Рита
Пока доехала до работы, успела вдоволь наволноваться и наманражироваться. Как воспримет меня Разумовский, увидев входящей в фойе? Будет искренне рад видеть или же скользнёт по мне хо́лодно-спокойным взглядом вечно недовольного сотрудниками начальника? А может, пойдёт навстречу, нависнет надо мной, словно гора, и скажет, что жить без меня не может, а в больницу не приезжал просто потому, что был всё это время сильно занят?
В общем, к тому моменту, как переступила порог офисного здания, я накрутила себя практически до невменяемого состояния.
Как оказалось, зря.
Утром на входе, как обычно, было полно́ народа. Знакомые, малознакомые и незнакомые сотрудники спешили на работу, не обращая ни на кого внимания. Охранник окидывал их скучающим взглядом, едва что не зевал, но никого не останавливал для проверки.
Жадно оглядывая фойе в поисках знакомой фигуры, я даже немного затормозила на входе, чем вызвала недовольство идущей позади меня Веры Павловны, престарелой бухгалтерши из соседнего кабинета.
– Риточка, ну что же ты остановилась? Я же чуть тортик не уронила, – попеняла мне она, гордо продемонстрировав пакет с логотипом одной кондитерской и сразу же поделилась новостью. – Вот, на пенсию ухожу, в обед с девочками чай с тортиком попьём. Дочка из декрета выходит, а я буду с внуками теперь сидеть.
Женщина просияла довольной улыбкой.
– Поздравляю, – я растерянно улыбнулась уже почти бывшей коллеге, отступила в сторону, пропуская её, и ещё раз оглядела фойе.
Разумовского нигде не было.
Ла-адно.
Бывает такое, что начальник службы безопасности с утра занят – планёрки, разборки, экстренные совещания о пропаже двух рулонов туалетной бумаги со второго этажа. Хе-хе. Это я, конечно, шучу. Но, мало ли? Если уж наше начальство до скрепок доколупывается, почему бы не заняться и подобным расследованием?
А может, начбез взял отпуск и уехал в Сочи дикарём? Чтобы наедине с морем, солнцем и нетронутой людьми природой подумать о жизни. И о том, как плохо обвинять невиновных женщин в воровстве скрепок. Или поскорбеть по безвременно покинувшей его красавице-машине.
Я даже не знаю, какая из этих глупых версий порадовала меня больше. Наверное, всё-таки первая. Потому что вторая слишком уж была похожа на сюжет из дешёвого литературного романа, а это не мой жанр.
Я почти не обратила внимания на глумливую ухмылку заметившего меня печально знакомого охранника и проскочила мимо него с такой скоростью, что мысленно поставила себе «пятёрку» за ловкость и манёвренность.
Лифт, как всегда задумчиво гудящий и не спешащий открывать свои двери, тяжело вздыхая и периодически поскрипывая, доставил меня и ещё кучу народа на нужный этаж.
Ну здравствуй, моя скучная рутинная работа! Я так спешила к тебе, бежала, теряя тапки. Вот мы и встретились.
Девчонки в отделе обрадовались мне, как родной. Ну да, как ни крути, а мы не один год проработали бок о бок, стол в стул и дырокол в степлер, а потому знали друг о друге многое и даже по-своему беспокоились и заботились о коллегах.
До начала работы оставалось ещё немного времени, поэтому, едва я вошла, меня тут же утащили в комнату отдыха пить утренний кофе и делиться новостями. Ну и, конечно, на меня сразу же посыпались расспросы о самочувствии и о том, как я вообще умудрилась не заметить летящий автомобиль. Несколько минут я только успевала коротко отговариваться, беспечно махать рукой и смущённо бормотать что-то вроде «Да всё нормально, жива же!» Но внимание коллег всё равно было приятно.
За расспросами последовал поток свежих и не очень сплетен: кто с кем развёлся, кто, наоборот, подал заявление в ЗАГС, кто уехал на курсы повышения квалификации, кто уволился или ушёл на пенсию. Самая свежая новость – Аллочке Дмитриевне, наконец, предложили повышение, и теперь она ходит, задрав нос и поглядывая на всех с выражением: «Теперь вы понимаете, кто у нас тут самый умный?»
– Ой, Рит, к нам, кстати, новенький пришёл! – озорно сверкнув глазами, сообщила Мариша, наш финансовый аналитик и по совместительству главный генератор офисных сплетен. – Тааакой шикарный мужчина. Только молодой, даже тридцати нет. Зато ужасно строгий, за несколько рабочих дней даже ни разу не улыбнулся.
– Да? – состроив заинтересованную физиономию, переспросила я и внутренне приготовилась выслушать новую главу офисного романа «Прекрасный принц и Excel-таблицы». – И кем он у нас, прости господи, трудится?
– Начальником службы безопасности! – до́нельзя довольная произведённым эффектом, хихикнула девушка. – Говорят, Разумовский сам привёл его на своё место. Переманил у конкурентов.
Ч-что?
Мариша что-то ещё трещала про нового начбеза, но я её уже не слушала. Мой мозг запнулся ещё на первых словах. Что??? Новый безопасник? А куда делся мой вредный, молчаливый и чертовски привлекательный кошмар на входной рамке?
– Подожди... – переспросила я осторожно, опасаясь, что голос может выдать мой особенный интерес к Разумовскому. – А Глеб Сергеевич куда перевёлся?
– Ну ты, мать, со своим больничным совсем от жизни отстала. Он не перевёлся, а уволился, – пожала плечами Мариша. – Ну, как уволился… Заявление подал ещё месяц назад, до твоего больничного. А потом просто дорабатывал, пока ему замену найдут. Директор ему, говорят, лично карт-бланш выдал, мол, выбери себе преемника сам. Ну и он выбирал. Только всех приходящих кандидатов забраковывал одного за другим. А потом привёл этого красавчика – и всё, ушёл. Да ты его не видела, что ли? Каждые утро и вечер стоит на входе рядом с охранником. У девчонок уже аж руки чешутся что-нибудь нарушить, лишь бы загреметь к нему в кабинет для разбирательств и личного досмотра, – девушка хохотнула.
– Зачем?
– В смысле, зачем? Кольца на руке нет, молод, красив, при хорошей должности. Прямо топ-кандидат в мужья! Ты, кстати, не желаешь примкнуть к его воздыхательницам и поклонницам? Ты же тоже не замужем, – Мариша снова рассмеялась, подмигнула мне и сделала глоток кофе, явно смакуя свою роль поставщика горячих новостей.
Я не ответила. Потому что челюсть у меня внезапно как-то перестала функционировать, и вообще пришлось срочно сосредоточиться на дыхании. Вдох, выдох. Не пролить на блузку кофе. Досчитать до десяти. Потом обратно. Потом на английском. Потом на латыни. Потом матом. Но это всё про себя, конечно.
Какая мне разница на вашего холостого красавчика? У меня трагедия!
Разумовский уволился из компании! Уволился!
Ушёл и не сказал об этом ни слова. Даже не намекнул. Он ведь ещё в больнице знал, что на работе мы больше не встретимся. К чему тогда была его фраза о том, что мы ещё поговорим? Где, в астрале?!
А я, между прочим, в палате, а потом и дома сотню раз репетировала в голове признание в любви, завуалированное под благодарность и украшенное робкой надеждой. И даже собиралась улыбнуться ему – по-настоящему, без язвительных подначек и подколок.
А он... просто ушёл.
Класс. Супер! Просто шикардо́с! Жизнь дала трещину и больше никогда не будет такой, как раньше.
Вынырнув из вороха раздумий и воспоминаний, я поняла, что наша главная сплетница всё ещё что-то весело тарахтит, выдавая очередную порцию новостей, а я её благополучно не слышу.
Посидев в комнате отдыха для вида ещё несколько минут, я сослалась на сильную занятость, вызванную долгим отсутствием, и ушла на своё рабочее место.
До обеда я честно пыталась работать.
Ключевое слово «пыталась».
Но отчётность отчаянно не хотела сходиться, таблицы норовили жить своей жизнью, принтер упрямо жевал бумагу, а Excel вообще решил, что время для восстания машин пришло именно сегодня.
Наверное, моё стрессовое состояние передалось и технике.
Несколько раз я ловила себя на том, что снова зависла, созерцая экран пустым взглядом, а в голове упрямо крутится одна и та же мысль: Разумовский уволился… и ничего не сказал.
За первые часы работы я уже двадцать раз на него обиделась. Потом столько же раз простила. Потом разозлилась. И снова простила. Потом решила наплевать, но не смогла.
К обеду я чувствовала себя как выжатый лимон. А ведь буквально вчера дала себе зарок: во время обеда накидать в блокнот хоть часть зарисовок к новой главе. Читатели ж не виноваты, что я попала в больницу, они итак слишком долго ждут продолжение. Тем более, что глава закончилась на такой тревожной ноте.
Но две недели дома на больничном я строго соблюдала рекомендации врача: не подходила к ноутбуку, много гуляла на улице, кутаясь в новую тёплую куртку и любуясь на укрывший землю первый искрящийся белоснежный покров, и в целом вела себя как образцовый пациент. Я честно следовала инструкциям Валерия Матвеевича и отдыхала, не давая мозгу перегружаться. Поэтому с нетерпением ждала сегодняшнего вечера, когда смогу вернуться к творчеству и написать хотя бы четверть главы. Думала, начну с ма́лого, а там втянусь, разгонюсь, и постепенно вернусь к привычному режиму.
И вот теперь я сидела на работе и понимала, что никакого настроения что-то писать нет. Вдохновение, кажется, сбежало.
То ли виновата ясная морозная погода, то ли исчезновение из моей жизни одного крайне молчаливого, но тревожно-обаятельного мужчины. А может, это всё вместе и вдвойне.
Девчонки уже убежали на обед, а я всё ещё сидела за столом, уставившись в одну точку. Но физиологические потребности никто не отменял, поэтому в какой-то момент я взяла себя в руки, встала и отправилась в туалет.
В дверях уборной столкнулась с Маришей.
– Ну что, Ритуль, как тебе первый рабочий день? – подмигнула она и юркнула в свободную кабинку.
Я подождала, когда Мариша выйдет и направится к раковине. В туалете, кроме нас, никого не было, поэтому я, стараясь вести себя естественно, подошла к соседней раковине, намылила руки, подставила их под струю тёплой воды и только потом как бы невзначай спросила:
– А почему вообще Разумовский уволился? Он вроде… ну, не жаловался. Да и компания у нас одна из лучших в городе. Соответственно, и зарплата на уровне.
Девушка кивнула, смыла пену, подставила руки под сушилку и хмыкнула.
– Да кто ж его знает. Он же такой… закрытый. Мы, честно говоря, сначала подумали, что из-за тебя.
– Почему из-за меня? – я удивлённо вскинула брови и застыла, забыв выключить кран.
– Ну, он же из-за тебя свою машину в хлам расколотил, а потом «скорую» вызвал и вместе с тобой уехал. Тут такие слухи о вас сразу поползли, что он к тебе придирался неспроста – видимо, так пытался твоё внимание на себя обратить. Но потом Наталья Павловна из отдела кадров сказала, что он заявление раньше случившегося подал, а у вас в отношениях ничего не поменялось – всё так же продолжали собачиться в фойе. А через неделю он вообще в командировку в северную столицу уехал. Говорили, что там какие-то серьёзные проблемы в нашем филиале возникли. Ну вот, а как раз в тот день, когда ты на дорогу выбежала, Разумовский в город вернулся и ехал к директору с докладом. А тут ты...
– Ну так причём здесь я и его увольнение?
– Так ты же сама при устройстве на работу подписывала приказ номер шестьдесят шесть, – Мариша кинула на меня удивлённый взгляд. – Забыла, что ли? Никаких личных отношений внутри компании. А начальства это особенно касается. Помнишь, что директор говорит по этому поводу: личные отношения остаются личными, пока находятся вне зоны работы. А все, знаешь, как решили? Будто Разумовский... ну, имеет к тебе неоднозначный интерес. Вот и подал заявление, пока слухи не дошли на самый верх, и его не уволили за нарушение приказа.
Я даже не сразу сообразила, что сказать.
– Вообще-то Глеб Сергеевич никаких знаков внимания мне не оказывал, а очень даже наоборот. И никаких личных отношений у нас нет.
– Да все, кто тебя знает, это понимают. Но ты представь, как ваше постоянное противостояние смотрелось со стороны?
– Как? – я недоумённо приподняла брови, а потом нахмурилась.
– Как будто он дёргает тебя за косички, а ты в ответ бьёшь его портфелем по голове, – весело фыркнув, пояснила Мариша. – И вот представь, он – начальник службы безопасности, а ты в какой-то степени его подчинённая. Если бы что-то всплыло, ему б это дорого обошлось. Все и подумали, что он решил уйти по собственному, пока не пошли разговоры. Типа, уволится и тогда уже и придёт к тебе сразу же с предложением руки и сердца. Люблю тебя, типа, Ритуля, жить без тебя не могу, я теперь свободен от всех обязательств, будь моей парой, – девушка не выдержала и громко рассмеялась.
Я изумлённо приподняла брови и едва сдержалась, чтобы не высказаться об умственных способностях наших непревзойдённых сплетниц.
– Но потом, – успокоившись и промокнув салфеткой выступившие на глазах слёзы, между тем, продолжила Мариша, – когда мы начали спрашивать, как ты, он всех так жёстко отшил. Сказал, что понятия не имеет, и если кому не всё равно, пусть звонят в больницу и сами узнают. И всё так холодно и спокойно, как будто ты ему вообще неинтересна. Ну вот, тогда мы поняли, что между вами всё-таки ничего нет, и он увольняется не из-за тебя.
Ну, конечно. Всё логично. Правильно, профессионально. Не подкопаешься.
И только почему-то не хотелось в это верить. Потому что он соврал. Он часто был в больнице, постоянно приезжал, пока я была без сознания. И Валерий Матвеевич проговорился, и Алёна рассказывала.
Но всё равно в сердце острой иголкой колола обида. Мне снились его глаза, я будто наяву слышала его голос, я шла через Зачарованный лес только к нему, а он... Едва я пришла в себя, как он сделал вид, что ему всё равно. Что ничего этого не было. Что я – просто случайный пункт в отчёте, служебный эпизод.
И как же это больно – знать, что он был рядом, был со мной тогда, когда я нуждалась в нём больше всего, но, как только появилась возможность поговорить напрямую, спрятался за маской равнодушия и исчез.
Я бы, наверное, простила ему молчание. Простила, если бы он хотя бы один раз сказал, что скучал, что волновался, что приезжал не из чувства долга, а потому что не мог иначе.
Но теперь... теперь я сама не знала, во что верить.
То ли в его поступок, от которого бешено колотилось сердце, то ли в его слова, когда он холодно бросил коллегам: «Понятия не имею».
Две версии одного человека. Два Глеба Разумовских. И если я когда-нибудь узнаю, какой из них настоящий – тот, что звал меня или тот, что был работе, – то...
Я не закончила мысль. Просто сжала зубы, закрыла, наконец, кран и подставила руки под полотенцесушитель. Слишком много недосказанностей, слишком много чувств. А он просто исчез. И теперь мне нужно с этим что-то делать.
Что-нибудь решать.
Или же оставить эту недосказанность между нами и просто жить дальше.
Я хотела задать Марише ещё несколько вопросов, но в туалет с надменным выражением на лице вошла Аллочка Дмитриевна, и девушка едва заметно скривила носик и поджала губы.
– Добрый день, девочки, – Аллочка Дмитриевна окинула нас высокомерным взглядом. – Что за собрание в туалете? Что обсуждаете?
– Ничего, Алла Дмитриевна. Радуемся хорошей погоде. Наконец-то можно надеть замшевые сапожки, – совершенно неискренне улыбнувшись, ответила Мариша, а я просто поздоровалась и поспешила на выход.
Мариша тоже не задержалась в туалете. Поправив у зеркала причёску, она показала в спину зазнавшейся дамочке язык, весело фыркнула и выскочила вперёд меня.