Весь второй этаж занимала библиотека. От пола до потолка высились полки, заставленные книгами: тонкими, толстыми, очень толстыми, разных размеров и цветов. Все их объединяло одно — потертые, выцветшие корешки. Ни одной новой. У единственного, зато громадного — во всю стену — окна стоял стол. На столе лежала единственная новая книга, открытая на середине. Даже от входа можно было увидеть, что эта книга еще не закончена.
— Ты пишешь книгу? — удивился Иван.
— Две. В условиях вечного сегодня это весьма непросто. Приходится каждый раз копировать на жесткий диск, чтобы не пропала при перезагрузке.
— Да что это за диск такой?
Горыныч молча раздвинул халат. На груди его на тонкой цепочке висел тщательно отполированный круг белого металла. Цепочка проходила через большое отверстие точно в его центре.
— Это моя память, — пояснил ящер, — сюда я копирую всю информацию, чтобы помнить после перезагрузки.
— Какой перезагрузки?
— Той самой, после которой снова наступает сегодня.
— Это когда новые сутки начинаются, что ли?
— По моим подсчетам где-то между без пяти шесть и шестью часами утра. В это время все спят. Я несколько раз пытался отследить момент, и знаешь, что? Я просто снова просыпался у себя в постели! С тобой ведь происходит то же самое?
Иван кивнул. Ему вспомнились все попытки не возвращаться к Соколу. И ведь действительно, он каждый раз просыпался в гостях у приглядывающего.
Юноша огляделся. Он шарил взглядом по полкам. И вот оно! Толстенный талмуд Якова Хилого «Знание = Сила»!
— У меня снова это, как его, ведаю ж!
— Дежавю, — поправил Горыныч, — ничего, привыкнешь.
— Да нет! Я словно дома очутился, в отцовской библиотеке…
— Так ты потомственный чародей! Занятно. Но все — потом, сейчас — дело. Пойдем в кабинет.
Ящер шагнул к неприметной дверце среди полок и поманил Ивана за собой.
— Устраивайся поудобнее, — указал он на грубый стул в углу, — разговор будет длинный.
Иван с сомнением посмотрел на предложенное место. Больше всего стул напоминал пыточное приспособление, виденное им однажды на картинке. Других картинок он тогда рассмотреть не успел — отец отобрал увлекательную книгу о пытках и запретил подходить даже к полке, на которой та стояла. Саму книгу и еще несколько, не менее интересных для молодых людей Иванова возраста, отец тогда унес к себе в кабинет и хорошенько спрятал.
— Так надо, — быстро понял сомнения юноши хозяин, — это только для того, чтобы ты не слишком шевелился, пока я составляю твою карту памяти и закрепляю ее. Собственно, пока я буду составлять, тебе не обязательно в него садиться. Надеюсь, до обеда управимся.
Иван покорно уселся. На удивление, стул, всем своим видом кричащий о неудобстве, оказался комфортным, с мягкими подушечками на сиденье, спинке и подлокотниках. Но широкие кожаные ремни все же заставляли поежиться.
Горыныч устроился за рабочим столом. Из ящика он достал большую таблицу из букв и цифр и поставил ее перед собой. Затем придвинул к себе стопку бумаг и чернильницу с пером:
— Сейчас я буду задавать вопросы. Много вопросов. Отвечай быстро, не задумываясь. Если колеблешься, говори «дальше». Понятно?
Иван сглотнул и кивнул.
— Начали. Имя? Дата рождения? Цвет? Вкус? Имена родителей? Время суток? День недели? Имя девушки?
До последнего вопроса Иван исправно давал ответы. Но на имени девушки споткнулся. Горыныч, сверявшийся с таблицей и записывающий на листке какие-то цифры, строго глянул на юношу.
— Дальше, — неуверенно выдавил тот.
Ящер быстро поставил ноль и продолжил:
— Животное? Растение? Погода?…
Вопросов было очень много. Все они звучали коротко и требовали столь же коротких ответов. Вскоре Иван перестал различать слова — что Горыныча, что свои. Звуки постепенно превратились в монотонный гул. Картинка перед глазами начала расплываться, контуры предметов затуманились. Все перед взором превращалось в разноцветные пятна. А Горыныч все бубнил и бубнил что-то. И Иван бубнил что-то в ответ. Кажется, он все чаще повторял «дальше», пока это слово не стало единственным ответом.
Сколько продолжался этот странный диалог, юноша сказать не мог. Краешком сознания он пытался уцепиться за реальность, но соскальзывал и все глубже погружался в странное состояние. В конце концов, он плюнул и перестал сопротивляться. И тут же из прекрасного водоворота, казалось окончательно поглотившего Ивана, вырвал вопрос. Четкий и понятный.
— Число?
— Девяноста два!
Повисла тишина. Иван обалдело моргал, приходя в себя.
— Девяноста два? — медленно переспросил Горыныч.
— Да-а. Что со мной было?
— Ты был в трансе. Это единственный способ достичь идеальной точности.
— Точности чего?
— Твоего числа, — ящер посмотрел в окно, — на удивление скоро! Тебя раньше гипнотизировали?
— Чего? — Иван все еще приходил в себя.
— Понятно. Я был первым. Скоро пройдет. Лучший способ быстро восстановиться — перекусить. Да и время, можно сказать, обеденное. Пойдем, поедим!