Нэпман 9. Восхождение

Глава 25 Дорога в Дацин

Серое небо нависло над Москвой тяжелыми тучами. Моросящий дождь придавал городским улицам унылый вид, превращая асфальт в скользкое зеркало, отражающее редкие автомобили и спешащих прохожих под черными зонтами.

Ярославский вокзал гудел как встревоженный улей. Паровозные гудки, лязг сцепленных вагонов, командные возгласы железнодорожников, торопливые шаги пассажиров, все сливалось в единую симфонию большого транспортного узла.

Наша экспедиционная группа выделялась среди обычных пассажиров. Десять человек с полевыми рюкзаками и специальными чемоданами для оборудования.

Все одеты по-граждански, но с той особой выправкой, которая выдает людей, привыкших к дисциплине. Трое из моей команды на самом деле сотрудники госбезопасности, тщательно замаскированные под рядовых инженеров.

Секретарь вокзального комиссара провел нашу группу в отдельное помещение, где полковник Александров, высокий мужчина с абсолютно неприметным лицом, еще раз проверил документы каждого участника экспедиции.

— Товарищи, — начал он тихим, но властным голосом, — через двадцать минут мы отправляемся. Еще раз напоминаю. С этого момента мы техническая комиссия по обследованию КВЖД. Никаких разговоров о нефти, геологии или разведке. Даже наедине, даже шепотом. Стены имеют уши.

Архангельский, стоявший рядом со мной, едва заметно кивнул. Молодой геолог заметно повзрослел за время башкирской экспедиции, приобрел уверенность и солидность.

— У всех проверены документы? — продолжил Александров. — Легенды выучены наизусть? Отлично. Размещаемся в вагонах согласно схеме. Краснов, Архангельский, Кравцова в первом купе, Перминов, Воронцов и я во втором. Остальные в третьем и четвертом. В пути не собираться группами больше трех человек.

Дверь открылась, и на пороге возник Мышкин. Его каменное лицо как всегда не выражало никаких эмоций, но напряженный взгляд выдавал внутреннюю тревогу.

— Минутку внимания, — негромко произнес он. — Получены сведения о повышенной активности японской разведки. Будьте предельно осторожны. Наблюдение может начаться уже в пути.

Мышкин подошел ко мне и протянул небольшой конверт:

— Личное послание от товарища Орджоникидзе. Просил передать перед отправлением.

Я вскрыл конверт и быстро просмотрел короткую записку:

'Товарищ Краснов!

Товарищ Сталин высоко оценивает вашу инициативу. Успех этой миссии может изменить стратегический баланс на Дальнем Востоке. Действуйте смело, но осмотрительно. Ждем вашего возвращения с конкретными результатами.

Орджоникидзе'

Сложив записку и спрятав ее во внутренний карман пиджака, я окинул взглядом команду. Лица сосредоточенные, готовые к выполнению сложной задачи.

Архангельский с блокнотом в руках, вечный ученый. Перминов крепкий мужчина с мозолистыми руками настоящего геолога-полевика. Кравцова стройная женщина лет тридцати с решительным взглядом и коротко остриженными волосами. Воронцов невысокий, щуплый специалист с цепким взглядом человека, привыкшего замечать мельчайшие детали.

— Отправляемся, товарищи, — сказал я, поднимая саквояж. — Нас ждет Дальний Восток.

Прощание с Мышкиным заняло не больше минуты. Крепкое рукопожатие, короткий обмен взглядами, и мы двинулись к перрону, где уже стоял под парами длинный состав транссибирского экспресса.

Наш вагон первого класса поражал относительным комфортом. Мягкие спальные полки, обитые плюшем, деревянные панели на стенах, сверкающие чистотой умывальники. Проводник, степенный мужчина с аккуратными седыми усами, помог разместить багаж и напомнил о времени отправления.

— Через десять минут трогаемся, товарищи. Чай будет после отправления.

Я расположился у окна и наблюдал за суетой московского перрона. Носильщики в фартуках, торговцы газетами, пассажиры всех возрастов и социальных положений…

Странное чувство охватило меня. Всего три года назад я был в совершенно другом мире, успешным бизнесменом с собственным самолетом. Теперь я здесь, на московском вокзале 1931 года, во главе секретной экспедиции, лично знакомый со Сталиным и готовящийся изменить ход истории.

Кравцова, заметив мою задумчивость, деликатно кашлянула:

— Леонид Иванович, можно вопрос? Какие вероятные геологические структуры мы рассчитываем обнаружить в районе Цицикара?

Я мгновенно собрался. Даже в относительно безопасном пространстве купе нужно соблюдать легенду.

— Милая Софья Андреевна, — улыбнулся я, — нас ждет проверка состояния земляного полотна железной дороги. Гидрология, дренаж, устойчивость насыпей. Никаких геологических разрезов.

Кравцова понимающе кивнула, оценив мое напоминание о необходимости конспирации.

Архангельский с интересом разглядывал чертежи железнодорожного полотна, которые мы должны изучать на протяжении всей поездки для поддержания легенды.

Наконец раздался протяжный гудок паровоза. Поезд дернулся и медленно начал набирать ход.

Колеса стучали в такт моему сердцу, и каждый стук приближал нас к цели, далекому Дацинскому месторождению, о котором еще никто в мире не знал, кроме меня.

Московские окраины постепенно уступали место пригородным постройкам, а затем и подмосковным лесам. Я смотрел в окно и размышлял о значимости нашей миссии.

Если удастся подтвердить существование Дацинского месторождения, это изменит стратегический баланс на Дальнем Востоке. СССР получит козырь в дипломатических переговорах с Японией и Китаем, а в перспективе возможность доступа к гигантским запасам нефти.

Но прежде нам предстояло проделать невероятно длинный путь через всю страну.

Шесть суток до Читы по Транссибирской магистрали, затем переправа через границу и КВЖД до Харбина. И все это время поддерживать легенду обычной технической комиссии.

Наши просторы завораживали непередаваемым величием. Бесконечная тайга сменялась широкими полями, полноводные реки пересекались массивными мостами, через которые наш поезд проходил с грохотом и лязгом, а редкие станции появлялись как оазисы человеческой жизни среди дикой природы.

На третий день пути, где-то между Омском и Новосибирском, я проснулся на рассвете и долго смотрел в окно на пробегающие мимо леса. Солнце едва поднималось над горизонтом, окрашивая верхушки деревьев золотистым светом, а нижние ветви еще тонули в синеватой утренней дымке.

— Красота какая, — тихо произнес Архангельский, устраиваясь напротив меня. — Ни разу не был так далеко на востоке.

— И не каждому выпадает такая возможность, — ответил я. — Дальний Восток особый мир, не похожий ни на что другое.

Наш разговор прервал негромкий стук в дверь купе. Проводник принес утренний чай в подстаканниках с гравированными изображениями Кремля.

— Через два часа остановка в Новосибирске, товарищи, — сообщил он. — Стоянка сорок минут, можно размяться и пополнить запасы.

Когда проводник удалился, Кравцова достала из чемодана толстую папку с техническими схемами КВЖД.

— Пора освежить знания, — сказала она, раскладывая чертежи на небольшом откидном столике.

Следующий час мы провели, изучая инженерные особенности Китайско-Восточной железной дороги. Система дренажа, укрепление откосов, защита от оползней и размывов, все эти технические детали служили не только прикрытием, но и реальным обоснованием нашей миссии.

— Обратите внимание на этот участок, — я указал на карту района Цицикара, — здесь часты проблемы с подтоплением полотна во время муссонных дождей. Именно он будет приоритетным для нашей проверки.

Архангельский внимательно изучил обозначенный район, потом поднял на меня понимающий взгляд. Он уже знал из предварительных инструкций, что именно в этом месте предполагалось наличие нефтеносных пластов.

В Новосибирске мы вышли на перрон небольшими группами, как и предписывал Александров. Станционный буфет поражал относительным изобилием.

Свежий хлеб, яйца вкрутую, даже сливочное масло в небольших порциях. Явное свидетельство того, что коллективизация еще не успела полностью разрушить снабжение продовольствием.

— Обратите внимание, — негромко произнес Перминов, подсаживаясь ко мне, — на третьей лавке справа. Мужчина в сером пальто.

Я осторожно повернул голову в указанном направлении. Действительно, на лавке сидел человек неприметной внешности и что-то читал в газете.

Но его взгляд периодически поднимался и скользил по вокзалу, останавливаясь на членах нашей группы чуть дольше, чем следовало.

— Вижу, — так же тихо ответил я. — Предупредите Александрова. Никаких действий, просто наблюдайте.

Через несколько минут к нашему столику подсел полковник Александров.

— Не беспокойтесь, — сказал он, намазывая масло на хлеб, — это наш человек. Дополнительная страховка. Он проследит, не ведется ли наблюдение за нами.

— Довольно сложная система, — заметил я с невольным уважением к организации операции.

— В нашем деле лучше перестраховаться, — философски ответил Александров, потягивая горячий чай. — Восточное направление сейчас приоритетное. Все разведки мира проявляют повышенный интерес.

После Новосибирска поезд вошел в самое сердце Сибири. Великолепие природы сменилось суровостью ландшафта.

Густые хвойные леса, скалистые выступы, глубокие ущелья. Железная дорога словно прорезала себе путь через дикие места, демонстрируя торжество человеческой инженерной мысли.

Вечерами, когда поезд мчался сквозь бескрайние просторы, мы с Александровым собирались в его купе для координации действий и уточнения деталей предстоящей миссии.

— После прибытия в Харбин размещаемся в гостинице «Модерн», — инструктировал полковник, расстилая на столике карту Маньчжурии. — Там живут многие советские специалисты, поэтому наше присутствие не вызовет подозрений. На второй день официально представляемся китайскому руководству КВЖД. Наша первая исследовательская точка — станция Аньда, в семидесяти километрах от Харбина.

— Именно оттуда начнем продвижение к Цицикару? — уточнил я.

— Да, по официальной легенде мы должны проверить все станции на линии Харбин-Цицикар. Это даст нам легальную возможность находиться в интересующем вас районе.

Александров достал из внутреннего кармана пиджака узкий конверт:

— Последняя информация от нашего консульства в Харбине. Японцы усилили военное присутствие. Войска Квантунской армии проводят учения в непосредственной близости от КВЖД. Официально — плановые маневры, но масштаб настораживает.

— Инцидент приближается, — задумчиво произнес я, вспоминая историю Мукденского инцидента из своего прошлого-будущего.

Александров внимательно посмотрел на меня:

— Поразительная точность ваших прогнозов, Леонид Иванович. Откуда такая уверенность?

Я выдержал его взгляд, мысленно благодаря Мышкина за подготовку убедительного объяснения:

— Аналитика, товарищ Александров. Экономические факторы, стратегическая ситуация, психологический портрет японского командования. К тому же, сентябрь идеален для военных операций в Маньчжурии. Дороги просохли после летних дождей, но еще не наступили осенние холода.

Полковник удовлетворенно кивнул:

— Разумно. Но должен предупредить, если ваш прогноз верен, и японская агрессия начнется в сентябре, наша миссия будет под угрозой. В случае военных действий придется эвакуироваться немедленно, даже ценой невыполнения основной задачи.

— Не волнуйтесь, — я постарался говорить уверенно, — у нас достаточно времени. Лето только начинается, а для первичного подтверждения нефтеносности района нам хватит двух недель.

На четвертый день пути, где-то в районе Красноярска, к нам в купе зашла Кравцова с предложением проверить техническое оборудование. Мы разложили на полке специальные инструменты, замаскированные под обычные измерительные приборы.

— Уникальная разработка, — с восхищением отметила она, осматривая прибор, внешне похожий на теодолит, но на самом деле представлявший компактную буровую установку для взятия образцов почвы. — Институт геологии превзошел сам себя.

— Вороножский специально модифицировал реактивы для полевого анализа, — добавил я, показывая небольшой футляр с пробирками. — Капля этого раствора может обнаружить нефть в пропорции один к миллиону. Идеально для скрытого пробоотбора.

Архангельский проверил работу механизмов:

— Все функционирует безупречно.

К вечеру пятого дня пути ландшафт за окном снова изменился. Мы приближались к Байкалу.

Величественное озеро появилось внезапно. Огромная водная гладь, сверкала в лучах заходящего солнца, окруженная горными хребтами, уходящими к самому горизонту.

— Священное море, — благоговейно прошептал Архангельский.

— Настоящее чудо природы, — согласился я, любуясь пейзажем.

Участок Кругобайкальской железной дороги потребовал снижения скорости. Поезд осторожно двигался по извилистому пути, проложенному в скалах.

Многочисленные тоннели, мосты через горные речки, каменные галереи. Все говорило о титаническом труде инженеров, построивших эту магистраль.

Вечером того же дня к нам в купе заглянул Воронцов с последним выпуском «Правды», полученным на одной из станций. Мы углубились в чтение, изучая последние новости.

Через шесть дней после отправления из Москвы наш поезд прибыл в Читу, последний крупный советский город перед границей. Здесь нам предстояла пересадка на другой состав, следующий по КВЖД до Харбина.

На привокзальной площади Читы нас встретил представитель местного отделения ОГПУ в гражданской одежде.

— Товарищ Краснов? — негромко спросил он, подойдя ко мне. — Лещенко, уполномоченный пограничного отдела. Имею инструкции сопровождать вашу группу до границы.

— Рад встрече, товарищ Лещенко, — я пожал его сухую, крепкую руку. — Какие новости с границы?

— Обстановка напряженная, но контролируемая, — ответил он, помогая грузить наши чемоданы в грузовик. — Японцы усилили патрулирование своей стороны. Наши пограничники в повышенной готовности.

Мы разместились в гостинице «Забайкалье», невзрачном двухэтажном здании с потертой мебелью, но чистыми номерами. Вечером в моем номере собрался импровизированный штаб экспедиции.

— Завтра в восемь утра отправляемся на станцию Маньчжурия, — сообщил Лещенко, расстилая карту на столе. — Это пограничный пункт. После проверки документов и багажа пересаживаетесь на китайский поезд до Харбина. В пути еще около двенадцати часов.

— Насколько тщательная проверка? — спросил Перминов, явно беспокоясь о специальном оборудовании.

— Поверхностная, — успокоил Лещенко. — Китайцы проверяют в основном личные документы и визы. На техническое оборудование почти не обращают внимания, особенно если оно оформлено официальными бумагами для работы на КВЖД.

Александров развернул инструкцию по прохождению границы:

— Всем запомнить — никаких лишних разговоров с проверяющими. Отвечать только на прямые вопросы. Документы предъявлять без суеты, но и без излишней медлительности. Техническое задание на обследование пути переведено на китайский и японский языки. При необходимости предъявлять.

Вечер накануне пересечения границы прошел в атмосфере напряженного ожидания. Каждый участник экспедиции проверял оборудование, документы, мысленно готовился к переходу в другой мир, Маньчжурию, где нам предстояло работать в условиях постоянной слежки и потенциальной опасности.

Станция Маньчжурия встретила нас промозглым августовским утром. Серое небо, мелкий дождь, грязная привокзальная площадь с лужами. Пограничный город казался унылым и неуютным.

Пограничный контроль прошел на удивление гладко. Китайские чиновники, облаченные в потертые кители европейского покроя, но с традиционными фуражками, снабженными знаками новой власти, проверили наши документы без излишнего рвения. Японский офицер, присутствовавший при процедуре, лишь мельком взглянул на бумаги и даже не стал их листать.

— Техническая комиссия КВЖД, — перевел наши документы китайский чиновник для японца. — Следуют до Харбина.

Японец равнодушно кивнул и отошел, явно не заинтересовавшись очередной группой советских специалистов, каких немало работало на совместной дороге.

После таможенного досмотра нас проводили к китайскому поезду. Вагоны оказались существенно менее комфортабельными, чем на Транссибирской магистрали.

Жесткие деревянные полки вместо мягких, тусклое освещение, запах сырости и дешевого табака. Но главное преимущество, отдельные купе, сохранилось, позволяя нам относительно свободно обсуждать дальнейшие планы.

Поезд тронулся, и мы углубились в территорию Маньчжурии. Пейзаж за окном разительно отличался от сибирского.

Бескрайние равнины, покрытые низкой растительностью, изредка прерываемые холмами или небольшими рощами. Многочисленные деревушки с глинобитными домами, крестьяне в традиционной одежде, работающие на рисовых полях, картина словно из другого века.

— Обратите внимание на характерный рельеф, — негромко произнес Архангельский, указывая на пологие возвышенности к северу от железной дороги. — Идеальные геологические условия для формирования осадочных пород. Структура напоминает Ромашкинское месторождение.

Я понимающе кивнул. Даже без специальных геологических изысканий опытный взгляд мог выделить перспективные районы.

Воронцов, сидевший у окна, неожиданно напрягся:

— Посмотрите, — он указал на группу японских военных, проводящих какие-то работы рядом с полотном железной дороги. — Это явно не обычный патруль.

Мы все подтянулись к окну. Действительно, в нескольких сотнях метров от дороги японцы установили палатки и какое-то оборудование.

— Полевые учения, — определил Александров. — Но слишком близко к железнодорожной магистрали.

Остаток пути до Харбина прошел без происшествий. Поезд медленно двигался по равнинной местности, делая частые остановки на небольших станциях.

К вечеру на горизонте показались очертания большого города, Харбина, «Восточного Парижа», как его называли в те годы.

Харбин поразил меня необычным обликом. Город представлял собой удивительное смешение культур.

Российская архитектура начала века, китайские пагоды, японские административные здания в европейском стиле. На улицах звучала русская, китайская, японская речь, вывески дублировались на трех языках.

На вокзале нас встретил представитель советского консульства, молодой дипломат Туринов, щеголевато одетый в светлый костюм.

— Приветствую, товарищи, — негромко произнес он, пожимая наши руки. — Рад, что добрались благополучно. Автомобили ждут у западного выхода. Размещение в гостинице «Модерн» подготовлено.

Пока грузили багаж, Туринов вкратце обрисовал ситуацию в городе:

— Обстановка напряженная. Японцы ведут себя все более бесцеремонно. Китайцы формально сохраняют власть, но фактически уже мало что контролируют. КВЖД пока функционирует в обычном режиме, советско-китайское управление сохраняется.

— Как настроение среди русского населения? — поинтересовался я.

— Тревожное, — ответил Туринов. — Многие опасаются японской оккупации. Есть слухи о подготовке эвакуации советских граждан. Эмигранты-белогвардейцы заняли выжидательную позицию. Некоторые надеются на японцев, другие опасаются потерять налаженный быт.

Гостиница «Модерн» полностью соответствовала своему названию. Построенная в начале века в стиле модерн, она сохраняла элегантность даже в деталях.

Изящные перила лестницы, витражи в холле, мозаичный пол. Номера оказались просторными и комфортабельными, с высокими потолками и большими окнами.

— Отдыхайте, товарищи, — предложил Туринов, когда мы разместились. — Завтра в десять утра запланирована встреча с китайским руководством КВЖД. Затем получение официальных разрешений на проведение инспекции путей. После обеда посещение технического отдела дороги для ознакомления с документацией.

Когда дипломат ушел, Александров собрал нас в моем номере для короткого совещания.

— Ситуация сложнее, чем мы предполагали, — констатировал он. — Нам необходимо максимально ускорить выполнение основной задачи. Предлагаю сократить официальную часть до минимума и сразу выдвигаться в район Цицикара.

— Согласен, — кивнул я. — Но сначала необходимо получить официальные разрешения, иначе первый же японский патруль задержит нас на выезде из города.

Кравцова, все это время стоявшая у окна и наблюдавшая за улицей, неожиданно произнесла:

— Товарищи, кажется, у нас сопровождение.

Мы подошли к окну. На противоположной стороне улицы, в тени дерева, стоял молодой японец в штатском. Но его выправка и манера держаться явно выдавали военного.

— Началось, — спокойно констатировал Александров. — Ничего неожиданного. Будем действовать по плану. Никаких обсуждений основной задачи даже в номерах. Только на открытом воздухе, вдали от посторонних.

Вечер провели в изучении технической документации КВЖД, готовясь к завтрашней встрече с китайским руководством. Ужинали в ресторане гостиницы. Удивительное смешение русской и китайской кухни, отражающее уникальный характер Харбина.

А за окнами гостиницы шумел многоязычный город, живущий в предчувствии приближающейся бури.

В сентябре здесь произойдут события, которые историки назовут Мукденским инцидентом. Началом японской агрессии в Маньчжурии и прелюдией к Второй мировой войне.

Засыпая в просторной кровати харбинской гостиницы, я думал о странных поворотах судьбы. Запасы нефти, которые мы собирались обнаружить, в моей прежней реальности были открыты только в 1959 году.

Я собирался изменить историю на двадцать восемь лет! И это могло иметь самые непредсказуемые последствия для Советского Союза, Китая, Японии, и, возможно, для всего хода мировой истории.