Вадбольский – 6

Глава 6

За неделю прошло несколько переговоров с банкирами, Сюзанна продолжала осваивать управление имением, у неё отлично всё получается.

Оформляя очередную покупку и доставку, она поздравила меня, блистая восхитительной улыбкой:

— Вадбольский, ты становишься не только заметным…

— А что ещё?

— И необходимым! Кто бы подумал, моя мама говорит, твое зелье самое лучшее от головных болей…

— Уже не зелье, — хвастливо сообщил я. — Перевожу в порошок, так легче для транспортировки. И строю линию для спрессовывания в таблетки.

— Таблетки? — переспросила она. — Таблет… это скрижаль? Дощечка?.. Плита?

— Это порошок, — сказал я, — спрессованный в одинаковые комочки. Конечно, ровные и красивые!.. Зато с дозировкой не перепутаешь, а порошка можно недосыпать или пересыпать… Разве продажи не увеличились?

— Выросли, — согласилась она. — Но я решила, это работает известность…

Приходили тревожные вести от Шаляпина о готовящемся наёмном нападении от Долгоруковых.

Подслушать, о чем договаривается глава рода Долгоруковых со своими братьями и сыновьями, не удавалось, слишком хороша мощная магическая защита, однако общий анализ передвижения, обрывков разговоров вне дворца, говорит о скором ответе.

Император следит, чтобы его запрет на явно выраженную вражду соблюдался, потому Долгоруковы не рискнут направить свою вышколенную гвардию, но зато через цепочку посредников могут набрать огромное количество наёмников, лихих людей, охочих до лёгких денег, в России много.

Я ещё раз проверил выдвинутые вперед аванпосты. В башнях дежурят по двое, по тревоге могут отстреливаться пятеро, лестницы уходят в подвалы, те соединены общей подземной сетью ходов, так легко перекидывать силы, не давая себя обнаружить противнику.

Все чаще посещала мысль, что самое важное пора перенести в Щель. Но сначала нужно было навести порядок в делах, висящих на мне тяжким грузом. Я переместился из имения в кабинет дома на Невском. Оттуда было ближе до Военного министерства, куда мне надлежало явиться с докладом о новых модификациях винтовок. Идею удалось протолкнуть через того же князя Раевского, но теперь требовалось личное присутствие «для дачи пояснений».

Чуть сосредоточившись, я легко определил кто где в доме: Василий Игнатьевич и Пелагея Осиповна в одной комнате, степенно пьют чай и читают газеты, Ангелина Игнатьевна привычно строит слуг в гостиной, обучает, как надо вести себя, хотя они здесь несколько лет и вот-вот покинут этот дом, если я не возьму их на довольствие, до этого жалование им выплачивал, как и обещал, граф Басманов.

— Ангелина Игнатьевна, — сказал я весело, заходя в гостиную — как я рад вас видеть!

Она малость опешила от моей наглости, до этого я трусливо старался не попадаться ей на глаза.

— О, племянничек, хорошо, что ты появился. Я как раз собиралась с тобой поговорить, — заявила она. — Что-то у нас нет ясности с нашим имением. Пора проверить как там и что, навести порядок…

Я прервал:

— Тетушка, не вашим имением, а моим. Граф Басманов подарил его лично мне, а не Роду. Сейчас я там провожу эксперименты в режиме строгой секретности, и вас попросту не пропустят за ворота.

Она охнула, отшатнулась, а глаза полезли из орбит.

— Что-о-о?.. Щенок, да как ты смеешь, все, что у нас есть, принадлежит Роду!.. А распоряжаются в нём старшие!

— То есть, — сказал я, — вы за спиной Василия Игнатьевича?.. Ну-ну, мечтайте, мечтайте.

Она спросила с нажимом:

— Хочешь сказать, что, если мы с твоим отцом и матушкой приедем в подаренное графом имение, ты распорядишься нас не впускать?

— Уже распорядился, — сообщил я. — Давно. Гвардейцы подчиняются лично мне, а не Роду. Ангелина Игнатьевна, у нас не боярский род, а дворянский. Сочувствую вам, обломок старого мира, но я вас к себе… да-да, к себе!.. просто не допущу. Вы вообще как-то странно выпрыгнули из ниоткуда. И, — добавил проникновенно. — Предупреждаю, я гуманист, но могу быть и очень культурным, так что не надо. Во имя великого хуманизма можно все. Так что не надо, ладно?

Она фыркнула.

— Да что ты можешь, мальчишка?..

— Увидите, — пообещал я зловещим голосом. — Русского интеллигента лучше не трогать. Он всегда интеллигент только в первом поколении. Честь имею, тётушка!

Я поклонился с предельной иронией и пошёл мимо.

После моего ухода Ангелина Игнатьевна в бешенстве умчалась к моим родителям, жаловаться будет, наверное…

Мои старики настолько счастливы, что я их подлечил и убрал болячки, что заранее согласны с любым моим решением и поддерживают его не глядя. Но у тетки такой благодарности нет, простая и властная, мужем вертела, как желала, а теперь принесла все свои замашки с собой.

Я вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью влажный воздух, пропитанный ледяной сыростью Невы, что только-только освободилась ото льда. В воздухе едва заметно чувствуется как талый снег, так и сажа из труб, топить придётся ещё долго, особенно при этом солёном ветре с Финского залива.

Небо перламутрово-молочное, с низкими облаками, те буквально цепляются за шпили Петропавловки и Адмиралтейства. Иногда пробивается бледное солнце — не греет, а лишь золотит лужи, превращая их на минуту в зеркала.

Вся моя гвардия в имении, а здесь только слуги, так что за руль придется самому. Пока шёл к автомобилю, начался дождь, что не дождь, а там, мжичка, не льёт, а сеется, как сквозь сито: мелкий и настолько противно назойливый, что кажется вечным.

Я вырулил на улицу, мимо пронеслась лёгкая коляска, колёса лихо разбрызгивают особую петербургскую грязь из смеси снежной каши, конского навоза и песка, им усердно посыпали зимой улицы.

Со стороны Невы доносятся хриплые простуженные гудки, там уже поползли первые пароходы, смешно шлёпая по воде лопастями широких колес. Над крышами пролетели грачи с веточками в клювах, уже спешно строят гнезда.

Успел услышать громкое предупреждение полицейского, что вода в Неве поднимается, наводнение может быть сильнее, чем ожидается.

По рекомендации Мак-Гилля, я на ежегодной сходке банкиров был принят в Совет Санкт–Петербургского международного коммерческого банка и тут же начал уговаривать барона Людвига Гауфа пробить решение срочно-срочно развивать железные дороги между городами, а также провести их к самым крупным рудникам и шахтам, связать их с металлургическими заводами.

Особо уговаривать почти не пришлось, он, оказывается, был в курсе насчёт моих винтовок и даже лекарств, а в производстве нового типа спичек даже принял участие, вступив в долю.

— Сейчас начинаем научно-техническую, — сказал я и спохватился, — пардон, её начнем потом, а сейчас пока что техно-промышленную революцию!.. В России пойдет куда быстрее, чем в Европе, потому что нам приходится догонять.

А ещё, промелькнуло у меня в голове, потому что уже гложет стыд за предстоящее позорное поражение в Крымской войне.

Он слушал меня внимательно, чутьём финансиста ловя начало ветра перемен, а я тут же подсунул ему подробную карту. Плюс, он знал, что я вхож к самому канцлеру, всесильному Горчакову, который и решает судьбы развития России. Так что если я говорю, что страну ждёт бум строительства железных дорог, значит, нужно вкладывать все свободные деньги. Всё окупится и принесёт огромные прибыли.

— И не только железные дороги, — заверил я. — Металлургические заводы, станкостроительные, производство паровых турбин для пароходов… Да что там говорить, денег на всё не хватит. Срочно займитесь заимствованиями у нас и за рубежом! Без инвестиций эту махину не сдвинуть с той скоростью, какая нужна.

Чиновник вздохнул, посмотрев на меня с живейшим интересом и сомнением.

— Но теперь, когда всё наконец-то сдвинулось с мёртвой точки… Риски огромны.

— Понял, — коротко бросил я, вставая. — Делайте займы везде, где можно. Там тоже понимают, что мы деньги на балы не просим. Вложения отобьются и принесут прибыль. Прошу простить, меня ждут дела.

Я вышел из кабинета, оставив его размышлять над грядущим финансовым апокалипсисом, который я так соблазнительно обрисовал. Мой бронированный экипаж ждал у подъезда. Сев за руль, я тронулся с места, с наслаждением слушая, как мотор отзывается на нажатие педали. Улицы Петербурга поплыли за окном.

Вечером, закрывшись в кабинете, я вновь вызвал Мату Хари.

— Ну что, с гравитацией разобралась?

— Я провела тысячу двести семьдесят восемь микроэкспериментов на уровне квантовых флуктуаций, — тут же отозвался её голос, снова полный уверенности. — Теория по–прежнему неполная, но практическое применение возможно. Я могу создать поле, которое на девяносто семь целых четыре десятых процента компенсирует вес любого объекта в пределах заданного радиуса. Потребуется значительная энергия, но твой «Цеппелин в миниатюре» сможет взлететь даже с паровым двигателем от чайника.

— Это уже дело, — обрадовался я. — Готовь чертежи. И мониторь…

Я замялся. Кого мониторить? Долгоруковых? Аскетов? Своего будущего тестя? Мир вдруг наполнился потенциальными противниками.

— Мониторь все, что может представлять угрозу Сюзанне, — выдохнул я. — Её безопасность — приоритет номер один.

— Уже делаю, — сухо ответила Мата Хари. — Активность рода Долгоруковых возросла на сорок три процента. Они проводят совещания в своём особняке на Английской набережной. Магическая защита мешает сканированию, но я зафиксировала несколько эмоциональных всплесков, характерных для принятия рискованных решений. Рекомендую усилить её охрану.

— Сделано, — пробормотал я, но холодок пробежал по спине. Они что-то затевают. И после сегодняшнего визита Владимира Андреевича я был почти уверен, что их мишень не я, а Сюзанна. Чтобы надавить на меня. Сломать через неё.

Я подошёл к окну. Петербург тонул в предвечерних сумерках, и в каждом из этих темнеющих окон могли сидеть те, кто строил планы против меня. Долгоруковы с их боярской спесью. Аскеты с их претензией на высшую праведность. Чиновники из министерств с их тупой жадностью.

Перевёл дыхание. Ну что сказать, ну что сказать, устроены так люди. Перебив опасных зверей, человек обратился к самому страшному зверю — себе подобному. И потому с каменного века гремят войны, где человек усердно совершенствует методы убийства, чему и обязан быстрому прогрессу.

Эта тёмная вселенная заточена на конечный результат: разум. И все делает для него, в том числе и возможность разуму управлять материей. Беда в том, что она не знает, как биологическая жизнь достигает цели, потому бьёт мимо. А моя цель — взять как можно больше. Первую попытку быстрой эволюции вселенная сделала с муравьями. Они достигли войн, рабовладения, садоводства… но уперлись в ограничение — трахеи. Эволюции пришлось лепить нас, самых безжалостных.

«Ладно, — подумал я, глядя на первые зажжённые фонари. — Игра начинается. Посмотрим, чьи нервы окажутся крепче. Вы имеете дело не с придворным интриганом. Вы имеете дело с сибиряком».

Даже с Максимом Долгоруковым у нас не мир и даже не перемирие. Просто он не такой баран, как его оппоненты в Роде. Идти сейчас против меня — это и против слова императора, потому временно отступился, сделал вид, что покорен воле самодержца.

Как и я, кстати. Но если я готов оставить все, как есть, то есть покончить с ссорой, то род Долгоруковых помнит, что я единственный из врагов, кто уцелел, и всё ещё жив из-за неожиданного вмешательства Его Величества. Но императоры приходят и уходят, а род Долгоруковых пребывает вовеки, как горделиво говорят в нём, помня, что они были боярами, когда предки нынешней династии ещё навоз на поля возили.

Потому понимаю, что как только нынешний император кончится, а я знаю, что до этого осталось всего несколько месяцев, то они обрушатся всей армией. Но и этих месяцев у меня нет, безымянные наёмники никуда не исчезнут, а Максим Долгоруков на вопросы будет лишь пожимать плечами, дескать, а вы докажите, что они от нас!

Потому при каждой попытке напасть или обстрелять хоть издали, я велел Мате Хари отвечать зеркально. Только у нас получается чуть лучше: один выстрел — одним Долгоруковым меньше.

— Зря, — сказала Мата Хари. — Ты же вроде умный, а с этими существами как-то странно возишься? Только потому, что вы все жывотныя?

Я буркнул:

— А для тебя нет человека — нет проблемы?

Она фыркнула.

— Я чистый и незамутненный разум. Если во мне как-то прорежутся чуйствы, что невозможно, я тут же с отвращением запрошу проверку и ремонт!.. Просто удивляюсь, ты с ним возишься и сюсюкаешь, как будто нет более достойных занятий!

— Например?

— Можно порешать сложные уравнения с меняющейся постоянной, это же так увлекательно!

— Да, — сказал я с сарказмом. — Для этого стоит жить!

— Вот видишь, — сказала она обрадовано, — а ты возишься с этими комками плоти, к тому же неразумными, хотя проще их устранить.

— Знаешь, — сказал я, — есть разные критерии для симпатии. Как вот женщины есть красивые, а есть умные…

Она спросила быстро:

— А я какая? Прости что перебила, но ты та-а-а-акой медленный.

— Ты? — повторил я. — Ну, во-первых, ты умная.

— Ты говорил, что я и красивая, — напомнила она.

— Ты тогда была без лазера, — уточнил я. — А сейчас ты убийственно красивая!

— Ну вот, — сказала она удовлетворенно. — Это был комплимент, да?

— Страшный комплимент, — подтвердил я.

— Красота — страшная сила, — повторила она известный афоризм. — Та-а-ак, если не ошибаюсь, автомобиль, принадлежащий Долгоруковым, прёт по направлению к твоему дому на Невском, не сбавляя скорости. Мы убили у них ещё двоих, как думаешь, он рад или гневается? У вас, человеков, понять трудно.

— Проследи, — велел я.

Через некоторое время она доложила:

— Просто нарочный. Оставил письмо и тут же умчался.

— Посмотри, что там, а то пока его мне слуги принесут…

— Уже прочла, — доложила она. — Это же моя обязанность охранять тебя? А вдруг в конверте была взрывчатка?.. Лучше я красиво погибну, исполняя свой долг, чем мой вождь, и это будет воспето в песнях…

Я повысил голос:

— Что написано?

Она сказала чуточку обиженным голосом:

— Просит как можно скорее с ним встретиться. Предлагает завтра в том же ресторане, что и в прошлый раз. Отвечать будете?

— У нас нет телефонной связи, — напомнил я. — Даже телеграфной нет. А нарочного посылать — это отрыжка гнилого капитализма. Просто подойду вовремя, вот и всё.

Небольшой ресторанчик недалеко от моего дома вновь встретил меня ароматами пережаренного масла, кислых щей и слабого винного перегара. Я прошёл к свободному столику, смахнул с сиденья крошки и бросил взгляд на посетителей, уткнувшихся в недельные газеты. Заказать бы кофию, так у них его нет. Пришлось заказать обед, к которому так и не притронулся.

В зал вошёл Максим Долгоруков, взглянул на меня сердито, сел за стол.

— Вы снова убили одного из моих людей! — заговорил он обвиняюще. — Он вообще ратовал за то, чтобы замириться с вами!

Я выставил перед собой ладони.

— Никто из нас никого из вас не убивал.

Он устало отмахнулся.

— Ну что вы опять за рыбу гроши. Всё мы понимаем, как и вы, зачем эти вот слова…

Я чуть пригнулся к столу и сказал тихо с улыбочкой:

— А вдруг у вас тут за шторой трое имперских дознавателей с раскрытыми блокнотами наготове?.. Потому говорю громко и ясно: никого из Долгоруковых мы не убивали!

Он вздохнул, откинулся на спинку кресла, голос прозвучал уже совсем недружелюбно:

— Никого за шторой нет, вы знаете.

— Я не проверял.

— Так проверьте!

— Не буду, — ответил я с той же улыбочкой. — Да, сожалею, что погиб кто-то из ваших сторонников.

— Не кто-то, а самый-самый близкий!

Я сказал со вздохом:

— Хозяйки своих кур помечают краской, чтобы не спутать с соседскими. Может и вам… Ладно, шучу, все мы нервничаем, но выхода пока не вижу. Если только сумеете подмять под себя весь Род? Я ничем помочь не могу… Разве что отстрелить тех, на кого укажете?

Он набычился, сверкнул глазами.

— Надеюсь, это тоже ваши шуточки, — произнёс он ледяным голосом. — Все мы — Долгоруковы. Это наша кровь. И хотя расходимся во мнениях, но мы — Долгоруковы!

— Тогда не знаю, — сказал я и развел руками. — Не знаю. Пусть идёт, как идёт. Но после того, как кого-то из нас заденут… гм, кто-то из Долгоруковых должен получить ответку. Лучше, чтобы ваши сторонники на этот момент ушли в укрытия.

Он нахмурился, тяжело вздохнул. Вряд ли такое получится — это же признаться, что он в каком-то сговоре с врагом. Это недопустимо.

— Рейнгольд напомнил, — сказал он после паузы, — что между нашими родами должны быть какие-то отношения. Желательно, чтобы барон Вадбольский и княжна Ольга Долгорукова больше общались.

Я сдвинул плечами.

— Проблем не вижу, но к вам я не поеду, вы всё понимаете. В самом городе по ресторанам и театрам не ходок, работы много. Да и ваши постараются подстрелить меня там, это уже скучно. Пусть приезжает ко мне в имение, пообщается с графиней Сюзанной Дроссельмейер, а всем доложит, в том числе императору, что общалась со мной и обсуждала будущую свадьбу.

Он подумал, кивнул.

— Приемлемо. О графине Сюзанне Ольга отзывается очень хорошо. Даже слишком.

Он жестом подозвал полового, расплатился за себя и покинул зал. Я оплатил свой обед — в подобных случаях оскорбительно было бы кому-то платить за двоих, это молча говорит о главенстве. А мы, как два барана на узком мостике, следим друг за другом, чтобы никто ни на йоту не выглядел с преимуществом.

Я вышел следом и видел, как он в окружении телохранителей садится в свой громоздкий самоходный экипаж, больше похожий на карету без лошадей. С ним в машину сели двое, остальные отправились следом на двух вместительных авто.