На следующее утро меня разбудил Василий.
— Ваше благородие, нарочный из дворца. Вам повестка.
Небольшой лист плотной бумаги извещал, что барону Юрию Вадбольскому надлежит явиться в Зимний дворец для дачи пояснений по вопросу, касающемуся улучшения медицинского обеспечения действующей армии. Подписано: «Заведующий Собственной Е. И. В. канцелярией, генерал-адъютант Рейнгольд».
Я ещё лежал в постели, размышляя, не является ли это ловушкой Долгоруковых, когда дверь распахнулась. Войдя, Сюзанна замерла на пороге. Её строгое деловое платье без лишних украшений составляло разительный контраст с моим только что пробуждённым видом.
— Прости, что врываюсь, — сказала она, не скрывая деловой торопливости.
— Ну? — лениво поинтересовался я. — Удалось наловить чего-то, кроме блох в кружевах?
Вместо ответа она достала из складок платья маленькую, в сафьяновом переплете, записную книжку, открыла, перевернула несколько страниц, где поля были испещрены ещё более густыми пометками, уперлась пальцем в одну из аккуратных строчек, её голос прозвучал ровно и чётко.
— Пока ты вчера демонстративно удалялся, я поговорила с нужными людьми. Двое из министерства финансов, один близок к канцелярии военного министра.
Я сел на кровати, сон как рукой сняло.
— Во-первых, слух подтвердился. Долгоруковы через подставных лиц действительно скупают акции Уральских горных заводов. Но не все подряд, а конкретно те, что имеют проблемы с логистикой и современным оборудованием.
Она протянула мне раскрытую книжку, и, слегка наклонившись, уперлась пальцем в одну из аккуратных строчек. Её палец скользнул ниже, выхватывая из моря записей ключевые имена и цифры.
— Они готовятся к резкому росту спроса на сталь. Видимо, уже понимают, что твои винтовки, это только начало.
Я кивнул, пробегая глазами по строчкам. Это было логично и даже дальновидно с их стороны.
— Во-вторых, и это главное… — Сюзанна снова перелистнула страницу и на секунду замолчала, давая возможность самому увидеть подчеркнутую фразу о «высочайшем повелении по углублению фарватера».
— Казна выделяет на это огромные средства. Старые методы не справятся. Нужны новые решения.
Она сделала паузу. Я медленно откинулся на подушку, мысленно прокручивая открывающиеся перспективы.
— Динамит, — тихо произнёс я. — Им нужен будет динамит. В промышленных количествах.
— Именно, — твёрдо согласилась Сюзанна — И тот, кто первым предложит технологию, получит государственный заказ. Долгоруковы, судя по всему, уже учуяли это. Их интерес к твоим заводам — не только к винтовкам. Они хотят получить в свои руки всю твою производственную базу.
Она снова сделала небольшую паузу.
— Так что твой уход был не просто позёрством, Вадбольский. Он был сигналом. Ты лишил их уверенности. И подарил нам время.
Я взглянул на чертежи дирижабля, лежавшие на соседнем столе. Война действительно принимала новый оборот.
— Время, — повторил я. — Значит, работаем. Завод по производству динамита становится нашим приоритетом.
Сюзанна усмехнулась.
— Я уже составила предварительную смету и список поставщиков. Завтра с утра начнём. Но это еще не всё, что я хотела тебе сказать.
Она протянула мне второй плотный лист бумаги, похожий на тот, который принёс Василий.
— Это копия того приглашения, которую доставили тебе. Вчерашний вечер принёс плоды.
Она открыла блокнот на последней странице, испещрённой её твёрдым почерком.
— Помимо тех троих, я имела продолжительную беседу с чиновником из Военно-медицинского ведомства. Он был весьма разговорчив. Потери в госпиталях от гангрены и болевого шока достигли чудовищных цифр. Лейб-медик Арендт бьёт во все колокола, но бюрократическая машина тормозит внедрение даже готовых решений, того же наркоза.
— И мой протокол по хлороформу попал к нему?
— Не протокол, а твоё имя, — её губы тронула холодная, торжествующая улыбка. — Этот чиновник, желая выслужиться, внёс его в докладную записку на высочайшее имя как «одного из перспективных специалистов, предлагающих практические решения». Видимо, для веса. А император, помня твои винтовки, повестку подписал. Понимаешь? Твоя репутация работает. Тебя вызывают не как обвиняемого, а как эксперта.
Она сделала паузу, глядя на меня с предельной серьёзностью, и наконец закрывая книжку и пряча её обратно.
— Забудь сейчас про дирижабли и динамит. Твоя задача сегодня одна — говорить только о медицине. О полевых наборах для наркоза, о стандартизации, об инструктаже фельдшеров. Предложи им готовое, простое и дешёвое решение. Получишь карт-бланш от военного ведомства, сможешь протолкнуть что угодно потом. Провалишь эту аудиенцию, двери закроются надолго. Вставай, в императорском дворце не любят ждать.
Она развернулась и вышла, оставив меня наедине с грохочущей мыслью в висках. Всё было поставлено на кон. Но впервые я ехал во дворец не как мятежный выскочка, а как специалист, в котором нуждалась сама империя.
Рейнгольд вёл меня быстрым шагом по бесконечным коридорам Зимнего дворца. Наш путь лежал к тяжёлым дубовым дверям с лаконичной табличкой «Канцелярия Военного Министерства».
— Граф Пален уделит вам полчаса, — бросил Рейнгольд, понизив голос. — Его поддержка решающая. Он человек дела, ценит конкретику. Покажите ему не «чудо», а расчёт. Лейб-медик Арендт уже доложил Его Величеству о ваших медицинских изысканиях, но окончательное решение за военным ведомством. Я нервно теребил в кармане футляр со шприцами и ампулами, мысленно репетируя объяснения для скептичных генералов.
Внезапно из-за поворота появилась женская фигура. Я едва успел отступить в сторону, чтобы уступить дорогу, как Рейнгольд замер в почтительном полупоклоне.
— Ваше Императорское Высочество…
Перед нами была Великая княжна Ольга Николаевна. Высокая, стройная, с умными и немного грустными глазами, она воплощала в себе достоинство и лёгкую отстранённость царской дочери.
— Рейнгольд, — кивнула она своим мягким, мелодичным голосом. Её взгляд скользнул по мне, задержавшись на мгновение с лёгким, неподдельным любопытством. В Зимнем редко видели незнакомых молодых людей в скромном, непарадном сюртуке.
Рейнгольд, не разгибаясь, поспешил представить меня:
— Его благородие барон Вадбольский, который однажды оказал помощь его высочеству цесаревичу…
Ольга Николаевна слегка оживилась.
— Ах, да, я слышала эту историю. Благодарю вас, барон, за смелость. — Она произнесла это без намёка на высокомерие, с искренней теплотой.
— Пустяки, ваше высочество, — пробормотал я, кланяясь. — Долг всякого верноподданного.
Я взглянул на Рейнгольда, дескать, любезностями обменялись, надо топать дальше. Рейнгольд усмехнулся, кивнул.
— Да-да, барон, надо идти. Ваше высочество…
Он поклонился цесаревне, я сделал с ним шаг дальше по коридору, как нам в спины долетел чистый нежный голос:
— Но мы должны наградить вас, барон.
Я сказал испуганно:
— Нет-нет, ваше императорское высочество!.. Ничего не надо. Забудьте о такой ерунде.
Мы стояли в неловкой паузе. Я чувствовал, как Рейнгольд ловит её взгляд, словно ожидая дальнейших указаний. Княжна, казалось, хотела что-то сказать, но сдержалась, лишь ещё раз кивнула и проследовала дальше по коридору в сопровождении фрейлины.
Рейнгольд вытер платком лоб, хотя в коридоре было прохладно.
— Фу-у… Везёт же вам, барон, на высочайшие встречи. Идёмте, министр не любит ждать.
Я поспешно двинулся по коридору, ухватив Рейнгольда за рукав. Мы прошли несколько шагов, он наконец высвободил руку и сказал с удивлением:
— Что с вами, Вадбольский? Так страшитесь получить что-то из рук императорской семьи? Другие готовы на любые жертвы, только бы…
Я прошипел:
— У меня есть все, что мне надо. На хрена попу баян, когда есть кадило? Простите за грубость, ваше сиятельство, но минуй нас барский гнев и барская любовь, как кто-то сказал пророчески, у нас же много пророков? Я хочу сидеть в своей скорлупке и не высовываться в этот сложный мир!
— Ладно-ладно, — ответил он, — как скажете. Хотя я вас в чем-то понимаю. Но жизнь обязывает! Многие хотели бы сидеть в скорлупке. Но, увы, нельзя! Мы частицы общества. Потому, сцепив зубы, вылезайте из скорлупки, хоть и страшно, общайтесь, действуйте… что вы успешно и делаете.
Я бросил последний взгляд на удаляющуюся фигуру княжны. Эта случайная встреча была ещё одним знаком, знаком того, что моя жизнь уже не принадлежит мне. Я шагнул в этот мир, и теперь его обитатели, императоры, княжны, министры, стали частью моей реальности, хочу я того или нет.
Кабинет графа поражал аскетичностью. Никакой позолоты, только карты на стенах, заваленный бумагами стол и суровый мужчина с орлиным профилем, чей взгляд казался способным просверлить броню.
— Барон Вадбольский, — произнёс он, не предлагая сесть. — Лейб-медик Арендт представил заключение по вашим опытам с обезболивающими средствами. Армейские хирурги бьют в набат, потери от болевого шока после ампутаций превосходят боевые. Вы утверждаете, что нашли решение?
Я стоял по стойке «смирно», чувствуя, как под мундиром холодеет спина. Это был не светский разговор, а доклад начальнику.
— Так точно, ваше сиятельство. Речь идёт не о новом средстве, а о стандартизации и усовершенствовании метода ингаляционного наркоза. Я лишь систематизировал имеющиеся наработки господ Пирогова и Иноземцева.
— Эфир? — брезгливо поморщился граф. — Он капризен, требует сложных аппаратов. В полевых условиях неприменим.
— Совершенно, верно, ваше сиятельство. Потому я предлагаю сосредоточиться на хлороформе. Он стабильнее, аппаратура для его применения проще и портативно. Мною разработан полевой комплект, который может нести один санитар.
Я сделал паузу, давая ему переварить информацию.
— Осмелюсь заметить, что эффективность анестезии уже доказана трудами самого Николая Ивановича Пирогова. Вопрос в её массовом и безопасном применении на фронте. Для этого требуются не столько деньги, сколько организационные решения: утверждённая инструкция, краткий курс для фельдшеров и налаженное производство самих препаратов и аппаратов.
Пален молча взял со стола лежавший там доклад, пролистал его.
— Арендт пишет, что вы разработали и некое… таблетированное болеутоляющее? Для послеоперационного периода?
— Так точно. Оно не заменит наркоз, но позволит сократить страдания раненых при транспортировке и облегчит работу госпиталей.
Он отложил доклад и уставился на меня своим пронзительным взглядом.
— Почему военное ведомство должно доверить это вам? У нас есть Академия наук, есть медико-хирургическая академия.
— Потому что они будут обсуждать и испытывать год, ваше сиятельство. А пока они обсуждают, солдаты умирают. Я же предлагаю готовое, проверенное решение и беру на себя организацию производства и обучения. Мой партнёр, Мак-Гилль, уже подыскал помещение для мастерской.
Граф несколько секунд смотрел на меня, затем резко кивнул.
— Хорошо. Рейнгольд, — он повернулся к камергеру, — устройте барону аудиенцию у императора. Немедленно. Это важнее, чем все донесения с фронта… Его Величество интересуется всем, что может сохранить жизнь солдатам. Доклад чёткий, без лишней воды. Это производит лучшее впечатление.