Глава 5

Поспевать надо, думал я, когда Мак-Гилль отбыл. Здесь как в спорте, все пряники тому, кто первым коснулся грудью финишной ленточки, поднял самую тяжёлую штангу или зашвырнул дальше всех копьё. И неважно, что второй бегун отстал от первого лишь на долю секунды, второй штангист поднял груз всего на килограмм легче, а метатель копья не добросил до рекорда какой-то сантиметр.

Все награды получают первые, их имена у всех на слуху, а занявшие вторые места забываются в первый же день. Многие пытаются превратить опасный и непредсказуемый нитроглицерин во что-то более безобидное в обращении.

Нобель чуть-чуть опередил других и после пятнадцати лет напряжённых поисков нашёл удачную формулу и поспешно запатентовал её, назвав видоизмененный нитроглицерин динамитом.

Для меня не требуется пятнадцать лет, знаю как нитроглицерин превратить в динамит, это просто, быстро и дёшево. Ну, когда знаешь выстраданную за четверть века формулу, это просто. Мак-Гилль с его талантом предпринимателя не упустит возможности заработать как можно больше, а я смогу заняться дирижаблями, моей любови с детства, когда я в постели перед сном мечтательно рассматривал ролики, сгенерённые в стиле стимпанка.

Человек обязан трудиться, только тогда он то, что запланировано вселенной, но не шмогла она, не шмогла, потому крутимся вот, пытаемся, как-то вывернуться, подстроиться на ходу. Сделали так, что выживают и становятся сильными те, кто живёт в трудностях.

Племена, что остались в Африке, так и живут на том же уровне: бананы растут, даже поливать не надо, одежда не нужна, весь год лето, сплошная демократия и её ценности, а вот племенам, что ушли на север, пришлось постоянно бороться за жизнь как с суровой природой, так и с голодными соседями.

Научились делать запасы еды, чего на прежнем месте не приходилось, строить утеплённые землянки, а потом прочные дома из толстых брёвен, запасать зерно, мясо, овощи и фрукты, весной успевать посеять и до зимы собрать скудный урожай, а на прежнем месте успели бы собрать три урожая!

В древности необходимость труда поняли, вон какие пирамиды отгрохали, стараясь держать людей в постоянной работе, но на юге заставить работать можно только кнутом и палкой, зато на севере сама жизнь понуждает, иначе не выжить.

Потому на Севере народы постоянно развиваются, а на жарком Юге нет в этом необходимости, всё и так хорошо. Сейчас смотришь на них и дивишься, те ли это существа, что гигантские пирамиды выстроили?


Сегодня прямо в имение прибыл представитель рода Долгоруковых, на роскошном автомобиле, с двумя телохранителями, что подчеркивает его статус.

Я вышел из казармы, где проверял вентиляцию, естественную решил заменить на принудительную, автомобиль подкатил к самому крыльцу дома, шофёр выскочил и с поклоном открыл заднюю дверь.

Медленно и величаво вылез представительный мужчина, высокий и грузный, в превосходно сшитом костюме, что сидит на нём плотно и без морщин, на груди россыпь орденов.

Повертел головой, видимо ожидая бегущих к нему туземцев с дарами, гвардейцы все на позициях, а лично его держат на прицеле сразу трое, винтовки в руках современные, многозарядные, даже по дизайну видно, что не прошлый век, здесь не армия.

Я смотрел с интересом, Долгоруков предупредил, что есть вопросы, в совете рода посовещались и решили направить для согласования эксперта по военной технике. Я понял, что Максиму Долгорукову то ли не доверяют, то ли начали копать под него, чтобы не грёб под себя слишком много власти, в каждом роде есть глава, но он всего лишь глава совета, а важные вопросы решаются на собрании старейшин.

Не дождавшись внимания, прибывший остановил пробегавшего слугу, спросил что-то, тот указал в мою сторону.

Прятаться глупо, я пошёл к нему, на его величественный вид ответил полнейшим равнодушием, подошёл ближе и вопросительно посмотрел на него.

Он, скрепя сердце, поклонился, но сказал с вызовом:

— Я от рода Долгоруковых. Граф Флорестан, специалист по фортификациям, пушкам и вообще воинскому снаряжению. У нас возникли вопросы по поводу винтовок, что разработаны в вашей мастерской.

Я посмотрел с инстинктивной неприязнью. В прошлой жизни знал про Флорестана, но тот был королем, Флорестаном Четырнадцатым, а этот всего лишь граф, а смотрит, словно хозяин Звезды Смерти.

— Что за вопросы? — поинтересовался я. — Финансовые, хозяйственные?

Он отмахнулся с полнейшим пренебрежением.

— Это дело грамотной челяди, а воинским искусством занимаются аристократы. Наши умельцы говорят, что в ваши винтовки нужно внести изменения.

Я приподнял брови.

— Вот как? Какие же?

Он сказал нетерпеливо:

— Мы будем вот так стоять посреди двора и выяснять на глазах черни?

Я отступил в сторону, указал на мастерскую в десятке шагов от нас.

— Прошу. Там отыщется пара винтовок самого последнего образца.

Он величественно прошествовал впереди меня, так выглядит по-хозяйски, но перед мастерской невольно остановился, там охранник вытащил из ножен меч и посмотрел на горло графа.

— Пропусти, — велел я, и вошёл вслед за Флорестаном, там на верстаке две винтовки, одна в разобранном виде, другая полностью собранная и даже заряженная. — Прошу!

Он осмотрел винтовки, ни разу даже не выстрелил, хоть в конструкции разобрался похвально быстро, однако заявил с самой отвратительной рожей:

— Слишком сложно, наши рабочие приучены к более простым операциям. Вам придётся переехать в наши фабрики, чтобы на месте руководить процессом.

— Чего-чего? — переспросил я.

Он сказал покровительственно:

— Не волнуйтесь, у нас хороший домик для персонала, все удобства, хорошая кухня.

Я отшатнулся.

— Вы серьёзно?

Он посмотрел в удивлении.

— А как иначе? Это стандартная процедура. Вам на месте сразу станет видно, что исправлять, что переиначить.

— Верно, — ответил я, — но вы что-то перепутали. Я не наёмный работник у Долгоруковых.

Он выпрямился, окинул меня надменным взглядом.

— По контракту вы обязаны…

— Нет такого в контракте, — прервал я.

Он повысил голос:

— Это обязательная процедура.

Я кивнул Тадэушу.

— Выведи этого господина за ворота и дай пинка. Если эту свинью там не научили как общаться с людьми, то у нас с этим не заржавеет. Будет орать и противиться, побей. Кости не ломай, хватит ему и разбитой морды.

Тадэуш, что и ростом на полголовы выше и силой втрое, с готовностью ухватил графа за шиворот, выволок в коридор. Я услышал удаляющийся визг, Тадэуш охотно демонстрирует силу, всё во имя великого господина.

Сюзанна, наблюдавшая за происходящим с крыльца, спросила обеспокоенно:

— Ты не слишком… вадбольствуешь?

Я покачал головой.

— Не думаю, что его прислал Максим Долгоруков. Тот осторожен и не хочет спугнуть хрупкое перемирие.

— А-а, ты имеешь в виду тех в Роду, кто с ним не согласен?

— Да. Уверен, это работа той группы, что желала бы подвинуть Максима с главы рода и усадить своего человека, несогласного с политикой примирения.

Она посмотрела на меня очень внимательно.

— Ты очень быстро учишься. И в интригах уже разбираешься с лёгкостью.

— А что в интригах сложного? Это не лампочку накаливания изобрести.


Загордившись, можно бы возомнить, что я род Долгоруковых чуть ли не разгромил, хотя на самом деле потеря двадцати-тридцати человек из рода, в котором не меньше тысячи членов, если считать и боковые ветви, это как слону дробина.

И торговля насчёт совместного выпуска винтовок лишь финт в серьёзной войне, где я обязательно должен потерпеть поражение. Потому я, с кем бы ни общался в ближайшие дни, распустил слух, что половина их клана перебита, что все в панике, не такие уж они и мощные…

Когда я вернулся в кабинет, Сюзанна на диване торопливо подобрала под себя задние лапки, словно я обязательно грызану.

— Сюзанна?

Она в некотором изумлении взглянула на меня из-под приспущенных ресниц.

— Вадбольский, мне кажется, я вижу перед собой Талейрана?

Я ответил победным голосом, перед женщинами мы, хотим или не хотим, но павлиньи хвосты распускаются сами.

— Мы и без Талейрана можем поталейранить. Пусть как можно больше родов узнают, что сила Долгоруковых не такая уж и сила. И если кому-то очень надо, то как раз хороший момент что-то от них откусить, отщипнуть или урвать.

Она вздохнула.

— Вадбольский, вы то прямой, как котляревская сосна, то хитрый, как старый лис Рейнеке. Какой вы на самом деле?

— Какой вы захотите, — ответил я пылко. — А эти старорежимные кабаны, привыкшие стенка на стенку, пусть учатся современным методам ведения боевых действий. Я у вас чему только не научился!

— У меня-я-я?

— Ну да. Долгоруковы — клан мужчин, прут напролом, а кто общается с женщинами, особенно красивыми, как мой финансовый директор, тот научиться побеждать, даже не вынимая меч из ножен!

— Какие-то у вас комплименты….


Через двое суток прибыл нарочный, принёс письмо с извинениями от Максима Долгорукова. Всё оказалось, как я и предположил, с той лишь разницей, что графа послал он, сам по себе этот Флорестан хороший специалист, но пока собирали в путь, другие члены Рода успели дать инструкции, как себя вести, как держаться и что настоятельно требовать.

Долгорукому ответил суховато, так правильнее, дескать, понимаю ситуацию, но это прокол с его стороны, потому впредь буду настороже.

К вечеру, когда никого не ждал в гости, прибыл Мак-Гилль. Едва открыв дверь, он поинтересовался с порога:

— Что у тебя там за сарай строят?.. Для летающего кита?

Я удивился, посмотрел очень внимательно.

— Откуда знаешь?.. Роман Романович, ты меня удивил, просто не знаю, как. В столовую или в мой кабинет?

Он отмахнулся.

— А что в столовой такого, что нельзя принести в кабинет?.. Пойдем, по дороге расскажешь.

В кабинете он сел в «своё» кресло, всегда выбирает его, хотя вроде бы все одинаковы, потребовал:

— Рассказывай!..

— Долгая история, — ответил я со вздохом. — Живет моя отрада в высоком терему, а в терем тот высокий нет хода никому. В смысле, сверхсекретный проект.

Он спросил с обидой:

— Что, и мне не покажешь?

Я развел руками.

— Ты же мой партнёр, как не покажу? Мы же всё строим вместе!.. Там под этим сараем небольшой такой подпол, пять таких сараев поместятся. И то будет не самый большой дирижабль, а так, средний. Даже ближе к мелкому.

Он сказал задумчиво:

— Так вот куда деньги уходят в последнее время… И когда думаешь закончить?

— Не раньше лета, — сказал я. — Но это планы человека, который никогда дирижабли не строил. Потому бери зиму, а ещё лучше — следующее лето. А так вообще-то хорошо, если получится.

Он сказал хмуро:

— Может не получиться? И вся деньга на ветер?

— Получится, — ответил я со вздохом, — только сам знаешь, всё дольше и дороже, чем планируем.

От Мак-Гилля всегда хорошо пахнет, зимой — крепким сухим морозцем, взбадривающим и заставляющим двигаться быстрее, весной — свежестью воздуха, а сегодня почему-то жареным мясом с подливкой из тертого перца и зелёного горошка.

Я принюхался, поинтересовался:

— По дороге заскочил в харчевню?

— Успел, — согласился он, — но от твоих пирогов не откажусь, если не пожалеешь усталому страннику!

Я пригласил его в столовую.

— Лучше расскажи, как там наша интеграция?

Он поморщился.

— Какая на хрен интеграция?.. Хорошо, что я вел переговоры, ты бы уже всех там поубивал!.. А я вот такая лапочка, со всеми ласков, только договора проверяю по пять раз, а потом ещё моему юристу даю, пусть ищет подводные коряги.

— Аванс получил?

— Да, пять миллионов. Курам на смех, но нам любая копеечка в дело, одна железная дорога чего стоит, акционеры уже воют!.. Кое-кто уже продаёт свою долю, я быстренько скупаю. Ещё Долгоруковы просят продать им секрет бездымного пороха, как думаешь?

Я махнул рукой.

— Продавай.

Предупреждать, чтобы не продешевил, не стал, Мак-Гилль точно не продешевит, да и Сюзанна, чувствуя азарт от стремительно расширяющейся нашей маленькой империи, вцепляется в каждый пунктик договора, выжимая для нас прибыль даже из того, из чего на мой взгляд получить деньгу ну никак невозможно.

По моему настойчивому совету Сюзанна взяла двух помощников, оба недавние выпускники финансовой академии, но сперва устроила придирчивый экзамен, где проверила не только знания, но и способность безропотно подчиняться начальству несмотря на то, что начальство — женщина. Да и сыграли роль рекомендации из окружения отца, там знают всех, кто связан с финансами, и кого-то могут порекомендовать, а от кого-то предостеречь.

От обеда Мак-Гилль отказался, обычно ему достаточно большой чашки крепкого кофия и десятка пирожков, что так умело наловчились готовить у нас на кухне.

И сейчас, с каждым глотком кофе ухомякивая по пирогу, он оживал на глазах, наконец откинулся на спинку стула, порозовевший, сытый и довольный.

— К тебе приезжаю, как к родной бабушке на пирожки, царство ей Небесное!.. Хорошо ты устроился, хотел бы я тоже так, но мозги у меня не такие, не могу придумывать всякую хрень, как ты.

Да и я не придумываю, мелькнула мысль, пользуюсь чужими работами, даже стыдно малость, оправдываюсь тем, что не для себя любимого, а стараюсь на пользу общества, для него и украсть можно.

Он перестал улыбаться, посерьёзнел, спросил доверительно:

— Как с Долгоруковыми?

— Сейчас ты с ними общаешься, — напомнил я. — Ко мне пока не суются.

— Общаюсь, — подтвердил он с довольством. — На какой только козе не стараются подъехать!

— Ну-ну, и как результат?

— Всё стараются о тебе выведать, — сообщил он заговорщицки, — а я твержу, как попугай, что я только партнёр по заводской линии! Даже о Сюзанне выспрашивают, да и вообще, что и как у нас тут, что за гвардейцы, откуда набрал, правда ли, что совсем малыми силами разгромил двух графов, Гендриковых и Карницких.

— Много непоняток?

— Ну да, у тех же были не отряды, а целые армии!

Я кивнул, понимаю, все хотят узнать о нас побольше, но гвардейцы связаны Клятвой, а у слуг дорога от печи до порога, им запрещено ходить в сторону казарм или закрытых строений, где я провожу химические опыты.

Все чаще посещает мысль, что неплохо бы самое важное перенести в Щель…

Мак-Гилль откашлялся и сказал чуточку смущенным голосом:

— Долгоруковы настаивают, чтобы твоя невеста навестила твою усадьбу с визитом. В сопровождении какой-нибудь тётушки. Дескать, так принято, в их роду чтут старые обычаи.

Я дёрнулся.

— Чего?.. С визитом? Да на хрена мне? В моём роду такие визиты ещё как не чтут!

Он ухмыльнулся.

— Это понятно, а вот им важно хоть что-то узнать о тебе ещё. Надеются, что их княжна сумеет что–нить увидеть важное.

Я сделал отстраняющий жест, дескать, никогда и ни за что, он торопливо добавил:

— Долгоруков говорит, что это позволит растянуть помолвку. Император увидит, что у вас неуклонно идёт на сближение, не станет торопить…

Я удержал уже готовый ответ, типа пошли все и далеко, быстро прикинул варианты. Вообще-то эта дура ничего лишнего не увидит, я постараюсь, просто сам не хочу видеть эту набитую стерву, что ещё и дрянь малолетняя, потому и отбояриваюсь, но если в самом деле помолвку можно продлевать и продлевать…

— Хорошо, — сказал я, — нужно только договориться о времени. Постарайся отодвинуть этот скверный день как можно дальше. Дескать, к визиту такой важной гостьи нужно подготовиться, дом вымыть, шторы поменять, стаканы начистить, собаку привязать… В общем, придумаешь.

Он кивнул, сказал с облегчением в голосе:

— Собаки у тебя нет, а с остальным ещё проще. Я уж боялся, что встанешь на дыбки. Знаю, нихрена у тебя не вызнает, ты кремень, а не дурак Самсон, но Долгоруковы на что-то надеются. И вообще, знаешь, ты их настолько прижал, что работать с ними теперь легко. Друзьями не станут, нож так и будут держать за спиной, но и ты всегда настороже, молодец.

— Homo homini lupus est, — сказал я.

— Вот-вот, — согласился он, — но и мы ещё те люпусы!

— Человек, — согласился я невесело, — всем люпусам люпус. Люпусее нас нет.


Я сидел над чертежами дирижабля, когда потом в моём черепе послышался вкрадчивый голос Маты Хари:

— Шеф, к усадьбе приближается автомобиль вашего друга княжича Горчакова.

— А, Саша, — сказал я обрадовано, выходя ему навстречу. — Рад тебя видеть… Или ты не ко мне, а к Сюзанне?

Он посмотрел на меня с неудовольствием.

— Брось свои наглые шуточки!.. Сам знаешь, я в восторге от Сюзанны потому, что умеет работать там, где не всякий мужчина справится!.. Не только простолюдин, но даже аристократ… Я говорил с отцом, он соглашается, что когда-то женщины будут работать и с финансами, и даже в правительстве, пусть и на второстепенных должностях, но нужно это вводить очень медленно и осторожно, России не нужны великие потрясения.

— Ладно, — сказал я, — пойдем ко мне. А Сюзанне скажу, что ты не хочешь её видеть.

Он даже подпрыгнул в великом возмущении.

— К-как? Я рад, я счастлив её видеть! Но приехал к тебе. Как у тебя с Мак-Гиллем, я слышал, трудности?

— Не с Мак-Гиллем, а с производством. Всё больше прихожу к выводу, что для сборки винтовок нужны грамотные люди. У грамотных и пальцы работают иначе. И брака намного меньше.

Мы вошли в кабинет, он бросил равнодушный взгляд на чертежи дирижаблей на всех стенах, упал в кресло и с наслаждением вытянул ноги, их в авто приходится держать согнутыми.

— Жаль, с этим не могу помочь. И отец не сможет. И вообще сам император не сможет.

— Новое всегда приходит трудно.

— Но твои винтовки всё же появились!.. Я знаю, наш сосед, граф Анненский, закупил десяток для своей гвардии. Это же здорово, нужно как можно быстрее строить фабрики и налаживать массовый выпуск!

Я вздохнул.

— Да что тебе сдались эти винтовки?.. Вся Россия в жопе, а ты кроме винтовок ничего не видишь!

Он насупился

— Да ладно, всё не так уж. Вон Польша не раз нас била и даже в Кремле пировала, а где теперь Польша? Нет её.

Я вздохнул.

— Саша, надо смотреть не на тех, кого мы побили, а кто нас побьёт. После падения Севастополя нам придётся соглашаться на все условия, что нам выкатят Англия с Францией!

Он взбеленился.

— Да никогда наш Государь Император не сдаст Севастополь!

— Ладно-ладно, — сказал я покладисто. — Это хорошо, что ты так думаешь. Плохо то, что наши генералы тоже так думают. И даже уверены. Давай оставим этот разговор. До тех пор.

— До каких?

— До тех, — ответил я мирно. — Как получилось со спичками?

Он сразу заулыбался.

— Лучше, чем ожидал, а ожидал многое. Уже строят большую фабрику, а в мастерской выпускают мелкими партиями. Как и у тебя винтовки. Спешно набрали народ, учим, объясняем, готовим к массовому выпуску. Уже идёт хорошая прибыль! Ожидаем вообще огромную.

Я вздохнул.

— Скорее бы. Денег нужно немеряно.

— На винтовки? — спросил он понимающе.

Я отмахнулся.

— Это пустяк, хоть и не пустяк. Нужны металлургические заводы, железорудные шахты, нужно тащить к ним железные дороги… Эх, да много чего! А сейчас нас даже куры лапами загребут.

Он вскинулся.

— Ты имеешь в виду галльских с их петухом Наполеоном Третьим? Били и снова побьём!

— Эх, Саша, — сказал я с тяжелейшим вздохом. — Это ничего, что ты такое говоришь. Ты же такой красивый!.. А мундир у тебя просто загляденье. Но страшно, что такие красивые и в окружении Государя Императора, где принимают решения. Ты уже говорил с отцом насчёт презентации моего проекта насчёт управляемых воздушных аэростатов?

— Которые ты зовешь дирижабелями?.. Я всё ждал, когда спросишь! Отец договорился, тебе выделят полчаса во вторник на заседании военной коллегии. Готов?

— Всегда, — отрубил я. — Спасибо, Саша. Мы меняем мир, ещё не заметил? Пойдём, поедим, я тебе покажу битву русских с кабардинцами.

— В твоем иллюзионе? Давай, мне понравилось в прошлый раз. Пусть это иллюзии, но как здорово!


Сюзанне, мне кажется, в моём обветшалом имении нравится больше, чем в роскошном дворце её родителей. Здесь она цветёт, занимаясь любимым делом, здесь у неё любая музыка по её желанию, смотрит фильмы и сериалы благодаря моей слабой, как я подтвердил, магии иллюзий.

Другое дело магия огня, воды или воздуха, это боевые магии, достойные мужчин, а магия иллюзий какая-то позорная. Но Сюзанна, попрыгав на моих креслах и диванах, созданных с её помощью, уже убедилась, что моя магия не такая уж и никчемная.

Только финансовыми делами она занималась только первые недели, даже месяцы, но постепенно и челядь её начала слушаться больше, чем меня, и управляющие лесопилок, рыбных хозяйств и даже шахт начали обращаться к ней напрямую, уже поняли, как мне противно браться за хозяйство и вообще обращать внимание на быт.

Обычно Сюзанна работает в своём кабинете, где всё обставила по своему вкусу, надо сказать, вкус у неё есть, ничего купечески плебейского, только изысканный стиль, только холодная и чуточку надменная красота, но нередко в моём кабинете забирается с ногами в уголок дивана, там же её бумаги и мой калькулятор, с которым не расстаётся, иногда мне кажется, крутить ручку и смотреть как меняются в окошке цифры ей даже интереснее, чем слушать оперные арии.

Сегодня, уютно устроившись с ногами на диване, она заявила мне уверенно:

— Вадбольский, — сказала она строго. — Что с тобой не так?

— Все не так, — ответил я бодро. — Мне главное, чтобы ты мною любовалась. И пусть мир подождёт!

Она вскинула подбородок выше, так удается смотреть надменно и как бы свысока, хотя я в любом положении выше, сказала медленно и с расстановкой, так вроде бы звучит аристократичнее, во всяком случае, в высокородных семьях учат говорить именно так:

— Ты все чаще получаешь приглашения на приёмы. И ты, свинья дикая и хрюкающая, смеешь отказываться!

Мне показалось, что недослышал.

— Я?.. На приёмы?.. Добровольно?

Она тяжело вздохнула, на лице и в глазах укор моему невежеству и не социальности.

— Ты не забыл, что живем в обществе, а не в библейской пустыне?.. Тобой начали интересоваться, а это скорее плохо, чем хорошо. Учитывая, как относишься к окружающим. Я слышала, часть твоих соседей желала бы тебя как-то вытеснить с главной улицы столицы. Там живут князья, светлые и светлейшие, пара герцогов, остальные не ниже графа, только ты самая паршивая овца.

Я взглянул на неё с интересом. После того, как мы с Мак-Гиллем основали общество по производству скорострельных винтовок, она поделилась новостями с матерью, та рассказала отцу, и он с неохотой признал, что его дочь в самом деле провела успешную финансовую операцию. И теперь уже отец, как и мать, могут снабжать её какими-то важными сплетнями о светской жизни Петербурга.

— Барон уже не аристократ?

Она покачала головой.

— Нет. Даже если потомственный. Кто-то не обратит внимание, дескать, это же тебе честь оказывают, а не ты им, а другие могут обидеться.

— Обижаются, — мрачно подтвердил я. — Несколько семей на Невском действительно против, что на их улице поселился просто барон, да ещё из декабристов. Пытаются меня выжить.

— Ты создаешь себе армию врагов! — с испугом сказала Сюзанна.

— На мне, — заявил я твёрдым голосом, перед женщинами все мы стараемся смотреться сильными и красивыми, — где сядут, там и слезут. Я за равноправие и демократию по-имперски.

Узнав о недовольстве некоторых соседей, я попросил Горчакова выяснить, кто эти люди, он с великой неохотой дал список.

Племянника графа Сольского кто-то невидимый толкнул в спину на лестнице. Он скатился вниз, сломав несколько костей и получив сильные ушибы.

Князь Белосельский выпил вино, в которое Мата Хари добавила ингредиент, и теперь у него кишечный вирус, из-за которого понос не прерывается.

Иллюзии делать не могу, они догадаются, кто их творит, потому только дронами.

Она вздохнула, покачала головой.

— А если серьёзно?

— Серьёзно? — переспросил я. — Если серьёзно, то я как лошадь, загнанная в мыле, пришпоренная смелым ездоком. Вы как будто не знаете, что меня намерены женить! Куда бежать, под какой юбкой прятаться?

Она сдвинула ноги и поплотнее прижала к ним подол платья и положила руки на колени.

— Мужчины не прячутся!

— Жаль, — сказал я, — а так хотелось.

— Ну вот ещё! — Фыркнула она.

Загрузка...