Фактор роста

Глава 15 Наша служба и опасна и трудна…

15 июня 1941 г. Окрестности Львова. Полигон 4 МК.

Иван Жуков сидел на смирном конике с оригинальным прозвищем Ветер и смотрел на залёгший по обе стороны от шоссе батальон. Сам конь стоял на небольшом пригорке, и поэтому Иван прекрасно видел, правильно рассредоточившись и подняв к небу винтовки, изображая стрельбу, лежат бойцы только «его» 1-й роты. Остальной батальон практически полностью сгрудился по правую сторону от дороги. Впрочем, нужно признать, штук пять «светок» в небо всё же смотрело.

Это подтверждало теорию Ивана о естественном отборе новобранцев. СВТ выдавали лучшим. Всё время, что здесь находился Иван, в корпус прибывало пополнение. В основном это были парни, получившие повестку после воссоединения Западной Украины и Советского Союза. Что в принципе было логично. Какой смысл гнать их куда-то, скажем, за Волгу, а волжан через пол Европы во Львов. Побочным эффектом такого решения было недостаточное знание русского языка местными жителями. Но это была по мнению Ивана ещё малая беда.

Гораздо хуже, если смотреть с его колокольни, было то, что в корпусе образовался своеобразный фильтр. Бывшие трактористы, шофёры, механики немедленно попадали на технические должности. Люди с образованием так же расхватывались на лету. Штабы, связь, сапёры и артиллеристы все нуждались в грамотных или хотя бы толковых специалистах. Деревенский ветеринар и то имел все шансы попасть в дивизионный медсанбат. В общем, до попадания в пехоту расхватывались все, кто имел хоть какие-нибудь таланты и нежелание плыть по течению.

Для примера можно вспомнить хоть того же щупленького хуторянина Агниса Соулиса, заявившего, что играет на, как его там, тридесисе[57]. Записали в полковой оркестр, выдали барабан. Сказали учись. А у Ивана всё руки не доходят проверить видел ли хитрый латыш этот тридесис хоть раз в жизни. Да и не его это дело, в барабан тоже кому-то стучать нужно.

Нельзя сказать, что до пехоты доходят одни дураки. Вообще по-настоящему глупых людей, неспособных обучиться военному делу, крайне мало. Как сказал Клаузевиц: «На войне всё очень просто…»[58]. Но есть у всех этих западноукраинских парней из пополнения общие черты, скажем так, крайне затрудняющие обучение. Отсутствие инициативы, узкий кругозор и закрытость. Сидят как улитки в своём домике. Ты пан — значит умный, а я дурак, что с меня балбеса взять, лучше сразу накажи, только не трогай.

Тупые? А вот и нет! Врут, шельмы! Ежели их за интерес ухватить, вытянуть потихонечку из панциря. Ежели перестают тебя опасаться и раскрываются, то такого про своё житьё бытьё понарасскажут. Такие страсти, такие интриги, «Тихий дон» и «Поднятая целина» в одном флаконе. А послушать на какие ухищрения идут, чтоб с гарной дивчиной лишний раз помиловаться за спиной у злючего батька. Тут вам и ум, и смелость, и сообразительность.

Вот и сейчас врут, сволочи! Ведь чего проще. Построил батальон, на пальцах разобрал что и как делать. По сигналу «Воздух!» правая сторона колонны тикает на право, рассредотачивается и поднимает винтовки вверх, имитируя стрельбу по воздушной цели. Левая сторона тоже самое, но на лево. Пыль по ту сторону тракта нисколько не хуже.

Но есть в них этакая батраческая хитрожопость. Мы то не дурея тебя. Вот прилетят самолёты, начнут палить, вот тогда я и рассредоточусь и стрелять стану. А сейчас оно мне надо дурную работу работать? Не летит же никто, не стреляет.

Вот и выходит главная задача Ивана не в том, чтобы научить новобранцев стрельбе и копанию окопов. Главная задача научить их подчиняться приказам. Без споров, вопросов и раздумий.

Всё-таки не зря сам Георгий Константинович Командира уважает. Или вы думаете Иван сам до всего дошёл? Ах, если бы. У Ивана тут инструкции почти на все случаи жизни. Называются немецким словом «шпаргалка». Не знай уж откуда Командир все эти словечки берёт. Но в шпаргалке есть и про новобранцев. Про то что прививать дисциплину только страхом нельзя, хоть иногда и будет очень хотеться. Взять палку и как следует всех отдубасить. Причём командиров будет хотеться отдубасить ещё чаще. Как в воду глядел! Но нельзя. Страх убивает инициативу.

Если для наступающей армии это приемлемо. Вон солдаты немецкого короля Фридриха на уши всю Европу поставили, воюя из-под палки прусских капралов. То вот, для оборонительных боёв, отсутствие инициативы губительно. По идеи не дорос ещё старший сержант Иван Жуков, чтоб знать такие вещи. Но Командир ему доверяет, сказал, смотри сам, анализируй. Имей в виду, немец начнёт первым, мы ведь не страна агрессор. И границу он будет прорывать механизированными соединениями уровня группа армий. Вот и прикинь пока будешь во Львове на примере «своего» корпуса насколько успешно округ сможет противостоять такому врагу. Готовь бойцов в меру своих скоромных возможностей. И помалкивай, конечно, больше.

Иногда у Ивана складывается впечатление, что комполка майор Павлычев специально хочет его загонять. Мало ему роты. Мало пулемётчиков и снайперов натаскивай. Минёров ему подготовь, а ведь с этим вообще торопится нельзя. Мало⁈ Теперь ещё проведи ему учения по отражению воздушного налёта на батальонную колонну в движение. Комсомольскую работу считай завалил. Планировал по городу погулять, то же забудь. Письмо Мэй и то написать некогда!

Ох, чует у Ивана сердце, майор Павлычев не иначе смерти его хочет. Или так загрузить работой чтобы света белого вокруг не видел. Ну-ну! Забывает Михаил Петрович про один нюанс. А может и вовсе не знает. Наряду с другими хитрыми науками изучал Иван и такую дисциплину как: «методы сбора и анализа информации». А что вы хотели, бригада то прежде всего разведывательная, а потом уже диверсионная.

А главное в этом деле — задавать правильные вопросы и запоминать ответы. И совсем не обязательно Ивану сломя голову по расположению корпуса бегать, те, кому можно правильный вопрос задать, сами к нему приходят. Так что Иван о том, как обстоят дела в корпусе информирован не хуже, а может быть и получше, отцов-командиров.

Что можно сказать. И корпус в целом и его 32-й мотострелковый полк в частности стремительно прогрессируют. Мощным потоком вливаются в корпус люди, техника, обмундирование и припасы. Без передышки проводились занятия и учения. Следующей весной это будет уже полностью сформированное и даже неплохо обученное боевое соединение. Ну, неплохо, по меркам обычных частей Красной Армии, конечно.

А вот если война начнётся этим летом… этим летом будет катастрофический швах. Разумеется, отпор врагам дадим, костяк из командиров, бойцов и техники уже сколочен. Но вот доучиваться под огнём, это будет стоить корпусу большой крови.

Поэтому нельзя одним только страхом. Нужно чтобы боец нутром понял необходимость подчинения и в то же время нельзя убить в нём способность к инициативе, к принятию в нужный момент ответственности на себя.

С ротой у Ивана вроде бы выходит нормально. Не зря он столько времени на них тратит. Даже ночует в казарме, хотя Михаил Петрович и предлагал ему в качестве исключения поселиться на съемной квартире.

— Хочешь быть для бойцов своим, живи их жизнью, покажи им что их проблемы это и твои проблемы, — напутствовал Жука Макей.

Вот и старается Иван быть им не просто командиром, а старшим братом. Строгим, но справедливым. И вроде бы, даже неплохо получается, если судить по результатам. Вот и сейчас результат, можно сказать, на лицо. Кроме того, что бойцы «его» роты научились, как и обещал Иван, метко стрелять и хорошо окапываться, подтянули физическую подготовку и выносливость, изменилась и их внутренняя суть. Теперь это были настоящие бойцы — воины. Конечно, до Ивана им, как Ивану до Барса, но всё познаётся в сравнении. Его рота на две головы превосходила любую другую в 4-м МК, а скорее всего и во всём Киевском округе.

Но и Иван уже не воспринимал своё назначение, как временную командировку. Парни стали для него боевыми товарищами, младшими братьями если хотите. Не удивительно что такое положение вещей привело к забавному побочному эффекту. Как бы смешно и нелепо это не звучало у Ивана возникли проблемы с женским полом. Но не в том смысле, в котором вы подумали. А наоборот. Женщины взяли его в осаду.

А получилось всё именно от того, что страх убивает инициативу. Чтобы бойцы тебя уважали, работать с ними нужно круглосуточно без выходных и праздников. Вот и работал Иван, как говорится, не за страх, а за совесть. Рассказывал и о себе, и о службе, то, что можно, разумеется.

Рассказал и о Мэй. Трудно не рассказать о том, о ком постоянно думаешь. Конечно, коллектив выразил обоснованные сомнения, не заливает ли товарищ Жук, не старается ли приукрасить. Пришлось предъявить доказательства — фотографию. И это, казалось бы, малозначительное событие повлекло за собой совершенно невероятные последствия.

Как потом выяснил Иван, «благодарить» за это следовало красноармейца Цолаварда Торосяна. Простоватый армянский парень, которого очень быстро все стали звать просто Цола, без задней мысли, зато с присущей востоку экспрессией и небольшим преувеличением, рассказал об отношениях Жука и Мэй работницам полковой столовой. Само по себе и в этом ничего страшного не было. Но, на беду Ивана, одной из слушательниц Цолы оказалась разбитная девица из Закарпатья Магда Бадони. На половину цыганка, на четверть украинка и на оставшуюся четверть дочь ещё десятка европейских народов, девушка имели миленькое личико, выразительные карие глаза, аппетитную фигурку да в придачу к этому лёгкий нрав и острый язычок. Неудивительно, что, пользуясь повышенным вниманием со стороны бойцов и командиров, Магда считала себя совершенно неотразимой. А Ивана она помнила, зазнайка инструктор был одним из немногих, кто не обращал на неё внимание.

Нужно ли объяснять, что было дальше. После того как Магна признала поражение, эстафету подхватила, пусть менее ладная, за то более напористая медсестричка Людочка из 32-го медико-санитарного батальона. А потом уже понеслось. Для женщин так или иначе причастных к 4-му мех корпусу окрутить Ивана стало делом принципа. Как доносила «разведка» дело доходило до того, что целые женские подразделения выбирали из своих рядом представительниц, которым делегировалась нелёгкая задача охмурить Ивана. Информировали его и о желание некоторых львовских пани, да что там пани, даже супруги некоторых командиров и те готовы были видеть его своим зятем.

А что? Молодой, перспективный, вроде бы не урод собой и да, почему-то женский коллектив упорно считает его москвичом. Иван покривил бы душой если бы сказал, что львовские красавицы совсем ему не интересны. Быть молодым здоровым парнем и не реагировать на флирт симпатичной девушки просто невозможно. А если она ещё и красавица? Взять для примера хотя бы Аню Фишман, дочку управляющего Львовского отделения Госбанка.

Внешне девушка совсем не соответствовала своей фамилии. Анну скорее можно было принять за полячку или даже скандинавку. Фигуристая, высокая блондинка с правильными чертами лица, пухлыми губками и тёмно-синим цветом глаз дружила со спортом и с гордостью носила значок ГТО второй ступени, то есть могла дать фору большинству его оболтусов.

Анна зацепила Ивана не только внешностью, но и тем, что при знакомстве совершенно его проигнорировала, оставаясь в рамках холодной вежливости. Девушка ему нравилась, и он очень надеялся, что больше не увидит её этим летом.

Парадокс? Отнюдь, если вы помните, что Иван в меру своих возможностей отслеживал обстановку в дивизии и окрестностях. Информации было море и совершенно открытой, нужно было просто уметь запоминать и сопоставлять важное.

Факт первый. В мае-июне активизировались всякие выродки из различных бандформирований. Это и боевики из ОУН[59] и участники различных польских националистических организаций навроде СВБ[60] и обычные уголовники. Причём руководители банд за редким исключением или сами являлись агентами иностранных разведок или так или иначе были с ними связаны.

Прикрываясь лозунгами о независимости, бандиты почему-то предпочитают воевать не с бойцами РККА или сотрудниками НКВД, а расправляться в основном с учителями, докторами, председателями колхозов и колхозными активистами. Хотя, нужно признать, хорошо доставалась и работникам партийных и советских органов.

Например, 27 мая был застрелен начальник Паниковецкого Райотдела ГКВД Львовской области товарищ Тихий. Ещё жарче обстоят дела в соседней Волынской области. Так 26 мая в селе Гуции Волынской области состоялся настоящий бой с бандой оуновцев. Кроме оружия у бандитов изъята оуновская переписка с военно-учебными пособиями и окружное знамя ОУН[61].

Спрашивается откуда Иван так хорошо осведомлён об устроенном бандитами терроре? Так угадайте, кто отдувается за весь корпус, когда органам нужна помощь армии. Первый раз его привлекли в конце апреля, наверно по принципу — Жук командировочный, если что и случится Жука не жалко. Но получилось справно, вот и стали потом товарищи чекисты стребовать Ивановых бойцов при всяком случае.

А дело было так. В конце апреля, числа примерно 25-го, оуновцы совершили налёт на школу в уже упомянутой Волынской области. Убили директора школы, учительницу и человек десять ранили. Кажется, в том числе и председателя колхоза. Разумеется, такой террор не остался без ответа. Про всё Иван не знает, но среди прочего чекисты провели несколько облав. Вот в одной такой облаве они и поучаствовали. Два отделения бойцов под командованием Ивана да плюс санитар.

По рассказам Макея Жук всегда представлял оперов НКВД этакими битыми жизнью волкодавами. Реальность оказалась несколько иной. Нет, может быть, в Москве в центральном аппарате они именно такие. Но вот товарищи милиционеры, к которым прикрепили Ивана до волкодавов немножечко не дотягивали. До овчарок или доберманов, впрочем, тоже, чуть-чуть. Но Жук своё мнение предусмотрительно засунул себе поглубже в карман и не отсвечивал. Стоял, где скажут и смотрел куда скажут. Что ещё большего от оцепления требовать.

Этим бы всё и закончилось, если бы Ивану не поручили отконвоировать трёх подозрительных задержанных. На первый взгляд обычные крестьяне — угрюмые, в пропылённой долгой дорогой одежде и чуть заискивающие перед милиционерами. Троица шла на заработки во Львов, и даже имела при себе какую-то бумагу из сельсовета одного из колхозов Яворовскго района. Задержать их старший участковый уполномоченный младший лейтенант милиции товарищ Дидул решил скорее для отчётности, чем подозревая в чём-то конкретном. И обыск задержанных поэтому провёл соответственно, лёгонько похлопав ладонями по верхней одежде.

Конвойным делам Ивана специально не учили, но зато он прекрасно знал какой урон можно нанести человеку простым гвоздём или даже, скажем, осколком стекла. А учитывая, что и конвойные, по сути, вчерашние колхозники, да ещё по прикидкам Жука лет на десять помладше задержанных, рисковать он не собирался.

Блюдя субординацию, Жук отвел главного милиционера в сторону и попросил разрешения обыскать задержанных нормально. Впрочем, если бы Василий Григорьевич, а именно так звали участкового Дидула, не согласился, Иван всё равно бы всё сделал так, как сам считал правильно.

— Что, товарищ старший сержант, неужто забоялся? Твоих то хлопцев почитай два десятка будет, — поддел Жука милиционер.

Только вы же помните: «Лучшая подруга бойца — лопата». Те, кто на курсах вёлся на такие провокации, не просто много бегал в полной выкладке, но ещё и пробовал себя в роли экскаватора. Разумеется, вместе с остальными парнями своего отделения. Вы пробовали копать землю зимой? И не пробуйте. Как правило, одного раза хватало, чтобы отбить всякую охоту делать что-то «на слабо».

— Верно, Василий Григорьевич, боюсь. Случись что, вы за меня будите письма писать родным? Ваш сын погиб, потому что командиру-придурку было лень следовать элементарным правилам безопасности, и он забил на все должностные инструкции. Так?

От такой постановки вопроса милиционер немного прифигел и на пару секунд даже выпал из реальности. Но Василий Григорьевич человеком был опытным, даже можно сказать, тёртым. Уже не первый год работающим в милиции. Да и обстановка на западной границе Союза не располагала к излишней рефлексии и учила вычленять главное. А главное, как понял участковый уполномоченный Дидул, было в следующем. Первое, присланный старший сержант был совсем не так прост, как казалось на первый взгляд. И второе, случись что этот сержант без сомнений и колебаний виноватым сделает именно его, скажет запретил начальник обыскивать задержанных.

— Да ты что, старшой, я ж шучу. Тебе их конвоировать тебе и решать, что и как делать. Мне вон тот, постарше который, не нравится, взгляд как у сидельца. Так что ты имей ввиду. Тщательней его там.

— Спасибо, Василь Григорич. Учту, — понизил тон официальности Иван, принимая своеобразные извинения участкового.

Обыск Жук провёл, как учили, по всем правилам. Поставил подозреваемых на колени, руки за голову, щиколотки скрещены. Единственно что не связал руки и ноги захлестнув заодно кожаным шнурком шею. Всё-таки это не враги, а обычные советские граждане.

— Комар, Дергач, Лось, распределили цели, отошли на три шага, целимся в бедро, — распорядился Иван, не сомневаясь, что при необходимости уложит все троих задержанных и сам.

Внешние признаки указывали на то, что серьёзных рукопашников среди них нет. Да и не серьёзных тоже нет. Никто из задержанных не занимался систематически физкультурой, минимум двоим приходилось голодать в детстве, координация движений также оставляла желать лучшего. Но пусть его бойцы прочувствуют каково это — целится в живого человека.

— Учись, Чоботов, как обыск проводить нужно, — с легко читаемым сарказмом, сказал милиционер Дидула одному из своих помощников, долговязому парню в плохо сидящей на нём форме с пустыми петлицами.

Впрочем, сарказм мгновенно улетучился, когда Жук вытащил из сапога задержанного настоящую финку. Ехидная улыбочка на лице младшего лейтенанта милиции сменилась удовлетворённой. Ведь задержанный без ножа и задержанный с ножом это две большие разницы, даже если потом вдруг окажется что это перочинный ножик для нарезки колбасы.

Задержанный Николай Дзюмюк так наличие финки и объяснял. Хлеб, сало порезать, щепок для костра настрогать, погреться. Хоть и конец апреля, а температура чуть-чуть плюсовая. Да и от зверья какого или там одичавших собак отмахнуться при случае можно. В общем нож в походе инструмент необходимый.

Верить ему или нет в обязанности Дидулы не входило, поэтому участковый вступать с задержанным в дискуссию не стал, справедливо рассудив, что на месте разберутся, но в любом случае изъятое холодное оружие большой плюс к оценке его работы начальством.

— Петро, подь сюды, — Иван поманил одного из бойцов, — ты вроде в деревню отпрашивался.

— Дык, товаришу старший сержант, видпусти, будь добрий. У брательника старшого весилля в недилю. Видпусти на один денёк, будь ласка. Я ж зовсим поруч живу тут в мистечку. Я гостинцив принесу, — волнуясь перешёл на родную речь боец.

— Свадьба — это серьёзно, — Жук кивнул головой в сторону стоящего с правого края задержанного, — обыщи его. Найдёшь что, получишь не день, а двое суток увольнительной. И катись в своё местечко празднуй.

— Да я его… — Петро наткнувшись на взгляд Жука моментально заткнулся, чуть не подавившись языком.

Иван покачал головой, в который раз напоминая себе, что перед ним вчерашние хуторяне, считай, почти дети и с ними нужно помягче.

— Не перебивай меня больше.

— Вибачте, товаришу старший сержант.

— О господи, за что мне это наказание. Петро, учи язык, — Жук повернулся к остальным бойцам, — вас всех это тоже касается, учите язык. Не будет в бою у командира время вашу мову перелопачивать. Короче. Петро, сейчас спокойно без суеты его тщательно обыскиваешь. Спокойно я сказал. Без суеты и тщательно. Находишь и едешь гулять на свадьбу. И самое главное. Если на второй день выпьешь хоть сто грамм, знаешь, что будет?

— Знаю, — Петро покосился на своё отделение, копать окопы им всем уже обрыдло до поросячьего визга.

— Вот и не пей. И не стой чурбаном или до заморозков собираешься его обыскивать? Стой, оболтус! Винтовку давай сюда.

Если на учениях его бойцы уже более-менее постигли азы дисциплины и смысл приказа, то любая внештатная ситуация по-прежнему выбивала их из себя. Вот и сейчас, отчасти Иван давал красноармейцу Петру Михоленко повод получить увольнительную, а отчасти хотел понаблюдать за действиями остальных подчинённых.

Как он и предполагал процесс изъятия финки наихудшим образом сказалось на исполнении приказов. Комар без приказа бросился задержанного Дзюмюка неумело вязать, наматывая тому на кисти виток за витком, какой-то серой от пыли верёвки. По мнению Ивана выдернуть из получающегося безобразия руки при желании не составило бы никакого труда.

Дергач и Лось встали рядом, неосознанно опустив стволы винтовок в землю, и громким шепотом спорили насчёт «посадють» или «не посадють».

Милиционеры вели себя нисколько не лучше. Участковый вместе с помощниками подняли третьего задержанного и начали его в четыре ладони ощупывать и охлопывать. Заставили снять сапоги и задрать рукава уже изрядно поношенной, но ещё крепкой драповой шинели. Что хуже всего, при этом они почти заслонили мужика от Ивана.

Жуку ничего не оставалось, как использовать сложившуюся ситуацию для незаметного наблюдения за задержанными. Сместившись на пару метров, Иван смог худо-бедно следить за перемигиванием всех троих.

И его, если можно так выразится, «засада» оправдала себя на все сто. Когда Петро, нащупав в рукаве задержанного нож, заорал, как резанный, от радости, так или иначе отреагировали все.

— Курва! — второй задержанный попытался дёрнуться, но получил промеж лопаток прикладом от закончившего вязать Дзюмюка Комара и уткнулся лицом в землю.

— Твою мать! Добегался! — душа младшего лейтенанта Дидула не смогла сдержать ликование. Ведь один задержанный с ножом это хорошо, а два просто великолепно. А два — это уже «группой лиц по предварительному сговору». Это же практически банда! Нужно ли говорить, что задержана банда благодаря проницательности и высокому профессионализму товарища участкового уполномоченного?

А вот третий задержанный, с виду крестьянин лет тридцати, среднего роста с грубыми чертами лица практически не отреагировал, только лицо покривил, да неосознанно провёл левой ладонью по поле шинели чуть ниже кармана. Ну мало ли может рука вспотела. А может…

Через несколько минут суета немного улеглась, и Иван подошёл к участковому.

— С третьим что?

— Вроде чистый. Но жопой чую он с ними. Пущай в управе разбираются.

— Это и так ясно. Есть одна идейка. Разреши проверить, Василь Григорич?

— Действу, старшой. Я смотрю ты парень головастый.

Иван подошёл к так и стоящему без сапог третьему подозреваемому. Мужчина пытался наглостью скрыть страх, и от того отчаянно жестикулируя и поминая через слово «курва» доказывал милиционерам, что с остальными попутчиками он познакомился в дороге вот чуть ли не только что.

Безсопожный повернулся к Ивану лицом и вероятно что-то уловив во взгляде подошедшего военного на глазах сник, буквально прошептав напоследок своё «курва».

— Говорят у уоновцев на лопатке трезубец выжжен, показывай спину.

— Как желает пан командир, — мужчина начал суетно сдёргивать с себя одежду, одновременно пытаясь угодливо заглянуть Ивану в лицо.

За пару минут задержанному, не могущему скрыть своей радости и облегчения, всё же удалось снять с себя шинель, линялую кофту и задрать рубаху.

— Повернись спиной. Выше.

Совершенно не интересуясь открывшимися лопатками Жук демонстративно помял пальцами полу шинели задержанного перед глазами подошедшего участкового. Василий Григорьевич хмыкнул и тоже протянул руку пощупать ткань.

— Ааа! Пся кряев! Цидулю знайшли! — что есть мочи заорал второй задержанный.

Крик как спусковой крючок запустил сразу несколько событий. Безсопожный, с протяжным воем «ку-у-у» разматывая портянки ломанулся бежать. Задержанный Дзюмюк, второй раз получив прикладом по спине, снова приложился лицом о землю. Первый задержанный так же свалился на дорогу и стонал от, чуть не сломавшего ему ребро, тычка стволом винтовки. Что в общем-то не удивительно учитывая, что ткнул его с испугу красноармеец Башкиров по кличке Лось.

Но больше всех отличился Дергач недолго думая выпаливший в убегающего из винтовки, да так ловко, что беглец рухнул как подкошенный.

Пристрелить задержанного пусть и при попытке к бегству это конечно залёт. И Жуков и участковый понимали это совершенно ясно. Но отреагировали каждый в силу своей, если можно так выразиться, роли.

Жук подскочил к Дергачу, даже ещё сам не зная, как на его выстрел реагировать. То есть понятно, что наказать. Какого фига он вообще стрелял, да ещё на поражение. Ни куда дальше оцепления этот типчик без сапог бы не убежал. И в сапогах бы, впрочем, тоже не убежал. Но вот реакция начальства на этот выстрел будет во многом зависеть от того, что за бумага зашита в шинели. Вдруг там просто банкнота. Тогда и ему и Дергачу не поздоровится. Но зачем тогда второй кричал?

Хорошо в неведении Иван оставался очень недолго. Участковому хватило пары секунд оценить обстановку, и он без колебаний, вспоров ножом шинель, вытащил спрятанную там цидулю.

— Допрыгался, курва! — по тому, как радостно, с хищными нотками в голосе, закричал милиционер сразу стало ясно, у него в руках не банкнота.

— Смотри, старшой, какую мы зверюгу словили, — Василий Григорьевич потряс листком и сам же пояснил, — это Ананий Закоштуй, один из помощников Скопюка. А Иван Скопюк руководитель Волынской краевой экзекутивы ОУН[62]. Жаль убили только паскуду. Вот бы его поспрашать, наверняка и про теракт в селе Величье знал.

— Дядько Василь, так он же живой, вон глазами лупает — огорошил всех долговязый милиционер Чоботов.

— Да ты шо? А чего он брякнулся? Или от страха. А ну глянь не обгадился ли случаем, курва.

— Есть трохи, дядько Василь.

Вот так под дружный хохот удачно закончилась его первая «боевая» операция.

Хитрый участковый Дидула составляя рапорт расписал действие Ивана с самой лучшей стороны, конечно же, оставив себе скромную роль мозгового центра. А Жука благодаря такой славе стали и дальше привлекать к силовому обеспечению мероприятий проводимых сотрудниками внутренних дел.

Так что Иван в курсе того, как сильно, в разы, увеличилась активность различных банд в последнее время на территории Западной Украины. Это факт первый.

Факт второй. Это особо не афишируется, но приглашение отдохнуть на берегу Чёрного моря в комсомольско-пионерском лагере получили не только жители Львова. Насколько известно Ивану, в Крым и Краснодарский край уже уехали десятки если не сотни родственников (в основном жёны и дети) командиров и партийных деятелей, из многих приграничных областей Украины и Белоруссии.

Вроде бы ну пригласили и пригласили, что тут такого. Есть детский лагерь «Артек» в Крыму, но его конечно мало для всей нашей огромной страны, будет ещё «Юность» в районе города Сочи. Только вот мама Анны Фишман, как сообщили верные источники, дама довольно много о себе понимающая и держащая товарища Фишмана в ежовых рукавицах, по приезду устроила мужу грандиозный скандал. Их, видите ли, привезли в чистое поле и лагерь ещё только начал строиться. Жильё в палатках, удобства на улице, да ещё должность разнорабочей на стройке подходит для босяков с Привоза, а не для дражайшей Софьи Аароновны.

А вот папа Анны, обычно не повышающий на супругу голос, вместо того чтобы признать свою вину и постараться как-то её загладить назвал Софью Аароновну дурой. Софью Аароновну! Дурой! Говорят, бедная женщина после такого потрясения даже слегла на несколько дней в койку и до сих пор ещё не оправилась до конца.

Вот такой вот второй факт.

И третий факт — Командир считает, что война начнётся этим летом. А для Ивана мнение Командира поважнее будет чем даже, скажем, мнение командира корпуса генерала Власова. Вывод очевиден. В стране проходит скрытая эвакуация населения из приграничных западных областей.

Вот и выходит, что Анна Фишер вернулась во Львов очень и очень не вовремя. От границы город меньше чем в ста километрах, бомбить его с первых дней будут обязательно.

Прислушиваясь к себе, Жук вдруг с раздражением осознал, что опять думает об этой девчонке. Перед глазами сразу же встал образ Мэй в обнимочку с Белым, которая говорит ему: «Правильно, Ваня, не теряйся. Мы вот уже, видишь, затусили с твоим дружком». Жука прям передёрнуло от того, как живо он это представил.

Настроение старшего сержанта мгновенно испортилось и оторвавшись от воспоминаний Жук недобрым взглядом, не скрывая хищную улыбку, оглядел лежащих по обе стороны дороги бойцов. Как говорит мудрый Макей: «Дивчина может подвести красноармейца, а вот лопата — никогда».

Но судьба распорядилась иначе. Показавшаяся на горизонте точка сначала превратилась в мотоциклиста, а потом в адъютанта командира 32-й танковой дивизии лейтенанта Савченко. Проигнорировав командование батальона, Пётр Савченко лихо подкатил к стоящему чуть на особицу Жукову.

— Жук, тебя в штаб вызывают. Срочно.

«За мной» — ёкнуло в груди Ивана.

— Кто?

— Лётчики… странные. Ефим Григорьевич, сказал, пулей.

«Раз странные, точно за мной, — пересаживаясь с коня на мотоцикл, усмехнулся про себя старший сержант Жуков, понимая, что наступает новый период его жизни, — эх, Анютка, голубые глазки, увидимся ли ещё когда-нибудь?»

— Тогда чего стоим? Кого ждём? Погнали!