Вадбольский – 6

Глава 3

Шаляпин, получив новые инструкции, прощупывал со всех направлений защиту здания Дипломатического корпуса, Военного министерства и прочих мест, где принимаются решения. Не для того, чтобы бросать бомбы, а чтобы вытаскивать полезную для меня информацию.

Слабее всех оказался защищён кабинет канцлера Российской империи светлейшего князя Горчакова. Возможно потому, что он находится на пятом этаже, по стене здания не подняться, а охрана на входе и на всех этажах порвёт чужака, как Тузик тряпку.

Сегодня Шаляпин засёк интересный разговор, когда среди дня в кабинет канцлера ввалились великий князь Александр, он же цесаревич и наследник императора, а с ним глава его службы безопасности глава охранной службы великого князя Ренненкампф, всё такой же волчистый, даже запах от него, как от волка в старом диком лесу.

— Александр Михайлович, — провозгласил великий князь с порога, — время обеда, а вы всё пашете наши целинные земли! Прервитесь и нас угостите! У вас кофий почему-то слаще!

Горчаков устало улыбнулся, глядя на их весёлые лица.

— Что такие довольные, кому-то пакость сделали?

Великий князь хохотнул.

— Да всё некому, все такие противно правильные!.. А из меня то ли француз, то ли социлист наружу рвётся… Александр Михайлович, у нас тут маленькая нестыковочка в одном вопросе, поможете?

Канцлер ответил с некоторой настороженностью:

— Если в моих силах…

Великий князь опустился в кресло у стола, Ренненкампф остался стоять неподвижно, а Горчаков взял крохотный колокольчик на краю стола и потряс им.

Распахнулась дверь, Горчаков отдал распоряжение заглянувшему офицеру:

— Три чашки кофе и булочки. Но только не французские, у меня в гостях патриоты!

Дверь захлопнулась, великий князь взял из руки Ренненкампфа тонкую папочку, вытащил листок и опустил на стол перед канцлером. Шаляпин, рискуя быть обнаруженным, приблизился к самому окну и сделал быстрый снимок.

На листке надпись: «Вадбольский Юрий Васильевич». Строчка ниже уже буквами помельче: «барон, владелец имения в землях Белоозерья, кадет первого курса Лицея. Учится чуть выше, чем средне, физическая подготовка — средняя, умение с холодным оружием — средние, стрельба — средне. Общительностью не отличается, как и нелюдимостью, но друзей всё ещё нет. Общается с двумя соседями по комнате, в некоторой дружбе с княжичем Горчаковым, что странно.»

Горчаков прочёл, поднял на великого князя взгляд.

— А чем могу помочь я?

Дверь приоткрылась, боком вошёл офицер с подносом в обеих руках, быстро переставил на стол чашки с кофе, большой кулич, разрезанный на три части, и торопливо исчез.

Великий князь тут же на правах старшего по титулу взял чашку, в другую руку кулич, мы же не какая-то сраная Франция, и сказал с хищной улыбочкой:

— По наблюдению моих людей, он дружит только с вашим сыном.

Канцлер ответил холодновато:

— Не думаю, что это преступление.

Великий князь приподнял вверх ладони.

— Нет-нет, мы по другому поводу. Много лакун в его деле, ваш сын мог бы их заполнить. Или вы, Александр Михайлович, ваш сын вам же всё рассказывает? Я знаю, вы его держите в надлежащей строгости, чтоб не стал французом!

Канцлер ответил ровным голосом:

— Как и принято в нашей семье. А что странного, что мой сын с ним дружит?

Ренненкампф кашлянул, взоры обратились к нему, поклонился и произнёс подобострастно:

— Напротив-с, напротив!.. Ваш сын сразу выделил его, как… отличающегося от остальных. Отличаться же можно в ту и другую сторону… Ваш сын наделён завидной наблюдательностью.

Канцлер сказал нетерпеливо:

— Давайте поконкретнее, а?.. Было бы что-то важное, мне бы доложили.

Великий князь, отпивая кофе мелкими глотками, повёл глазом на Ренненкампфа, тот сказал виновато:

— Так и докладывать пока нечего. Так, нестыковки, неувязки, подозрения… А нам требуются факты. Тем более, что этот барон, как вы знаете, оказался в центре большого скандала.

Канцлер взял чашку, сделал осторожный глоток.

— Ладно, выкладывай, что есть.

Ренненкампф вздохнул, чуть наклонил искательно голову набок.

— Как уже сказано в его деле, он не старается подружиться с сильными и родовитыми, что заметили все. Ну, почему с сильными, он уже доказал, выбив зубы самым настырным, а почему с родовитыми…

Великий князь уточнил:

— Но он дружит с княжичем Горчаковым?

— Скорее, княжич с ним дружит, — ответил Ренненкампф торопливо, — а Вадбольский эту дружбу принимает. Эта первая неясность, хотя можно объяснить тем, что Вадбольский чем-то заинтересовал Горчакова, хотя тот из рода опальных. Второе, Вадбольский владеет какими-то старинными секретами своего древнего Рода. К примеру, сумел снять бельмо с глаз графа Басманова, за что тот на радостях выделил ему землю из своих необъятных владений, и дал титул барона. Ещё Вадбольский поделился секретом болеутоляющего зелья с графиней Кржижановской, теперь та наладила его производство и торговлю.

Великий князь быстро расправился с куличом, допил кофе и покосился на чашку Ренненкампфа, к которой тот не осмелится прикоснуться в присутствии великого князя и верховного канцлера.

— Так-так, — сказал он задумчиво, — очень интересный юноша. А интересности начались, как я помню, с совместных рейдов с суфражистками? Что-то о них слишком громко заговорили в обществе!

— Здесь сложнее, — сообщил Ренненкампф. — Похоже, как воин он гораздо лучше, чем показывает. Но об этом можно только догадываться, суфражистки всю славу гребут на себя, что и понятно, им это нужно для движения.

— Как он с ними?

— Никак, ваше высочество. Насколько известно, он не только не старается сблизиться, но даже сторонится их общества, что странно и непонятно. Казалось бы, нищему барону нужно…

— А он нищий?

— Нищий, ваше высочество, — подтвердил Ренненкампф угодливо. — Имение, что подарил граф Басманов, давно заброшено, соседи всё растащили.

У Басманова есть богатые земли, а на эти давно махнул рукой.

— Продолжай, — велел великий князь с явным удовольствием.

— В порочащих связях не замечен, — продолжал Ренненкампф скороговоркой, — на приёмы почти не ходит, салоны не посещает, весь в работе. Не пьёт, в карты не играет. Нет ни конюшни, ни псарни, охотой не увлекается. Зато хорошая мастерская, там собственноручно тешет и пилит дерево, гнёт железо, что-то делает с винтовками, стараясь их сделать скорострельными…

Канцлер, помалкивает, допивает кофий, от кулича лишь чуть отщипнул, а великий князь поморщился.

— Да, хорош, ничего не скажешь. Может, он Аскет? Только почему у меня душа не лежит к нему?..

— Тем, что осмелился не соглашаться с вами?

Великий князь помрачнел.

— Да, он к субординации почтения не проявляет. Такие государству не нужны. К тому же мятежник! С Долгоруковыми поцапался, а это недопустимо в нашем государстве. Александр Михайлович, если что-то появится на этого ершистого барона, тут же дайте знать. Слишком уж он… Нельзя так.

Горчаков не прав, к встрече с Долгоруковым я отнёсся предельно серьёзно, чтобы не сказать больше. А больше — это волновался, трусил, прикидывал разные варианты, из них почти все для меня хреновые, и в конце концов решил, что демонстративно поеду один без всякой охраны, пусть видят и гадают, дурость это или хитрейший план.

Местом встречи я выбрал небольшой ресторанчик неподалеку от моего дома на Невском. Долгоруков моментально согласился, явно надеясь, что его люди смогут рассмотреть мою охрану и хоть что-то узнать о ней, слишком уж она незримая и умелая. Да и я снова окажусь на виду, такой соблазн!

Мата Хари вошла в режим патрулирования за час до встречи, моментально выявила среди прохожих не совсем прохожих и совсем не прохожих. К тому же день солнечный, тёплый, на улице ещё лужи, но на лавочках сухо, там бы старичкам сидеть, наслаждаться солнышком, которого зимой и не видели, но на каждой расположилось по два-три былинного облика молодца, у некоторых бородищи до середины груди, словно признак высшей касты.

Двое додумались взять газеты, другие делают вид, что просто рады теплу и безоблачному небу.

— Ещё трое у крыльца, — предупредила она. — В помещение не рискнула, но на окнах короткие занавески, хозяева сэкономили, вижу и там их полно.

Я одолел две ступеньки, сам распахнул дверь, ресторанчик бедный, здесь не держат лишнего персонала, зал средних размеров, двенадцать столов и только один свободен.

Господи, подумал я с отвращением, ну хотя бы чуть замаскировались. Одни добрыни да ильи муромцы, крепкие, жилистые, широкие в плечах, руки толщиной с брёвна, все бородатые… Или это нарочито, чтобы я съёжился в ужасе?

Хорошие мужики. Таким мечи в руки, ни один дракон не устоит, сам будет умолять забрать принцессу, а его не трогать. Горы свернут и не заметят. И не обязательно все тупые, просто в рамках законов Рода не могут развиваться.

Я сел за свободный стол, тут же подбежал половой, угодливый, через согнутую правую руку перекинуто не то полотенце, не то салфетка размером с простыню, поклонился.

— Что изволите кушать? Водочку «Имперскую» или водочку «Столичную»?

— Большую чашку крепкого кофия, — сказал я.

Он замялся.

— Кофия не держим, у нас его не пьют.

— А что у вас пьют?

— То же, что и откушивают-с! Водочку.

Я отмахнулся.

— Тогда свободен. Вон и клиент показался…

В зал вошёл Максим Долгоруков, статный, крепкий, породистый, и хотя борода лопатой во всю грудь, но так у бояр принято, знак старой элиты. Кстати, борода седая, а волосы серебряные пока только на висках, то есть, седеть только начали, признак породы.

Я не стал вставать навстречу, по фигу, что он старший по возрасту и по титулу, цельный князь!.. Сейчас это противник, и мы в режиме бескомпромиссного боя. Он понял, лицо не изменилось, подошёл, кивнул, отодвинул стул и сел, не спуская с меня пристального взгляда.

Я рассматривал его молча, попытался ощутить хоть какое-то магическое давление, их род вроде бы силен в этом деле, но пока ничего. Или я как был толстокожим, так и остался, либо моя аугментация упрятала вглыбь все места, на которые можно надавить ментальным воздействием.

Раздражение на лице Долгорукова росло, наконец он процедил сквозь зубы:

— Вадбольский, вчера были убиты двое из нашего рода!

— Бывает, — ответил я равнодушно. — А вчера, чуть раньше, наш дом на Невском обстреляли прямо с улицы. Правда, ночью. Те сумасшедшие сразу же погибли, как я слышал. Могу делать вывод, жизнь в России по-прежнему опасна. Даже создание жандармского корпуса не очень-то помогло.

Он на миг заткнулся, несложно догадаться, кем были посланы те люди, сказал уже без напора:

— Могу поклясться, я их не посылал!.. И не разрешал.

— У вас большой род, — посочувствовал я. — Иногда правая рука не знает, что делает левая, всё как в Евангелие, что, кстати, такое поведение даже поощряет. А мне разбираться некогда, бью сразу куда ни попадя.

Он сказал быстро:

— Так признаете, что убили тех двоих из нашего рода?

Я сделал удивлённое лицо.

— А вы признали, что обстреливали мой дом?

Он смолчал, медленно перевёл дыхание, сказал уже другим тоном:

— Я договаривался о встрече вот по какому поводу. Император свою волю выразил, как мне кажется, предельно чётко.

Он вперил злой взгляд, я сказал мирно:

— Чётче не бывает.

— Вот-вот…

— Увильнуть, — договорил я, — наверное, можно, но пока не вижу как.

Он взглянул с интересом, вдруг я передумал и уже хочу породниться с их родом, пояснил:

— Желает, чтобы мы установили родственные связи через свадьбу. Чего мы оба очень не хотим, если вы говорите искренне. Но Рейнгольд вчера мне намекнул, что какие-то заметные шаги обязаны сделать, чтобы не вызывать его неудовольствие… слишком уж.

— А вам мнение Рейнгольда так уж важно?

Он поморщился.

— В данном случае через Рейнгольда говорит сам император.

Интонацией и выражением лица он постарался показать, где и в какой обуви видит в гробу императора и его прихоти. Род Долгоруковых почти не уступал роду Романовых долгое время, и сейчас, подвернись удобный момент, от Романовых осталось бы только мокрое место, но для меня это бравада выглядела, как фига в кармане.

— Можем договориться о репарациях, — предложил я. — А чтобы это не было унизительно для вашего гордого рода, оформим как приданое. Всё-таки Ольга в этот аспекте представляет весь ваш богатый род. Стыдно будет отправить её с одним чемоданчиком сменного белья. Общество такую скупость осудит, а злые языки ведь страшнее пистолета?

Он поморщился.

— Какие-такие репарации? Вы нам нанесли ущерба намного больше, чем мы вам. На мой взгляд, мы вам его вообще не нанесли.

— Это на ваш взгляд, — возразил я. — Вы сильно отвлекаете меня от возвышенных мыслей, что делают человека человеком и отделяют от животного. Из-за вас я с грустью думаю о падении нравов, а собирался чертить эскиз усовершенствованных винтовок и пушек…

Он чуть оживился.

— Ваши винтовки в самом деле так хороши, как говорят?

— Странно, — сказал я, — вы, оружейники, должны были первыми проверить конкурента.

Он сказал с пренебрежением:

— Все века наш род поставлял лучших бронников и оружейников, и у нас нет конкурентов. С нашими пищалями выиграли битву на Угре, там пришлось стрелять и много стрелять, пушки наших заводов успешно бомбардировали Казань и принудили её к сдаче. И сейчас в крепостях и на кораблях установлены, в основном, пушки наших заводов.

— Понятно, — сказал я, — даже не допускаете мысль, что кто-то может сделать лучше.

Он усмехнулся, не ответил, и так всё ясно, но выражение лица изменилось. Не случайно сам император велел делу с моими винтовками дать ход, а военные эксперты признали их лучшими. И не только лучшими в сражении, но и в производстве не сложнее предыдущих вариантов, перестраивать заводы особо не придётся.

— Приданое, — сказал он и, не выдержав, поморщился, словно укусил твёрдое больным зубом, — мы дадим, без этого на Руси свадеб не бывает, но совсем не то, что вам восхочется.

Я сдвинул плечами.

— Ладно, я не спорю. Вам всё равно придётся дать приданое в таком размере, чтобы не опозорить себя скупостью. Общество следит, роняя слюни! А я обменяю на то, что мне надо.

Он помолчал, наблюдая за мной чуть прищуренными глазами.

— Иногда мне кажется, — проговорил он, — разговариваю не с розовощеким кадетом, а с прожжённым волком.

— Я из жестокой Сибири, — ответил я равнодушно, — у нас выживают сильнейшие. А здесь в столице все такие беспанцирные… Что-то хотите предложить?

Он недобро усмехнулся.

— Беспанцирные? Ну-ну. То, что вы нам нанесли ряд болезненных ударов, ещё не…

— Где сказано, — уточнил я, — что это мы?

— Ладно, давайте ближе к делу. Что вы хотите в качестве приданого?

— Наконец-то разговор о конкретном, — сказал я. — Один металлургический завод с его складами, подъездными путями и оборудованием…