Чужая тень II

Глава 27 Путь в геомаги

— О-о! М-а-А!

— Тро-е без гре-ха!

— Тро-е на века!

Детский хор распевал каждую букву. Хористы, каждый возрастом лет по десять, были аккуратно подстрижены и как один одеты в бело-золотые рубахи длиной в пол с треугольным воротом, закрывающим горло.

— Хлеб принёс тот, кто лев,

— Труд создал тот, кто прав,

— Жизнь нам дал в центре кто.

— На троих один устав! На троих один наказ!

Свечи отражались от множества золотых, отполированных до блеска пластин-зеркал, яркими бликами освещавшими балкон этой глухой ночью.

Яз Рамилион стоял перед хором детей простолюдинов, переминаясь с ноги на ногу. Ему было холодно даже сквозь связанные мамой носки, но он и не представлял, насколько холодно всем остальным в хоре, тем, у кого нет даже этого. Не представлял и, если честно, не хотел даже об этом думать. Хормейстер отец Григо приподнял свой гладковыбритый подбородок вверх, будто плыл по льющейся музыке. Его морщинистое лицо потянулось вперёд. Он распростёр свои руки над ребятнёй и, словно желая прикоснутся к невидимой струне, вытянул указательный палец в сторону Яза.

— Он один, на века-на века! Он — един! — начал Яз.

— … триедин! — подхватил хор.

— Справедлив! Справедлив! И-и мир лишь с ним! — продолжал Яз.

— О-о-о-у… — хотел было продолжить хор.

— Отлично! На сегодня всё, — прервал святой отец. — Сегодня совершить по десять молитв и спать. Туники аккуратно повесить на плечики. Не дай Триединый завтра у кого-либо будут мятые…

Что будет, если прийти на службу, особенно в праздник, в мятой тунике, знали все: розги, стояние на горохе и девяносто девять молитв вслух Триединому и точно по нотам. Ошибёшься тональностью — начнёшь петь заново. И так пока не закончится день, а на завтра — снова розги и снова горох с пением.

Яз неспешно плёлся в свою отдельную, как и положено для детей знатных родов, келью. Парень давно смирился с певческой рутиной и в целом был достаточно послушным, потому за всю свою жизнь в школе-интернате при монастыре попадал на горох всего пару раз. Лишённый компании ровесников, он не имел шанса провиниться, в отличие от безродных, которые получали розги чуть ли не постоянно.

— Эй! — окликнули его сзади, когда Яз проходил общий коридор.

— Чего вам? — Яз остановился и полуобернулся к позвавшим.

Он искренне верил, что, как говорили родители, даже общаясь с простолюдинами, можно стать таким же никчемным, как и они. Кому-то Триединый дает руду, чтобы тот её добывал, кому-то — колосок, чтобы тот его растил, а кого-то Триединый ставит править. Именно это и означал младенец на руках центральной фигуры на всех-всех картинах, гравюрах и фресках.

Их было трое: Толстый Лиро и два брата, Базус и Разус. Эта троица постоянно что-то делала втайне даже от своих. Почему-то им всё сходило с рук, хотя Яз точно знал, что именно они виноваты как минимум в трети событий, за которые уже и так наказали, наверное, две дюжины других ребят. Наказание настигало всех, кроме этой тройки.

— Пойдём с нами! Мы идём в подвал ловить крыс, — пробасил Лиро, который не просто так носил кличку Толстый: он был упитан и на голову выше Яза, хотя еды получал ровно столько же, сколько все остальные.

— Отец Хорхе сказал всем спать перед завтрашнем днём, — возразил Яз.

— Я же говорил, что он струсит! — хмыкнул один из братьев, Базус, кажется. Яз их не различал: на двоих с братом у них были одни и те же веснушки, одни и те же рыжие волосы и одна и та же худоба.

— Ты прав, Баз, все высокородные ссыкуны! — улыбнулся Лиро и поднес к лицу фонарь. Жёлтый свет исказил гримасой теней его круглое лицо, так, что тени от контуров плавно сливались с его вьющимися чёрными волосами. — Ссы-кун!

Любые упоминания о розгах или горохе были бы восприняты как оправдания. Нужно было идти, чтобы сохранить лицо и гордость, но в юной голове Ящера всё-таки мелькнула толика здравого смысла.

— Я повешу тунику и спущусь, Сами не струсьте только! — буркнул он и направился в свою келью.

Там Яз аккуратно стянул с себя церемониальную одежду и повесил её на приготовленные специально для этого плечики. Ему хотелось побыстрее доказать этой троице, что он, Яз Рамилион, не «ссыкло».

Он спускался вниз, куда нельзя было ходить послушникам. Раньше, во времена смуты, там располагались пыточные, сейчас же мирно хранились запасы с зерном и соленьями и бочки с жертвенным вином.

Чтобы деревянные вкладки ступеней не скрипели под его весом, он обходил их по мраморным бортикам. В его душе ничего не трепетало ни от ночных теней, отбрасываемых через одну оставленными лампами, ни от того, что предстоит пойти туда, куда его зовут.

Троица из черни наверняка уже лежит в своих кроватях и посмеивается, как обдурили его, высокородного Яза из семьи Рамилион. Ну ничего, он спустится, дернет закрытую дверь и с этого момента начнет говорить в ответ на любую их издевку, что это не он, а они — ссыкло…

Троица ждала его у подвала, дверь в который обычно была заперта, но сейчас почему-то распахнута. Видимо, старший по складу, отец Сирикус, таская всякую всячину, просто забыл в суете предпраздничного дня Снисхождения Триединого запереть её на ключ.

— Я же говорил, что не струсит! — произнёс один из братьев.

— Это еще ничего не значит! — отмахнулся Толстый Лиро.

— Вы же знаете, что туда нельзя? — нахмурился Яз, вглядываясь в лестницу уходящую во тьму подвала.

— Только если ты ссыкун!

— Сам не зассы! — дерзко ответил Яз.

— Только после вас, ваше высокородие, — с гримасой отвесил корявенький то ли реверанс, то ли поклон Лиро, пропуская Яза к лестнице. — Я посвечу вам на ступеньки, чтобы вы не ушиблись!

Он поднял фонарь над головой, и лестница действительно стала видна как днём. Только Яз шагнул на неё, как сзади скрипнула, хлопнув, дверь и дважды щелкнул ключ в замочной скважине. Он очутился в полной темноте.

— Эй вы, дети грязных наседок! Выпустите меня! — завопил Яз, стукнув обеими ладонями по толстенной двери.

— Посиди там до утра, подумай над своими манерами, ваше великороджие! — произнёс Лиро. Троица закатилась смехом.

— Вас выпорют! — выкрикнул Яз.

Кажется, это подействовало.

— Слушай, Яз, — примиряюще донеслось из-за двери, — мы же просто шутим, а выпорют всех четверых, если поймают. Но мы тебя выпустим, если ты принесешь нам солонины.

— А сами чё? — спросил Яз.

— Мы туда уже сто раз ходили и не смогли решить, кто пойдет на этот раз. Принеси, а мы тебя больше задирать не будем и всем скажем, что ты не ссыкло. Заодно и мяса поедим все вчетвером. Договорились?

— Дебилы, дайте хоть фонарь!

— Да там недалеко. Спускаешься, и направо сразу стеллажи.

Всё это с самого начала попахивало какой-то аферой. Но если он достанет мяса или хотя бы сделает вид, что принес, то уроды откроют дверь. В голове у Яза сразу родился план, как он делает вид, что вернулся с добычей, и как только его выпускают, сразу дает Лиро в глаз и быстро бежит в свою келью. Назавтра все можно будет рассказать отцу-воспитателю, у которого он, Яз Рамилион, на хорошем счету благодаря своему происхождению.

Но для начала всё-таки нужно было сделать этот самый вид, и он на ощупь начал спускаться. Ступени были сточены временем и теперь больше походили на округлые камни на дне бурной реки. Казалось, Яз даже слышал журчащую воду и почувствовал её запах, однако после очередного шага его нога скользнула, и он рухнул, больно ударившись головой о камни.

Когда парень открыл глаза, боли не было. Он потёр затылок. Пальцы почувствовали что-то липкое. Яз попробовал осознать себя в пространстве. Определенно он сидел на ступенях, но камень не холодил, а наоборот, даже грел. Тут было темно настолько, что, казалось, сны могли не дожидаться своей очереди, а просто крутиться перед самым носом.

— Сколько времени я пролежал тут… Эй, кто-нибудь! Лиро, Базус, Разус? — позвал он, но услышал лишь эхо. — Тут так темно… Я не знаю, где искать солонину!

— А тут всегда темно… — задумчиво отозвался ему мрак низким приятным басом.

— Кто тут? — вздрогнул Яз и вскочил, тут же найдя спиной стену.

— Кого тут только нет… Теперь и ты есть…

— Кто ты?

— Но ведь не это главное, — пробасил голос. — Главное — кто ты? Кто ты есть, кем ты будешь и будешь ли?

— Кем я буду, одному Триединому известно, — выпалил парень заученную на уроках фразу.

— Нет, его тут точно нет. Так кто ты?

— Я — Яз Рамилион, певчий в хоре. А ты?

— А на кого похож? — прозвучало отовсюду, и парень увидел глаза — немигающие, жёлтые, огромные, словно блюдца, с плоским, будто рассеченным мечом зрачком.

Яз вжался в стену. Сердце норовило выпрыгнуть через гортань, дыхание сдавило, будто во время нырка в глубоководную реку. Перед лицом возникла чешуйчатая голова, которая могла принадлежать огромной змее или ящерице. Пасть открылась, и из неё пахнуло гнилью и земляной сыростью. Блеснули ровные ряды белых острых зубов. Казалось, пасть может в один миг проглотить его и не поперхнуться.

— А-а-а! — завопил парень. — Стой, не ешь меня!

— Почему? — заинтересовалась голова. Сейчас ее было видно даже во тьме, словно бы она сама излучала какой-то свет. Вот только это был не свет, а что-то иное.

— Потому что, как сказал тот, кто лев: «Пожри семя сегодня, и оно не прорастет завтра. Посей семя сегодня, и завтра оно даст вдесятеро больше!» — Заученные слова Триединого всплыли в памяти словно по чьему-то мановению.

— Ты не семя! Это я вижу ясно! — Из пасти показался острый язык и облизнул левый глаз существа.

— Это как посмотреть. — замотал головой паренёк.

— Ну тогда расскажи мне, как смотришь ты тут, в полной темноте.

— Отпусти меня, и я приведу сюда тех, кто сытней и упитанней меня, — без колебаний предложил будущий Ящер.

— Разве твой Триединый одобрил бы это? — хитро прищурились змеиные глаза.

— Не знаю, была ли у него возможность предложить вместо себя кого-либо.

— Тогда возьми мой зуб и клянись на нём! — произнесла тварь и открыла пасть. Прямо на языке лежал острый бронзовый, словно кинжал, клык.

Яз схватил его дрожащей рукой. Страх тут же будто бы куда-то исчез, а зуб отозвался в его ладонях теплотой и даже вибрацией.

— Чем ты хочешь, чтобы я поклялся? — уже смелее спросил он.

— Клянись сферой земли, что вместо тебя одного сюда каждый день будут приходить такие же, как ты, и их будет десять, как завещал твой Триединый.

— Клянусь сферой земли! — быстро выпалил парень и, немного помявшись, спросил: — А если один из них будет в три раза больше, он сойдёт за троих ну или хотя бы двоих?

— Тень за тень, искра за искру! Приводи и оглушай их тут каждый день, иначе я войду в твой мир и пожру тебя! — прошипело существо и растворилось в темноте, оставляя Яза с его первым артефактом.

***

Ящер потерял сознание. Я еле успел ухватить его за локти. С каждым шагом путь к вершине давался ему всё тяжелее. Дождь лил так, что не видно было ничего на расстоянии вытянутой руки.

Маг открыл свои усталые, залитые кровью жёлтые глаза и посмотрел на меня пристально, будто что-то вспоминая.

— Ты знаешь, пехотинец, а ведь я раньше пел в хоре Триединого, — зачем то произнес он.

— Да? А по голосу не скажешь, — покачал я головой и, убедившись, что он может стоять, отпустил локоть мага.

— Да-да, представляешь? Так началась моя культивация. Я выкупил свою жизнь у огромной бронзовой ящерицы в сфере земли.

— За сколько? — спросил я его, просто чтобы поддержать разговор.

— Равными платежами в течении десяти дней… — прохрипел маг. — Скажи, Райс, встречал ли ты тут, в Лозингаре, толстого культиватора по имени Лиро? У него еще был артефакт — трость с навершием в виде сжатой медвежьей лапы. Эта скотина чуть не скормила меня своему господину!

— Выберемся — поспрашиваю. Но, наверное, у тебя и без него множество врагов? — спросил я и вдруг догадался по несвязности последней фразы, что у Ящера начался бредовый жар. Я снова взял его под локоть. Не мог же я снова принести лекарю труп, совсем недавно пообещав обратное.