В тупике царили тишина, спокойствие и таинственный полумрак. Странно, подумалось Ивану, полдень — а здесь полумрак. Причем таинственный. Да и вообще, с чего бы это полумраку сразу необходимо становиться таинственным? Так, приятная затененность, легкая прохлада в разгар дня. Хорошо, наверное, живется антиобщественному элементу!
Иван помедлил у ограды. Он всматривался в зашторенные окна, надеясь обнаружить хозяина особняка выглядывающим из-за занавесок. Но никто не спешил наблюдать за непрошенным гостем. Раз так, Иван решительно распахнул калитку и ступил на двор. На каждом шагу ожидая пристального взгляда, а то и гневного окрика, юноша осторожно приблизился к парадному входу.
Никто так и не выглянул. Иван потоптался у высоких дверей. Ни ручки, ни колотушки. Даже замочной скважины — и той нет! На всякий случай он приложил к двери ухо, надеясь расслышать по ту сторону шаги хозяина. Шаги действительно послышались. Более того — Иван расслышал довольно молодой голос:
— Дерни за веревочку — дверь и откроется.
Юноша отпрянул от двери. Какая еще веревочка?! Что за шутки! Разве так впускают в дом подозрительных прохожих с длинными малярными кистями и ведрами побелки! По мнению Ивана, таких надо гнать подальше: не место таким гостям в приличном доме.
Но его никто не гнал. А веревочка-то — вот она, висит незаметная в уголочке, так и просит, чтобы за нее подергали. Даже табличка рядом висит: «ПРАШУ ПАДЕРГАТЬ, ЭСЛИ НЕ АТКРЫВАЮТ». Иван дернул. Дверь бесшумно отворилась. Вопреки ожиданиям, за дверью никого не оказалось. Юноша в нерешительности замялся, но тот же голос, только уже не через створку двери, подбодрил:
— Нечего стоять на пороге, коли приглашают. Заходи и дверь за собой прикрой! Не стоит привлекать лишнее внимание. Ведро не забудь!
Иван смущенно подхватил емкость и прошмыгнул в помещение. Не глядя на дверь, он шепотом велел ей:
— Закройся!
К его удивлению, дверь повиновалась. Хозяин на такое самоуправство не отреагировал никак, но молчание его показалось Ивану укоризненным.
— Извините! — сконфуженно проговорил юноша.
— Не извиняйся. Грех не пользоваться врожденным умением. Хотя, разумеется, в гостях следует вести себя поделикатнее. Проходи, устраивайся в гостиной. Я скоро выйду. Да поставь ты уже свое ведро!
Почудилось или действительно в голосе прозвучал смешок? Юноша повиновался. Ведро заняло место у двери, посох он оставить не решился. Лишь вернул ему первоначальный облик. Прежде, чем двинуться на поиски гостиной, Иван огляделся. Просторное помещение украшали две странных статуи, отливающие зеленью, высокая ваза без цветов и красочные гобелены слева и справа. На одном витязь попирал копьем крылатого змея, с другого смотрела юная дева. Босая, в цветастом сарафане, она скорчилась печальная на камне на берегу темного лесного озера. Из комнаты вели две двери и лестница на второй этаж.
— Налево, — подсказали сверху, — чай, печенье, пряники, вообще все, что пожелаешь! Просто попроси накрыть на стол — скатерка у меня расторопная.
При упоминании об угощении, Иван вдруг вспомнил, что еще не завтракал. И устремился в указанном направлении. За левой дверью обнаружились стол, пара кресел, уже своим видом манящих поудобнее в них развалиться, и окно во всю стену. Стол покрывала искусно вышитая скатерть. Больше ничего.
Иван занял одно из кресел и обратился к скатерти:
— Извините, мне бы…
— Только рыба! — раздался тоненький голосок.
— Как? И здесь тоже?! Но почему?
— Четверг. Не ясно что ли? Ну, чего уставился? Будешь чего, аль глазки строить станем?
— А что есть-то?
— Портвейн, плодово-ягодное, «Солнцедар», «Кавказ», «Акстаба»…
— Ну, нет! Этого мне не надо, — половину слов Иван не понял, но уточнять не рискнул. — А поесть что есть?
— Уха, карась жареный, гарнир рис. Компот еще есть. Из сухофруктов.
— Ну, ладно, давайте, — удрученно согласился юноша. Он уже потихоньку стал привыкать к четверговому рыбному меню.
Перед ним материализовался уже знакомый поднос с большой миской ухи и укоризненно смотрящим жареным глазом карасем на тарелке с рисом. Окончательно смирившись, Иван потянулся было за ложкой. И тут по столу кто-то стукнул кулаком:
— Что ты себе позволяешь?!
— А что это я себе позволяю? — недовольно пискнул голосок.
— Ты как гостей потчуешь?! — еще один удар кулаком.
— Батюшки, не признала, — испуганно затараторил тоненький голосок, — сейчас-сейчас, все будет. Одну минуточку. Чего изволите?
— Давай быстренько. Все, что нужно там, фирменное: посуду, самовар, все, что положено.
— Да не извольте беспокоиться, сейчас все будет, — голосок в один миг стал вежливым и подобострастно-медовым.
Рыбные блюда мгновенно исчезли. Вместо них появились друг за другом пузатый самовар, заварочный чайник, чашки на блюдцах тонкого фарфора и множество тарелочек, блюдец, пиалок, мисочек с пирогами, пряниками, печеньями, ватрушками, кексами, вареньями, медом — всего и не перечислить! Иван от такого обилия раскрыл в удивлении рот. Он уже и не чаял когда-нибудь отведать здесь что-либо, кроме рыбы.
— Угощайся! — пригласил голос из-за спины. — Я скоро вернусь.
Насытившись, Иван откинулся на спинку кресла:
— Спасибо!
— Спасибо на хлеб не намажешь! — недовольно пискнула скатерть, — на серебряный наел, понимаешь…
— Цыц! — оборвал уже знакомый голос. Иван обернулся и оцепенел. Он ожидал увидеть кого угодно, но хозяин превзошел все самые страшные опасения Ивана. К слову сказать, самым страшным для юноши сейчас казалось встретить отца, смотрящего на него с укором. В дверях стоял не отец. И не страшный злой волшебник, каким пугают маленьких детей, а повзрослевшим подробно разъясняют, почему именно стоит бояться. Это был вообще не человек!
Больше всего хозяин напоминал ящерицу ростом с сажень, вставшую на задние лапы, обувшуюся в тапочки с кроличьими ушками и накинувшую для приличия пушистый домашний халат.
— Добро пожаловать! — сказала ящерица и стрельнула раздвоенным языком, — извини, никак не отделаюсь от этой дурной привычки.
— З-д-р-ав-ствуй-те! — выдавил Иван.
— Я тебя напугал? Прости еще раз. Ко мне очень давно никто не заходил. Так будет лучше? — он пробормотал что-то себе под нос и щелкнул пальцами. На мгновение его очертания расплылись — и вот перед Иваном стоит молодой человек в тех же кроличьих тапочках и халате. Юноша моргнул.
— Ото-мри! — хозяин хлопнул в ладоши. Иван потряс головой, приходя в себя.
— Мне почудилось… — начал было он, — да нет, не может быть!
— Увы, может, — печально кивнул преобразившийся ящер. — Если хочешь, я могу некоторое время оставаться в привычном для тебя облике. Но это требует концентрации. Поэтому к серьезной беседе мы перейдем, когда ты привыкнешь воспринимать меня таким, какой я есть. Теперь давай знакомиться, — он плюхнулся в кресло напротив, — как тебя зовут?
— Иван.
— Просто Иван и все?
— Просто Иван. А как надо?
— Ну, не знаю… Иван-царевич, например, или Иван-дурак. На худой конец, Иван — чей-нибудь сын. Ладно, Иван так Иван. А я Горыныч.
— Просто Горыныч? — на сей раз удивился Иван, — но ведь это не имя. Это так по батюшке обычно величают.
— По батюшке и есть. Не успел батюшка мне имени дать. Бежать ему пришлось…
— Выходит, ты сирота?
— Выходит, — печально вздохнул Горыныч.
— И давно ты здесь?
— С самого рождения, — пожал плечами хозяин.
— И всегда здесь четверг?
— Так вот ты о чем! Я уже давно привык к этому. И ты скоро привыкнешь.
— Я не хочу привыкать!
— Придется. Тут по-другому не бывает. Если только… сколько дней ты уже здесь? — встрепенулся Горыныч.
— Четыре или пять, — неуверенно ответил Иван, — я уже сбился.
— Бумагу, перо и чернила! — приказал хозяин.
Требуемое мгновенно возникло перед юношей.
— Записывай! — велел Горыныч, — записывай все, что помнишь! Максимум подробностей!
Иван не посмел ослушаться.