверить телефонной связи.

Если допустить, что Самойлов лучше информирован и боевые действия, да уж говоря прямо — война, начнутся в следующее воскресенье 22 июня 1941 года, то сразу всплывают два неприятных обстоятельства.

Во-первых, начинать развёртывание корпуса нужно немедленно, хорошо, что голова об этом должна болеть у генерала Власова[64]. А во-вторых, ни 32-я танковая дивизия, ни 32-й мотопехотный полк к маневренной войне не готовы. Не хватает автотранспорта.

Справедливости ради нужно признать 8-я танковая и 81-я моторизованная дивизии укомплектованы автотранспортом намного лучше. Но и им придётся мобилизовать из народного хозяйства трактора, лошадей, да и всё те же грузовики.

Вот та самая неделя и выходит. И спать мне, похоже, опять придётся урывками. Надо, наверное, у майора кофе попросить.

Взгляд Павлычева снова сосредоточился на застывшем по стойке смирно, улыбающемся старшем сержанте.

— Старший сержант Жуков, от лица командования и от себя лично выражаю вам благодарность за отличную службу!

— Служу Советскому Союзу!

Уже вставая, комполка скомандовал вольно и протянул Ивану руку.

— Закончилась твоя служба у нас, Иван. Признаться, неожиданно. Хотели мы тебе торжественно перед строем вручить памятный подарок, но вишь не успели.

Но совсем без подарка я тебя оставить не могу, — комполка подошёл к стоящему в углу кабинета сейфу, — держи, от меня на память. Хорошая фляга, британская. И заметь — Павлычев потряс фляжкой, показывая, что в неё что-то налито, — не пустая. Не коньяк и не бренди, а чистый медицинский спирт.

— Спасибо, Михаил Петрович. Фляжка она же практически, как лопата, только для воды. А лопата…

— Помню, помню. Лучшая подруга красноармейца. И захочу не забуду, как ты меня по началу доставал с этими своими лопатами.

Видя, что Иван хочет что-то сказать комполка сдаваясь поднял руки и кивнул Самойлову:

— Принимайте бойца, товарищ майор. Пусть он теперь тебе нервы щупает.

И в общем-то не очень удивился тому, что майор, проигнорировав устав, сержанта крепко обнял. Придерживая Ивана за плечи, Командир с нескрываемым удовольствием и чуть демонстративным удивлением рассматривал своего бойца.

— Повзрослел, заматерел… Совсем страх потерял! Два цельных майора тебя дожидаются, а ты расхлябанный как институтка. И что Михаил Петрович обо мне подумает?

— Виноват! — совершено рефлекторно вытянулся по стойке смирно Иван.

— Вольно. Ты в коридоре секунд пять зависал. Про письмо спросил?

— Да, — понявший, что Командир всё-таки пошутил, Иван расплылся в улыбке. Сержант Первой специальной разведывательно-диверсионной бригады Витаутас Урбонас с позывным Урбо успел знаками сообщить Жукову, чтобы готовился плясать, среди писем, которые ему передали парни есть весточка и от Мэй.

— То, что он на твоё место приехал, то же успел?

— Успел.

— Так чего ждёшь? Думаешь орден дадут? У тебя тридцать минут, — Самойлов и Жуков синхронно вскинули левую руку, засекая начало отсчёта, а Павлычев только хмыкнул, — попрощаешься с ротой, представишь Урбо. И оба пулей назад.

И уже в спину уходящему Ивану:

— И спроси, где наш кофе, пожалуйста. Заснули они там что ли.

Дождавшись, когда за вестовым закроется дверь Павлычев осторожно отхлебнул горячий ароматный напиток. На вкус кофе оказался, пожалуй, ещё более резким чем ожидал майор. Даже две ложки сахара-песка только чуть сгладили экзотическую горечь. Зато почти сразу застучало сердце и захотелось немедленно идти что-то делать.

«И чего я сижу? Гость через полчаса уедет и поминай как звали. Может его манера выражать мысли и несколько странная, но человек то он, однозначно, хорошо информированный. Да и сумбур в его голове скорее всего от бессонницы, — Михаил Петрович сделал ещё один глоток, — точно, попрошу отсыпать себе, мозги прям продирает».

Комполка поморщился, вспомнив об ещё одном срочном деле. Вчера вечером из штаба корпуса пришло указание о немедленном пересмотре магазинов к пистолетам-пулеметам Дегтярёва и отбраковке негодных[65]. Проверив ради интереса сегодня утром с десяток автоматов, Михаил Петрович, к своему крайнему удивлению, выявил две негодных пружины. Значит нужно заниматься этим в серьёз и срочно. Где он найдёт замену если примерно 20 % пружин окажется негодными, он не представлял. Впрочем, это он обсудит позже с полковником Пушкиным. А сейчас нужно пользоваться тем, что к нему на огонёк залетел геройский «лётчик» Виктор Самойлов.

— Прекрасный напиток.

«А вот интересно, смогу я тонну настоящего заграничного кофе закупить для своего полка? Или комкор Власов сможет? — задал себе риторический вопрос Павлычев, и сам же себе ответил, — хренушки! Это же валюта! Смотри, как мозги прочищает, вот о чём надо сразу было подумать, а не на майорское звание внимание обращать. Похоже сидящему передо мной человеку звание сменить, что высморкаться. Не удивлюсь если где-то в Москве в сейфе наркомата обороны или внутренних дел лежит личное дело скажем полковника Иванова. А вот про ранения и "Героя» похоже не врёт. Вояка опытный.

— Я говорю! Долбануло по мозгам?

— Есть такое. Говоришь неделя?

— Да.

— Можешь что-то посоветовать?

— Только по своему профилю. Как командир стрелковой части я мало что стою.

— А твой профиль?

— В нашем случае противодействие диверсионным группам противника.

— Интересно.

— Как я уже сказал, командир стрелкового, а тем более мотострелкового полка из меня никудышный.

— Прям уж и никудышный?

— Такого опыта у меня нет совсем. Поэтому глупо лезть в чужую епархию со своими советами. Давай я лучше тебе, тащ майор, расскажу, как немцы войну начнут.

— Ну давай, товарищ майор.

— Буквально пару фраз про стратегию. Я хотел поговорить с Власовым, но он меня не принял. Ваш комдив, видишь, тоже куда-то уехал. Так что придётся тебе слушать.

— А и ничего страшного. Послушаю и Ефиму Григорьевичу, комдиву нашему, передам.

— Хорошо. Главное. Немцы относятся к нам очень серьёзно. Они прекрасно понимают мы не Польша и даже не Франция. А ресурсы Германии по многим позициям очень ограничены. Единственной стратегией, которая позволит им победить, это молниеносная война. То есть внезапный коварный удар всеми силами сразу без объявления войны.

Армия у них уже отмобилизованная и часть, достаточная для вторжения, уже стоит у наших границ.

Павлычев вздохнул. Обстановка была, мягко говоря, неспокойной. Даже до него простого командира полка доходят сведения о том какая махина разворачивается по ту сторону границы.

— В такой ситуации, и немцы это прекрасно понимают, спасёт цепочка глубоких операций по окружению. К моему глубокому сожалению, моторизованные соединения вермахта способны проводить операции на глубину в сотни километров. В первый же день войны они обрушат на нас главные силы с целью разорвать, а потом окружить наши войска по всей лини соприкосновения.

— А пупок у них не надорвётся?

— Это уже будет зависеть и от нас с тобой. Но я пока продолжу о планах, если ты не против.

— Извини.

Самойлов кивнул и продолжил.

— Что это значит конкретно для КОВО? Я тут пока по своему профилю работал, немного местность изучил. У тебя есть чистая карта округа?

— Найдём, — комполка отхлебнул ещё глоток кофе и покатал напиток на языке, удивляясь кому первому пришло в голову пить такую горечь. Достал из стоящего у сейфа шкафа карту и стараясь ничего не смахнуть со стола разложил её перед Самойловым.

— Пойдёт?

— Вполне. Сразу хочу сказать. Всё сказанное далее мои предположения. Планы немецкого командования я не знаю и знать не могу.

— Я это прекрасно понимаю.

— Хорошо. Предполагая направления главных ударов, мы исходим из следующих предпосылок. Первое, способность вермахта оперировать крупными моторизованными соединениями. Второе, желание окружить ту часть войск округа, которые находятся южнее условной линии Львов — Тернополь — Черновцы.

— Это же… — майор Павлычев не смог сразу подобрать слова характеризующее предположение гостя.

— Это первый удар. Потом немцы, разумеется, планируют развить наступление на Киев и за Киев. Но давайте не будем заглядывать так далеко. Я всё-таки очень надеюсь, что мы этого не допустим.

— Разумеется!

— И третье. Моторизованным войскам нужны дороги. Хорошие дороги. Исходя из всего вышесказанного, основной удар немцы нанесут севернее Львова, перейдя границу по фронту Владимир-Волынский — Сокаль в направление Луцк — Дубно. Где-то на рубеже Ровно — Острог враг повернёт часть сил на юг замыкая окружение. Вспомогательный удар будет нанесен с территории Румынии. Вероятно, из района Липканы на север и северо-восток.

Следя, как Самойлов стремительно водит карандашом по карте замыкая стрелочки в районе восточнее Тернополя Павлычев испытывал очень противоречивые чувства. С одной стороны, план вроде бы логичный. Если у тебя есть несколько боеготовых мех корпусов, или что-то аналогичное, то весьма здравый план. С другой стороны, всё нутро комполка протестовало против того, что он видел на карте. Отдать немцам города Львов, Дрогобыч, Станислав, Тернополь. Да кто ж им позволит? Врёшь! Никогда!

Павлычев со злостью посмотрел на «лётчика» собираясь высказать ему, что он думает про такие планы, и наткнулся на не менее злой взгляд.

— Не будем тратить время. Если война не начнётся в июне, меня, скорее всего, отдадут по трибунал, но сейчас это не важно, — Самойлов словно прочитал мысли комполка, — лучше запоминай майор. В первый день будет неразбериха. Но главный удар будет севернее Львова. Севернее! Сообщения о танках и десантах противника южнее Львова будут не соответствовать действительности. Вообще опасность десанта сильно преувеличена. Будет череда противоречивых приказов. Местами паника и провокации.

— И что же ты предлагаешь делать?

— Не торопится и не паниковать. Помнить, что бить надо на север или запад. На юг это потеря ресурса и времени.

— Приказы не обсуждаются, — комполка одним залпом допил кофе и закашлялся от попавшего в горло осадка.

— Верно. Не обсуждаются, но исполняются с умом. Раз комдив уехал, слушай ты.

— Да слушаю я, — бухнуло сердце, и Павлычев с удивлением заметил, как трудно сдерживать напор собеседника. «Напился кофе, вот энергия и требует выхода. А командовать он видать привык», — слушаю.

— Тактика. Война начнётся с артподготовки и авиаударов по нашим аэродромам. Опрокинув прикрытие границы, взломав УРы и нащупав бреши в нашей обороне немцы введут в сражение подвижные соединения. Нужно объяснять, чем это грозит?

— Да уж, пожалуй, понимаю. Только УРы взломать не так-то просто.

— Не просто. Но они слишком близко к границе. А у немцев есть богатый опыт борьбы с французскими укрепрайонами. Есть артиллерия калибром за 200-мм. И, конечно, очень многое будет зависеть успеем ли мы занять предполье.

Павлычев наклонился над картой и прочертил прямую линию от Владимир-Волынского УРа до Луцка, примерно семьдесят километров. Дальше через Ровно прямая дорога на Житомир и Киев. Или на юг через Дубно на Тернополь в тыл всей приграничной группировки Киевского округа.

Захотелось выматериться и нажраться в стельку.

— Так же одной из особенностей начала боевых действий станут диверсанты, переодетые в нашу форму и знающие русский язык. Гансы скромничать не будут. Полковник орденоносец с перевязанной кровавыми бинтами головой, как тут такому не поверить? Нарушение связи, приказ бросить занимаемые позиции, распространение паники, убийство бойцов и командиров, вот не полный перечень того, с чем вам придётся столкнуться днём 22-го числа.

— А ты? Сам сказал, это твой профиль.

— Мой, но на всю границу, сам понимаешь, нам не разорваться. И органы НКГБ не заменить. А они вместе с пограничниками, насколько я знаю, работают не покладая рук.

— Это точно. У нас ещё националисты эти, чтоб их черти забрали. УПА. Слышал наверняка?

— Доводилось.

— Последнее время вообще, как с цепи сорвались. Кстати, теперь ясно почему старший сержант Жуков такой спец в этом вопросе.

— Да? Неожиданно. Так-то его специально к этому не готовили. Расскажешь поподробнее чем он там отличился?

— Запросто, — комполка с сожалением посмотрел на кофейную гущу, оставшуюся в бокале, — может повторим?

— Можно.

Пока ординарец организовывал кофе Павлычев успел не без юмора вкратце пересказать основные моменты боевого пути Жука на ниве борьбы с бандитизмом.

— Правильно. Если не считать спец мероприятия, то бдительность и дисциплина основное оружие против диверсий. А вот там, где на устав забивают большой и толстый, где человеческий фактор…

— Большой и толстый⁈

— Ну, болт.

Самойлов чиркнул по плечу ладонью показав какого примерно размера и Павлычеву пришлось срочно ставить бокал с кофе на стол чтобы не расплескать.

— Большой и толстый значит, я запомню — пообещал с трудом удерживающий себя от смеха комполка, — извини, Виктор. Слушаю тебя.

— Хорошо. Постарайтесь донести до своих бойцов и командиров чтобы они, хотя бы первые несколько дней, когда будет самая неразбериха, очень осторожно относились к незнакомому начальству.

Одно направление деятельности немецких агентов будет сеяние паники, призывы к антисоветской деятельности и ложные приказы. Если какой-то хрен пусть с петлицами полковника или комиссара, с орденами, раненый вдруг будет приказывать оставить позицию и отступить, будет кричать что прорвались танки или десант в тылу высадился и всё пропало и надо бежать, или что-то подобное в таком духе, то гражданина нужно задержать до выяснения и на провокацию не поддаваться.

Это и так по уставу надо делать. Но в спешке, в неразберихи первых дней перехода от мира к войне у бойцов уставы из головы на время повылетают. А тут начальник из штаба округа, орёт, пистолетом размахивает, трибуналом грозится. Не захочешь да сделаешь как он велит. Нужно вдолбить всем, что покидать занятые позиции без приказа непосредственного командира нельзя под страхом расстрела.

— Виктор, ведь такие решения не мой уровень.

— Я тебе не говорю ничего такого чего нет в уставе. Понятно такие вещи должен командующий округом озвучивать. Или кто-то из особого отдела. Но скажут они или нет хрен знает, я пока тут валандаюсь, разговариваю со многими командирами уровня дивизия-полк. Надеюсь и ты мои слова запомнишь и будешь действовать по обстановке. Может в критической ситуации у тебя тумблер в голове в правильное положение перещёлкнет.

Будут паникёры из гражданских, просто дураки и трусы. Будет растерянная толпа, не знающая куда бежать. Все оуновцы повылазят из нор. Лучше быть к этому всему готовым.

— Ты, майор как будто не веришь, что мы разобьём любого врага!

— Я знаю, что разобьём. Но разброд и шатание в первые дни будут при любом сценарии боевых действий. А вначале будет тяжело, это я тебе гарантирую.

— Хорошо. В одном ты прав. Что бы сейчас, между нами, не говорилось, а решать мне и ответственность за полк на мне.

— То есть мне не продолжать?

— Почему? Наоборот. Тебя-то я может и вижу первый раз в жизни, а вот боец твой тут шороха навёл. Кроме бандюков, что он с милицией по лесам ловил, Иван чуть ли ни в первый день разоблачил целую сеть расхитителей, действующую на железной дороге. Потом организовал в полку комсомольскую работу. Кстати, а в первый день устроил выволочку караулу. Так что я тебя очень внимательно послушаю.

— Прекрасно. Второе направление диверсий — это линии связи. Нерв, так сказать, армии. Конечно, если связь нарушена и панику сеять легче и за красных командиров себя выдавать. Далее, захват и удержание мостов. Ну и банальное нанесение урона живой силе и технике РККА. Думаю, ты это и без меня понимаешь.

— То, что они убивать красноармейцев и взрывать мосты будут это понятно. А вот диверсантов в форме полковника Красной Армии трудновато представить.

— И в форме, и говорящий по-русски, и с документами. И мосты они будут не взрывать, а наоборот предотвращать подрыв. Вермахт верит, что в первый день сможет прорвать нашу оборону и выйти на оперативный простор.

— А ты, Виктор, тоже в это веришь?

— Верю я, не верю, а рубилово на границе будет страшное. Думаю, ты и сам это понимаешь.

Павлычев понимал. Но вот принять, что называется, сердцем не мог. Не получалось. Да, в последние месяцы всё чётче вырисовывался новый вектор в риторике командования — «Выстоять и победить». Но до этого же сколько лет звучал другой лозунг — «Малой кровью! На чужой территории!»

— И что ты предлагаешь? — комполка решил не начинать дискуссию, как немцы за один день пройдут, например, пограничников, Владимир-Волынский укреп район и 27-й стрелковый корпус.

— По диверсантам?

— Да.

— Ещё раз повторю. Нужно чтобы бойцы и командиры не пасовали перед незнакомым начальством. Приказы типа — «Спасайся, всё пропало!» нужно пресекать самым жёстким образом от кого бы то они не исходили. Особенно от незнакомых командиров. Делегатов связи посылать хотя бы по двое. Боевое охранение, караулы на это часто смотрят спустя рукава. В нашей ситуации такое отношение не допустимо. В общем, подкрутить гайки, чтоб никто клювом не прощёлкал.

— Возражений нет. Всех командиров корпуса даже я не знаю, но мысль твоя понятна. Мы тут у границы, как ты выразился, клювами не привыкли щёлкать. А панику будем пресекать во всех её проявлениях невзирая ни на какие звания.

— И хорошо. Кстати, в конце недели охрана мостов будет усилена, а пропускной режим станет более строгим. Надеюсь, сможем немецкую спецуру удивить. Ха и тех, кто любит по личным делам на служебном транспорте кататься, — Самойлов улыбнулся, как будто вспомнил что-то смешное.

— У нас тоже есть такие.

— Кто бы сомневался. Не предупреждай. Пусть парни потренируются.

— Хорошо.

— А вот где ваша помощь будет наиболее эффективна, это охрана линий связи.

— Слушаю.

— Вот что я бы сделал. Не пожалел бы пары рот и устроил охоту на немцев. С утра 21-го прикинул бы, где они могут особенно навредить и устроил засады. А ближе к вечеру отправил бы вдоль основных линий связи и по главным дорогам конные патрули. Человека четыре в каждом патруле, и чтобы в прямой видимости друг от друга. Столкнутся вам придётся с матёрыми тварями, специально прошедшими обучение. Поэтому главная задача патруля — это подать сигнал, связать врага боем и дождаться помощи. Для этого нужно расставить по округу несколько мобильных групп. Скажем отделение опытных бойцов на автомобилях. Если два отделения и броневик вообще замечательно. Ну это насколько у вас ресурсов хватит. И все непонятные группы солдат сразу на прицел, разоружаем и сопровождаем до выяснения.

— Тут скорее батальон нужен.

— Может быть. Но это на два дня, максимум на три. Прикрой основные линии связи и это окупится. Даже одна группа наделает дел. Свалить столб, а потом щёлкать связистов. Что может быть проще? Представь, что в первый день боёв пусть даже всего на несколько часов пропадёт связь в корпусе или корпуса с армией?

— Хорошо. Считаю, эти патрули мысль здравая. Но сам понимаешь, не мне решать. Я поговорю с комдивом. Из Львова идут пять основных дорог. Думаю, мы сможем взять их под контроль на пару дней.

Павлычев хотел добавить, что полковник Пушкин вполне компетентен, но услышал шаги за дверью. Как он и предполагал через пару секунд в дверь постучали и порог переступил старший сержант Жуков.

— Товарищ Командир, — козырнул Иван, ожидая распоряжений.

— Иди, Иван, поболтай с парнями пару минут, или письма пока почитай. Сейчас мы закруглимся.

— Понял.

Майоры в молчание проводили Ивана взглядом и одновременно потянулись за кофе.

— Что ж, пора нам, Михаил, закругляться. Есть ещё вопросы? Постараюсь быстренько ответить.

— Да в общем нет. Если только вот, стоило ли менять инструктора раз ты считаешь, что через неделю война начнётся?

— Хороший вопрос. Но у меня форс-мажор, а людей свободных сейчас нет. То, что я хочу поручить Ивану Урбо, думаю, не потянет. А вот как замена тут, считаю, сгодится. Да вынужденная и наверно не равноценная.

Вообще не понятно в каком тут Жук статусе был. Ты ж его ротным всё равно не поставил бы. Мне изначально не нравилась инициатива Георгия Константиновича. Командированный инструктор. Не пришей к кобыле хвост. Но кто он и кто я.

«Да уж. Майор майору рознь, я бы и вякнуть не подумал вслух при посторонних, что мне не нравится инициатива начальника Генштаба, — мысленно прокомментировал слова гостя Павлычев».

— Ландо, Урбо тоже парень хваткий, имеет домашние заготовки на многие ситуации. Так что не пропадёт.

— Что за заготовки?

— Разные. Пораспрошаешь его потом. Пора мне.

Уже, распрощавшись с комполка, у самой двери Самойлов обернулся.

— Чуть не забыл? Михаил, а чего вы в воскресенье то работаете? Ладно ты на боевом посту. Но вы и учения проводите.

— А ты не знаешь? В Минск товарищ Мехлис прилетел. Говорят, кто-то на Павлова докладную написал самому товарищу Сталину про то, что в округе бардак. Вот сейчас Дмитрий Григорьевич, как наскипидаренный на матюках летает. Содом и Гоморра говорят у соседей.

— Так, а вы тут каким боком?

— А к нам тоже проверяющий едет. Вроде, зам наркома товарищ Запорожец. Слышал про него?

— Приходилось пересекаться. Александр Иванович мужик сурьёзный, так что правильно, готовьтесь. Я тебе кофе оставлю, угостишь его при случае. Привет от меня передашь.

Вот на такой позитивной ноте закончился разговор с майором Самойловым, а в коридоре командира 32-го мотострелкового полка Михаила Петровича Павлычева уже ждал сержант Витаутас Урбонас.

На следующий день, отмытый до скрипа и в чистой отутюженной форме, Иван разглядывал стоящий перед ним серебристый красавец-самолёт с бордовым бортовым номером «77». Разумеется, старший сержант не мог не спросить своего командира о цели предстоящего полёта.

— Куда я теперь, Командир? — перекрывая шум винтов прокричал Жук.

— На север, Иван. Твой жребий — валькирии!