Нэпман 9. Восхождение

Глава 20 Запуск нефтехима

Вскоре, уже после ремонта и запуска нового оборудования, я вновь стоял на территории бывшего нефтеперегонного завода, теперь официально переименованного в Московский нефтехимический комбинат. Перемены поражали воображение. Словно феникс из пепла, предприятие возрождалось в обновленном виде.

Вместо покосившихся складов возвышались новые корпуса из кирпича и бетона. Хаотичное переплетение труб уступило место аккуратным эстакадам с маркированными трубопроводами. Территория очистилась от многолетних наслоений нефтяных разливов, всюду видны признаки порядка и организации.

Но главной достопримечательностью стал новый цех. Сердце битумного производства.

Просторный корпус с высокими потолками и огромными окнами, пропускающими солнечный свет. Внутри располагались реакторы для окисления гудрона, установки для введения полимерных модификаторов, сложная система контроля параметров процесса.

Белозубов, заметно похудевший и осунувшийся за эти время напряженной работы, но с горящими от гордости глазами, лично проводил экскурсию:

— А вот и главная гордость, товарищ Краснов! Реакторы с турбулентным перемешиванием, как заказывал товарищ Вороножский. Уникальная конструкция, нигде таких больше нет.

Огромные стальные емкости с хитроумной системой перемешивающих устройств действительно впечатляли. Рядом с ними хлопотали инженеры и техники, проверяя оборудование перед запуском.

На противоположной стороне цеха располагалась лаборатория. Стеклянный куб, где молодые специалисты в белых халатах колдовали над пробирками и колбами.

Среди них выделялась фигура Вороножского в неизменном черном халате. Он размахивал руками, что-то горячо объясняя сотрудникам, периодически поглядывая в маленький астролябический инструмент.

— Как идет комплектация кадрами, Антон Макарович? — поинтересовался я, осматривая впечатляющую картину преображенного предприятия.

— Сложно, но справляемся, — ответил директор. — Костяк составляют наши старые специалисты, но много и новых, из института. Молодежь активная, с искрой, но опыта маловато. Приходится организовывать обучение прямо в процессе работы. Кстати, — он оживился, — Прокофий Кузьмич, тот самый мастер, которого вы заметили, стал настоящей находкой! Возглавил группу наставников, передает опыт молодым.

— Отлично, — я удовлетворенно кивнул. — Когда планируете первый экспериментальный пуск?

— Сегодня в шестнадцать часов, — Белозубов взглянул на часы. — Все готово, ждем только вашего распоряжения как директора-распорядителя «Союзнефти».

В этот момент к нам подлетел Вороножский, размахивая какими-то листками:

— Готово! Николаус подтверждает, астрохимический прогноз благоприятный! — Он сунул мне под нос графики с непонятными значками. — Видите? Соединение Юпитера с Сатурном! Идеальное время для активации полимерных цепей!

— Борис Ильич имеет в виду, что последние лабораторные испытания показали оптимальные результаты, — пояснил я для улыбающегося Белозубова, уже привыкшего к особому стилю гениального химика. — Все готово к промышленному запуску.

К шестнадцати часам возле пульта управления новой установкой собрались все ключевые участники проекта: руководство комбината, ведущие инженеры, представители «Союзнефти» и даже делегация от Наркомата путей сообщения во главе с Пестовским. Атмосфера напоминала запуск космического корабля, хотя речь шла «всего лишь» о производстве дорожного битума.

Центральное место у главного пульта занимал Прокофий Кузьмич. Тот самый пожилой рабочий, которого я заметил при первом посещении завода.

Теперь он выглядел иначе. Вместо поношенной спецовки чистая рабочая куртка с нашивкой «Старший мастер», вместо потухшего взгляда живой интерес в глазах.

— Начинаем процедуру запуска, — объявил Белозубов. — Прокофий Кузьмич, вам честь провести первый пуск новой установки.

Старый мастер кивнул и положил руки на рычаги управления. Его пальцы, покрытые мозолями от многолетней работы, двигались с удивительной точностью и уверенностью, словно музыкант, играющий на хорошо знакомом инструменте.

— Включаю подачу сырья, — негромко произнес он.

Система ожила. Загудели насосы, подающие гудрон в реакторы. Замигали индикаторы на приборных панелях. Через смотровые окна виднелось, как в реакторах начинается перемешивание темной вязкой массы.

— Температура сто восемьдесят градусов, — доложил один из инженеров.

— Начинаю подачу воздуха для окисления, — продолжал Кузьмич, плавно поворачивая следующий рычаг.

Компрессоры загудели сильнее, нагнетая воздух в нижнюю часть реакторов. Через смотровые окна было видно, как в массе гудрона образуются пузырьки, усиливая эффект перемешивания.

— Процесс окисления начался, — доложил инженер. — Параметры в норме.

Следующий этап самый ответственный. Введение полимерных модификаторов, разработанных Вороножским.

Разумеетчя, с моей аккуратной подсказки. Эксцентричный химик лично контролировал этот процесс, периодически сверяясь со своим астролябическим инструментом и что-то бормоча.

— Подача модификатора, — скомандовал Кузьмич.

Насосы подали в реакторы светло-желтую жидкость, концентрированный раствор полимера, придающий битуму уникальные свойства. Вороножский впился взглядом в смотровое окно, словно пытался разглядеть молекулярные изменения, происходящие в реакторе.

— Великолепно! — воскликнул он через несколько минут. — Реакция идет точно по расчетному сценарию! Николаус торжествует!

Процесс занял около двух часов. Все это время операторы внимательно следили за показаниями приборов, инженеры контролировали каждый параметр, а Прокофий Кузьмич с помощью небольших корректировок поддерживал оптимальный режим.

Наконец, наступил момент истины. Получение первой промышленной партии модифицированного битума.

— Открываю выпускной клапан, — объявил Кузьмич, поворачивая последний рычаг.

Из отводной трубы в специальную емкость для образцов полилась густая черная жидкость с характерным глянцевым блеском. Вороножский мгновенно оказался рядом с емкостью, вооружившись пробоотборником.

— Нужно немедленно проверить свойства! — возбужденно заявил он. — Температура размягчения, пенетрация, растяжимость, все параметры должны соответствовать космической гармонии!

Лаборанты тут же взяли несколько проб для анализа, а Величковский, наблюдавший за процессом с академическим спокойствием, достал из кармана пиджака маленькую серебряную ложечку на длинной ручке и осторожно зачерпнул немного горячей массы.

— Консистенция идеальная, — произнес он, растягивая каплю битума между пальцами. — Тягучий, эластичный. Думаю, все основные параметры будут в норме.

Через полчаса лаборанты вернулись с результатами экспресс-анализа. Их лица сияли:

— Все показатели превосходят нормативные требования! Температура размягчения на пятнадцать градусов выше обычного битума, растяжимость увеличена вдвое, водостойкость практически абсолютная!

По цеху пронеслись аплодисменты. Рабочие и инженеры поздравляли друг друга с успехом. Белозубов с трудом сдерживал эмоции:

— Товарищ Краснов, мы сделали это! Первая промышленная партия модифицированного битума получена!

Пестовский, внимательно следивший за всем процессом, подошел к емкости с продуктом и осторожно коснулся поверхности битума:

— Впечатляюще, — признал он. — Если эксплуатационные характеристики соответствуют лабораторным, это настоящая революция в дорожном строительстве. Наркомат путей сообщения готов заключить с вами договор на поставку опытной партии для строительства экспериментального участка дороги.

— Мы готовы начать поставки через две недели, — ответил я. — К этому времени отладим все параметры производства и нарастим мощности.

Когда основные торжества закончились, я отвел Белозубова в сторону:

— Антон Макарович, это только начало. Готовьтесь к следующему этапу. К запуску линии синтетических материалов. Уже через месяц на комбинат прибудет новое оборудование для полимеризационного цеха.

Директор изумленно посмотрел на меня:

— Леонид Иванович, мы же только запустили битумное производство… А вы уже о следующем этапе?

— Время не ждет, товарищ Белозубов, — серьезно ответил я. — Страна нуждается в новых материалах. Синтетический каучук, пластмассы, изоляционные материалы, все это критически важно для промышленности и обороны. Ваш комбинат станет пионером в этой области.

Следующие недели превратились в бесконечную череду совещаний, инспекций, согласований и презентаций. «Союзнефть» разрасталась с невероятной скоростью, вбирая в себя новые предприятия, исследовательские центры, месторождения. Нефтехимический комбинат стал всесоюзным экспериментальным полигоном, где отрабатывались технологии будущего.

В моем временном кабинете в здании наркомата на столе громоздились десятки папок с документами, требующими немедленного внимания. Крупномасштабные карты на стенах отмечали месторождения, заводы, трубопроводы, нервную систему нефтяной империи.

Приемная постоянно полнилась посетителями. Директора предприятий, ученые, инженеры, геологи. Каждый со своими проблемами и предложениями. Я едва находил время для сна, работая по восемнадцать-двадцать часов в сутки.

В один из таких дней, когда московский вечер уже окутал улицы синими сумерками, телефон на моем столе разразился настойчивой трелью.

— Краснов слушает, — я прижал трубку к уху, одновременно просматривая отчет по добыче с Ромашкинского месторождения.

— Леонид Иванович? Звонарев беспокоит, из Нижнего, — раздался в трубке знакомый голос с характерной энергичной интонацией.

— Мирослав Аркадьевич! Рад слышать, — я отложил отчет. — Как продвигается производство?

— Отлично продвигается! — в голосе Звонарева звучал неподдельный энтузиазм. Мы говорили по отдельной линии, без риска прослушки. — Первая серийная партия Т-30 сошла с конвейера! Двадцать машин, полностью укомплектованных, с улучшенной трансмиссией и усиленной броней. Военная приемка в восторге!

— Замечательно, — я почувствовал прилив гордости. — А что с сопутствующими проектами? Самоходки, бронетранспортеры?

— Самоходная установка проходит испытания, первые результаты обнадеживают. С бронетранспортером сложнее. Возникли проблемы с компоновкой десантного отделения. Но Варвара Никитична обещает решить вопрос к концу месяца.

— Передайте ей, что я полностью доверяю ее инженерному таланту, — сказал я. — Если нужны дополнительные ресурсы, сообщите немедленно.

— Есть еще кое-что, Леонид Иванович, — голос Звонарева стал заговорщическим. — Помните нашу идею о реактивной системе залпового огня? Мы с Лужковым провели первые испытания прототипа. Шестнадцать направляющих, установленных на шасси нашего грузовика «Полет-Д». Результаты потрясающие! Площадь поражения в десять раз больше, чем у традиционной артиллерийской батареи! Но есть определенные сложности. Я вам отправил шифрограмму.

Я мысленно представил первую «Катюшу», грозное оружие, которое в моей реальности появилось только к началу войны, а теперь создавалось на несколько лет раньше.

— Превосходно, Мирослав Аркадьевич! Продолжайте работу, это направление имеет стратегическое значение. На следующей неделе приеду лично ознакомиться с результатами.

— Кстати, Леонид Иванович, — в голосе Звонарева появились нотки нетерпения, — помните, вы обещали привлечь дополнительных специалистов по артиллерийским системам?

— Да, я уже предпринял необходимые шаги, — ответил я, выдвигая ящик стола и извлекая папку с пометкой «Кадры особой важности». — Связался с Георгием Эриховичем Лангемаком из Газодинамической лаборатории. Блестящий специалист по реактивным снарядам, автор нескольких революционных разработок. Он согласился возглавить направление ракетного вооружения в нашем проекте.

— Лангемак! — воскликнул Звонарев. — Это же настоящий прорыв! Я читал его работы по баллистике реактивных снарядов. Феноменальный ум!

— Именно. Но это еще не все. Я также встретился с молодым инженером Николаем Александровичем Астровым. Сейчас он работает в автотракторном КБ, но проявляет исключительные способности в проектировании гусеничных машин. Интуиция подсказывает мне, что этот человек способен создать целое семейство самоходных установок на базе нашего Т-30.

— Астров? — в трубке послышался шорох бумаг. — Не встречал такой фамилии в технических журналах.

— Он еще не публиковался, совсем молод, — пояснил я, вспоминая знания из будущего о создателе знаменитых советских самоходок. — Но его проекты компактных боевых машин с рациональным использованием внутреннего пространства меня впечатлили. Думаю, он идеально дополнит вашу группу по самоходным артиллерийским установкам.

— Доверяю вашему чутью на таланты, Леонид Иванович, — в голосе Звонарева звучало искреннее уважение. — Когда они прибудут?

— Лангемак приедет через неделю, вместе со мной. Он привезет последние разработки по стабилизации реактивных снарядов. А Астрова я направлю к вам сразу после оформления перевода, примерно через десять дней. Подготовьте для них рабочие места и жилье. И самое важное — полный доступ к лабораториям и конструкторским материалам.

— Будет сделано! — энергично отозвался Звонарев. — С такими специалистами мы создадим вооружение, которому не будет равных в мире!

— На это и рассчитываю, Мирослав Аркадьевич, — я сделал пометку в календаре о необходимости лично представить новых специалистов коллективу. — До встречи на следующей неделе.

После разговора со Звонаревым я вернулся к изучению документов, но мысли невольно возвращались к грандиозным изменениям, происходящим в советской промышленности и военной технике. История менялась на глазах, принимая новый, неизвестный мне из прошлой жизни облик.

Как по заказу, следующим известием была отличная телеграмма от Рихтера с Ромашкинского месторождения:

«КРАСНОВУ ЛЕОНИДУ ИВАНОВИЧУ. СКВАЖИНА №78 ДАЛА ФОНТАН. СУТОЧНЫЙ ДЕБИТ 200 ТОНН ПРЕВОСХОДНОЙ НЕФТИ. ЗАПАСЫ ПОДТВЕРЖДАЮТСЯ. НЕОБХОДИМЫ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ БУРОВЫЕ БРИГАДЫ И ОБОРУДОВАНИЕ. ЖДЕМ УКАЗАНИЙ. РИХТЕР».

Я улыбнулся, читая телеграмму. «Второе Баку» становилось реальностью. Теперь уже никто не сомневался в перспективности Волго-Уральского нефтеносного района.

Телефон снова зазвонил. Короткие, четкие гудки с точно выверенными паузами.

— Слушаю, — ответил я.

Это Мышкин. Он бы не стал беспокоить по пустякам.

— Леонид Иванович, докладываю о ситуации в московском КБ, — голос начальника службы безопасности, как всегда, звучал ровно и сдержанно. — Сегодня в шестнадцать двадцать нашими сотрудниками задержан гражданин Ковалев Антон Павлович при попытке получить доступ к документации по синтетическим каучукам.

— Обстоятельства? — я мгновенно подобрался, отложив все бумаги.

— Работал чертежником в производственном отделе три месяца. Документы в порядке, рекомендации с предыдущего места работы безупречные. Но один из лаборантов заметил, что Ковальский проявляет необычный интерес к закрытым материалам, делает выписки вне рабочих заданий.

— Что обнаружено при задержании?

— Миниатюрный фотоаппарат немецкого производства, зашифрованные записи, копии секретных формул. При первичном допросе сознался, что работает на английскую разведку.

Я медленно выдохнул. Наши технологические прорывы неизбежно привлекали внимание иностранных спецслужб.

— Где он сейчас?

— Передан оперативной группе ОГПУ. Идет допрос. По предварительным данным, Ковалев лишь исполнитель. Работаем по выявлению всей агентурной сети.

— Усильте режим секретности в КБ и на нефтехимическом комбинате, — распорядился я. — Особое внимание документации по новым синтетическим материалам и катализаторам. Введите дополнительные проверки персонала.

— Уже сделано, Леонид Иванович. Также рекомендую временно ограничить доступ Вороножского к особо важным разработкам.

— Почему? Борис Ильич под подозрением? — удивился я.

— Нет, абсолютно лоялен. Но его эксцентричное поведение и привычка громко комментировать свои открытия создают риски утечки информации. Пусть пока работает в закрытой лаборатории без контактов с административным персоналом.

— Разумно, — согласился я. — Держите меня в курсе расследования. И, Алексей Григорьевич, поставьте негласное наблюдение за руководством нефтехимического комбината. Директор Белозубов производит хорошее впечатление, но лучше перестраховаться.

— Уже сделано, — в голосе Мышкина послышалось одобрение моей предусмотрительности. — Разрешите идти?

— Действуйте, — я положил трубку и на мгновение задумался.

Шпионский инцидент неприятен, но ожидаем. Технологический прорыв такого масштаба не мог остаться незамеченным иностранными разведками. В будущем придется усилить меры безопасности на всех ключевых объектах.

Отложив бумаги, я подошел к окну. Москва постепенно погружалась в ночь, но в окнах наркомата свет не гас. Страна жила в режиме непрерывной индустриализации.

Где-то там, в далеком 2024 году, осталась моя прежняя жизнь. Стала ли она еще дальше из-за моих действий, меняющих историю? Насколько сильно я уже изменил будущее? И главное, удастся ли предотвратить катастрофу войны, или, по крайней мере, уменьшить её последствия?

Я вернулся к столу и придвинул к себе календарь. Через неделю поездка в Нижний Новгород для инспекции танкового производства. Затем экспедиция в Поволжье с Архангельским для разведки новых месторождений.

А после… После предстояло создать самое амбициозное предприятие, комбинат синтетического каучука, которому предстояло обеспечить стратегическую независимость страны от импорта критически важного материала.

Я улыбнулся своим мыслям. История менялась, и я был ее активным участником. Не пассивным наблюдателем, а творцом новой реальности.

С этими мыслями я погрузился в работу над новым проектом, планом развития нефтехимической промышленности СССР на ближайшую пятилетку. Документом, который должен лечь на стол Сталину и определить техническое развитие страны на десятилетия вперед.