Апрельское утро выдалось по-южному теплым.
Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, уже наполнило воздух Биби-Эйбата особенным золотистым светом, в котором даже закопченные нефтяные вышки казались величественными монументами индустриальной эпохи.
Я стоял на небольшом возвышении, откуда открывался панорамный вид на экспериментальный участок.
Для запуска первой модернизированной скважины, оснащенной турбобуром Касумова, мы выбрали символичное место. Тот самый семнадцатый участок, где недавно проходили первоначальные испытания новой технологии.
За минувшие недели нам удалось добиться многого. Восстановили после диверсии центральную компрессорную станцию.
Причем не просто вернули ее в строй, а полностью модернизировали, установив новейшие электрические компрессоры отечественного производства. На механическом заводе №2 запустили цех по изготовлению турбобуров, который уже выпустил первую партию из восьми рабочих образцов.
Но главное, изменились люди. В глазах нефтяников появился блеск энтузиазма, вера в перемены, готовность браться за решение самых сложных задач.
Рядом со мной стояла почти вся новая команда руководителей Азнефти.
Касумов, подтянутый, сосредоточенный, непрерывно проверял какие-то технические данные в блокноте. Ахмедов, новый директор треста, с военной выправкой окидывал взглядом рабочую площадку.
Чуть поодаль расположились члены московской комиссии, оставшиеся в Баку для контроля за реализацией программы модернизации.
— Все готово, Леонид Иванович, — Касумов захлопнул блокнот. — Бригада Мехтиева завершила последние приготовления.
Я кивнул:
— Начинайте, Исмаил Рашидович. Сегодня исторический день для советской нефтедобычи.
Касумов поднял руку, подавая сигнал бригадиру. Мехтиев, коренастый мужчина с обветренным лицом и сильными руками потомственного нефтяника, взмахнул красным флажком.
Мощные дизельные насосы загудели, нагнетая буровой раствор в скважину. Через минуту вся конструкция буровой слегка завибрировала. Турбина глубоко под землей начала вращаться.
В отличие от традиционного роторного способа, здесь не требовалось вращать всю колонну бурильных труб. Работало только долото, приводимое в действие турбиной.
Отсутствовал оглушительный лязг металла, свойственный старым буровым, энергия расходовалась только там, где она действительно необходима. На забое скважины.
— Давление стабильное, турбина в рабочем режиме, — доложил Касумов, сверяясь с показаниями приборов. — Скорость проходки… — он на мгновение замолчал, глядя на стрелку индикатора, — семь с половиной метров в час!
По толпе собравшихся рабочих и инженеров пробежал восхищенный шепот. Семь с половиной метров в час. При традиционном роторном бурении такая скорость считалась недостижимой мечтой.
— И это только начало, — негромко произнес Касумов. — По мере совершенствования конструкции турбобура и накопления опыта эксплуатации скорость будет расти.
Мы наблюдали за работой модернизированной буровой около двух часов. За это время скважина углубилась на пятнадцать метров. Результат, который раньше потребовал бы нескольких дней непрерывной работы.
Но настоящая проверка эффективности турбобура предстояла впереди, когда долото достигнет особо твердых пород, через которые невозможно пробиться прежними методами.
Спустя три дня я снова стоял на том же месте. Но теперь установка выглядела иначе.
Бурение завершилось, скважину подготовили к эксплуатации. Вместо буровой вышки появилась стандартная насосная установка с характерным кивающим станком-качалкой, которую нефтяники прозвали «журавлем».
Касумов, не спавший последние сутки, с красными от усталости глазами, но с торжествующей улыбкой, протянул мне листок с расчетами:
— Леонид Иванович, первые результаты превзошли самые оптимистичные прогнозы. Дебит скважины составил тридцать восемь тонн в сутки. Это на тридцать два процента выше, чем средний показатель по соседним скважинам!
Я внимательно изучил цифры. Действительно, впечатляющий результат. И дело не только в скорости бурения, но и в качестве самой скважины.
Благодаря отсутствию вибраций при турбинном бурении стенки получились более гладкими, без трещин и неровностей, что значительно снизило риск обрушения и повысило эффективность извлечения нефти.
— А качество нефти? — поинтересовался я.
— Еще один приятный сюрприз, — Касумов развернул второй лист с данными лабораторного анализа. — Содержание легких фракций на пять процентов выше, чем в среднем по промыслу. Наш турбобур позволил достичь глубинных пластов с более качественной нефтью.
Это означало, что при переработке такой нефти выход бензина и других ценных нефтепродуктов будет существенно выше, чем при использовании сырья из обычных скважин.
— Отлично, — кивнул я. — Теперь нам нужны масштабные результаты. Сколько скважин можем переоборудовать в ближайший месяц?
Касумов сверился с графиком, который держал во второй руке:
— При нынешних темпах производства турбобуров двенадцать скважин к концу мая. Если увеличим мощность цеха, как планировали, то до двадцати.
— Увеличивайте, — решительно сказал я. — Деньги на расширение производства выделены, оборудование закуплено. К концу года половина всех действующих скважин Биби-Эйбата должна работать по новой технологии.
Мой взгляд скользнул по панораме промысла, где между многочисленными традиционными вышками уже начали появляться новые, более компактные конструкции, предназначенные для турбинного бурения. Зарождалась новая эпоха в истории нефтедобычи.
— А как продвигается внедрение каталитического крекинга? — спросил я.
— Профессор Мехтиев со своей группой завершает монтаж опытной установки на нефтеперерабатывающем заводе, — ответил Касумов. — По предварительным расчетам, запуск состоится через две недели. Если результаты оправдают ожидания, приступим к проектированию промышленной установки полного цикла. Кстати, спасибо за Ипатьева. Он дал нам ценные советы. Они нам здорово помогло.
Я удовлетворенно кивнул. Замыкался технологический круг.
От добычи высококачественной нефти с помощью турбобуров до ее переработки с использованием каталитического крекинга, что позволит получать больше высокооктанового авиационного бензина для нужд обороны страны.
Вечером того же дня мы с Корсаковой и Завадским составляли текст телеграммы наркому тяжелой промышленности Орджоникидзе и лично товарищу Сталину. Нужно кратко, но убедительно изложить достигнутые результаты и перспективы дальнейшего развития.
— Только факты, без лишних эмоций, — наставлял я помощников. — Конкретные цифры добычи, процент прироста, экономический эффект в рублях.
После нескольких черновых вариантов мы согласовали окончательный текст:
'МОСКВА КРЕМЛЬ ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ КОПИЯ НАРКОМТЯЖПРОМ ТОВАРИЩУ ОРДЖОНИКИДЗЕ ТЧК
ДОКЛАДЫВАЕМ О ПЕРВЫХ РЕЗУЛЬТАТАХ МОДЕРНИЗАЦИИ АЗНЕФТИ ТЧК ЗАПУЩЕНА ПЕРВАЯ ПРОМЫШЛЕННАЯ СКВАЖИНА С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ТУРБОБУРА КОНСТРУКЦИИ ИНЖЕНЕРА КАСУМОВА ТЧК ДЕБИТ ПРЕВЫШАЕТ СРЕДНИЙ ПОКАЗАТЕЛЬ ПО ПРОМЫСЛУ НА ТРИДЦАТЬ ДВА ПРОЦЕНТА ТЧК СКОРОСТЬ БУРЕНИЯ УВЕЛИЧЕНА В ЧЕТЫРЕ РАЗА ТЧК КАЧЕСТВО НЕФТИ ПОВЫШЕНО ЗА СЧЕТ ДОСТУПА К ГЛУБИННЫМ ПЛАСТАМ ТЧК
СОЗДАН ЦЕХ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ТУРБОБУРОВ МОЩНОСТЬЮ ДВАДЦАТЬ ЕДИНИЦ В МЕСЯЦ ТЧК К КОНЦУ ГОДА ПЛАНИРУЕМ ПЕРЕОБОРУДОВАТЬ СТО ПЯТЬДЕСЯТ СКВАЖИН ТЧК ПРОГНОЗИРУЕМЫЙ ПРИРОСТ ДОБЫЧИ СОСТАВИТ ДВЕСТИ ТЫСЯЧ ТОНН НЕФТИ СТОИМОСТЬЮ ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ РУБЛЕЙ ТЧК
ЗАВЕРШАЕТСЯ МОНТАЖ ОПЫТНОЙ УСТАНОВКИ КАТАЛИТИЧЕСКОГО КРЕКИНГА ДЛЯ ПОВЫШЕНИЯ ВЫХОДА АВИАЦИОННОГО БЕНЗИНА ТЧК НАЧАТА ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ ПРОМЫСЛОВ ТЧК ВОССТАНОВЛЕНА ПОСЛЕ ДИВЕРСИИ И МОДЕРНИЗИРОВАНА ЦЕНТРАЛЬНАЯ КОМПРЕССОРНАЯ СТАНЦИЯ ТЧК
ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО РУКОВОДСТВА МОДЕРНИЗАЦИЕЙ СФОРМИРОВАНА ПОСТОЯННАЯ ГРУППА СПЕЦИАЛИСТОВ ВО ГЛАВЕ С ИНЖЕНЕРОМ КАСУМОВЫМ ТЧК МОСКОВСКАЯ КОМИССИЯ ВЫПОЛНИЛА ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ ВОЗВРАЩАЮСЬ В МОСКВУ ДЛЯ ДОКЛАДА ТЧК
КРАСНОВ'
Головачев тщательно переписал текст телеграммы каллиграфическим почерком, чтобы избежать ошибок при передаче, и отправился на телеграф.
Последние дни в Баку проходили в непрерывных совещаниях, инспекциях, встречах с руководителями республиканских органов. Необходимо обеспечить преемственность в реализации программы модернизации после отъезда московской комиссии.
Ключевое значение имел подбор постоянной группы специалистов, которые останутся в Баку для контроля за выполнением намеченных планов.
— Предлагаю оставить Завадского и Филипченко с инженерной группой, — говорил я на итоговом совещании. — Под руководством Касумова они обеспечат техническую поддержку внедрения турбобуров и каталитического крекинга.
— Согласен, — кивнул Ахмедов. — Но нам также потребуется постоянное финансовое сопровождение программы. Местные кадры пока не имеют достаточного опыта в управлении такими масштабными проектами.
— Для этого у вас остается Корсакова с группой экономистов, — ответил я. — Они завершат реорганизацию финансовой структуры треста и наладят прозрачную систему учета и контроля.
Мышкин, сидевший в углу кабинета, негромко кашлянул, привлекая внимание:
— Леонид Иванович, считаю необходимым также оставить оперативную группу для обеспечения безопасности ключевых объектов. Угроза диверсий по-прежнему актуальна.
Я согласно кивнул. Враги технического прогресса не сдаются легко. Бывшие соратники Мамедова, избежавшие ареста, могли попытаться саботировать модернизацию, особенно после отъезда московской комиссии.
К концу совещания определились с составом постоянной группы. Двенадцать инженеров различных специальностей, восемь экономистов и финансистов, шесть оперативных работников. Все они переходили в непосредственное подчинение нового руководства Азнефти, но с сохранением прямого канала связи с Москвой.
В последний день пребывания в Баку я снова посетил Биби-Эйбатский промысел. Мне хотелось своими глазами увидеть, как идет процесс преобразований, запечатлеть в памяти картину рождения новой индустриальной эпохи.
Апрельский день выдался на редкость ясным. С небольшого холма, где когда-то добывали нефть примитивными колодцами, открывался впечатляющий вид на весь промысел.
Лес нефтяных вышек, среди которых уже выделялись новые конструкции для турбинного бурения. Модернизированная компрессорная станция с блестящими на солнце трубами. Строительные площадки будущих электроподстанций и линий электропередач. Колонны грузовиков, доставляющих оборудование и материалы.
Касумов, ставший моим постоянным спутником, тихо произнес:
— Когда я мальчишкой приходил сюда с отцом, здесь все выглядело совсем иначе. Древние, скрипучие механизмы, изможденные рабочие, нефтяные лужи под ногами. Честно говоря, не верил, что за мою жизнь здесь что-то изменится.
— А теперь? — я с интересом взглянул на молодого инженера.
— Теперь я верю, что мы способны преобразить не только Баку, но и всю нефтяную промышленность страны, — в его голосе звучала уверенность человека, нашедшего свое истинное призвание. — Ваша поддержка, Леонид Иванович, открыла перед нами такие перспективы, о которых мы раньше боялись даже мечтать.
Я молча кивнул. Действительно, за короткий срок удалось сделать невероятно много.
— Это только начало, Исмаил Рашидович, — сказал я, глядя на простирающийся перед нами индустриальный пейзаж. — Впереди еще много работы.
Московский поезд отходил рано утром.
На перроне бакинского вокзала собралась внушительная делегация для проводов.
Новое руководство Азнефти, представители республиканских органов власти, инженеры и техники. Многие пришли с букетами весенних цветов, что придавало церемонии прощания теплый, почти семейный характер.
Прозвучал последний гудок. Пора прощаться.
Я еще раз окинул взглядом провожающих, мысленно отмечая, как изменились эти люди за время нашей совместной работы. В глазах появилась уверенность, решимость, энтузиазм.
Когда поезд тронулся, я смотрел в окно на удаляющийся пейзаж Баку.
Город, раскинувшийся амфитеатром по склонам прибрежных холмов, спускающийся к Каспию сложной мозаикой домов, улиц и нефтяных вышек. На горизонте дымили трубы Черного города. Промышленного района, который теперь ждали кардинальные перемены.
Устроившись в купе, я достал из портфеля папку с расчетами и прогнозами, составленными Касумовым и Корсаковой. Цифры впечатляли. Если все пойдет по плану, к концу года добыча нефти в Баку вырастет минимум на двадцать процентов, а к 1933 году на все пятьдесят. Выход высокооктанового авиационного бензина после внедрения каталитического крекинга увеличится вдвое.
Колеса поезда выстукивали на стыках рельсов монотонный ритм. Из окна виднелись приморские поселки с глинобитными домами, потом начались степные пейзажи Северного Кавказа.
Дорога в Москву предстояла долгая, но мысли о предстоящих делах не давали почувствовать утомление от путешествия.
За окном сменялись пейзажи — сначала приморские холмы, покрытые весенней зеленью, затем бескрайние степи Северного Кавказа с редкими аулами и стадами овец на горизонте. К вечеру первого дня пути горный ландшафт сменился равнинным, характерным для Приазовья.
В купе стало душновато. Старый вагон, построенный еще до революции фирмой «Братья Коломейцевы», плохо проветривался. Сложной конструкции откидные латунные крючки на окнах давно расшатались, и проводнику приходилось подпирать раму деревянной палочкой, чтобы она не захлопывалась от тряски.
На второй день пути, когда поезд пересекал Ростовскую область, в дверь купе постучал проводник:
— Товарищ Краснов, вас просят в служебное отделение. Военный телеграфист с важным сообщением.
В узком служебном купе, набитом какими-то ящиками и чемоданами, меня ждал молодой человек в форме военного связиста с нашивками технической службы РККА.
— Товарищ Краснов? — он вытянулся по стойке «смирно». — Шифрованная телеграмма для вас. Комбриг Полуэктов просил передать лично в руки.
Я принял запечатанный конверт с грифом «Совершенно секретно». Хорошо, что Филатов предусмотрительно организовал связь непосредственно в поезде. Некоторые вопросы не терпели отлагательства даже на время железнодорожного путешествия.
Вернувшись в купе, я убедился, что остался один, и вскрыл пакет. Внутри лежал тщательно закодированный бланк с пометкой «От Звонарева». Используя шифровальный блокнот, я быстро расшифровал послание, и содержание заставило меня напряженно нахмуриться.
Звонарев, молодой инженер-конструктор, руководивший секретным проектом разработки перспективного среднего танка, сообщал о серьезных проблемах. Конструкторское бюро в Москве и опытное производство на автозаводе в Нижнем Новгороде столкнулись с техническими сложностями при доводке силовой установки.
«…двигатель В-2 не обеспечивает требуемых характеристик мощности при заданном весе машины. Трансмиссия не выдерживает нагрузок при резких поворотах. Срочно требуется консультация по вопросам металлургии. Корпус из стали марки 4Н прошел испытания недостаточно успешно. Противоснарядная защита значительно ниже расчетной…»
Я перечитал сообщение несколько раз, мысленно составляя список необходимых действий.
Проект среднего танка, получивший неофициальное название Т-30, имел критическое значение для перевооружения бронетанковых войск РККА. Большинство машин, находящихся сейчас на вооружении, легкие танки типа Т-26 и БТ, имели противопульное бронирование и устаревшую компоновку. В случае столкновения с современными германскими или японскими машинами они не смогли бы обеспечить эффективное противодействие.
Т-30 должен стать качественным скачком в танкостроении. Машина с противоснарядным бронированием, дизельным двигателем, мощным 76-мм орудием и рациональными углами наклона брони.
В чертежах моего конструкторского бюро многое напоминало знаменитый Т-34, который в моей прежней реальности появился лишь в 1940 году, когда оставалось всего год до войны. Теперь мы имели шанс запустить аналогичную машину в производство на несколько лет раньше, что могло кардинально изменить баланс сил.
Но сообщение Звонарева показывало, что возникли те же проблемы, что и в исходной истории. Недостаточная мощность двигателя, ненадежная трансмиссия, проблемы с качеством брони.
Я достал блокнот и набросал ответную шифровку:
«Звонареву. Прибываю в Москву через день. Немедленно после встречи с наркомом выезжаю в Нижний. По двигателю: проверить системы охлаждения и карбюрации. Предположительно проблемы с материалом цилиндров. Необходимо увеличить содержание хрома в стали. По трансмиссии: усилить подшипники главного вала. Увеличить площадь зацепления шестерен. По броне: отработать технологию двухслойной катаной брони с использованием легирующих элементов. Схемы и чертежи привезу лично. Сохраняйте полную секретность. Краснов».
Запечатав ответ в конверт, я вызвал проводника и попросил передать пакет военному телеграфисту для немедленной отправки.
Поезд продолжал движение по равнинам Центральной России. За окном поплыли типичные пейзажи глубинки.
Деревеньки с покосившимися избами, редкие церквушки с разрушенными колокольнями, небольшие полустанки, где по перрону деловито расхаживали куры, не обращая внимания на проходящие составы. Иногда мелькали строящиеся корпуса новых заводов и фабрик. Страна активно индустриализировалась, выполняя пятилетний план.
Вечером второго дня проводник постучал в дверь купе:
— Товарищ Краснов, через пятнадцать минут остановка в Воронеже. Стоим двадцать минут, кипяток можно набрать на станции.
Мне нужно размяться после долгого сидения в вагоне. Выйдя на перрон Воронежского вокзала, я невольно залюбовался нарядным зданием в стиле модерн, с лепными украшениями и высокими арочными окнами.
Внутри деревянного зала ожидания стоял привычный запах вареной картошки, махорки и угольного дыма. У стойки буфета толпились пассажиры, покупая нехитрую снедь — вареные яйца, черный хлеб, селедку, завернутую в плотную серую бумагу.
Я вместе с Филатовым и Мышкиным обошел вокзальную площадь, наблюдая за кипящей вокруг жизнью.
Ломовые извозчики с огромными возами сена и дров, редкие автомобили, преимущественно грузовые полуторки, снующие мальчишки-беспризорники в потрепанных фуражках не по размеру. По булыжной мостовой с громыханием проехал старенький трамвай, набитый пассажирами так, что некоторые висели на подножках.
Гудок паровоза возвестил о скором отправлении, и я поспешил обратно в вагон. Ночь в поезде выдалась беспокойной. Стучали буфера на стрелках, в соседнем купе громко храпел какой-то пассажир, а под утро проводники затеяли шумную перебранку с ревизором.
Но усталость не ощущалась. Мысли о предстоящих делах наполняли энергией.
Бакинская нефть, турбобуры Касумова, каталитический крекинг, новые танки Звонарева. Все эти элементы складывались в единую стратегию укрепления оборонной мощи страны перед лицом надвигающейся военной угрозы.
Ранним утром третьего дня пути, когда поезд приближался к Москве, я получил ответную телеграмму от Орджоникидзе. Нарком тяжелой промышленности выражал полное удовлетворение результатами работы комиссии и сообщал, что товарищ Сталин лично интересовался турбобуром Касумова и программой модернизации нефтяной промышленности.
«ПРИЕЗЖАЙТЕ ПРЯМО С ВОКЗАЛА В НАРКОМАТ ТЧК ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР О ПЕРСПЕКТИВАХ РАЗВИТИЯ ВСЕЙ ОТРАСЛИ ТЧК ГОТОВЬТЕСЬ К ДОКЛАДУ НА ПОЛИТБЮРО ТЧК ОРДЖОНИКИДЗЕ»
Этой телеграммой завершался бакинский этап нашей работы и начинался новый, еще более масштабный и ответственный. Предстояло превратить локальный успех в Баку в общесоюзную программу технологического прорыва в нефтяной промышленности.
А после встречи с наркомом нужно было срочно выезжать в Нижний Новгород. Судьба танкового проекта требовала моего личного вмешательства.