Нэпман 9. Восхождение

Глава 7 Черный город

Утренний туман медленно рассеивался над промышленными кварталами Баку, открывая взору унылую панораму Черного города. Этот район, получивший название из-за вечной копоти и сажи, покрывающей все вокруг, представлял собой сердце нефтеперерабатывающей промышленности Азербайджана.

После вчерашнего триумфального испытания турбобура Касумова мы направились в следующий критический пункт нашей инспекции. Нефтеперегонный завод №3, крупнейшее перерабатывающее предприятие Азнефти.

Наш автомобиль медленно продвигался по разбитой дороге, петляющей между закопченными зданиями заводов и рядами приземистых бараков для рабочих.

— Черный город полностью оправдывает свое название, — заметил Завадский, стряхивая с рукава пиджака черную пыль, осевшую за считанные минуты пребывания на открытом воздухе.

Воздух здесь, казалось, состоял из смеси нефтяных паров, сернистых соединений и угольного дыма. Тяжелый, маслянистый запах пропитывал все вокруг, вызывая першение в горле и резь в глазах.

— В этом районе самая высокая смертность от легочных заболеваний в Закавказье, — тихо произнес Филатов, вглядываясь в силуэты заводских труб, выплевывающих в небо клубы черного дыма. — И самые низкие показатели продолжительности жизни.

Наконец мы достигли главных ворот завода. Массивные железные створки, когда-то выкрашенные в красный цвет, сейчас покрытые ржавчиной и нефтяной копотью, медленно открылись перед нашим автомобилем.

У проходной нас встретила делегация во главе с директором завода Нагдалиевым, полным мужчиной средних лет с настороженным взглядом и вечно влажными от пота щеками.

— Добро пожаловать на нефтеперегонный завод №3, товарищ Краснов! — Нагдалиев попытался изобразить радушие, но глаза выдавали тревогу. — Мы подготовили для осмотра все цеха и лаборатории.

— Благодарю, товарищ Нагдалиев, — я оглядел неухоженную территорию завода. — Но прошу вас не готовить показательные демонстрации. Нам необходимо увидеть реальное положение дел.

Директор заметно нервничал. После вчерашнего успеха Касумова и начала кадровых перестановок в руководстве Азнефти по заводу наверняка распространились слухи о грядущих изменениях.

— Начнем с основных перегонных установок, — распорядился я, и наша группа, состоящая из Завадского, Филатова, нескольких технических специалистов и сопровождающих, направилась в глубь заводской территории.

Первое, что бросалось в глаза, это удручающее состояние инфраструктуры.

Трубопроводы с многочисленными следами ремонта и подтеками, покореженные металлические площадки, давно не крашенные конструкции перегонных колонн. Многие приборы имели характерный дореволюционный дизайн с надписями на английском и французском языках.

— Кубовые батареи периодического действия, — Завадский покачал головой, указывая на ряд огромных металлических резервуаров. — Система перегонки образца 1890-х годов. В Америке от такой технологии отказались еще двадцать лет назад.

— Когда проводилась последняя модернизация? — обратился я к Нагдалиеву.

Директор замялся:

— Частичная реконструкция проводилась в 1925 году. Но… средств всегда не хватало. Руководство треста считало модернизацию нерентабельной.

Мы приблизились к основному перегонному цеху. Оглушительный шум работающих насосов, свист пара и лязг металла создавали невыносимую какофонию. Рабочие, многие с обожженными руками и закопченными лицами, обслуживали примитивное оборудование в условиях, далеких от элементарных норм безопасности.

Филатов остановился у одной из цистерн, наполненных светлой жидкостью, и зачерпнул небольшое количество в стеклянную пробирку.

— Это ваш авиационный бензин? — спросил он у сопровождающего нас главного инженера завода.

— Да, товарищ полковник. Высшего качества! — с гордостью ответил тот.

Филатов поднес пробирку к носу, затем взболтал жидкость и внимательно посмотрел на свет:

— Октановое число?

— Семьдесят два — семьдесят четыре, в зависимости от партии, — ответил инженер.

— Этого абсолютно недостаточно для современных авиационных двигателей, — жестко заявил Филатов. — Современные истребители требуют бензин с октановым числом минимум восемьдесят семь, а для перспективных моделей девяносто и выше. При использовании такого топлива двигатели быстро выходят из строя, снижается мощность, увеличивается расход.

— Но технологически мы не можем… — начал оправдываться инженер.

— В том-то и проблема, — прервал его Филатов. — Устаревшие технологии обрекают нашу авиацию на техническое отставание. В случае военного конфликта это может стать решающим фактором поражения.

Мы продолжили осмотр, переходя от установки к установке. Везде картина повторялась. Морально и физически устаревшее оборудование, низкая эффективность, высокий уровень потерь при переработке.

В лаборатории технического контроля нас встретил пожилой химик. Профессор Алекперов, глава геологической службы Азнефти, прибывший по нашему запросу.

Невысокий худощавый мужчина с аккуратно подстриженной седой бородкой и проницательным взглядом умных глаз, он сразу произвел впечатление человека, глубоко понимающего проблемы отрасли.

— Товарищ Краснов, позвольте продемонстрировать результаты анализов, — профессор разложил на лабораторном столе графики и таблицы. — Вот характеристики нефти с различных месторождений Апшерона. Обратите внимание. Биби-эйбатская нефть отличается высоким содержанием бензиновых фракций, до тридцати восьми процентов. Это уникальное качество!

— Однако выход бензина на ваших установках составляет всего двадцать-двадцать два процента от общего объема переработки, — заметил я, изучая производственные отчеты. — Куда исчезают остальные шестнадцать процентов потенциального выхода?

Алекперов печально вздохнул:

— Большая часть теряется из-за несовершенства технологии перегонки. Выкипает в атмосферу, сжигается в факелах, оседает в виде отложений. Примитивные кубовые батареи не позволяют эффективно разделять фракции. Да и сам процесс перегонки без давления не обеспечивает должного выхода светлых нефтепродуктов.

— А ведь это не просто экономические потери, — вмешался Филатов. — Это прямая угроза обороноспособности страны. По расчетам наркомата обороны, потребность в высокооктановом авиационном бензине к следующем году возрастет минимум вдвое, а к 1934-му вчетверо. При нынешних технологиях мы не сможем обеспечить даже половины этих потребностей.

Я задумчиво рассматривал образцы нефти с разных месторождений, выставленные в лаборатории в стеклянных колбах. От почти прозрачной, светло-янтарной с месторождений Сураханы до тяжелой, густой, темно-коричневой с Биби-Эйбата.

— Профессор Алекперов, скажите, а какова геологическая картина других, не разрабатываемых пока месторождений? — спросил я.

Алекперов оживился:

— О, там скрыты настоящие сокровища! По нашим предварительным данным, на глубинах свыше двух тысяч метров залегают пласты с еще более высоким содержанием легких фракций. Но с существующей технологией бурения достичь их невозможно. А теперь, с турбобуром Касумова…

— Именно, — кивнул я. — Турбобур открывает доступ к глубинным запасам. Но нам потребуются и новые технологии переработки для максимально эффективного использования этой высококачественной нефти.

Я обратился к притихшим заводским специалистам:

— Знакомы ли вы с технологией каталитического крекинга?

Несколько инженеров неуверенно переглянулись.

— Теоретически… — начал главный технолог завода. — В американских журналах публиковались статьи. Но промышленных установок пока нет даже в США. Это экспериментальная технология.

— Не совсем, — возразил я. — На заводах «Standard Oil» в Нью-Джерси уже работают опытные установки. Принцип действия основан на использовании катализаторов, ускоряющих реакции расщепления тяжелых углеводородов на более легкие. Это позволяет не только увеличить выход бензина на тридцать-сорок процентов, но и значительно повысить его октановое число.

Я заметил, как Завадский удивленно поднял брови. Моя осведомленность в технологиях будущего иногда проявлялась слишком явно.

— Это требует сложного оборудования и специальных катализаторов, — скептически заметил Нагдалиев. — Где мы возьмем все это?

Вместо ответа я повернулся к Алекперову:

— Профессор, насколько мне известно, в политехническом институте проводились эксперименты с катализаторами на основе алюмосиликатов. Тот же Касумов упоминал о своих разработках в этой области.

Алекперов задумчиво потер бородку:

— Действительно, кафедра химической технологии под руководством профессора Мехтиева разрабатывает подобные катализаторы. Есть интересные результаты на лабораторном уровне. Но до промышленного применения там еще далеко.

— А что если объединить эти разработки с инженерными решениями для создания опытной установки каталитического крекинга? — предложил я. — Начать с небольшой, экспериментальной, отработать технологию, а затем масштабировать.

Завадский увлеченно делал наброски возможной конструкции в блокноте:

— Технически это вполне реализуемо. Основная проблема — создание эффективного катализатора и системы его регенерации. Но если профессор Мехтиев действительно продвинулся в этом направлении, мы сможем попробовать.

— Предлагаю следующий план, — я выпрямился, оглядывая присутствующих. — Первое. Создать совместную рабочую группу из специалистов завода, политехнического института и наших московских экспертов для разработки опытной установки каталитического крекинга. Второе. Параллельно начать модернизацию существующего перегонного оборудования для повышения эффективности. Третье. Подготовить комплексную программу поэтапной реконструкции всего завода с внедрением новейших технологий.

Филатов решительно поддержал:

— Для наркомата обороны вопрос качества авиационного бензина является приоритетным. Мы готовы выделить целевое финансирование и обеспечить приоритетные поставки необходимого оборудования.

Нагдалиев выглядел ошеломленным размахом предлагаемых изменений:

— Но товарищ Краснов, такая модернизация потребует колоссальных средств и времени.

— Средства найдутся, — жестко ответил я. — Только на счетах, выведенных бывшим руководством Азнефти через подставные фирмы, обнаружено более сорока миллионов рублей. Этого достаточно для начала серьезной модернизации. Кроме того, нарком Орджоникидзе пообещал дополнительное финансирование для стратегически важных проектов. А что касается времени… — я сделал паузу, — у нас его действительно немного. Международная обстановка обостряется. Но именно поэтому мы должны действовать быстро и решительно.

— Я могу связаться с профессором Мехтиевым уже сегодня, — предложил Алекперов, явно воодушевленный перспективой научного прорыва. — У него целая группа молодых талантливых химиков, которые буквально задыхаются от отсутствия возможности применить свои разработки на практике.

— Отлично, — кивнул я. — Завтра же проведем первое совещание рабочей группы. Товарищ Завадский возглавит техническую часть проекта. Полковник Филатов обеспечит координацию с военными требованиями к качеству топлива.

Мы продолжили осмотр завода, обсуждая детали будущей модернизации. Когда мы дошли до отделения финальной очистки, один из рабочих, невысокий крепкий мужчина с обветренным лицом, осмелился обратиться ко мне напрямую:

— Товарищ начальник, правда, что после модернизации улучшатся условия труда? У нас ведь тут… — он указал на свои красные, воспаленные глаза, — многие слепнут к сорока годам от паров кислоты. А защитных очков не выдают годами.

— Правда, товарищ, — твердо ответил я. — Модернизация технологий обязательно будет сопровождаться улучшением условий труда и техники безопасности. Это два неразрывных аспекта одного процесса.

Возвращаясь с завода в город, я мысленно подводил итоги инспекции. Ситуация с нефтепереработкой оказалась даже хуже, чем я предполагал.

Устаревшие технологии, низкий выход высокооктановых фракций, ужасающие условия труда. Все требовало немедленного вмешательства.

Но одновременно наметились конкретные пути решения этих проблем. Внедрение каталитического крекинга могло стать технологическим прорывом, который не только устранил бы отставание, но и вывел советскую нефтеперерабатывающую промышленность в мировые лидеры.

Вечером того же дня в моем гостиничном номере собралась расширенная группа специалистов. Кроме членов нашей комиссии, присутствовали профессор Алекперов, срочно приглашенный профессор Мехтиев, высокий худощавый мужчина с живыми черными глазами и взъерошенной седеющей шевелюрой, а также несколько инженеров с завода и Касумов, теперь уже в новом качестве исполняющего обязанности главного инженера Азнефти.

На столе разложены чертежи, графики, расчеты. Мы разработали детальную программу модернизации нефтеперерабатывающих мощностей.

— Если объединить нашу разработку турбобуров с внедрением каталитического крекинга, — воодушевленно говорил Касумов, — мы получим полный технологический цикл нового поколения! От добычи высококачественной нефти с глубоких горизонтов до производства высокооктанового бензина.

— А внедрение электрификации промыслов существенно снизит себестоимость добычи, — добавил Завадский. — Я начал готовить предварительные расчеты по замене паровых приводов на электрические.

— Ключевой момент — это катализаторы, — профессор Мехтиев разложил на столе схемы химических реакций. — Мы уже несколько лет экспериментируем с алюмосиликатами, добавляя различные редкоземельные элементы. Результаты обнадеживают. Но нам не хватало производственной базы для испытания в промышленных масштабах.

— Теперь она у вас будет, — заверил я. — Мы выделим специальный экспериментальный цех на заводе №3 для опытной установки каталитического крекинга. И привлечем лучших инженеров.

К полуночи общая концепция модернизации была готова. Программа включала несколько ключевых направлений.

Внедрение турбобурного бурения для доступа к глубинным месторождениям, электрификацию промыслов, строительство современных перегонных установок и внедрение каталитического крекинга.

Когда все разошлись, я еще долго стоял у окна, глядя на огни ночного Баку, на факелы нефтепромыслов, подсвечивающие темное небо оранжевым заревом.

История отечественной нефтяной промышленности менялась на моих глазах. То, что в моей исходной реальности произошло лишь к концу 1930-х годов, сейчас воплощалось в жизнь на годы раньше. Это давало стране бесценное преимущество. Время на подготовку к грядущим испытаниям.

Тихий стук в дверь. Когда я открыл, предварительно убедившись, что это из гостиничного персонала, то получил официальное приглашение.

Плотная кремовая бумага с тисненым гербом Азербайджанской ССР сообщала, что первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана товарищ Багиров ожидает меня завтра в десять часов утра в своем кабинете.

Ни минутой раньше, ни минутой позже, подумал я, откладывая приглашение. Точность визита подчеркивала его значимость и формальность. Багиров явно решил лично разобраться в ситуации вокруг Азнефти после начатых нами преобразований.

Мышкин, появившийся в дверном проеме с обычной для него бесшумностью, взглянул на приглашение и задумчиво произнес:

— Мир Джафар Аббасович решил взять дело под личный контроль. Неудивительно. Нефтяная промышленность — это ключевой вопрос для республики.

— Что вы можете рассказать о нем? — спросил я, доставая из портфеля последние сводки и отчеты, которые следовало просмотреть перед сном.

Мышкин присел на краешек кресла, сохраняя безупречно прямую спину:

— Багиров… непростая фигура. Сорок лет, выходец из учительской среды. До революции служил в полиции. В гражданскую воевал на Кавказском фронте, затем работал в ЧК Азербайджана. С 1921 по 1927 год возглавлял республиканское ГПУ, прославился жестким подавлением антисоветских выступлений в горных районах. Два года назад назначен первым секретарем ЦК.

— Связи в Москве?

— Прочные. Особенно с товарищем Берией, который продвигал его на нынешнюю должность. Пользуется доверием товарища Сталина за твердость в проведении линии партии.

— А личные качества?

Мышкин на мгновение задумался:

— Властный, решительный, с аналитическим складом ума. Не терпит возражений и проявлений слабости. Восточный человек. Помнит добро и зло годами. Ценит компетентность и ненавидит некомпетентность. В республике его уважают и боятся.

— Коррупция?

— По нашим данным, к личному обогащению равнодушен. Живет скромно по меркам своего положения. Ценит власть и влияние больше материальных благ. Но терпимо относится к некоторым привилегиям местной партийной элиты, если это не переходит границ и не противоречит интересам государства.

Я кивнул, мысленно выстраивая стратегию завтрашнего разговора. Багиров был типичным представителем новой восточной номенклатуры, амбициозным, жестким, прагматичным. С такими людьми успешный диалог возможен только с позиции силы, подкрепленной реальными результатами.

— Как, по-вашему, он отнесется к нашим преобразованиям? — спросил я.

— Если вы убедите его в пользе для республики и соответствии линии партии, то поддержит. Если увидит угрозу своему влиянию, то будет противодействовать. Но главное, — Мышкин понизил голос, — он патриот Азербайджана. При всей преданности центру, интересы республики для него на первом месте.

— Это можно использовать, — задумчиво произнес я. — Нам нужно подготовить убедительные материалы, показывающие, как модернизация нефтяной отрасли скажется на благосостоянии республики.

Остаток вечера я посвятил проработке деталей предстоящей встречи. Корсакова подготовила финансовые выкладки, наглядно демонстрирующие экономический эффект от внедрения новых технологий. Завадский составил краткую, но емкую техническую справку о преимуществах турбобуров и каталитического крекинга.

Особое внимание я уделил кадровым вопросам. Опыт подсказывал, что именно назначения могут стать камнем преткновения в переговорах с местным руководством.

Я составил список перспективных азербайджанских специалистов, которых планировал выдвинуть на ключевые должности. Во главе списка стоял Касумов. Молодой, талантливый инженер, уже доказавший свою ценность.

Перед сном я еще раз просмотрел записи, мысленно выстраивая линию разговора. Политическая поддержка Багирова необходима для успеха наших преобразований. Без нее мы рисковали увязнуть в бесконечных бюрократических проволочках и саботаже со стороны местных чиновников.