Он вздохнул, покачал головой, на лице отчётливо отразилось неодобрение моими не совсем патриотическими словами, всяк должон в первую очередь крепить обороноспособность Российской империи на страх и трепет врагам, у нас же все враги.
— Можно не работать в государственных структурах, — сказал он наставительно, — но сделать вид. Есть преимущества, когда люди думают, что ты не один, а за твоими плечами страшная и всесильная власть.
Я пробормотал:
— А можно с этого места подробнее?
Он пояснил так, словно это он Горчаков–старший, мудрый канцлер Российской империи, а я школьник младших классов:
— А тем самым ты и твои работники становятся как бы хранителями военных тайн. Вы же сейчас винтовки дорабатываете? И патроны к ним какие-то особые?.. А это разглашать нельзя, иностранные шпионы так и вьются… Ну, понял?
Я сказал обалдело:
— Погоди, погоди… Хочешь сказать, у Сюзанны тоже доступ к секретной информации…
Он перебил:
— Что значит, тоже? Да все нити в её нежных лапках! Она знает как себестоимость каждого патрона, так и то, из чего та складывается, знает сколько стоит каждая часть винтовочного механизма, а это очень важно для противника, чтобы запускать или не запускать у себя подобное! К Сюзанне нельзя подпускать англичан… да и наши хороши, за копейку все тайны вызнают и передадут англичашкам!
Я помотал головой.
— Постой, что-то плохо соображаю. Если Сюзанне доступны наши военные секреты, то её нужно оберегать от всяких…
— … женихов в том числе, — закончил он с хитрой усмешкой.
— Нехило, — пробормотал я. — Мы же не знаем, кто в самом деле влюблен и жаждет жениться, а кто втирается в доверие, чтобы вызнать стр-р-р-рашные военные секреты производства нового оружия.
Он предложил:
— Могу пустить слух, что она работает под негласным покровительством Тайного отделения военного министерства. Это сразу отпугнет многих. Знают, Тайное отделение проверит каждого, кто хотя бы раз с нею поздоровается. А кому это надо? Всем нужна жена-овца, что сидит дома и вяжет крючком. Или спицами, но лучше крючком. Крючком аристократичнее, им ничего полезного не свяжешь.
Я коснулся кнопки на торце стола, дверь распахнулась, на пороге появилась Любаша, полная грудь колыхнулась от движения, когда она придержала створку, Горчаков снова вздохнул, по губам Любаши, полным и красным, как спелые вишни, скользнула понимающая улыбка.
— Ещё кофе, — велел я, — и пирожные, что сама печёшь.
Любаша кивнула и молча удалилась, на этот раз Горчаков проводил жаждущим взглядом и её пышную и приподнятую задницу, даже ладони дёрнулись, словно ухватил эти пышные булки и придерживает, а то расколыхались как-то, не повредились бы.
— Так и сделаем, — сказал я с энтузиазмом. — Малость нечестно, но Господь простит такие мелочи, не для себя стараемся!.. Хотя для себя, конечно, но вслух говорим про Отечество?
Любаша вернулась с двумя чашками парующего кофе и тарелкой пирожных, на этот раз, расставляя перед нами чашки, наклонилась перед Горчаковым ещё ниже, чтобы он, бедный, увидел больше, а потом всю ночь старался ухватить это вот дразнящее воображение.
— Весь свет судачит о вашей помолвке, — произнёс он и рассеянно взял пирожное. — Действия государя императора никто осуждать не осмеливается, но каждый недоумевает, с какого хрена, как изысканно выражается один мой друг Вадбольский.
Я вздохнул.
— Государственные интересы. Что перед ними мы, мелкие человечики?..
— Но обычно, — сказал он осторожно, — каждый род выстраивает свою политику без вмешательства и подсказок. Ты же знаешь, как на российском троне появилась София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, её желания никто не спрашивал, привезли в Россию и выдали замуж, и что, Россия прогадала?.. То же самое и с Луизой Марией Августой Баденской, женой Александра Первого. Только нынешнему императору чуть повезло, ему удалось случайно увидеться с будущей невестой до свадьбы. И что?.. Всё хорошо и правильно.
Я развел руками.
— Ну да, конечно. Кроме того, что неправильно, но кому до этого дело? Для человечиков этот вообще-то правильный обычай. Это когда-то с распространением личных свобод станет неприемлемым и даже незаконным, но сейчас что может быть в решениях рода неправильным?.. Во главе самые старые, самые умные, всё повидавшие Гильгамеши.
Он буркнул.
— Но ты считаешь, что есть и неправильное? Я так понял твою интонацию?
— Всё правильно, — сказал я, — когда род роднится с другим Родом. Старшие деловито и умело подбирают кандидатуры, обсуждают их достоинства, после свадьбы устанавливается эта крепкая связь, основанная на родстве. Таким образом оба рода становятся сильнее. Но сейчас в обществе свежий ветер перемен, начали замечать и желания самих человечиков, что, оказывается, тоже имеют свои интересы, чувства, предпочтения.
Он сдвинул плечами.
— Интересы Рода важнее.
— Пока что, — ответил я. — Да и то не во всех. Идёт великая ломка, Саша!.. Личные интересы уже становятся важнее, чем интересы Рода. Новый мир уже на пороге!.. И построит ли он больше, чем разрушит? Не знаю, но мы с тобой будем стараться, да?
Он грустно усмехнулся.
— А что мы сможем?
— Да таких как мы, — сказал я, — миллион! Ну хоть тыща. А тыща умных да деятельных легко поведут за собой сто миллионов, которые думать не любят и легко доверят это неприятное дело нам!
Он снова вздохнул, поинтересовался:
— Ты говорил, глава рода Долгоруковых предложил встретиться?
— Да, — сообщил я. — Уже выбрано местечко, но пока не сообщаю, пусть потомятся. Мяч на моей стороне.
— Охрану дать? — предложил он. — Гвардейцы моей семьи могут оцепить весь район. Да и жандармский корпус можно привлечь, повод серьёзный, государь император заинтересован.
— Спасибо, Саша, ты хороший друг, но я должен сам. Чтобы они воспринимали меня всерьёз.
— Если что, — сказал он встревожено, — только дай знак.
— Спасибо, — сказал я ещё раз. — Ладно, не томись, иди говорить комплименты Сюзанне. Тем более, есть повод обрадовать.
— Какой? — спросил он опасливо.
— А насчет тайных и секретных служб! Проверишь её реакцию. Если что, кричи громче. Я спасу.
Интересно, почти всегда застает Сюзанну за работой и в то же время слушающей музыку, как сложные оперы и симфонии, так и лёгкие пьески, но так и не заинтересовался, что это и откуда, мужчине не должно быть любопытно то, чем увлекается слабая и глупая по определению женщина.
Да и что музыка, ею сражение не выиграешь, выплавку стали не удвоишь, а прокладывать железные дороги только помешает.
Вижу, он всерьёз встревожен насчет моей безопасности, я ощутил всеми фибрами, как он хотел бы уберечь меня, но видит, что я, как баран, ослеплён некими принципами, те не позволяют поклониться и засунуть язык в задницу, хотя оппонент знатнее и у него длиннее родословная.
Всем всё понятно, только мне никак, для меня почему-то важно, чтобы оппонент был выше меня по уровню знаний, умений, можно и по возрасту, хотя это не главное.
— С Долгоруковыми никому не тягаться, — сказал он безапелляционно. — Это знатнейший боярский род. Может быть, не самый первый, но многие считают, что всё-таки первый по власти и влиянию. Это как старинное дерево, что проросло корнями во все сферы власти, политики, экономики и промышленности. Смирись, дружище! Плетью обуха не перешибить.
— Смотря какая плеть, — пробормотал я. — Дружище, я ни с кем ни хочу ссориться. Даже с дураками! Особенно с дураками. Но когда тебя втаптывают в грязь просто так, потому что могут, извини, я в самой изысканной форме выражу несогласие.
Он сказал со вздохом:
— Да-да, знаю твою изысканность.
— Ни с кем не тягаюсь, — повторил я. — Но отбиваться… что, тоже нельзя?
— Можно, — сказал он со вздохом, — но долго ли продлится твое отбивание?
— Пока не уроем последнего, — сказал я.
У него глаза уже как у совы, которую поднесли к глобусу.
— Вадбольский!.. Вернись в реальность!
— А это и есть новая реальность, — сказал я жестко. — Не самая приятная, но нам жить в ней. Потому чем скорее примешь, тем больше шансов выжить и пробиться в лидеры.