Нэпман 9. Восхождение

Глава 22 Нефтяное созвездие

Успех с Ишимбайским месторождением вдохнул новую энергию в нашу экспедицию.

После недельной работы по обустройству первой скважины мы решили двигаться дальше, к следующей точке, к Туймазам. Согласно моим знаниям из будущего, там находилось одно из крупнейших месторождений «Второго Баку».

Утренний туман еще стелился над долиной, когда наш караван из трех грузовиков и нескольких телег с оборудованием покинул Ишимбай. Узкая проселочная дорога петляла между холмами, постепенно уводя нас на восток республики.

Сидя в кабине головного грузовика рядом с Архангельским, я наблюдал за расстилающимся пейзажем. За бескрайними полями, перемежающимися островками березовых рощ и темных хвойных лесов.

— Удивительная эта Башкирия, — заметил я, наблюдая за парящим над полем орлом. — Столько богатств скрывает под землей, а сверху такая безмятежная красота.

Архангельский, делавший пометки в полевом журнале, поднял голову:

— Знаете, Леонид Иванович, после Ишимбая я много размышлял о геологической структуре региона. Если нефтеносные пласты имеют такое распространение, как вы предполагаете, мы можем говорить о единой нефтяной провинции огромного масштаба.

— Именно так, Андрей Дмитриевич, — кивнул я. — Представьте себе подземное море нефти, простирающееся от Волги до Урала. С отдельными «островами», крупными месторождениями.

Идея захватила молодого геолога. Его глаза загорелись энтузиазмом научного предвидения:

— Это полностью меняет существующие представления о геологии региона! Если ваше предположение верно, запасы могут исчисляться миллиардами тонн!

— Десятью-пятнадцатью миллиардами, не меньше, — уточнил я, зная точную цифру из будущего.

Архангельский недоверчиво покачал головой:

— Это невероятно. Такая цифра превышает все известные мировые запасы.

— А природа любит удивлять, — улыбнулся я. — Особенно тех, кто готов отказаться от устаревших догм и смотреть на мир свежим взглядом.

К полудню мы достигли районного центра Туймазы, небольшого городка с деревянными домами и единственной мощеной улицей. По предварительной договоренности нас встречал представитель местной власти. Председатель райисполкома Хамидуллин, невысокий крепкий мужчина с густыми усами и настороженным взглядом.

— Добро пожаловать в Туймазинский район, товарищи геологи, — произнес он, пожимая нам руки. — Только не пойму, зачем вам именно наш район? Нефти здесь отродясь не находили. Местные жители испокон веков говорят, что земля пустая.

— А мы проверим, — твердо ответил я. — Разрешение на проведение геологоразведочных работ подписано наркомом Орджоникидзе лично.

Хамидуллин нахмурился:

— Разрешение разрешением, но на колхозные поля вас не пустим. Уборочная скоро, каждый гектар на счету.

— Не беспокойтесь, товарищ председатель, — успокоил я его. — Мы выбрали для разведки участок в трех километрах к северо-востоку от города, в овраге у реки. Там ни посевов, ни пастбищ.

— Откуда такая уверенность, что нефть именно там? — прищурился Хамидуллин.

— Наука подсказывает, — дипломатично ответил я, решив пока не упоминать о лозоходстве. — И геологические прогнозы.

— Ну-ну, — недоверчиво протянул председатель. — Только учтите, если через месяц результата не будет, сворачивайтесь. У нас каждый кусок земли на плановом учете.

Полевой лагерь мы разбили на берегу небольшой речки Усень. Место выглядело неприметным.

Пологий склон холма, поросшего редким кустарником, каменистый берег реки с выходами известняковых пород, небольшая роща на противоположном берегу. Ничто не выдавало богатств, скрытых под землей.

На следующее утро я собрал группу для предварительной рекогносцировки местности.

— Товарищи, сегодня мы проведем геологическую съемку участка и определим точное место для бурения первой скважины, — объявил я. — Применим как традиционные методы, так и специальные.

Некоторые из геологов улыбнулись, переглянувшись. После успеха в Ишимбае отношение к моему лозоходству заметно изменилось. Скептицизм уступал место заинтересованному ожиданию.

Я достал новую лозу, специально срезанную с местной ивы, и начал медленно обходить намеченный участок. Члены экспедиции следовали за мной, наблюдая за движениями веточки в моих руках.

Примерно через полчаса, достигнув точки, где по моим знаниям находилась самая богатая часть Туймазинского месторождения, я позволил лозе резко дернуться вниз.

— Здесь очень сильная реакция, — произнес я, останавливаясь. — Сильнее, чем в Ишимбае.

Архангельский с интересом наблюдал за моими действиями:

— Попробую и я, с вашего разрешения. Может, научусь.

Я передал ему лозу и показал, как правильно держать ее. Молодой геолог прошел по моим следам, но веточка в его руках оставалась неподвижной.

— Не получается, — разочарованно произнес он.

— Это приходит не сразу, — успокоил я его. — Нужен особый настрой, чувствительность к электромагнитным полям Земли.

К обсуждению неожиданно присоединился пожилой башкир-проводник Тимербулат, которого мы наняли в Туймазах:

— У моего деда получалось искать воду с веткой. Говорил, не каждому дано. Только тем, у кого сердце чистое и душа с природой говорит.

Это непреднамеренное подтверждение от местного жителя придало моим действиям дополнительную достоверность.

После определения перспективной точки мы приступили к обычным геологическим исследованиям. Взяли пробы почвы, провели замеры магнитных аномалий, изучили обнажения пород. Все это служило научным обоснованием для бурения и маскировало мое «сверхъестественное» знание.

Вечером в лагере состоялось совещание, на котором явно ощущалось разделение на два лагеря. Большинство членов экспедиции, воодушевленные успехом в Ишимбае, полностью доверяли моим методам.

Но образовалась и оппозиция во главе с геологом Завьяловым, молодым выпускником Ленинградского горного института, приверженцем строго научного подхода.

— Товарищи, — выступил Завьялов, поправляя очки в тонкой оправе, — я ни в коем случае не подвергаю сомнению авторитет товарища Краснова. Но научный метод требует объективных доказательств и проверяемых гипотез. Лозоходство — это средневековая практика, не имеющая научного обоснования.

— А результат в Ишимбае? — возразил Архангельский. — Первый же указанный Леонидом Ивановичем участок дал промышленный приток нефти!

— Статистически недостаточная выборка, — парировал Завьялов. — Один успешный случай может быть простым совпадением. Предлагаю в Туймазах пробурить контрольную скважину в месте, определенном традиционными геологическими методами, для сравнения результатов.

Предложение выглядело разумным, но могло отнять драгоценное время и ресурсы. Я решил применить управленческий прием:

— Ваше стремление к научной строгости похвально, товарищ Завьялов. Но у нас ограниченные ресурсы и время. Предлагаю компромисс. Бурим основную скважину в указанной мной точке, но вы определяете место для дополнительной, разведочной скважины небольшой глубины. Если обе дадут положительный результат, значит, месторождение действительно обширное, как я и предполагаю.

Такое решение удовлетворило всех. Завьялов получил возможность проявить свои научные способности, а экспедиция — дополнительные данные о структуре месторождения.

К работе приступили немедленно. На этот раз в нашем распоряжении находился новейший турбобур, уже успешно опробованный на промыслах Азнефти. Это изобретение, которое в моей прежней реальности появилось примерно в это же время, позволяло значительно ускорить процесс бурения.

— Уникальная технология, — объяснял я Архангельскому, наблюдая за монтажом оборудования. — Принцип совершенно иной, чем у традиционного роторного бурения. Двигатель находится непосредственно над долотом, в скважине, и приводится в движение потоком промывочной жидкости. Скорость проходки увеличивается в три-четыре раза.

— Гениальное решение, — восхищенно произнес молодой геолог. — И тоже ваша разработка?

— Что вы, что вы, разве я специалист? — скромно ответил я. — Концепцию и техническую реализацию выдвинули и осуществили замечательные инженеры Азнефти.

Бурение началось на следующий день и продвигалось с впечатляющей скоростью. Наша буровая бригада работала в три смены, круглосуточно, а я практически не покидал площадку, наблюдая за процессом и консультируя специалистов.

На четвертый день бурения, когда скважина достигла глубины около пятисот метров, появились первые признаки нефти. Выбуренная порода содержала явные следы углеводородов.

— Нефтепроявление! — радостно сообщил буровой мастер Загорский. — Причем интенсивнее, чем в Ишимбае на той же глубине!

Это известие моментально разнеслось по лагерю. У буровой собрались практически все члены экспедиции, даже повара и водители. Архангельский, разглядывая образцы керна через лупу, возбужденно объяснял:

— Видите пористую структуру известняка? Идеальная порода-коллектор для нефти. А темные включения это уже сама нефть, пропитавшая породу.

— Думаю, главный нефтеносный пласт еще глубже, — заметил я. — Нужно продолжать бурение.

Завьялов, до сих пор хранивший скептическое молчание, подошел ближе и тоже изучил образцы:

— Признаю, нефтепроявления значительные. Но о промышленном значении говорить пока рано.

— Разумеется, — согласился я. — Окончательные выводы сделаем после завершения бурения.

Тем временем контрольная скважина Завьялова, заложенная в полукилометре от основной, тоже показала наличие нефтепроявлений, хотя и менее интенсивных. Это подтверждало мой тезис о существовании обширного месторождения.

На седьмой день бурения произошло событие, ставшее кульминацией всей экспедиции. Основная скважина достигла глубины тысяча восемьдесят метров и вошла в мощный нефтеносный пласт. Давление начало стремительно расти.

— Внимание! Возможен выброс! — скомандовал Дементьев. — Приготовить превентор!

Опытные буровики действовали четко и слаженно, но природа оказалась сильнее человеческих предосторожностей. С оглушительным ревом из скважины вырвался колоссальный нефтяной фонтан, взметнувшийся, по оценкам очевидцев, на высоту до пятидесяти метров. Черная маслянистая жидкость, сверкающая на солнце, с шумом обрушивалась на землю, заливая буровую площадку и окрестности.

— Всем отойти на безопасное расстояние! — кричал Дементьев. — Опасность возгорания!

Несмотря на риск, буровая бригада мужественно боролась со стихией, стремясь установить противовыбросовое оборудование. Я наблюдал за происходящим с холма неподалеку, куда поднялся вместе с Архангельским и Завьяловым.

— Какая мощь! — восхищенно произнес Архангельский. — По дебиту не меньше трехсот-четырехсот тонн в сутки!

Даже скептически настроенный Завьялов не скрывал восхищения:

— Потрясающе… Это открытие меняет всю картину нефтяной геологии региона. Вы были правы, Леонид Иванович.

Спустя почти два часа героических усилий буровой бригаде удалось установить превентор и взять фонтан под контроль. Нефть теперь направлялась по отводной трубе в наспех сооруженный земляной амбар.

Сразу же были взяты пробы для анализа качества нефти. Полевая лаборатория под руководством инженера-химика Светлорусова работала всю ночь, определяя основные параметры нового сырья.

К утру результаты анализа вызвали новую волну энтузиазма.

— Невероятно! — докладывал Светлорусов, показывая записи в лабораторном журнале. — Легкая нефть с минимальным содержанием серы, высоким выходом светлых фракций. По качеству превосходит даже бакинскую!

В течение следующих дней мы занимались обустройством скважины, проводили дополнительные исследования и приступили к предварительной оценке запасов месторождения. Расчеты, представленные Архангельским, поражали воображение:

— По нашим оценкам, запасы Туймазинского месторождения составляют не менее девятисот миллионов тонн, возможно, до миллиарда, — объявил он на общем собрании экспедиции. — Это крупнейшее из известных месторождений в СССР на данный момент.

По лагерю прокатилась волна аплодисментов. Второе крупное открытие подтвердило мою теорию о «нефтяном созвездии» Урало-Поволжья.

После совещания Завьялов попросил меня о личной беседе. Мы отошли к берегу реки, где можно было говорить без свидетелей.

— Леонид Иванович, — начал он, напряженно глядя мне в глаза, — я должен признать ваш успех. Но меня не оставляет ощущение, что лозоходство лишь прикрытие. Ваши прогнозы слишком точны для интуиции или народного метода. Вы словно знаете заранее, где находится нефть.

Я ожидал подобных подозрений. Завьялов оказался наблюдательнее других.

— Андрей Петрович, — ответил я спокойно, — наука многогранна. То, что мы называем лозоходством, лишь внешний, упрощенный образ сложного комплексного анализа. Я изучаю тектонические структуры, геомагнитные аномалии, состав поверхностных вод, растительность, рельеф. Все эти факторы, вместе взятые, и позволяют делать точные прогнозы.

— Но почему не объяснить все это сразу? Зачем мистификация с лозой?

— Вы молоды, Андрей Петрович, и пока не сталкивались с косностью бюрократической системы, — вздохнул я. — Попробуйте объяснить чиновнику из Наркомтяжпрома сложную мультифакторную модель тектонических разломов… Он зевать начнет через минуту. А вот простой, наглядный метод, дающий результаты, это понятно каждому. К тому же, признайте, определенный психологический эффект лозоходства помогает мобилизовать экспедицию.

Завьялов задумчиво потер подбородок:

— В этом есть логика… И все же, ваша точность выходит за рамки обычного анализа.

— Возможно, вы правы, — я решил частично открыться. — У меня действительно особый дар. Что-то вроде интуитивного понимания структуры земной коры. Я чувствую нефть, как некоторые люди чувствуют приближение грозы. Не могу этого объяснить научно, но результаты говорят сами за себя.

Этот полуправдивый ответ, кажется, удовлетворил молодого геолога.

— Что ж, какими бы ни были ваши методы, они работают, — признал он. — И теперь я понимаю, почему вы обращаетесь к лозоходству. В нашей стране, где каждого готовы обвинить в суеверии или мистицизме, проще объяснить успех народным методом, чем личным даром.

— Именно так, — я с облегчением кивнул. — Давайте сосредоточимся на главном, открытии новых месторождений. История рассудит, кто был прав.

После этого разговора отношения с Завьяловым заметно улучшились. Молодой геолог, хоть и сохранял определенную дистанцию, больше не оспаривал мои решения публично.

Успех в Туймазах придал новый импульс всей экспедиции. В Москву полетела еще одна телеграмма с отчетом о результатах. А мы, не теряя времени, начали подготовку к перемещению в район предполагаемого Шкаповского месторождения.

Однако погода решила испытать нас на прочность. Внезапно начались проливные дожди, превратившие степные дороги в непреодолимое месиво грязи. Грузовики застревали, лошади с трудом тащили телеги, а над нашими палатками хлестали потоки воды.

Несмотря на неблагоприятные условия, мы продолжали работу. В особенно тяжелый день, когда большинство членов экспедиции предпочли оставаться в палатках, я пригласил Архангельского и нескольких самых стойких геологов на рекогносцировку.

— Вы уверены, что лоза сработает в такую погоду? — скептически спросил промокший до нитки Козловский, когда мы достигли намеченного участка.

— В некотором смысле дождь даже помогает, — уверенно ответил я, доставая заранее подготовленную ивовую ветку. — Влага усиливает электромагнитную проводимость почвы.

Невзирая на ливень, я методично обходил участок, позволяя лозе указывать на предполагаемые нефтеносные зоны. К удивлению наблюдателей, моя лоза реагировала не менее активно, чем в ясную погоду.

— Здесь! — объявил я, останавливаясь на небольшом пригорке. — Очень сильная реакция. Возможно, даже мощнее, чем в Туймазах.

— Но этот район совершенно не соответствует классическим представлениям о нефтеносных структурах, — заметил Архангельский, разглядывая окрестности сквозь пелену дождя. — Плоский рельеф, никаких признаков антиклинальных складок.

— Это и есть революция в нефтяной геологии, — ответил я. — Нефть может формироваться и накапливаться в самых неожиданных геологических условиях. Классические теории пора пересматривать.

Когда погода немного улучшилась, мы провели стандартное геологическое обследование и взяли пробы грунта. Лабораторный анализ показал наличие следов углеводородов даже в поверхностных слоях почвы, что косвенно подтверждало мои прогнозы.

К сожалению, из-за погодных условий и бюрократических задержек с дополнительным оборудованием, полноценное бурение на Шкаповском участке пришлось отложить. Но структурное бурение малой глубины подтвердило наличие перспективных геологических формаций.

В последний вечер экспедиции, перед возвращением в Москву, мы собрались в большой палатке для заключительного совещания. Карта «Второго Баку» с отмеченными месторождениями занимала центральное место.

— Товарищи, — обратился я к участникам, — за время нашей экспедиции мы открыли два крупных промышленных месторождения нефти и выявили еще одно перспективное. Это не просто отдельные находки. Мы обнаружили единую нефтеносную провинцию, которую с полным правом можно назвать «Вторым Баку».

Архангельский, развивая тему, показал на карте широкую дугу от Ишимбая через Туймазы до Шкапово:

— Если наши предположения верны, нефтеносный регион продолжается дальше на север, к району Арлана, и на запад, к Самаре. По предварительным подсчетам, суммарные запасы могут достигать пяти-семи миллиардов тонн.

— И это минимальная оценка, — добавил я. — Реальные цифры, вероятно, вдвое больше.

Столь грандиозные перспективы вызвали оживленное обсуждение. Даже самые осторожные члены экспедиции теперь признавали реальность «нефтяного созвездия» между Волгой и Уралом.

— Наши открытия кардинально меняют энергетический баланс страны, — продолжил я. — Теперь СССР обладает стратегическим запасом нефти, недоступным для потенциального противника, в глубине страны. Значение этого факта для обороноспособности невозможно переоценить.

Завьялов, чье отношение ко мне заметно изменилось за время экспедиции, поднял руку:

— Предлагаю подготовить совместную научную статью для журнала «Нефтяное хозяйство» с изложением новой теории формирования нефтяных месторождений платформенного типа. Это станет революцией в нефтяной геологии.

— Поддерживаю, — кивнул я. — Но прежде нам предстоит доложить о результатах экспедиции руководству «Союзнефти», наркому Орджоникидзе и… — я многозначительно замолчал, не называя имя Сталина, но все понимали, о ком идет речь.

В завершение совещания мы составили план дальнейших работ на открытых месторождениях и набросали маршрут будущей экспедиции в Арланский район. На карте Урало-Поволжья постепенно вырисовывалась впечатляющая картина нефтяного созвездия, которое должно было изменить историю СССР.

Когда совещание закончилось, и все разошлись, я остался наедине с картой. Глядя на разложенный передо мной лист, испещренный пометками и прогнозами, я испытывал сложную гамму чувств. Гордость за достигнутые результаты, удовлетворение от выполненного обещания Сталину, но также и тревогу о непредсказуемых последствиях моего вмешательства в ход истории.

«Какой станет судьба СССР с этими нефтяными богатствами?» — размышлял я, водя пальцем по обозначенным месторождениям. Мое вмешательство уже изменило ход событий, ускорив открытие «Второго Баку» на несколько лет. Теперь страна получала стратегическое преимущество перед грядущей войной, о которой здесь еще никто не подозревал.

Но хватит ли этого, чтобы изменить исход трагических событий будущего? Или судьба найдет новые пути, чтобы вернуть историю в прежнее русло?

С этими мыслями я аккуратно свернул карту, убрал ее в полевую сумку и вышел из палатки. Звездное небо раскинулось над башкирской степью, напоминая о другом созвездии, нефтяном, которое мы только что открыли миру.