Каэр оказался простой деревянной крепостью на вершине пологого холма. Холм высился над спокойной рекой, петлявшей по широкой долине. Как и говорил Саймон, ставка вождя располагалась недалеко от поля битвы. Но к тому времени, как мы добежали до реки, я запыхался и устал.
Отряд выстроился на берегу, наблюдая за принцем. Мелдрин вошел в воду, вынул золотое кольцо, одно из тех, что достались ему в качестве добычи. Он посмотрел сквозь него на солнце, что-то пробормотал, а потом бросил золото вверх по течению, довольно далеко. Кольцо блеснуло на солнце и кануло в воду, не подняв на поверхности даже ряби.
Воины заорали, захлопали в ладоши и вошли в реку. Я тоже перебрался по броду и устало поднялся по крутой тропе к каэру, последним из отряда.
Если я ждал чего-то внушительного, то был разочарован. Через узкие деревянные ворота мы вошли в крепость, и я убедился, что вижу простой огороженный лагерь. На холме внутри частокола располагалось около дюжины кожаных шатров, укрепленных шестами. Многочисленные кострища отмечали места, где воины кормились и ночевали.
Все было примитивно и грубо, нигде не замечалось того великолепия, которое, как я полагал, характеризовало Потусторонний мир. Похоже, этот Мелдрон Маур, кем бы он ни был, управлял скромным загоном для скота.
Мы прибыли. Защитники крепости тут же сбежались послушать о подвигах товарищей. Голоса звучали взволнованно, кажется, стычка грозила стать основой для баллад.
Из-за наглой лжи Саймона мной тоже интересовались. Я понял так, что убитый предводитель прославился как воин, так что победить его в бою дорогого стоило. По тому, как рассказывали воины, на самом деле ничего не видевшие, и как слушали эти рассказы, можно было подумать, что я, подобно Давиду, сразил Голиафа и разгромил филистимлян при помощи своей пращи.
Меня изрядно побили, хлопая по спине и плечам. Мою одежду с любопытством рассматривали, но большую часть внимания получала ужасная голова, которую я держал в руках. Наконец огромный мускулистый воин, видимо, из гвардии принца, подошел ко мне с копьем и жестами объяснил, что готов проделать с головой все дальнейшие операции. Я с радостью протянул ему свой сомнительный приз.
Под наблюдением принца Мелдрина воин умело насадил отрубленную голову на копье и вонзил древко в землю у моих ног. Затем он схватил меня за руки и расцеловал в обе окровавленные щеки. Так состоялось мое вступление в отряд. Все орали так, будто произошло великое чудо. Пришлось вытерпеть еще одну порцию дружеских ударов.
— Вот ты и принят, друг мой, — сказал Саймон, когда волнение несколько утихло. Все разошлись по своим делам, и на время нас оставили одних. — Теперь можно расслабиться.
— Все это замечательно, — я с отвращением посмотрел на пятна крови по всему телу, — только хорошо бы теперь помыться. Надеюсь, это не запрещено?
— Лучше подожди до завтра, — посоветовал он. — Это же твой знак посвящения. Его надлежит носить с гордостью. Понимаешь, большинство из этих людей с младых ногтей готовились к сражениям, так легко тебе не отделаться.
Я с сомнением оглядел расписанное синим тело Саймона.
— Ты бы на себя посмотрел, Саймон. Я бы тебя никогда не узнал.
— Обычная боевая раскраска, — объяснил он, протягивая ко мне руки. — А вот это уже настоящая вещь. — На его предплечьях я увидел яркую синюю татуировку с характерным кельтским рисунком в виде замысловатых узоров. — Вот, смотри, это лосось, — гордо сказал он, поднимая левую руку. — А это олень. — Он сунул мне под нос правую руку. — Такие татуировки делают за каждую пятерку убитых вражеских воинов.
— Подожди! Ты хочешь сказать, что убил десять человек? — ахнул я.
— А за сегодняшнюю победу мне вообще вручили бы торк, — с некоторым сожалением произнес он. — Вождь — это мой лучший результат.
— Саймон, да что с тобой такое? — Недавний бой все еще стоял у меня перед глазами.
— Со мной? — Зарычал он и ткнул пальцем в сторону копья. — Если бы я не убил его, на копье сейчас болталась бы твоя голова! Не забывай об этом. Я жизнь тебе спас.
— Поверь, я тебе очень признателен, — попытался оправдаться я. — Просто это…
— Ты бродил по полю боя, — сердито продолжил он. — Если бы Круин не убили тебя, это сделали бы Ллидди. — Саймон поворошил мешок у себя под ногами и вытряхнул из него длинную рубашку из тонкой желтой ткани.
— Кто?
— Клан Круин, — сказал он, надевая рубашку. — Враги, с которыми мы сегодня сражались. Мы — Ллидди. — Он добыл из мешка пару желто-черных брюк в клетку и надел их.
— Из-за чего сражались?
— Принц Мелдрин и один из предводителей Круин поссорились из-за охотничьих собак. — Он сел на землю, и начал натягивать мягкие кожаные сапожки.
— Прости, ты сказал «из-за собак»? — Я обессиленно опустился на землю рядом с ним.
— Предводитель Круин сказал, что от охотничьих собак Мелдрона воняет.
— То есть ты хочешь сказать, что эта резня случилась из-за собак?
— Не будь ослом. Конечно, причина куда серьезнее. Задета честь.
— А, ну да, честь… Значит сегодня десятки людей погибли из-за того, что кто-то решил, что собаки Мелдрона плохо пахнут? Ни в жизнь не поверю!
— Эй, потише! Ты не понимаешь. — Он зашнуровал один сапог.
— Прости, Саймон, но меня там чуть не убили, и я…
— Так не убили же! — категорически заявил он. — Видел бы ты свое лицо! — со смехом добавил он. — Никогда не видел такого испуганного человека! Это было зрелище, доложу я тебе.
— Да, да, я понял…
— На самом деле, — продолжил он уже хорошо знакомым мне тоном, — тебе сильно повезло наткнуться на нас. Завтра идем домой. — Он затянул шнуровку на втором сапоге.
— Куда еще? Я думал, это и есть королевская крепость?
— Вот эта? — презрительно скривился Саймон. — Обычная стоянка для ночлега. У Мелдрона Маура сотни таких по всему королевству. А наш отряд — всего лишь небольшая часть войска, да и то, в основном, молодежь. Мы должны были просто отомстить за оскорбление чести принца; а теперь возвращаемся в Сихарт.
— Мы? — В голосе Саймона мне послышался гордый оттенок. — Саймон, да что с тобой случилось? Что здесь вообще происходит?
— Со мной все в порядке. Как видишь, я здоров и счастлив. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. — А вот что ты здесь делаешь?
— Тебя искал, — сердито буркнул я, решив пока не посвящать его во все сложности из-за его пропажи. — Саймон, есть проблема. Нам здесь не место. Нужно найти способ вернуться — ну, понимаешь, обратно в реальный мир.
Саймон нахмурился. По-моему, идея ему не понравилась.
— Знаешь, приятель, это не так-то просто сделать.
— Просто или непросто, но надо попытаться, — настаивал я. — И чем скорее, тем лучше. — Мне все-таки пришлось коротко рассказать ему о сплетениях, а также об идее профессора Нетлтона о взаимозависимой реальности и обо всем прочем. Закончил я изложением сильно сокращенной версии «Теории распутывания сплетения» Нетлтона и той опасности, которой мы все подвергаемся из-за нее.
Саймон слушал, глядя в землю. Он ничего не сказал; просто кивнул и сорвал пару травинок, которые начал катать между ладонями. Я не очень понимал, слышал ли он меня вообще, и если да, то что думает по этому поводу.
— Ты меня услышал, Саймон?
— Да, да, услышал. — Он взглянул на меня и нетерпеливо отбросил травинки. — Так в чем проблема?
— Ни в чем, — поперхнулся я. — Все просто замечательно. Лучше не бывает.
— Тогда почему ты такой грустный?
— Я думал, ты будешь рад меня видеть. Я тебя чудом нашел. И вообще, до сих пор не могу поверить, что я здесь.
— Они там скучают по мне? — не слишком заинтересованно спросил он.
— Еще бы! Твои родители обеспокоены. Думаю, тебя уже полиция ищет. Еще немного, и тебя объявят пропавшим без вести. Говорю же, чем скорее мы вернемся, тем лучше будет для всех.
Саймон отвел взгляд. Я думал, он что-нибудь ответит. Вместо этого он начал рассказывать мне о том, что случилось с ним после перехода.
— Поначалу было тяжеловато, — говорил он, и я снова заметил его отстраненный взгляд. — Когда я только попал сюда, стоял конец лета, можно было найти кое-какие ягоды и плоды, чтобы поесть. Когда Ллвидди нашли меня, я бродил по холмам… понятия не имею, как долго, наверное, не меньше недели. Охотники наткнулись на мой лагерь у реки. По одежде и всему прочему они сразу поняли, что я чужой, и потащили меня к принцу. Главный Бард взглянул на меня и с ходу объявил гостем из Потустороннего мира. Можешь представить, какой тут переполох случился…
Я кивнул, хотя и не представлял ничего подобного. Я и про себя-то не мог поверить. Хотя провел уже несколько часов в этом странном мире.
— Меня приняли в племя на правах почетного члена, — продолжал Саймон. — Но ни статуса, ни имени у меня не было.
— Почему? Ты же мог назвать свое имя?
— Здесь это так не работает. Имя надо заслужить. И я успешно двигаюсь к этому. Поверь, имя у меня будет громкое!
Я вспомнил древнюю кельтскую практику. Имя человеку дают лишь после какого-нибудь подвига или особого поступка. Кроме того, человек вообще не склонен был называть свое имя первому встречному-поперечному. Многие герои легенд хранили свое настоящее имя в тайне, никогда и никому его не называя, чтобы враг не узнал его и не мог причинить вред носителю.
— И как же они тебя назвали? — заинтересованно спросил я.
— Сильфену. Найденыш. Меня же нашли у реки. Победа над предводителем Круин сегодня здорово помогла бы. — Он пожал плечами и добавил: — А-а, неважно. Будут еще шансы.
— Они сделали тебя воином?
— Нет, это я сам выбрал. Здесь это вообще самый быстрый путь к вершине. У воина высокий статус, он может приходить и уходить, когда ему вздумается. У воина только и забот, что охота и сражения. В награду — золото и слава.
— Звучит здорово, — кивнул я. — Только ведь их убивают. И некоторых довольно быстро.
— Если не везет, — согласился он. — Но мне пока везло. — Он как-то недобро ухмыльнулся. — Между прочим, ты тоже воин, не забывай.
— Спасибо, что напомнил. — Я не собирался оставаться здесь надолго, тем более принять участие в очередной битве вроде той, свидетелем которой я стал. Поэтому я постарался сменить тему. — А зачем ты выбросил мои часы?
Саймон рассмеялся.
— Вот уж ни к чему, чтобы тебя видели с ними. Время здесь мало значит.
— Где здесь, Саймон? Где мы вообще? Что это за место?
— Это Каэр Модорн, — сказал он, вставая. Он подпоясался широким тканым поясом с зелеными и черными полосами. — Пойдем. Покажу тебе окрестности.
Мы прошли через лагерь, и я заметил, что в каэре совсем нет женщин. Я поделился наблюдением с Саймоном.
— Конечно нет, — кивнул он. — Мы же простой рейдовый отряд. Женщины в таких прогулках не участвуют.
— Но в другое время они есть?
— Еще увидишь, — он иронически поднял одну бровь.
Мы дошли до выхода и направились по узкой тропинке ко рву за деревянной стеной. Впереди под нами текла широкая река, которую мы пересекли ранее.
— Это река Модорн, — объяснил Саймон. — Здесь проходит восточная граница земель Ллвидди. На другой стороне, там, где мы сегодня сражались, находится земля Круин.
Мы прошли еще немножко. Я повернулся в том направлении, куда указывал Саймон, и увидел в туманной дали, окаймленной холмами, серебристый блеск еще одной реки.
— За теми холмами на северо-западе находится Мир Ллвидан, большой залив.
Обходя каэр, я заметил, что земля изменилась, превратившись в неровное предгорье, переходящее в плато. За ним виднелись острые зубцы гор — ряд за рядом уходящие вдаль и теряющиеся в облаках и голубом тумане.
— Это Кетнесс, — махнул рукой Саймон. — В самом сердце Кетнесса расположена каменная крепость Ллвидди. Другой такой нет. Она называется Финдаргад, там древнее место клана.
Я всмотрелся в сплошные ряды гор на горизонте, а затем мы двинулись дальше. Когда мы остановились в очередной раз, я опять увидел пологие холмы и широкую речную котловину, а за ними — леса и леса.
— Там на юге, — сказал он, указывая на извилистое русло реки, — лежит Сихарт, дворец и крепость Мелдрона Маура. Отсюда, от Финдаргада на севере и Сихарта на юге он правит большей частью Запада.
— Запада чего? — спросил я.
— Придейна, — ответил он. — Одного из трёх миров. Остальные — Каледон на севере и Ллогрис на юге.
Из старых легенд мне были знакомы эти названия.
— А все эти три мира вместе, как они называются?
Саймон смотрел вдаль.
— Это, — он обвел рукой грандиозную панораму, — Альбион.
— Альбион, — повторил я и подумал, что названия из Потустороннего мира известны и в явленном мире. — Историческое место. Слушай, почему в Потустороннем мире такие знакомые названия?
— А почему нет? — Кажется, Саймон удивился.
— Ну, странно же, что здесь известно классическое название?
— Это же ты у нас специалист по кельтам. Вот и думай. Я просто сказал тебе, как здешние люди зовут это место.
В древности британцы называли свой остров Альба, и для многих он до сих пор оставался Альбой. Старый Неттлс был прав, а я ошибался — или, скорее, наоборот: это не история Потустороннего мира; скорее, история явленного мира имеет потустороннюю основу.
Эта ошеломляющая мысль мелькнула и сгинула. Но на короткое мгновение до меня дошло: Альбион и есть первобытный архетип кельтского мира.
Сеть, связывающая миры, широка. Если верить Неттлсу — а он до сих пор меня не обманывал — то Альбион был Формой Форм, первоначальным образцом всего, что вылилось в создание уникального и величественного чуда, известного под названием Кельтского духа. Наверное, сходных черт обнаружится еще немало, так что удивляться нечему.
Наша экскурсия завершилась, и мы вернулись в каэр. Воины, которым не хватило волнений битвы, затеяли поединки: семь пар выясняли отношения в ринге. Насколько я понял, нужно было поднять противника в воздух любыми возможными способами и повалить его на землю. Проигравшие выбывали, а победители сходились друг с другом. И вот уже два последних претендента встали напротив друг друга. Народ азартно делал ставки.
Пример подал принц. Все прочие бросились заключать ставки. Шум стоял такой, что я думал, до драки дойдет. Но все очень быстро успокоилось, как только воины начали сближаться.
Двое на ринге шли по кругу, осторожно ступая на носки босых ног, блестя смазанными маслом телами. Масло затрудняло захват; к тому же смотрелось это красиво. Тела воинов были словно изваяны из полированного мрамора. Думаю, лучшие греческие статуи не выглядели столь изящными, как бойцы на ринге. Этакое подвижное совершенство. Один темноволосый, другой светловолосый, но оба безупречны.
Они медленно обходили ринг, постепенно сближаясь. Внезапно светловолосый воин сделал нырок вперед и быстро обхватил колени противника. Темноволосый сцепил руки и ударил нападавшего между лопаток. На мой взгляд, такой удар мог бы свалить быка.
Светловолосый рухнул на одно колено, но хватки не ослабил. Соперник теперь нанес удар в живот; воин застонал и согнулся пополам. Его оторвали от земли — совсем немного, но достаточно, чтобы вывести из равновесия. И оба упали. Однако в последний момент светловолосый извернулся и приземлился прямо на противника, не коснувшись земли. Схватка завершилась. Победа досталась светловолосому.
Толпа взорвалась свистом, криками и насмешками. Похоже многие ставили на темноволосого, и были недовольны исходом поединка. Однако вскоре порядок восстановился. Кольца и браслеты перешли из рук в руки, броши, ножи и копья обрели новых владельцев. Победители повеселели, проигравшие сохраняли достоинство. Казалось, все остались довольны.
На ринг вышли еще семь пар, в результате остались двое, а потом — один победитель. Я боялся, что так будет продолжаться всю ночь, но вскоре толпа разошлась. По всему лагерю запалили костры, на вертелах жарилось мясо. Но перед началом еды подали выпивку: большие кувшины бледно-янтарной жидкости, которую я принял за эль; ее разливали по самым разным сосудам, в общем, у кого что нашлось.
В нескольких местах установили большие чаны. Воины толпились вокруг них со своими плошками, мисками, рогами, то и дело зачерпывая пенистый напиток. Саймон притащил меня к ближайшему чану. Здоровенный парень с длинными каштановыми локонами, в желтом кожаном фартуке, сунул мне медный стакан, внимательно посмотрел и показал рукой международный жест, предлагая выпить.
— Это пивовар. Он хочет, чтобы ты попробовал его продукт, — объяснил Саймон. — Пей!
— Ваше здоровье! — Я поднес стакан к губам. Запах пива, но вкус отличался. В нем присутствовала острота и кислинка. Я вежливо отпил из стакана, чихнул и подавился одновременно — напиток оказался неожиданно крепким. Как я не старался, сдержаться не удалось и брызги из моего рта попали на фартук пивовара.
Видимо, он счел это признанием своего искусства. Во всяком случае, он громко рассмеялся и так огрел меня по спине, что я расплескал половину своего стакана. Пиво проложило дорожки по засохшей крови у меня на теле и потекло по животу. Это еще больше рассмешило пивовара. Он запрокинул голову и громко захохотал.
— Ну, ты молодец, — раздраженно проворчал Саймон. — Как с тобой в свет выходить?
— Мог бы предупредить, — пробормотал я, отряхиваясь. — Что это? Имбирное пиво?
— Скорее, еловое, — ответил Саймон. — Настойка на хвое. Тебе придется привыкать к этому вкусу. Здесь другого не пьют. А трезвые вызывают подозрения.
— Хорошо, что предупредил, — пробормотал я, заглядывая на дно стакана. Пивовар решил, что мне нужна еще доза. Он ловко выхватил у меня из рук стакан, наполнил его до краев и протянул мне, показав жестом, что пить лучше до дна. Я последовал его совету и вытер рот рукой. Пивовар снова наполнил мой стакан, и мы с Саймоном отошли в тенёк, чтобы допить спокойно и дождаться еды.
— Здесь все время так? — спросил я.
— Как? — не понял Саймон.
— Этакий бедлам… — Я кивнул в сторону уже изрядно набравшихся и оттого говоривших немного громче необходимого воинов.
Саймону мое ханжеское отношение не понравилось.
— Если ты считаешь, что они тут все с ума посходили, подожди, пока не начнется серьезное празднование победы.
Мы молча прихлебывали из своих стаканов; мне показалось, что местный эль уже начинает действовать. Ничего удивительного, учитывая шок, усталость, избыток адреналина и пустой живот. Мы пили и смотрели, как розовый закат сменяется сумерками. Я подумал, что мне еще не приходилось видеть таких красивых вечеров. Казалось, душа воспарила к звездам, уже начавшим проглядывать на небосводе. Я приветствовал каждую из них по очереди: «Здравствуй, звездочка! Добро пожаловать. Я тебя знаю».
К тому времени, как появилась еда, я уже потерял счет стаканам. Голова не хотела держаться прямо и норовила свеситься на грудь. Приходилось делать усилие, заставляя челюсти двигаться, пережевывая неплохо прожаренное мясо из миски на коленях. Мясо действительно было вкусным, только я слишком устал, чтобы отдать ему должное. Так и уснул, сжимая в одной руке пустой стакан, а в другой — миску с недоеденным ужином. Последнее, что я помню, это большой костер, треск ветвей в котором заглушали пение и смех.