Яркий Миг

Глава 36. Единственный Путь

«Парящая Лиссандра» уплыла. Снялась с якоря в тот же день, как я убил Теодора Стрикса. Я не знал, что делать, вышел на причал в надежде привлечь к себе внимание. В конце концов, корабль был единственным способом выбраться с острова. Однако с «Лиссандры» не спустилась ни одна шлюпка. На корабле расправили парус, затопили котлы, и несмотря на страшную непогоду, подняли якорь. Я так и стоял там под дождем, глядя, как исчезала в серой пелене дождя моя последняя надежда на спасение с этого пустынного куска камня. Возможно, такой приказ им отдал сам Теодор – если выйду к берегу я, а не он, послать все к черту и уплыть. А может быть, они сами приняли такое решение, здраво рассудив, что коль я вышел, а Теодор – нет, следовательно, он мертв; нет и Вилорда, и связываться со мной больше никто не хочет. Куда логичнее, чем убивать меня, было бросить на необитаемом острове, давая подохнуть самому от голода или раньше, пустив себе пулю в лоб.

Уставший, замерзший, мокрый и злой, еле ступая от боли в боку, я вернулся в дом, где было хотя бы тепло и имелась еда. До ночи я старался поддерживать огонь и изучил все, что досталось теперь в мои владения. В доме оказалось достаточно еды, чтобы один человек мог прожить здесь дней пятнадцать, может, даже двадцать. У Вилорда я так же обнаружил запасы вина и шампанского, и не видя никаких причин оставаться трезвым, я откупорил одну бутылку, устроив нам с Ярким маленькое празднование победы.

Расположились мы на первом этаже, так как в покоях Вилорда Стрикс теперь, из-за разбитого окна и дыры в потолке, оставленной Теодором, стало не слишком комфортно. Мне там и так-то никогда не нравилось. И потому я спустил вниз несколько теплых одеял, подушки, и устроил себе ложе, достойное королей.

К ночи погода совсем разошлась, на море начался шторм, а дождь, заливающийся на второй этаж, стал сквозь пол капать и на первый, где мне пришлось поставить ведро. Яркий заснул практически сразу, и я тоже уже клевал носом, сидя в уголке, обложившись едой, спиртным и оружием, когда ко мне явилась Тесса.

– Тебе больно? – спросила она, опустившись на пол рядом.

– Заживет – пробормотал я.

Некоторое время мы сидели молча.

– Ты, действительно... она? – спросил я, борясь с отяжелевшими веками.

– Я не знаю. Я помню все, что помнила она, чувствую все, что чувствовала она, но она ли я? Может, изначально я была ее частью, а потом, когда... после ее смерти, я перестала быть ею.

– Или, может, ты никогда ею не была.

– Тебе приятнее думать так?

– Прости...

– За что?

– Я не хотел обидеть тебя. Я просто боюсь.

– Меня?

– Того, что ты можешь быть ею. Того, что ты действительно та самая Тесса, ведь тогда, все что я...

– Оставь это, Клиф, прошу. Не мучая себя. Не мучая меня. Пусть мы и не знаем моей природы, но точно понимаем, что я не должна быть тут, не должна вмешиваться в твою жизнь. Большая часть того, кем была Тесса, уже ушла. Отправилась дальше, стала чем-то... другим.

Я посмотрел на Яркого, свернувшегося калачиком на одной из подушек, вспомнив слова Леонарда Марбэта о том, что все, что мы любим с нами остается, возвращается к нам, но возможно, не в той форме, в какой мы привыкли это видеть. Теперь я задумался:

«А сказал бы он так, зная, что вместе со мной бродит призрак его дочери? Как бы он отнесся к подобному?»

Церковь Властителя Циклов отрицает существование духов и призраков, и подобное существо любым адептом веры должно быть расценено как тварь из иных пространств, но никак не пережившая смерть физической оболочки душа умершего человека. С другой стороны, старший клирик Леонард Марбэт был еще и отцом, и сложно сказать, какая сторона победила бы в нем: та, что отрицает призраков, или та, что хочет увидеть дочь еще хоть раз.

– Почему ты не сказала мне об этом? Почему не сказала, кто ты?

– Мне показалось, – Тесса ненадолго задумалась, – что так будет правильно по отношению к тебе. Долгое время, Клиф, ты был лишь моим сном. Все было сном, и никакого бодрствования не существовало вовсе. Таково оно, существование в Астральном мире – сон, который никогда не заканчивается, и ты даже не осознаешь, что может быть что-то другое. Но потом вдруг он стал четче, ты заговорил со мной, будто позвал, и я пришла. И с тех пор мои сны стали последовательны, я начала осознавать себя, и задумываться над своей природой. А ты все шел дальше, спасал Яркого, бежал из Мистрейда, путешествовал с табором, ты жил. И я поняла, что кем бы ни была, я больше не являюсь частью твоей жизни. Я нечто иное, и ты даже не воспринимаешь меня всерьез. Каждый раз, когда ты звал меня, ты просто хотел поговорить с кем-то, хотел получить ответ, и я стала этим кем-то, твоим внутренним голосом. А потом...

– Появилась Ника, – закончил я за нее.

– Да, но Клиф, я тебя не виню. Так и должно быть, это жизнь, естественный порядок вещей.

– Я устал, – пробормотал я, чувствуя невыразимый стыд, внутреннюю боль столь сильную, что боль в боку стала лишь простым покалыванием.

– Конечно. У вас был очень трудный день.

Я положил голову на подушку и отвернулся от призрака.

– Спасибо тебе, Клиф, – проговорила она.

– За что?

– За то, что спас меня из лап того чудовища.

– А разве я мог иначе?

– Не знаю.

– И тебе спасибо, – вымолвил я, спустя пару минут, даже не уверенный, что Тесса все еще рядом. Но она была рядом.

– За что?

– Ты спасла нас с Ярким, там, в воде. Это же была ты, да? Кто же еще это мог быть? Ты направила нас в правильном направлении. Без тебя мы бы погибли там.

– Я сделала то немногое, что могла.

– Спасибо.

– Засыпай, Клиф. Засыпай.

– Ты будешь здесь, когда я проснусь?

– Я буду рядом.

Я проснулся на рассвете. Шторм прекратился, дождь кончился, но в камине погас огонь, и в доме стало очень холодно и сыро. Первым делом я разжег его, стараясь не думать о своем вчерашнем разговоре с Тессой. В доме ее не было, но теперь я знал, что она всегда где-то рядом со мной, и что скоро нам предстоит с ней поговорить снова.

После завтрака мы с Ярким вышли на прогулку. Возле дома лежал распухший труп Теодора Стрикса, оттащить который вчера у меня сил не было. Я обыскал его, и обнаружил две занимательные вещицы. Первая была мне хорошо знакома – кулон Ники Томас, который должен был предсказывать верный путь к желаемой цели. Именно благодаря ему мы и попали на этот чертов остров. Однако теперь я уже не был так однозначно негативно настроен к этой вещице.

«Яркий свободен, он со мной – разве не этого я просил? Возможно, иного пути к данной цели попросту не было?» – размышлял я, вертя камень в пальцах. – «Теодор в любом случае наступал бы нам на пятки, а учитывая нашу важность для Вилорда Стрикса, он бы не отступил, пока не разыскал бы нас даже на краю света. И не смогли бы мы спрятаться ни в Леонии, ни в Океании, ни где бы то ни было еще. Так что, вероятно, этот камень просто предупредил неизбежное, направив нас на встречу с Теодором».

Вторым предметом, меня заинтересовавшим, стал кинжал. Его лезвие было сделано из внешне похожего на обсидиан материала, внутри которого просвечивали изумрудные прожилки. То был артефакт, и так как я не нашел никаких других, решил, что именно он-то и предсказывал Теодору об угрозе.

Обе вещицы я оставил себе, но больше ничего у трупа не забрал. Оттащил его к пирсу, и сбросил в воду.

«Парящая Лиссандра» не вернулась – я того и не ждал. Однако, я посидел немного, свесив с пирса ноги и глядя в море, словно рассчитывая увидеть там спасительный силуэт судна. Но горизонт был чист. Скоро я поднялся и побрел прочь.

После полудня мы с Ярким направились к машине. Путь дался мне нелегко, бок очень сильно разболелся, и пришлось дважды делать продолжительные привалы, и все же мы забрались на скалу.

Маяк оказался на месте. Я заглянул в шлюз и обнаружил там свою одежду. Наконец-то я смог переоблачиться в вещи, которые мне были в пору, и главное, надеть ботинки. В самой машине оказалось пусто, дыра в полу была закрыта, и никаких следов Вилорда или Мудреца. Я впервые заглянул в командную рубку. На первый взгляд аппаратура была цела, ничего не сгорело и не оплавилось, вот только что мне это давало?

Мы вернулись в дом, когда уже почти стемнело. Я очень устал, и все же, после ужина, нашел в себе силы заделать дверь, ведущую в пещеру Мудреца. Царящая там чернота нервировала меня и раздражала. Я без труда нашел в доме инструменты и несколько досок, оставленных здесь на случай необходимости ремонта. Ими я и восполь-зовался, чтобы забить дверь. Яркий активно помогал, подносил гвозди и доски. Я обратил внимание, что его поведение за этот день изменилось. Он стал спокойнее ходить по дому, при том, что прежде и шагу от меня не делал, а на пляже и вовсе несколько раз терялся из виду. И возвращался с ракушками в лапах и разными камешками. Это, определено, значило, что он больше не чувствовал здесь никакой опасности, а значит, нечего было бояться и мне. Однако, я все равно заделал чертову дверь, просто так, чтобы не бесила.

– Что собираешься делать? – спросила Тесса, вернувшаяся практически в то же время, что и вчера.

– Не знаю. Может, напьюсь? – я помахал в воздухе бутылкой вина.

– Думаешь, это хорошее решение?

– А разве есть какое-то еще?

– Я не знаю. Но тебе есть у кого спросить.

– Надеюсь, ты не про артефакт?

– Про него, – кивнула Тесса.

– Хреновая идея.

– Почему?

– Просто хреновая и все.

– Ну ты же не ждешь, что кто-нибудь заплывет сюда случайно?

Я промолчал. Мне не хотелось пользоваться артефактом, не потому что меня страшил ответ, а потому что я боялся, что он вообще ничего не ответит. И это будет означать только одно – нам с Ярким не суждено выбраться с этого острова, нет никакого способа спастись.

И все же на следующее утро, за завтраком, я обратился к камню.

– Как нам с Ярким выбраться с этого острова живыми и невредимыми? – постарался сформулировать как можно четче свой вопрос я.

И ответ был. Странный. Он пришел ко мне в голову так же, как и первый раз, только теперь в моем мозгу возник образ машины-маяка, стоящей на скале. И это все. Больше никаких разъяснений.

– Вот черт, – только и сказал я.

Однако к машине мы все же поднялись снова и осмотрели ее еще раз. Не похоже, чтобы она умела плавать или летать.

«Так что же, черт возьми, камень имел в виду?» – спрашивал я себя.

После нескольких часов раздумий, сидя возле машины и жуя заготовленные с утра бутерброды, я пришел к одному единственному варианту, который меня страшно пугал. Не верилось, что камень может предложить нечто подобное. Казалось, что соорудить плот из растущих на острове сосен, и поплыть в море, при том, что я ни черта не понимаю ни в плотах, ни в морской навигации, было бы разумнее, чем воплотить в жизнь идею, пришедшую мне в голову. И все же, раз за разом, я возвращался в своих мыслях именно к этому решению задачи.

«Хаос. Через него мастера могут путешествовать по всему Адверсу. Я не умею взаимодействовать с Хаосом, но и с миром протекторов я взаимодействовать не умел. Мудрец дал мне воспоминания о своем мире, машина усилила энергию Яркого и дверь в иной мир открылась. Открыть ее в Хаос должно быть даже проще, ведь не нужно срывать никакую печать. Воспоминания о путешествии по Хаосу у меня имеются, при том достаточно свежие. Машины так же выглядит целой».

«Вот только работать-то с ней ты не умеешь!» – осаживал тут же себя я, словно диалог вели два разных человека, и пока один, неугомонный энтузиаст, пытался уцепиться за самую мнимую надежду, второй, убежденный реалист, находил все новые и новые доводы того, что идея безумна. – «Даже если сможешь запустить машину, даже если откроешь врата в Хаос, дальше-то что? Для путешествия по Хаосу нужен проводник, это тебе не кукурузное поле. Один неверный шаг, и все, пиши пропало. А ты даже отдаленно себе не можешь представить, как по Хаосу прокладывать маршруты. Нет, это сумасшествие! Чистое самоубийство! Да куда проще будет кинуться в воду и поплыть!».

«Однако же камень Ники указал мне именно на машину», – настаивал первый. – «Ни плот, ни ожидание другого корабля, а именно маяк может вытащить меня с острова. А ему мне удается найти всего одно применение».

Я размышлял об этом весь день и пол ночи, успев тысячу раз окрестить свою затею, засевшую занозой в мозгу, безумной и самоубийственной. Я даже снова задал вопрос камню, но его ответ не изменился.

На утро третьего дня моего одинокого существования на острове, я снова поднялся к машине и внимательно осмотрел приборные панели в рубке.

– Да я, мать вашу, даже приблизительно не понимаю, как все это заставить работать! – воскликнул я.

Спустя минуту Яркий подошел ко мне, неся в лапах какую-то тетрадь. В ней оказались записи о машине.

– Черт возьми, – рассмеялся я, потрепав зверька по голове. – Где ты это взял?

Яркий глянул на неприметный шкафчик возле входной двери, о котором я, изучая все эти приборы, даже и не подумал.

– Неужели ты думаешь, что у нас что-то получится? – спросил я у зверька.

Он склонил голову набок.

– Ты что-нибудь смыслишь во всем этом? – я обвел руками комнату. – Вот и я тоже нет. А в Хаосе ты что-нибудь смыслишь?

Яркий фыркнул и склонил голову на другой бок.

– Если мы с тобой не взорвемся, попытавшись запустить эту машину, что само по себе уже будет чудом, то уж точно заблудимся в Хаосе, и останемся там навечно, ты себе это можешь представить?

Яркий только зевнул в ответ и, потеряв к моим речам всякий интерес, направился изучать помещение дальше.

– Отлично поговорили, – кинул я ему вслед, сел на кресло и открыл тетрадь.

Сказать, что все написанное было мне непонятно – значит, не сказать ничего. Какие-то формулы, чертежи и термины, которые мне казались абсолютной тарабарщиной. Голова начала болеть уже спустя полчаса усердных попыток понять хоть что-то. И все же я продолжил разбираться. Спустился с это тетрадью в дом и просидел до позднего вечера у камина, вникая в совершенно непонятную мне науку.

Кое-какого результата я все же добился. Смог хотя бы отделить то, что мне было нужно, от того, что мне не требовалось. Большая часть текста была уделена настройке машины и ее калибровке под Зеркало миров, чем, собственно, Вилорд Стрикс уже занимался. Теперь маяк работал, настроенный под нас с Ярким, этот факт мы уже проверили, отправив Мудреца домой. Мне же теперь нужно было только понять, как вновь запустить механизм, привести его в действие и стабилизироваться; и в итоге я отыскал нужные страницы.

Да, все получилось не сразу. Я был очень осторожен, ведь повреди мы что-то, уже едва ли смогли бы починить, и тогда все – прощай наш единственный шанс. Я провел еще два дня, постигая теорию и лишь изучая все кнопки и вентили в маяке. Затем, наконец, решился запустить механизм. Залил топлива в генератор – его, к слову, осталось совсем немного, и включил. Вроде бы все прошло успешно. Машина загудела, зашумела. Я стабилизировал подачу энергии на кабину, и некоторое время дал маяку поработать вхолостую. Затем выключил. Предпринимать попытки к собственному перемещению я был еще не готов.

К вечеру я спустился в дом. Мы устроили с Ярким последний ужин. Тесса появилась тоже. Надо сказать, что все те дни на острове, хоть мы с ней почти и не общались, она все время была где-то рядом. Я видел ее силуэт, прогуливающийся по берегу, находил ее, выходя из маяка, стоящей на самом краю обрыва и глядящей вдаль. Он не пыталась заговорить, не говорил и я, но в тот, последний наш день на острове, я решился на разговор. Я много думал о ней и много думал о Нике. Прежде у меня не было особенно много времени, чтобы подумать о златоглазой журналистке, но теперь его у меня стало хоть отбавляй, и я думал. Не то, чтобы надумал что-то конкретное, скорее, просто расставил всё по полочкам, разобрался в самом себе. И пришел к выводу, что если выберусь оттуда, если вернуть когда-нибудь домой, то хотел бы снова увидеться с ней, обнять, хотел бы попробовать... не знаю... дать шанс себе и ей на какое-то будущее. Но только после того, как разберусь с призраками прошлого. С одним призраком.

– Завтра мы уйдем отсюда, – сказал я Тессе вечером.

– Решился?

– Нет смысла больше тянуть. Я узнал всё, что нужно, чтобы запустить маяк.

– Я верю, что у вас всё получится.

– У нас, – поправил я её. – Ты же отправишься с нами, я прав?

– Даже если бы я и хотела, Клифф, я не смогла бы от тебя отвязаться. Я пойду туда же, куда и ты.

– Так значит, у НАС всё должно получиться. У нас троих.

– Это означает, что ты больше не станешь игнорировать мое присутствие и списывать все на богатое воображение?

– Не стану. Ты есть, ты существуешь, теперь я точно это знаю. Вот только не знаю, что нам с этим делать.

– Я понимаю, – кивнула Тесса, опустив глаза.

– Так ведь не может продолжаться вечно? – продолжил развивать эту неприятную для нас обоих тему я.

– Поверь мне, Клиф, я последняя, кто хочет, чтобы это продолжалось. Я существую, тут ты прав, но я не живу. Я не чувствую тепла или холода, не устаю, не испытываю жажды и голода, у меня нет никаких желаний вовсе. Я даже не могу написать новую песню. Музыка ушла из меня, ушло все, что было Тессой. Той Тессой, которую ты помнишь. Я чувствую только любовь, которая нас связывает. Любовь, которая рождает боль, ведь мы больше не можем быть вместе. Да и как можно быть вместе с пустым чувством, не имеющим за собой никакой личности? Я именно тем я и являюсь, просто чувством. Я призрак, Клиф, но призрак не твоей усопшей супруги. Она была яркой, талантливой, веселой, доброй, у нее было столько качеств, которых нет у меня. Я призрак вашей любви, ее олицетворение. Эта любовь была столь сильной, что породила на свет меня. За последние дни у меня было достаточно времени, чтобы это понять. И теперь я хочу только одного – исчезнуть. Страха во мне нет тоже, так что смерти я не боюсь. Я жажду покоя. Хочу отпустить тебя, и чтобы ты отпустил меня. Мое существование не должно отравлять все те светлые воспоминания, которые у тебя о ней остались.

– Но я не знаю, как тебя отпустить.

– Не знаю и я.

– Значит, найдем способ вместе. Обещаю, что мы его найдем. Если мы выберемся отсюда, если вернемся в цивилизованный мир, отыщем того, кто все это сможет прекратить. Кто-то же должен знать, как это сделать, кто-то сумеет нам помочь.

– Уверена, что это так.

Я грустно улыбнулся и опустил глаза.

«Ведь мы же говорим об убийстве», – подумал я. – «Властитель всемогущий, мы ведь говорим о том, чтобы убить ее, кем бы там она не являлась!»

Тесса подошла ко мне, опустилась на колени, заглянула в глаза, словно поняв, о чем я думаю.

– Не скорби больше, Клиффорд Марбэт. Хватит скорбеть. Пусть вся твоя скорбь останется здесь, на этом острове. Твоя Тесса ушла, и ты уже ее оплакал, ты попрощался с ней, ты помнишь? Там, в келье под крышей, ты попрощался с ней и нашел в себе силы жить дальше. Я чувствую, как в тебе теплится новое чувство, которому можно дать шанс. Теперь ты не одинок, твой путь ведет в неизвестность, и ты не боишься шагнуть туда. Но не нужно брать с собою скорбь. А тем более, скорбь по мне. Оставь ее здесь, а в сердце сохрани лишь радостные воспоминания о том времени, которое вы провели вместе. И без меня Тесса никогда не покинет твою жизнь. Она – часть тебя, она живет в твоей памяти, она останется там навсегда, и может, однажды вы встретитесь вновь. Или уже встретились. Не скорби обо мне, я не она. Но пусть я послужу тебе напоминанием о том, как сильно вы любили, что где-то там, в иной Вселенной, ваша любовь породила призрака.

По моей щеке прокатилась теплая слеза. Я ничего ей не ответил, я не смог. Писатель, а слов не нашел, и просто смотрел в ее изумрудные глаза. Долго, будто бы целую вечность.

– Не каждому судьба дает шанс взглянуть еще раз в глаза тем, кого мы потеряли, – проговорил я наконец. – Спасибо тебе за это. Несмотря ни на что – спасибо.

Мы с ней не говорили больше, но Тесса осталась со мной до глубокой ночи, пока я не заснул.

Наутро мы поднялись с Ярким на скалу, к маяку. То было особенно холодное утро. Белесый густой туман повис над островом, и я не видел горизонта.

Запустив машину и убедившись, что она работает стабильно, я пошел в кабину. С собой я ничего не смог бы унести, ни револьверов, ни еды, ни одежды. А потому оставил все это в шлюзе, забрав в кабину только два артефакта – кулон и кинжал. Что я точно знал о прото-артефактах, так это то, что их крайне сложно уничтожить.

«Быть может, и сейчас их удастся сохранить?» – понадеялся я. – «Такие вещицы мне бы пригодились в будущем».

Закрыв шлюз, я прошел в центр комнаты и, сосредоточившись, пустил импульс света. В считанные секунды нас охватило белое сияние. Началась пляска света. Я закрыл глаза и постарался с точностью до самых мельчайших подробностей вспомнить: какого это было – путешествовать через Хаос. Я вспомнил свои ощущения, когда Джанко накрыл меня пеленой Хаоса, скрывая от глаз Теодора Стрикса; вспомнил, как молодой Артур вел нас с Никой за собой по радужному тоннелю, и когда решил, что наконец готов, я открыл глаза и стал вбирать в себя свет, чтобы плести из него образ иного пространства. Это действительно оказалось куда легче, чем с миром Мудреца. Очень быстро всё вокруг нас стало меняться, и вместо яркого купола теперь нас окружали всевозможные цвета, смешивающиеся друг с другом в причудливые узоры.

– Ну вот, мы и здесь, – сказал я Яркому. – Что скажешь?

Он глянул на меня, говоря мол: – «Сам решай».

– Я тут вот чего подумал, – начал я. – Мне все не давал покоя вопрос, почему это вас сделали живыми? Ну вот зачем? Зачем кому-то нужен артефакт с собственной волей и характером? С вещью же, как не крути, проще. А ты живой, ты мыслишь, у тебя есть свои желания и предпочтения. Но, думаю, что я нашел ответ на этот вопрос. Я считаю, что вас создали такими, чтобы вы сами могли выбирать своего компаньона. Так Зеркало миров не попадет в руки плохого человека или протектора, например. Потому проекторы-то вас и боялись. Вы были им не подвластны. Они не могли вас использовать. Вам позволили самим решать, с кем будете работать. Наши предки сочли, что это будет лучшим способом защитить мир от столь большой силы. И знаешь что? Я с ними полностью согласен.

Я улыбнулся Яркому и продолжил:

– Но, если оно действительно так, скажи мне, дружище – почему ты выбрал меня? Ведь я был просто любопытен. Любопытство и только оно одно привело меня к тебе на дерево. Я мог бы просто развернуться и уйти, не лезть за тобой. И что тогда? Этот дар получил бы какой-то другой человек, который забрался бы посмотреть, что же там такое сверкает среди ветвей?

Яркий посмотрел на меня с усмешкой на мордочке.

«Ты совсем ничего не понимаешь», – говорило это выражение. – «Но я не стану помогать тебе в этом разбираться».

– Неужели вот так просто, увидев меня там, испуганный и раненый, бегущий от злых людей и совершенно не знающий мира, в котором оказался, ты посмотрел на меня и понял, что я тот самый человек, которому можно доверять? – продолжал задавать вопросы я, и стал уже сам искать на них ответы, просто отпустив свои мысли в свободное плавание и лишь следуя за никак не зависящими от меня выводами. – А может, так просто должно было случиться? Может, все же Вилорд в чем-то был прав, и не было никакого иного варианта? И не могло быть другого человека, только я один? Возможно, наша встреча была обозначена задолго до твоего рождения и моего? Мы просто существовали, плыли в вечности, как задумка Вселенной. Мир знал о нас всегда, и ты знал. И только для меня одного эта встреча стала неожиданностью. Может быть, не случайно всё это, и ты знал, куда бежать, знал, где должен оказаться, потому что там окажусь я. А я не мог пройти мимо того дерева, и не смог бы оставить тебя там. Не потому, что все мои действия – чей-то великий замысел, а лишь потому, что я сам сделал этот выбор, и не был бы собой в противном случае.

Я ухмыльнулся.

– А может, я просто несу всякий бред? Но мне можно, я ведь писатель, помнишь? У нас так принято, знаешь ли. Если какая-то идея не воплотилась в действительности, то мы всегда сможем сделать её реальной в наших книгах. И она найдет свое место, уютно устроившись в нашей собственной Вселенной, которая ничем не хуже всех других. И таким образом мы делаем возможным всё на свете, всё, что только захотим. Такие дела.

Я поднял голову, выдохнул и, ощутив, невесть откуда взявшийся прилив сил и воодушевления, пошел вперед, навстречу будущему, о котором в тот момент не знал ровным счетом ничего, но готов был встретиться с ним лицом к лицу.