Нэпман 9. Восхождение

Глава 13 Стальной прорыв

Выйдя из кабинета Сталина, я медленно прошел мимо суровых охранников с каменными лицами.

Голова слегка кружилась от напряжения и одновременно от осознания успеха. Мышкин ожидал меня в приемной, его вечно бесстрастное лицо на мгновение выдало удивление, когда я вышел с едва заметной улыбкой.

— Все прошло удачно? — спросил он тихо, когда мы спускались по широкой мраморной лестнице Кремля.

— Все проекты одобрены, — также негромко ответил я. — «Союзнефть» создана, я назначен директором-распорядителем. И, что не менее важно, наблюдение за мной снято.

Мышкин только слегка кивнул, но я заметил, как расслабились мышцы его всегда напряженных плеч.

— Куда теперь? — спросил он, когда мы вышли на свежий воздух.

— В Нижний Новгород. Немедленно, — я посмотрел на часы. — Звонарев сообщил о серьезных проблемах с танковым проектом. Нужно вмешаться лично.

Через час я уже сидел в купе скорого поезда Москва-Нижний Новгород. Попутчиков в купе не оказалось, вероятно, Мышкин позаботился об этом.

Я расстелил на столике чертежи и погрузился в изучение технической документации танка Т-30. Вагон покачивался на стыках рельсов, за окном проплывали подмосковные леса, сменяясь полями и редкими деревнями.

Проект Т-30 мог стать настоящим прорывом в танкостроении. В отличие от советских легких танков Т-26 и БТ с их противопульным бронированием, Т-30 задумывался как средний танк с противоснарядной броней, дизельным двигателем и мощным 76-мм орудием.

По сути, это аналог знаменитого Т-34, который в моей исходной реальности появился лишь в 1940 году. Слишком поздно для полноценного перевооружения к началу войны.

Если удастся запустить Т-30 в серию на три-четыре года раньше, это кардинально изменит соотношение сил. Но для этого требовалось решить целый комплекс технических проблем, и времени оставалось мало.

Поезд прибыл в Нижний Новгород ранним утром следующего дня. На перроне меня встречал Звонарев. Молодой инженер с копной рыжих непослушных волос и веснушчатым лицом. Несмотря на раннее время, в его зеленых глазах читалось напряжение и тревога.

— Леонид Иванович! — Звонарев крепко пожал мою руку. — Спасибо, что так быстро приехали. Ситуация сложная.

— Рассказывай по дороге, — кивнул я, следуя за ним к ожидавшему автомобилю.

Старенький заводской «Форд» с пыльными стеклами и облупившейся краской на крыльях быстро вез нас по утренним улицам Нижнего. Город только просыпался. Редкие прохожие спешили на работу, из пекарен тянуло запахом свежего хлеба, а торговки молоком расставляли бидоны на углах.

— Мы столкнулись с комплексом проблем, — Звонарев нервно барабанил пальцами по портфелю на коленях. — Двигатель не выдает расчетной мощности, трансмиссия разрушается при поворотах, броня не обеспечивает заявленной защиты.

— Я получил твою телеграмму, — кивнул я. — Что с двигателем конкретно?

— При испытаниях он перегревается через сорок-пятьдесят минут работы, — ответил Звонарев. — Мощность падает до трехсот восьмидесяти — четырехсот лошадиных сил вместо расчетных пятисот. Циркулев предполагает, что дело в системе охлаждения и в недостаточном качестве стали цилиндров.

— А трансмиссия?

— При резких поворотах шестерни буквально крошатся, — в голосе Звонарева звучало отчаяние. — Руднев третью ночь не спит, пытается усилить конструкцию. Но пока безуспешно.

— Как с бронекорпусом?

— Сталь марки 4Н не выдерживает обстрела бронебойными снарядами с дистанции ближе восемьсот метров, — Звонарев вздохнул. — А ведь это ключевой параметр для танка. Без надежной защиты он превращается в братскую могилу для экипажа.

Автомобиль свернул на длинную аллею, ведущую к заводским корпусам. Огромные красные буквы на фасаде главного здания складывались в название «ГАЗ». По территории сновали грузовики, рабочие в промасленных спецовках спешили в цеха, гудели станки. Индустриальный пульс страны бился здесь особенно отчетливо.

Нас провели в отдельный корпус, огороженный дополнительным забором с охраной. Здесь располагалось конструкторское бюро и опытное производство танкового проекта. Едва переступив порог просторного светлого помещения с высокими потолками, я увидел знакомую фигуру.

Варвара Загорская, невысокая симпатичная девушка с короткими темными волосами и упрямым подбородком, стояла у чертежного стола, энергично жестикулируя в разговоре с каким-то инженером. Заметив меня, она на мгновение замерла, в карих глазах промелькнуло что-то похожее на смесь радости и тревоги.

— Краснов! Наконец-то, — она направилась ко мне решительным шагом, протягивая руку. — Мы уже думали, что проект похоронят.

Ее рукопожатие оказалось крепким и деловым, но я заметил легкое подрагивание пальцев. Между нами оставалась недосказанность.

Ее прошлое увлечение мной так и не получило разрешения из-за моей сосредоточенности на проектах. Но сейчас не время для личных разговоров.

— Показывайте все по порядку, — сказал я, убирая неловкость момента. — Сначала прототип, потом разберемся с каждой проблемой отдельно.

Звонарев кивнул и провел меня в дальнюю часть цеха, где под маскировочной сеткой стоял танк, отдаленно напоминающий будущий Т-34, но с более угловатыми формами. Механики в комбинезонах копошились вокруг него, демонтируя люки моторного отделения.

Я медленно обошел машину, оценивая конструкцию. Корпус с наклонной лобовой броней, приземистый силуэт, широкие гусеницы, башня с 76-мм пушкой. Все основные элементы на месте, но деталей, требующих доработки, множество.

— Кто еще из команды на месте? — спросил я, закончив осмотр.

— Циркулев работает со станками в моторном цехе, — ответила Загорская. — Руднев в мастерской, пытается усилить трансмиссию. Остроножский как раз должен подойти. А Величковский прилетает из Москвы к вечеру. Я телеграфировала ему про проблемы с броней. Он не мог приехать с вами, дела в академии.

— Отлично, — кивнул я. — Начнем с двигателя. Веди, Варвара Никитична.

Моторный цех встретил нас гулом работающих станков и резким запахом горячего металла и смазочных материалов. Игнатий Маркович Циркулев, невероятно худой и высокий мужчина в потертом черном сюртуке, сосредоточенно изучал разобранный двигатель, разложенный на большом металлическом столе.

— Игнатий Маркович! — окликнул его Звонарев. — Леонид Иванович приехал!

Циркулев поднял голову и поправил сползающее пенсне на длинном носу.

— А, Краснов, наконец-то, — он махнул рукой, подзывая нас. — Посмотрите на это безобразие.

Он указал на цилиндры двигателя, покрытые темным налетом и трещинами.

— Низкое содержание хрома в стали, — продолжил Циркулев. — Всего ноль целых семь десятых процента вместо необходимых один целых и два десятых. При высоких температурах металл теряет прочность, появляются микротрещины, ухудшается теплоотдача. Отсюда перегрев и потеря мощности.

Я внимательно осмотрел цилиндры, проверил поршни, клапаны, систему охлаждения.

— Проблема комплексная, — сказал я, выпрямляясь. — Во-первых, действительно нужно увеличить содержание хрома в стали цилиндров. Во-вторых, система охлаждения спроектирована неэффективно. Один большой вентилятор создает неравномерный поток воздуха. В-третьих, общая компоновка двигателя неудачна. Он расположен слишком высоко, что смещает центр тяжести машины.

Циркулев задумчиво потер подбородок:

— С хромом понятно. А что предлагаете по охлаждению?

— Заменить один большой вентилятор двумя меньшими, расположенными над двигателем, — ответил я. — И привод лучше сделать от отвода выхлопных газов, как на немецких образцах. Это сэкономит мощность на основном валу.

— А компоновка? — включился Звонарев.

— Опустим двигатель ниже, как на опытных немецких машинах, — я быстро набросал схему на листе бумаги. — И добавим маховик для повышения инерционности и плавности работы. Это уменьшит длину моторно-трансмиссионного отделения, позволит сдвинуть башню назад и освободит пространство в носовой части корпуса.

Циркулев изучал мой набросок с растущим интересом:

— Да, это может сработать… Но потребуется полная переделка моторной рамы и системы крепления.

— У нас нет выбора, — ответил я твердо. — Начинайте немедленно. Я дам указание Сталинградскому сталелитейному заводу срочно отлить новые цилиндры с повышенным содержанием хрома. А пока займемся трансмиссией.

В мастерской, куда мы направились следом, царил творческий беспорядок. Повсюду лежали детали трансмиссии, инструменты, чертежи и записи.

Алексей Платонович Руднев, высокий нескладный мужчина с копной соломенных волос и круглыми очками в медной оправе, тщательно измерял какую-то шестерню штангенциркулем.

— Вот виновник всех бед, — проворчал он, даже не поздоровавшись. — Шестерни крошатся как сухари. Смотрите.

Он протянул мне коробку с обломками металлических деталей:

— Это после одного резкого поворота. Зубья срезало как маслом. А ведь в бою водитель будет маневрировать постоянно.

Я внимательно осмотрел фрагменты шестерен, взял лупу со стола Руднева и изучил поверхность излома.

— Материал неоднородный, — заключил я. — И площадь зацепления явно недостаточная. Сколько у вас сейчас, двенадцать миллиметров?

— Точно, — кивнул Руднев. — Старались сэкономить на весе.

— Экономия оказалась чрезмерной, — я покачал головой. — Нужно увеличить площадь зацепления минимум до шестнадцати миллиметров. И материал заменить на хромомолибденовую сталь вместо обычной хромоникелевой.

— Это увеличит вес, — заметил Руднев.

— Зато танк будет ездить, а не стоять с разбитой трансмиссией, — парировал я. — Также необходимо усилить подшипники главного вала. Текущие бронзовые не выдерживают нагрузок. Нужны подшипники из специального сплава на основе олова с добавлением сурьмы и меди.

В этот момент в мастерскую вошел Остроножский, среднего роста химик с аккуратно подстриженными усиками и рассеянным взглядом.

— Гавриил Лукич! — обрадовался я. — Как раз вовремя. Нам нужно разработать новый сплав для подшипников главного вала трансмиссии.

Остроножский рассеянно поправил манжеты:

— Подшипники? О, великолепно! — его глаза внезапно загорелись странным блеском. — Сегодня Меркурий в соединении с Марсом. Идеальное время для работы с металлическими сплавами! Вчера мой катализатор Николаус предсказал важное открытие. Какие характеристики требуются? — он достал из кармана небольшой астролябический инструмент и взглянул на него.

— Повышенная износостойкость, пластичность и теплоотвод, — ответил я. — Предлагаю оловянно-сурьмяный сплав с добавлением меди и никеля.

— Хм, космически удачное сочетание! — Остроножский достал из кармана блокнот с нарисованными на полях планетарными символами и начал быстро записывать. — Олово находится под покровительством Юпитера, сурьма слушается Сатурна, а медь… о, медь — дитя Венеры! Теоретически должно сработать. Николаус будет в восторге, — он погладил маленькую колбу, которая, как я только сейчас заметил, торчала из его нагрудного кармана.

— У вас один день, — твердо сказал я. — Времени в обрез.

Руднев задумчиво рассматривал шестерни:

— Для увеличения площади зацепления придется перепроектировать всю коробку передач.

— Не обязательно, — возразила Загорская. — Если мы изменим угол наклона зубьев с пятнадцати до восемнадцати градусов, сможем увеличить площадь контакта без существенного изменения габаритов.

Руднев поднял брови:

— И увеличить осевую нагрузку? Подшипники точно не выдержат.

— Поэтому мы и меняем подшипники, — парировала Загорская. — А осевую нагрузку компенсируем усилением корпуса коробки передач.

Между ними явно назревал спор. Я поднял руку, останавливая дискуссию:

— Оба варианта имеют право на существование. Руднев, вы прорабатываете классический подход с полной переделкой коробки. Загорская, вы готовите альтернативный вариант с изменением угла наклона. Через шесть часов сравниваем результаты и выбираем оптимальное решение.

Оба инженера неохотно кивнули, принимая компромисс. Я понимал их нетерпение. Каждый уверен в превосходстве своего решения. Но настоящий прорыв часто рождается на стыке разных подходов.

— А теперь пойдемте посмотрим на результаты испытаний брони, — предложил я. — Звонарев, где у вас материалы?

Следующие два часа мы провели в лаборатории, изучая образцы брони после обстрела. Результаты выглядели удручающе.

Бронебойные снаряды легко пробивали сталь марки 4Н на дистанции восемьсот метров, оставляя рваные отверстия с отколами на внутренней стороне. В реальном бою такие повреждения привели бы к гибели экипажа.

— В чем проблема? — спросил я, разглядывая срез броневой плиты.

— Недостаточная гомогенность стали, — ответил Звонарев. — И неоптимальная технология закалки. При производстве опытной партии металлурги допустили несколько ошибок. Но главное, эта марка стали изначально не рассчитана на противоснарядную защиту.

Я кивнул, вспоминая историю создания брони для Т-34:

— Нам нужна двухслойная катаная броня с легирующими элементами. Внешний слой твердый, для разрушения наконечника снаряда, внутренний вязкий, для поглощения энергии удара.

— Это революционный подход, — заметил Звонарев. — Никто в мире пока так не делает.

— Именно поэтому мы должны стать первыми, — улыбнулся я. — Это даст нашим танкам критическое преимущество. Но для разработки такой брони нам нужен Величковский.

Как по заказу, в лабораторию вошел запыленный курьер:

— Товарищ Краснов? Телеграмма от профессора Величковского. Он прибудет на заводской аэродром через два часа. Просил встретить.

— Отлично, — я повернулся к команде. — До прибытия профессора займемся еще одной проблемой, прицельными приспособлениями. Что у нас с оптикой?

Звонарев скривился:

— Катастрофа. Отечественные триплексы мутные, искажают изображение. Прицельная марка смещается при вибрации. В таких условиях точная стрельба невозможна.

— У меня для вас хорошая новость, — сказал я. — Товарищ Сталин одобрил сотрудничество с зарубежными производителями оптики. Мы можем организовать закупку технологий в Германии или Чехословакии.

— Серьезно? — не поверил Звонарев. — Это же прорыв! Немецкая оптика от Цейса или чешская от ЧКД — лучшие в мире.

— Но это потребует времени, — предупредил я. — Для пробной партии танков нам придется искать временное решение.

— Можем использовать имеющиеся авиационные прицелы, — предложила Загорская. — Их точность выше, чем у стандартных танковых.

— Неплохая идея, — согласился я. — Займитесь адаптацией авиационной оптики к танковым прицелам. А я подготовлю документы для организации закупок в Чехословакии.

Следующие несколько часов каждый занимался своим участком работы. Я просматривал отчеты, набрасывал схемы улучшений, согласовывал поставки материалов.

Загорская и Руднев соревновались в создании улучшенной трансмиссии. Звонарев руководил адаптацией авиационной оптики. Циркулев переделывал моторную раму, а Остроножский экспериментировал со сплавами для подшипников.

Время летело незаметно. Когда послышался гул прибывающего самолета, я взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что уже вечер. Мы со Звонаревым поспешили на заводской аэродром, где приземлился небольшой пассажирский самолет.

Величковский спускался по трапу, держа в руках потертый кожаный портфель. Седая бородка клинышком, золотое пенсне на черной ленте, безупречный костюм-тройка довоенного кроя. Профессор выглядел так же элегантно, как и всегда.

— Леонид Иванович! — он энергично пожал мою руку. — Получил тревожную телеграмму от Загорской. Что там у вас с броней?

По дороге в лабораторию я кратко изложил ситуацию. Величковский слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы и делая пометки в маленьком блокноте.

Когда мы прибыли и профессор увидел образцы простреленной брони, он присвистнул:

— Да, проблема серьезная. Но решаемая. Я привез расчеты для новой формулы стали.

Он раскрыл портфель и достал толстую папку с чертежами и формулами:

— Двухслойная катаная броня с градиентным изменением свойств. То, о чем мы говорили с вами, Леонид Иванович. Внешний слой хромоникелевая сталь с повышенной твердостью, внутренний более мягкий, с добавлением молибдена и марганца для вязкости.

Я быстро просмотрел расчеты. Все сходилось с тем, что я знал о броне Т-34 из будущего.

— Великолепно, Николай Александрович! Но как быстро можно организовать производство?

— Я уже связался с металлургами Ижорского завода, — ответил профессор. — Они готовы провести экспериментальную плавку через три дня. Если результаты будут удовлетворительными, можно начинать производство опытной партии.

— Отлично, — кивнул я. — Тогда нужно срочно подготовить техническое задание и отправить курьером в Ленинград.

Величковский устало потер глаза:

— Займусь этим немедленно. Только покажите мне, где можно выпить чаю с ломтиком лимона. Дорога выдалась утомительной.

Поздним вечером мы собрались в конференц-зале конструкторского бюро для подведения итогов дня. Усталые, но воодушевленные инженеры расселись вокруг длинного стола, заваленного чертежами, образцами деталей и расчетами.

— Итак, товарищи, — начал я, обводя взглядом команду. — Давайте по порядку. Варвара Никитична, что с двигателем?

Загорская поправила прядь:

— Переделала моторную раму для новой компоновки. Двигатель опустили на пятнадцать сантиметров, добавили маховик. Система с двумя вентиляторами спроектирована и передана в производство. Отправила заказ на Волгоградский завод на отливку цилиндров с повышенным содержанием хрома.

— Сроки?

— При ускоренном производстве семь-десять дней на получение новых цилиндров, два дня на сборку, — ответила девушка. — Если не возникнет непредвиденных осложнений.

— Руднев, что с трансмиссией?

Они переглянулись, и Загорская опять взяла слово:

— Мы объединили наши подходы, — в ее голосе звучала необычная для нее мягкость. — Алексей Платонович предложил гениальное решение. Использовать модифицированные шестерни с двойным углом наклона зубьев.

Руднев слегка покраснел от неожиданной похвалы:

— На самом деле, идея Варвары Никитичны с изменением угла наклона зубьев натолкнула меня на мысль о комбинированном профиле. Такой подход позволяет увеличить площадь контакта без значительного увеличения осевой нагрузки.

— Чертежи готовы, — продолжила Загорская. — Технологический процесс разработан. Можем начинать производство завтра утром.

— Отлично, — я кивнул. — Остроножский, как с подшипниками?

Гавриил Лукич поднял голову от записей, испещренных астрологическими символами:

— Николаус превзошел самого себя! — воскликнул он, любовно поглаживая колбочку на столе. — Мы провели церемонию смешивания компонентов ровно в полдень, когда Солнце достигло зенита. Разработан сплав на основе олова с добавлением восьми процентов сурьмы, четырех процентов меди и ноль целых пять десятых процента никеля, пропорции подсказаны звездами! Предварительные тесты показывают повышенную износоустойчивость и теплоотвод. Но нужны полномасштабные испытания в час Сатурна, иначе металл может проявить строптивость.

— Звонарев, что с оптикой?

— Адаптировали авиационный прицел ПБП-1 для установки в танковую башню, — ответил молодой инженер. — Пришлось изменить крепление и систему стабилизации, но результат обнадеживает. Точность стрельбы повысилась примерно в полтора раза.

— Величковский?

Профессор оторвался от расчетов:

— Техническое задание для Ижорского завода готово. Формула стали отработана, технология закалки описана. Курьер отправляется первым поездом завтра утром.

Я окинул взглядом команду. Усталые, но горящие энтузиазмом глаза, измазанные чернилами руки, растрепанные волосы. Настоящие творцы, посвятившие себя важнейшему делу.

— Товарищи, — произнес я с неожиданным для самого себя волнением. — То, что мы делаем сейчас, имеет колоссальное значение для будущего страны. Танк Т-30 может стать решающим фактором в грядущих испытаниях. Я благодарен каждому из вас за самоотверженный труд и уверен, что вместе мы преодолеем все трудности.

В следующие дни работа кипела непрерывно. Цеха не останавливались круглосуточно, инженеры спали по очереди прямо в конструкторском бюро, курьеры метались между Нижним Новгородом, Москвой, Ленинградом и Сталинградом.

Через неделю напряженной работы мы подготовились к сборке модифицированного прототипа. Новые цилиндры с повышенным содержанием хрома прибыли с Сталинградского завода, улучшенная трансмиссия с шестернями особого профиля и новыми подшипниками была изготовлена в заводских мастерских, первые образцы двухслойной брони доставили с Ижорского завода.

Сборка заняла еще три дня. И наконец, настал момент испытаний.

Заводской полигон представлял собой обширную территорию с различными препятствиями, рвами, буграми, болотистыми участками, лесными завалами. В центре располагалась площадка для стрельбищ с мишенями на разном удалении.

Модифицированный Т-30 выглядел по-прежнему несколько угловато, но в его силуэте уже угадывались характерные черты будущего Т-34. Наклонная лобовая броня, приземистый корпус, компактная башня с мощным орудием.

— Готовы? — спросил я у собравшихся инженеров и техников.

— Как никогда, — ответил Звонарев, с волнением глядя на танк.

Испытания начались с проверки ходовых качеств. Опытный водитель-испытатель завел двигатель, и характерный рокот дизеля разнесся по полигону. Машина плавно тронулась с места, набирая скорость.

Мы с напряжением следили за каждым маневром. Танк преодолевал рвы, поднимался на крутые склоны, проходил через болотистые участки.

Особое внимание уделялось поворотам. Именно на них раньше выходила из строя трансмиссия.

Через час интенсивных испытаний танк вернулся к стартовой площадке. Техники немедленно открыли люки моторного отделения и трансмиссии, проверяя состояние деталей.

— Двигатель работает стабильно, температура в норме! — доложил Циркулев, сверяясь с показаниями приборов. — Тяга увеличилась примерно на пятнадцать-двадцать процентов.

— Трансмиссия выдержала все нагрузки, — подтвердил Руднев, осматривая шестерни. — Следов износа минимальны, масло чистое, без металлической стружки.

Следующим этапом стали огневые испытания. Танк занял позицию на стрельбище, наводчик прильнул к модифицированному оптическому прицелу.

— Огонь! — скомандовал руководитель испытаний.

Грянул выстрел, и снаряд точно поразил мишень на дистанции тысяча метров. Затем последовали еще несколько выстрелов, все с неплохой точностью.

— Точность выросла как минимум вдвое, — с удовлетворением заметил Звонарев, фиксируя результаты. — С таким прицелом наши танкисты смогут поражать цели с первого выстрела.

Заключительным испытанием стала проверка бронезащиты. Для этого на отдельной площадке установили бронированный щит, изготовленный по новой технологии. По нему произвели несколько выстрелов из противотанковой пушки с разных дистанций.

Результаты впечатляли. Броня успешно выдерживала попадания бронебойных снарядов с дистанции шестьсот-семьсот метров, а на больших расстояниях вообще не пробивалась.

— Полный успех! — не скрывал радости Величковский, осматривая броневой щит после обстрела. — Двухслойная катаная броня показала превосходные результаты.

Вечером того же дня мы собрались в заводской столовой для празднования успеха. Скромное угощение, чай, бутерброды, печенье, но атмосфера по-настоящему торжественная.

— Товарищи, — поднял я стакан чая. — За нашу победу! Мы доказали, что нет таких технических проблем, которые не могли бы решить советские инженеры.

— За победу! — подхватили все собравшиеся.

После импровизированного банкета инженеры начали расходиться. Впереди еще много работы по подготовке документации для серийного производства. Я задержался в столовой, перебирая бумаги и делая заметки для отчета Сталину.

Неожиданно рядом со мной появилась Загорская. Подкралась незаметно, шалунья.

— Ты молодец, — тихо сказала она. — Без тебя мы бы не справились.

Я поднял глаза. В ее взгляде читалась смесь профессионального уважения и чего-то более личного.

— Это коллективная победа, — ответил я. — Каждый внес свой вклад.

— Но именно ты сумел объединить всех, направить в нужное русло, — она слегка коснулась моей руки. — Знаешь, я давно хотела сказать… Я понимаю, почему тогда, в Москве, ты отстранился. У тебя слишком много ответственности, слишком важные задачи.

Я помолчал, не зная, что ответить. Загорская чертовски привлекательная девушка и блестящий инженер. В другое время, в другом месте…

— Варвара…

— Не надо объяснений, — она мягко улыбнулась. — Я просто хочу, чтобы ты знал, я горжусь тем, что работаю с тобой. И всегда поддержу твои проекты.

Она поднялась и направилась к выходу, но у двери обернулась:

— Завтра нужно обсудить график серийного производства. Заседание в девять утра в конструкторском бюро.

После ее ухода я еще долго сидел, глядя в пространство. На сердце удивительно легко. Успешное испытание Т-30, перспектива серийного производства, новые технологические решения, которые на годы опережают зарубежные аналоги.

Война с Германией начнется через десять лет. Но к тому времени Красная Армия будет вооружена тысячами танков Т-30, усовершенствованных, надежных, превосходящих все, что сможет противопоставить вермахт. История менялась на моих глазах, и на этот раз к лучшему.

Завтрашнее совещание станет началом нового этапа. Нужно определить график производства, необходимые ресурсы, подготовить документацию для Сталина. А потом вернуться в Москву и заняться организацией Союзнефти. Задач множество, времени мало, но главный технологический прорыв уже состоялся.

Я собрал бумаги и направился к выходу. Ночной Нижний Новгород встретил меня прохладным ветром с Волги и россыпью редких огней. Где-то в темноте протяжно загудел пароход.