В этом кабинете я уже был не один раз.
Просторное помещение с высокими потолками, строгая мебель без излишеств, длинный стол для заседаний, покрытый зеленым сукном. У стены книжные шкафы с собраниями сочинений классиков марксизма и множеством томов в кожаных переплетах. Над письменным столом портрет Ленина в скромной рамке.
Сам хозяин кабинета сидел за столом, склонившись над раскрытой папкой. Рядом дымилась знаменитая трубка, наполняя помещение тяжелым ароматом «Герцеговины Флор».
Когда я вошел, Сталин не поднял головы, продолжая читать документы. Я остановился в нескольких шагах от стола, ожидая приглашения.
Наконец, Сталин завершил чтение, закрыл папку и поднял на меня глаза. Внимательный, оценивающий взгляд, в котором читалась проницательность и привычка к власти.
— Садитесь, товарищ Краснов, — произнес он негромко, указывая на стул напротив. — Рад видеть вас живым и здоровым после всех приключений в Баку.
Я сел, стараясь выглядеть спокойным, хотя сердце колотилось как бешеное. Перед нашим прошлым разговором меня арестовали по подозрению в шпионаже, и только мои «пророчества» и ценные промышленные разработки спасли меня от расстрела.
— Благодарю, товарищ Сталин. Действительно, поездка выдалась насыщенной.
Вождь взял со стола коробку папирос и протянул мне:
— Курите?
— Благодарю, не курю, — ответил я.
Он кивнул, как будто одобряя эту привычку, и отложил коробку.
— Товарищ Орджоникидзе высоко оценил результаты вашей работы в Баку, — начал Сталин, раскуривая трубку. — Особенно это… как его… — он сделал паузу, словно пытаясь вспомнить название.
— Турбобур, товарищ Сталин, — подсказал я.
— Да, турбобур, — кивнул он. — Расскажите подробнее. Только без лишних технических деталей. Меня интересуют практические результаты.
Я достал из портфеля несколько бумаг с графиками и диаграммами:
— Внедрение турбобуров на промыслах Биби-Эйбата дало потрясающие результаты. Скорость бурения увеличилась в четыре раза, глубина достигла двух тысяч метров, доступ к богатым глубинным пластам открыл новые перспективы. Дебит скважин вырос на треть, качество нефти заметно повысилось. Больше легких фракций, меньше примесей.
Я показал диаграмму роста добычи:
— При применении турбобуров на всех промыслах Азнефти мы рассчитываем на прирост общей добычи минимум на двадцать процентов к концу года, а к концу пятилетки на все пятьдесят. В денежном выражении это дополнительно сто миллионов рублей ежегодно.
Сталин внимательно изучал диаграммы, не проявляя никаких эмоций.
— Откуда уверенность в долгосрочном росте? — спросил он. — Не будет ли эффект временным?
— Мы проверили это на первых скважинах, пробуренных еще в феврале, — я положил перед ним график стабильности добычи. — За четыре месяца никакого падения дебита. Напротив, благодаря лучшему качеству скважин и отсутствию песка, загрязняющего пласт, добыча стабильна.
Сталин кивнул и перешел к следующему вопросу:
— А что с внедрением социалистических методов управления? Там же были разоблачения вредителей, если я правильно понял доклады ОГПУ?
Я рассказал о раскрытии коррупционных схем в руководстве Азнефти, о выявлении саботажа при закупках оборудования, о диверсии на компрессорной станции. Сталин слушал внимательно, время от времени делая пометки в блокноте.
— Значит, бывшее руководство сознательно тормозило технический прогресс, — задумчиво произнес он. — Это соответствует нашим наблюдениям и в других отраслях. Вредительство явление системное.
— Совершенно верно, товарищ Сталин, — я вытащил из портфеля еще один документ. — Вот результаты финансовой проверки. За пять лет через подставные фирмы выведено около сорока миллионов золотых рублей. Большая часть на счета в европейских банках.
Вождь взял документ, просмотрел первую страницу и отложил в сторону.
— С этим разберется ОГПУ. Меня больше интересует позитивная часть. Что еще удалось сделать для укрепления советской власти в нефтяной отрасли?
Я рассказал о новой структуре управления Азнефтью, о выдвижении талантливых молодых специалистов, о создании системы подготовки кадров и научно-технической базы для дальнейших разработок.
— Производство турбобуров уже налажено, — завершил я этот раздел доклада. — К концу года планируем выпускать до пятидесяти единиц ежемесячно, что позволит перевооружить не только бакинские промыслы, но и другие нефтедобывающие районы страны.
Сталин задумчиво пожевал мундштук трубки, глядя куда-то поверх моего плеча:
— Все это хорошо, товарищ Краснов. Но меня беспокоит уязвимость Баку. В случае войны с империалистами нефтепромыслы окажутся под ударом. Они слишком близко к границе, слишком доступны с моря…
Я внутренне возликовал. Вождь сам подвел разговор к главной теме.
— Вы абсолютно правы, товарищ Сталин, — я достал из портфеля большую карту и развернул ее на столе. — Поэтому я предлагаю создать новую нефтяную базу в глубине страны. Так называемое «Второе Баку» между Волгой и Уралом.
На карте были отмечены перспективные районы Татарии, Башкирии, Куйбышевской области. Красным обведена территория вокруг Бугульмы, где мы уже начали бурение и добычу.
— Недавно скважина номер восемь дала фонтан с дебитом более ста тонн в сутки, — сказал я. — Нефть высокосернистая, но с учетом наших новый технологий по очистке, отлично подходит для получения топлива для военных.
Сталин наклонился над картой, внимательно изучая обозначенные районы.
— И каковы предварительные оценки запасов? — спросил он.
— По моим расчетам, совокупные запасы этого региона составляют от двенадцати до пятнадцати миллиардов тонн, — ответил я, указывая на карту. — Это несколько крупных месторождений, объединенных в единый нефтегазоносный бассейн.
Сталин поднял на меня недоверчивый взгляд:
— Пятнадцать миллиардов? Не слишком ли оптимистично?
Я ступил на скользкую дорожку. Но обратного пути нет.
— Нет, товарищ Сталин. Я опираюсь на детальный геологический анализ. Вот здесь, — я указал на район будущего Ромашкинского месторождения, — по моим оценкам, около пяти миллиардов тонн. Эта нефтеносная структура одна из крупнейших в мире.
Я последовательно показал на карте другие ключевые точки:
— В районе Ишимбая примерно двести пятьдесят миллионов тонн. Здесь, вблизи Туймазов около миллиарда. В Арланском районе полтора миллиарда. Шкаповское месторождение примерно пятьсот миллионов. Не считая месторождений Самарской области, Пермского края, Оренбуржья, это еще около четырех с половиной миллиардов тонн.
Сталин продолжал внимательно смотреть на карту, его пальцы медленно двигались от одного обозначенного района к другому. Я не стал ему говорить, что для сравнения, запасы «Второго Баку» вполне сопоставимы с запасами крупнейших мировых месторождений.
Например, Аль-Гавар в Саудовской Аравии оценивается примерно в двенадцать миллиардов тонн, Большой Бурган в Кувейте — около одиннадцати миллиардов. Сейчас геологи еще не знают об этих месторождениях, но «Второе Баку» находилось в одном ряду с этими гигантами и значительно превосходило и Дацинское месторождение в Китае, о котором я говорил ранее.
— При такой богатой кладовой под боком, зачем нам вообще беспокоиться о китайской нефти? — прищурился Сталин. Он подумал о том же, что и я.
— Стратегическое преимущество, товарищ Сталин, — ответил я. — Контроль над энергетическими ресурсами в разных регионах дает политические и экономические рычаги. К тому же, при правильной организации добычи «Второго Баку» к 1940 году мы можем выйти на объем в двадцать — двадцать пять миллионов тонн ежегодно, что кардинально изменит энергетический баланс страны и обеспечит полную независимость даже в условиях возможной блокады.
Сталин выпрямился, его взгляд стал острее:
— На чем основаны ваши прогнозы? Не слишком ли оптимистичны цифры? Это опять ваши так называемые «озарения»?
Я кивнул.
— Не только на этом. А еще на комплексном геологическом анализе, — я положил перед ним папку с отчетами. — Данные сейсмической разведки, результаты первых бурений, анализ керновых проб. Все говорит о наличии масштабных нефтеносных пластов на глубине от тысячи до двух тысяч метров. С турбобурами эти глубины вполне доступны.
Сталин пролистал страницы отчета, задерживаясь на ключевых графиках и таблицах.
— Допустим, — произнес он наконец. — Что нужно для полномасштабного освоения этих месторождений?
Я ждал этого вопроса и был готов.
— Во-первых, создание единой организационной структуры. Специального управления по разведке и разработке нефтяных месторождений между Волгой и Уралом. Во-вторых, выделение материальных ресурсов. Металла для буровых вышек и оборудования, транспорта, строительных материалов. В-третьих, кадры. Инженеры, геологи, буровые мастера.
Я перечислил конкретные цифры необходимых ресурсов, сроки и этапы реализации проекта. Сталин внимательно слушал, не перебивая.
— Также крайне важно создать научно-исследовательский институт нефти и газа в Москве, — добавил я. — Для координации всех исследований и разработки новых технологий добычи и переработки.
— Для всего этого потребуются значительные средства, — заметил Сталин. — Откуда их взять в условиях напряженного бюджета?
— Проект окупится очень быстро, — уверенно ответил я. — Первая нефть пойдет уже через полгода после начала активной фазы работ. К концу 1932 года добыча может составить до миллиона тонн, а к концу пятилетки — не менее пяти-семи миллионов. Кроме того, часть средств можно получить за счет возврата похищенных денег из Азнефти.
Сталин задумчиво забарабанил пальцами по столу, его взгляд стал отстраненным, будто он мысленно просчитывал какую-то сложную комбинацию.
— Мы уже обсуждали этот проект, товарищ Краснов, — медленно произнес он, — вместо отдельного управления по вашему так называемому «Второму Баку» мы создадим более масштабную структуру. Объединенный нефтяной трест «Союзнефть», который включит в себя все активы Азнефти, новые месторождения между Волгой и Уралом, а также предприятия бывшей «Южнефти» Студенцова.
Я с трудом скрыл внезапное волнение. Неужели получится? Это даже больше, чем я рассчитывал получить сегодня.
— Единая структура действительно позволила бы лучше координировать работу всех нефтяных предприятий страны, — осторожно заметил я. — И оптимизировать распределение ресурсов.
— Именно, — Сталин подошел к карте. — Единое управление, единая стратегия, единые стандарты. От геологоразведки до переработки и сбыта.
Он повернулся ко мне, прищурив глаза:
— Помните наш разговор о «контролируемом НЭПе» как инструменте индустриализации? Возможно, «Союзнефть» может стать экспериментальной площадкой для этой модели.
Я внутренне напрягся. Сталин сам выводил разговор именно к той теме, которую я долго готовил, но не решался предложить открыто.
— Это было бы очень эффективно, товарищ Сталин, — ответил я. — Хозрасчет, материальная заинтересованность работников в результатах труда, оперативная самостоятельность руководителей подразделений, при сохранении государственной собственности и жестком стратегическом планировании.
— И кто, по-вашему, должен возглавить такой трест? — Сталин испытующе смотрел мне в глаза.
— Если вы сочтете возможным доверить мне эту задачу, — твердо ответил я, — я приложу все силы, чтобы оправдать доверие партии.
Сталин медленно вернулся к столу, достал из ящика папку с какими-то документами и протянул мне:
— Мы уже прорабатывали этот вопрос. Здесь проект положения о «Союзнефти». Изучите, внесите свои предложения. Есть там пункт и о вознаграждении руководства.
Я раскрыл папку. На первом листе значилось: «Проект Положения об объединенном нефтяном тресте СССР 'Союзнефть». В разделе о материальном стимулировании указывалось, что руководство треста получает фиксированную долю от сверхплановой прибыли. Полпроцента.
Казалось бы, ничтожная цифра, но при планируемых масштабах добычи и мощности отрасли эти полпроцента могли превратиться в колоссальные суммы. Если правильно организовать работу и внедрить новые технологии, сверхплановая прибыль может достигать сотен миллионов рублей в год.
— Вот именно, — кивнул Сталин. — Это и есть материальная заинтересованность в успехе предприятия. Вы получите средства для развития, государство — львиную долю прибыли и стратегический контроль. Но главное, страна получит нефть. Много нефти. И высококачественное топливо для нашей авиации и танков.
Он подошел к сейфу, отпер его и достал еще один документ с гербовой печатью:
— Постановление Совнаркома уже подготовлено. Я подпишу его сегодня, если вы подтвердите готовность взяться за этот проект.
— Я готов, товарищ Сталин, — ответил я, чувствуя, как учащается пульс. — И не подведу.
— Отлично, — он поставил размашистую подпись на документе. — С этого момента вы — директор-распорядитель «Союзнефти». Своей поездкой в Баку вы доказали, что можете давать результаты. Да и до этого не дали усомниться в своей работе. У вас будет полная материальная ответственность, полная подотчетность и… — его глаза на мгновение сверкнули, — полная свобода технического и организационного маневра в рамках утвержденного плана.
Я принял документ, понимая историческую значимость момента. «Союзнефть» под моим руководством могла стать ключевым фактором в подготовке страны к грядущей войне.
— Учтите, товарищ Краснов, — добавил Сталин, снова глядя мне прямо в глаза, — наш эксперимент с элементами хозрасчетного управления будет под пристальным вниманием. Многим в партии это не понравится. Они увидят в этом отступление от принципов, возврат к капиталистическим методам. Вы должны доказать результатами, что это не так.
— Понимаю, товарищ Сталин, — кивнул я. — «Союзнефть» станет примером того, как можно использовать экономические стимулы в интересах социалистического строительства.
— Жду от вас еженедельных отчетов о ходе работ, а также… — вождь сделал паузу, — результатов вашего обещания относительно Маньчжурии в сентябре. До этого времени все должно быть готово.
— Будет исполнено, товарищ Сталин, — твердо ответил я.
Тут Сталин неожиданно сменил тему:
— А что с вашим танковым проектом? Товарищ Ворошилов докладывал о проблемах с двигателем.
Я был готов и к этому повороту:
— Действительно, есть сложности с двигателем, товарищ Сталин. Выявлены определенные конструктивные ограничения. Отсутствие маховика негативно влияет на плавность работы, высокое расположение на подставке ухудшает компоновку.
Я развернул схему танка с предлагаемыми модификациями:
— Наша конструкторская группа разработала комплексное решение. Мы добавляем маховик для повышения инерционности и плавности работы, опускаем двигатель ниже, как в опытных немецких образцах, и вместо одного большого вентилятора системы охлаждения устанавливаем два меньших над двигателем с приводом от отвода выхлопных газов.
Сталин внимательно изучал чертеж:
— И что это даст?
— Уменьшит длину моторно-трансмиссионного отделения, позволит сдвинуть башню назад и освободит пространство в носовой части корпуса для удобных люков механика-водителя и стрелка-радиста, — пояснил я. — Кроме того, мы решаем проблему с броней, переходя на двухслойную катаную с использованием легирующих элементов, и вносим целый ряд эргономических улучшений.
Я перечислил основные улучшения. Командирская башенка с круговым обзором, улучшенные прицелы, негорючие комбинезоны для экипажа, система забора чистого воздуха.
— При всех этих доработках мы можем получить боевую машину, превосходящую любые существующие зарубежные аналоги, — заключил я. — С запасом минимум на пять-семь лет.
— Прицелы, — задумчиво произнес Сталин. — Вы упомянули прицелы. Насколько мне известно, у нас с этим сложности.
— Это действительно одно из слабых мест, — признал я. — Предлагаю организовать сотрудничество с зарубежными производителями оптики. Не простые закупки, а совместные разработки с трансфером технологий на наши заводы. Через два-три года мы сможем полностью освоить производство самостоятельно.
— Заграница, значит, — Сталин пристально посмотрел на меня. — Какие ресурсы конкретно необходимы для реализации ваших проектов?
Я представил подробную смету, включающую списки оборудования, штатное расписание специалистов, объемы строительных материалов, транспорт. Сталин внимательно изучил документы, задавая уточняющие вопросы по отдельным пунктам.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Я дам указание Госплану и ВСНХ выделить необходимые ресурсы в приоритетном порядке. Создание танка и «Второго Баку» задачи государственной важности.
Я почувствовал прилив воодушевления, но сдержал внешние проявления эмоций. Впереди самый рискованный раздел моего доклада.
— Товарищ Сталин, — осторожно начал я, — есть еще один аспект нефтяной стратегии, который я хотел бы обсудить. Дацинское месторождение, о котором я вам уже говорил.
Сталин встал из-за стола и медленно прошелся по кабинету, заложив руки за спину.
— Вы все-таки предлагаете нам вмешаться? — спросил он, остановившись у окна. — Пока что мне доложили, что нет никаких признаков активности японцев в этом районе. Вы уверены в своем предвидении?
— Я предлагаю действовать на опережение, дипломатическими и экономическими методами, — ответил я. — И да, я уверен в своем анализе. Во-первых, надо предупредить китайское правительство о готовящейся японской провокации. Во-вторых, предложить им соглашение о совместной разработке нефтяных месторождений в районе КВЖД. В-третьих, направить туда геологоразведочную экспедицию под видом изучения состояния железнодорожных путей.
Сталин повернулся ко мне:
— А если японцы все равно не вторгнутся?
Я покачал головой.
— Это все равно произойдет, рано или поздно. Современная японская доктрина направлена на экспансию. Им нужно жизненное пространство. То есть, ресурсы, другими словами. Китай в этом смысле сейчас представляет из себя идеальную цель. И когда японцы вторгнутся, у нас будет моральное преимущество. Мы ведь предупреждали о провокации. И что важнее всего, мы успеем провести разведку месторождения, определить точные координаты, глубину залегания. Эта информация будет бесценной в будущем.
Сталин задумчиво потер подбородок:
— Экспедиция под видом железнодорожников… Разумно. Не вызовет подозрений. КВЖД все-таки совместное предприятие.
Он вернулся к столу и сел:
— Хорошо, товарищ Краснов. Я дам указание наркомату иностранных дел и разведуправлению РККА продолжать проводить соответствующие мероприятия. Только без лишней шумихи. Все должно выглядеть как рутинная работа. И если ваше предсказание сбудется…
Я почувствовал, что главная часть миссии выполнена. Вождь принял все мои предложения. Можно и помалкивать.
— И еще одно, — добавил Сталин, пристально глядя на меня. — Учитывая важность ваших проектов и особую ценность ваших аналитических способностей, я отменяю круглосуточное наблюдение за вами. Это отвлекает ресурсы и создает ненужное напряжение. Вы полностью реабилитированы, товарищ Краснов.
Вот это уже огромная победа. Без постоянной слежки я получал намного больше свободы действий.
— Благодарю за доверие, товарищ Сталин, — искренне сказал я. — Я сделаю все возможное, чтобы оправдать его.
— Не сомневаюсь, — вождь слегка усмехнулся. — Особенно учитывая, что ваша судьба по-прежнему зависит от точности ваших предсказаний.
Я выдержал его взгляд:
— Именно так.
Сталин снова взялся за трубку. Аудитория подходила к концу.
— Товарищ Краснов, я жду от вас еженедельные отчеты о ходе работ по «Второму Баку» и танковому проекту, — сказал он, собирая документы. — И ежемесячно личный доклад о прогрессе. Все ресурсы будут выделены, все необходимые распоряжения подписаны.
Когда вошел секретарь, Сталин отдал ему указания подготовить постановления Совнаркома о создании «Союзнефти» и в составе его Специального управления по разведке и разработке нефтяных месторождений между Волгой и Уралом, об организации НИИ нефти и газа в Москве.
— Будьте здоровы, товарищ Краснов, — Сталин протянул мне руку для прощания. — И помните, от успеха ваших проектов зависит не только ваша личная судьба, но и будущее нашей страны.
Его рукопожатие было сухим и крепким. В глазах читалась смесь доверия и настороженности. Типичная для Сталина комбинация, которая держала в постоянном напряжении даже самых близких соратников.
Я покинул кабинет с чувством огромного облегчения и одновременно возросшей ответственности. Мне удалось убедить вождя в необходимости создания «Союзнефти» и разведки Дацинского месторождения, отчитаться по танковому проекту и получить реабилитацию для себя лично.
Теперь предстояло воплотить все эти планы в жизнь, и времени на раскачку не было.