ВОЙНА В РАЮ

Глава 12. РАЙ

Мне показалось, что одна стена пирамиды обрушилась; через проем я смотрел на склон холма. Первым побуждением было броситься туда, пока меня не догнали метафизические головорезы.

Я встал, потрогал голову и прислонился к стене, потом все-таки шагнул вперед. Позади раздался нарастающий звук. Наверное, это были мои преследователи. Испуганно оглянувшись через плечо, я увидел, как стена за мной стремительно отдаляется — как будто я улетал от нее по длинному узкому коридору. Темная волна воздуха налетела на меня, забурлила вокруг. В тот же миг зеленый склон холма передо мной потускнел и растаял.

Я замер. Нужно было прийти в себя. Голова пульсировала ноющей болью, как будто по ней ритмично били кирпичом. Каждый новый удар вызывал яркие вспышки света и злобные красные пятна. Сделав глубокий вдох, я очень осторожно сделал шаг. Одежду трепал поток воздуха. Когда я понял, что следующий шаг я бы сделал в пустоту, меня затошнило. Я стоял на узеньком мосту, переброшенном через бездонную пропасть.

Мост был тонким, как лезвие меча. Это не пустое сравнение. Я действительно чувствовал, как острая сталь врезается в подошвы моих ботинок. Я опасно раскачивался, пытаясь удержать равновесие. Малейшая ошибка, и я нырнул бы в неизведанные глубины внизу, откуда долетало эхо каких-то мощных сил, сталкивающихся там, внизу, словно пустые товарные вагоны на полуночной железнодорожной станции. Каждый нерв, каждая мышца вопили: «Дурак!» Я заставил себя сделать шаг, уже понимая, что он может быть последним. Тело переместилось вперед и меня опасно качнуло. Поднимавшийся снизу воздушный поток вдруг замер. Стало очень тихо. Через мгновение я понял, что не могу дышать. Просто воздуха больше не было. Я судорожно сглотнул, но мои легкие не смогли втянуть ни молекулы воздуха. От удивления я крикнул, но вакуум, окружавший меня, не пропустил ни звука. Дрожа, я балансировал на мосту, голова у меня кружилась от страха. И все-таки я пока не падал.

Неимоверным усилием я продвинул ногу вперед на дюйм, а затем еще на один. И в этот миг пала тьма. Я больше не видел ничего ни перед собой, ни вокруг. Тьма и мертвая тишина. А затем налетел ужасный порыв ветра. Он пришел ниоткуда и сильно ударил меня прямо в лоб. Мне показалось, что с лица медленно сдирают кожу, одежда рвется в клочья, а плоть облезает с костей.

Неведомо как я сделал еще один шаг, и мгновенно пожалел об этом. Нога не ощутила опоры, и в один душераздирающий миг я почувствовал, что лечу: руки широко раскинуты, голова поднята, ноги согнуты…

Я падал.

Но вместо того, чтобы лететь сквозь бездонную пустоту, колено почти сразу ударилось о твердое, и я покатился по траве уже за пределами пирамиды, закрыв глаза от яркого дневного света.

Вот только дышать я все еще не мог. Я лежал на животе, как выброшенный на берег кит, с открытым ртом, пытаясь втянуть в себя хоть толику воздуха. Дышать! Легкие стремились разорвать грудную клетку, бесполезно расширяясь. В глазах потемнело, и я подумал: «Все кончено, умираю».

Я приподнялся на локте и перекатился на спину. Это усилие что-то освободило внутри меня, и я почувствовал, как прохладный воздух хлынул в грудь. Он был сырым и резким; он обжигал легкие, как огонь, но я все равно пил его огромными глотками. Я лежал на боку, непрерывно сглатывая, руки и ноги тряслись, глаза слезились, пальцы покалывало. Сердце билось как бешеное.

Клянусь, моей первой мыслью стало воспоминание об ударе о камень — наверное, все последующее стало последствием удара головой. Шишка-то вон какая здоровенная! Немудрено, что я потерял ориентацию в темноте, развернулся и вылез наружу. Деревья, склон холма, вечернее небо — все было, как прежде.

Не получилось. И теперь метафизические головорезы схватят меня и потащат на растерзание. Невольно я поднял голову и осмотрелся. Поблизости никого не было. При определенной удаче я еще могу уйти. Пришлось встать. Меня шатнуло, и я попытался облокотиться на стену, чтобы не упасть.

Именно тут я испытал самое большое потрясение. Пирамида исчезла. На ее месте расположился большой холм, поросший травой и увенчанный единственным камнем. Низкий, выложенный по краям камнями вход в курган зиял темнотой. Нечего и думать, что я мог пролезть через эту мышиную нору. Однако другого пути не было.

Я повернулся и еще раз оглядел пейзаж. Тут же обнаружились дальнейшие несоответствия. Снег исчез. И деревья, хотя и похожие на те, что окружали пирамиду, все-таки были другими: толще, выше, изящнее. Все выглядело слегка другим. Даже небо каким-то образом стало ярче, хотя пора бы наступить сумеркам. Или я смотрел на восход солнца? Действительность заставила меня признать, что я каким-то образом перешел из одного мира в другой.

О, Боже, и что теперь?

Я сел на землю и подтянул колени к груди. А потом принялся раскачиваться с закрытыми глазами, надеясь, что когда я снова их открою, пирамида окажется на месте и у меня появится возможность вернуться.

Голова болела. Горло горело. Я чувствовал себя несчастным, потерянным и совершенно одиноким. И пока я сидел и предавался скорби по утраченному, мне пришло в голову, что на склоне холма стало очень тихо. Не просто тихо; звуков здесь и так было немного, но теперь тишина стала какой-то удивительно спокойной и мирной. Мои страдания постепенно растворялись в этой тишине. В том мире, который я оставил, ничего подобного мне испытать не пришлось.

Я вдруг понял, что здесь нет ничего искусственного; никаких самолетов, поездов и автомобилей; моторов, двигателей; фабрик, заводов, офисов, телефонов, радио, телевизоров, никаких спутников, ракет или космических кораблей; вообще никакой техники.

Я никогда не знал такого совершенного мира. За всю жизнь у меня не было ни минуты такого безупречного спокойствия. До этого момента каждая секунда каждого дня была окружена шумовым фоном.

Даже во сне я всегда ощущал где-то поблизости безжалостное гудение двигателей, тиканье часов, шум колес на улице, отдаленный вой сирены, гудение вентилятора. Несколько лет назад я путешествовал по Скалистым горам на юге Колорадо и, даже стоя на склоне горы в этой глухой пустынной местности, я слышал в небе реактивные самолеты.

Но здесь, в этом месте, в этом другом мире, не существовало ни малейшего фонового шума, так громко возвещавшего об усилиях человечества. Я тонул в нежном покое.

Именно это показалось мне самым чудесным, самым невероятным. Я просто не мог поверить, что в мире может быть так тихо и мирно. Тишина не поддавалась описанию.

А вдруг я оглох? Вполне возможно, после того как приложился головой к каменному своду. Я прислушался… Нет, к счастью, я не оглох. Легкий ветерок шелестел среди ветвей, и где-то неподалеку пела птица.

Я начал неуверенно спускаться с холма. Воздух хоть и прохладный, не вызывал ощущение холода. Я вошел в лес, ступая по молодой зеленой траве, как по бесконечному ковру. Роса поблескивала на травинках россыпью изумрудов. Похоже, здесь наступила весна, поскольку деревья оставались пока безлистыми. На ближайших ветках набухали почки; скоро из них проклюнутся листья.

У подножия холма я имел неосторожность взглянуть на солнце и чуть не упал — настолько оно было ярким. На глаза навернулись слезы. Прошло некоторое время, прежде чем я снова смог нормально видеть, но и тогда приходилось время от времени прикрывать глаза рукой или просто останавливаться и закрывать их, чтобы как-то притерпеться к слишком яркому свету.

При ясном свете дня я оглядел землю и застыл в изумлении: трава буквально блестела, настолько неожиданно ярко-зеленой она оказалась. Да нет, ее даже зеленой нельзя было назвать — слишком легкое слово для обозначения ее цвета! Вокруг разливалось мерцающее сияние. От чистоты оттенка дух захватывало.

И небо здесь было другим — ярче, чище и прозрачнее, чем знакомое мне. Переливы его цветов больше походили на сияние драгоценных камней. Я долго стоял, просто глядя на эту потрясающую лазурь.

Вообще все, что я видел, представало глазам ярче и чище, чем в оставленном мной мире. Здесь все выглядело новым, безупречным по форме и четко очерченным.

У подножия холма нашелся ручей. Я опустился на колени, окунул руки в ледяную воду и поднес к губам сложенные ладони. Вода была живой на вкус! — чистой, доброй и животворящей. Этот эликсир хотелось пить и пить, и я бы так и сделал, но у меня заломило пальцы от холода.

Я встал, вытер рукавом подбородок и огляделся. Лощину окружали пологие холмы. «Мой холм» с камнем на вершине был лишь одним из многих. Нет, этот новый блестящий мир необходимо исследовать! Нечего зря терять время.

Я пошел по берегу вдоль ручья. Не знаю почему, но мне показалось, что это разумный поступок. Возможно, он куда-то приведет, например, в деревню. А есть ли в Потустороннем мире вообще деревни? Я не знал. Я ничего не знал. Меньше, чем ничего.

Другой мир! Каждые несколько секунд я вспоминал, где нахожусь, и осознание этого молнией пронзало меня, заставляя вздрагивать. Возможно ли такое? Как это могло произойти? Я вновь и вновь задавал себе этот вопрос. Кто может в такое поверить? Я бы назвал мое состояние заторможенным изумлением. Очевидная невозможность моего положения заставляла меня метаться от одного чуда к другому, потрясала, словно явленное откровение.

Воистину, это был Рай! Девственное творение, свежее и неиспорченное; беспорочный мир, чистый и не знакомый с ненасытной жаждой человечества к разрушению. Рай! Мне хотелось прокричать это слово с вершины очередного холма. Вся прежняя жизнь не подготовила меня к этой встрече, к этой ослепительной гармонии красоты и покоя, к этому сиянию сотворенного великолепия. Чудо волной нахлынуло на меня, заставляя захлебываться. Рай!

Вот в таком состоянии я и шел берегом ручья. В голове у меня сам собой составлялся своеобразный каталог здешних чудес. Я сравнивал его с тем, что знал о Потустороннем мире из старых историй и легенд. В конце концов это же была моя работа: миры животный, растительный, минеральный; люди, места, вещи. Шаг за шагом я выстраивал картину Потустороннего мира, описанного в кельтском фольклоре. Возможно, не полная и не самая точная картина, просто попав сюда, ошеломленному сознанию нечем было заняться. Я так увлекся, что не заметил, как ручей стал шире и, соответственно, мельче, а лощина перешла в широкий луг, стиснутый с обеих сторон высокими холмами, поросшими травой.

Солнце поднялось почти в зенит. Ручей прихотливо петлял по лугу, заворачивая все дальше к западу. На холмах я не заметил ни кустов, ни деревьев. Я решил подняться повыше и осмотреться. Возможно, с вершины холма я увижу что-то такое, чего не видно из долины.

Я начал подниматься по длинному покатому склону холма. Глянув вверх, я заметил нечто вроде маленькой темной тучки. Она удивила меня, я остановился и всмотрелся. Нет, это не тучка, это дым. Дым от пожара. А где огонь, там люди, значит, селение. Я заспешил. Хотелось побыстрее посмотреть, что там такое.

Странный, тревожный звук раскатился над холмами, он напоминал барабанный бой. А еще мне показалось, что звук идет из земли у меня под ногами. Не то отдаленный гром, не то стук бревен, которые бросают с телеги.

Я прислушался. Барабаны стали слышнее. Я недоумевал: что может издавать такие звуки? Лошади? Но я слышал ритм. Лошади же не могут гарцевать сообща?

Дым клубился в небе, ветер гнал его над вершиной холма. Я озадаченно слушал странный земной грохот и наблюдая за дымом.

А потом я увидел то, о чем читал в древних текстах: внезапное появление ясеневого леса! Разумеется, это эвфемизм. Я хорошо знал, что это такое. Копья! Много ясеневых копий!

Вслед за своим оружием появились и сами воины. Звуки, привлекшие меня, издавали боевые барабаны и слитный топот ног. Дым поднимался от их факелов.

Они заполонили всю вершину холма. Должно быть, их было что-то около сотни. Некоторые держали огромные продолговатые щиты и мечи, другие из вооружения имели факела и копья, третьи передвигались на лошадях, а некоторые и вовсе на колесницах. Большинство были обнажены или почти обнажены. На вершине холма они остановились.

Я почему-то подумал, что они пришли за мной. Я был чужаком в чужой стране, совершенно беззащитным. Какой смысл сопротивляться такому отряду? Но вот откуда они узнали, что я здесь?

Я застыл, тупо пытаясь разобраться в этой абсурдной ситуации, когда послышался оглушительный рев, как будто сразу взревела тысяча бешеных быков. Пронзительный, громкий призыв; звук, от которого внутренности превращаются в воду и подавляют любого, кто услышит.

БВЛЕРмммм! БВЛЕРмммм! БВЛЕРмммм! БВЛЕРмммм!

Ужасный шум бил прямо по мозгу; он скручивал нервы в нити из мокрых веревок, совершенно бесполезные не только в этой, но и в любой другой ситуации. Я зажал уши руками и начал искать глазами источник этого чудовищных звуков.

И я увидел его. Двадцать мужчин держали у губ огромные изогнутые рога; эти могучие инструменты издавали душераздирающий звук. И я вспомнил: легендарные боевые рога баньши. Бин Сидхе, жители Потустороннего мира, считались обладателями боевых труб такой ужасной силы, что их звуки могли обратить врага в камень. {Бин Сидхе — женщина-фея или дух, привязанный к определенному семейству. В Англии Бин Сидхе зовут баньши. По преданию, она начинает издавать ужасные стенания, если кому-нибудь из членов семьи вскоре предстоит умереть.}Теперь я понял, что это отнюдь не преувеличение. Ужас буквально приковал меня к земле. Ноги стали бесчувственными, как бетонные столбы.

Неземной рев продолжался совсем недолго, но как только он стал стихать, вступили воины со своим аккомпанементом. Они начали колотить мечами и копьями по щитам. А барабаны продолжали отбивать ритм. Долина переполнилась грохотом. В этом совсем недавно безмятежном мире сами холмы, как мне показалось, начали вздрагивать, с них начали сползать комья земли. Шум перерос в душераздирающую какофонию, после чего внезапно прекратился.

Эхо еще гуляло по долине роковыми отзвуками. Воины застыли на гребне холма, словно скованные тишиной. Но так продолжалось лишь мгновение. Потрясая оружием, они хлынули с холма как раз в мою сторону.

В испуге я отшатнулся и упал на землю. Очнувшись через мгновение, я, как краб, на четвереньках помчался по камням к ручью. Почему-то мне казалось, что русло будет надежным укрытием. Воины с криками мчались вниз по склону, мечи и копья сверкали, факелы дымились, барабаны гремели, ревели боевые рога. На таком расстоянии лиц я не мог разглядеть, но хорошо видел ярко-голубые узоры, которыми были разрисованы их тела, ну в точности как на картинках, изображавших кельтских воинов. Собственно, это они и были!

Конечно, нелепо надеяться спрятаться от них. И все-таки я в панике озирался. Впрочем, надежда умерла, не успев толком родиться. Вокруг не было больших камней, за которыми можно было бы укрыться. Значит, надо бежать. Я вскочил на ноги и помчался через ручей к противоположному склону холма. Если мне удастся обогнать преследователей…

Я сам удивился, но я бежал быстрее, чем мог от себя ожидать. Ноги казались длиннее, шаг — быстрее и увереннее, чем когда-либо прежде. Я буквально летел по земле, едва касаясь ее ногами. Ветер дул в лицо, волосы развевались. Я летел!

Полет завершился неожиданно. Я замер. Мне навстречу с холма неслась еще одна толпа воинов — ничем не отличающаяся от первой. Они, как и те, позади, приближались с ошеломляющей скоростью. Оказавшись между двумя отрядами, как муха между двумя тарелками, я развернулся и помчался обратно к ручью. У воды пришлось присесть перевести дух. Спасения не было.

Первые воины почти добежали до меня. Я уже видел их суровые, мужественные лица. Если у меня и были какие-то представления о благородстве, храбрости, мужестве, достоинстве и тому подобном, то все эти возвышенные качества я видел в лицах перед собой. Ясные глаза, решительные челюсти, мужественные, сильные и гордые — они были живым воплощением детской фантазии каждого мальчишки о мужественности, воплощенном героизме. А то, что они собирались меня прикончить, — это само собой. Зато они были красивы!

Два отряда сблизились. Я видел сверкание глаз, пот на их крепких мускулистых руках и ногах. Я видел, как блестят оскаленные зубы, как мотаются темные косы. Я услышал боевые вопли, когда они накатились на меня. Я вжался в камни, больше всего мечтая стать невидимым.

И, о чудо! Это сработало. Они меня не заметили. Ближайший воин добежал до того места, где я спрятался, вжав голову в плечи, перемахнул через меня и бросился в ручей, даже не взглянув в мою сторону.

Остальные тоже почему-то мной не заинтересовались. Они с ходу преодолели ручей и помчались навстречу отряду противнику. Только теперь я понял, что я не был их целью.

Понять-то я понял, но легче мне не стало. Меня все равно либо убьют, либо затопчут в этой суматохе. Тот, кто умер случайно, все равно умер. И тут две толпы сшиблись друг с другом. Встречу сопровождали грохот копий, ударявших в щиты, удары мечей по железным шлемам, рев боевых рогов, крики, грохот барабанов — и все это слилось в оглушительном грохоте. Я думал, что мои барабанные перепонки не выдержат.

Первое столкновение внесло изменения в ряды соперников. Некоторые сразу упали, чтобы никогда уже не подняться. Однако большинство занялось делом со смертельной серьезностью. Брызги крови! Лошади, вставшие на дыбы, ошметки земли из-под копыт! Мужчины сражались, злобно рубя друг друга окровавленными клинками.

На это невозможно было смотреть! И все-таки я смотрел. Присев у кромки воды, вытаращив глаза и повизгивая от ужаса, когда кто-то из воинов валился на землю с расколотым черепом или перерезанным горлом. Я изо всех сил старался не мешать им предаваться столь серьезному занятию. Однако по ходу боя это становилось все сложнее. Собственно, никакого боя уже не было, была свалка, беспорядочный клубок тел. Все мои силы уходили на то, чтобы не дать себя затоптать, вовремя уворачиваться от копыт и копий, а главное — падающих тел.

Я решил разжиться щитом, которые в изобилии валялись вокруг. Их бывшим владельцам они все равно уже не нужны. Я метнулся к ближайшему телу и попытался отобрать щит у мертвеца. Но он не соглашался. Мертвая рука крепко вцепилась в ремень. Я склонился над телом, отчаянно пытаясь вырвать так нужную мне вещь. И в этот момент почувствовал на плече тяжелую руку.

Я вскрикнул, и меня отбросило назад. Я увидел занесенное копье, красиво блестевшее на фоне голубого неба. Наверное, я завизжал, скорчился и попытался ударить нападавшего ногами. Но следующий же звук поверг меня в ступор. Кто-то громко крикнул: «Льюис! Прекрати!»

Я всмотрелся в лицо человека, склонившегося надо мной, и понял, что оно мне знакомо.

— С-Саймон? — неуверенно произнес я. — Саймон, это ты?