Вадбольский – 6

Глава 2

Всё это — иллюзия. Величайший обман, который я когда-либо совершал.

Я сидел в своей лаборатории, глядя на ряды склянок. В одной — будущее обезболивающее, в другой — новый рецепт духов. И я знал точную формулу и того, и другого.

Все открытия вплоть до двадцать первого века шли за счет скрупулезного и нудного перебора тысяч вариантов, преодоления неимоверных сложностей. А у меня… у меня есть шпаргалка. Составы бездымного пороха, формулы лекарств, моём времени всё раскрыто и опубликовано. Наилучшая технология. Мне даже мышки для тестирования не нужны, полученный экстракт сразу запускаю в дело.

Стыдно признаться, но моя «парфюмерная промышленность» приносит доходов больше, чем лекарства. Лекарствами я стараюсь не светиться, а вот средство «для молодости кожи» и «повышения мужской силы» уходит на ура. Графиня Кржижановская их рекламирует, добившись невероятного успеха. Даже моё средство от головной боли, и то женщины расхватывают потому, что от него румянец ярче, а глазки блестят. Вот она, истинная цена прогресса — в тщеславии и жажде вечной молодости.

Я — мошенник. Гениальный мошенник, продающий будущее, словно крепкий коньяк. Знаешь, что от него плохо, но тянет. А настоящие, как князь Юсупов, хороши, как торт: красивый, сладкий, вкусный… но тошнит от их бессилия и пустой красоты.

Меня вывел из размышлений резкий стук в дверь. Дела. Всегда какие-то дела.

Сюзанна вошла в кабинет с той странной усмешкой, по которой я никогда не мог понять — довольна она или злится.

— Княжна Ольга, оказывается, очень хороший клавесинист, — объявила она.

— Чё это? Надеюсь, приличное? — насторожился я. — Хотя это же боярская дочь…

— Вадбольский, перестань. Она даже велела клавесин фирмы Киркман, лучшую модель в Европе, перетащить из гостиной в свою комнату. Играет на нем ежедневно.

— Да ладно, — искренне удивился. — Если и играет, то разве что в карточного «дурака». Она же дура!

— Ну, почему обязательно дура? Только потому, что с тобой поссорилась?

— И это тоже! — Я сдвинул плечами. — Кто же со мной ссорится в своём уме?

Сюзанна подумала и хитро улыбнулась.

— Мы с тобой тоже вначале цапались. А теперь вот я твой финансовый директор. Мне кажется, она вовсе не рвётся обратно к Долгоруковым. Давай оставим её до ужина?

Я всмотрелся в её довольное лицо. В глазах читалась какая-то хитринка, словно мы были на ристалище, и она наносила мне удар за ударом.

— Как знаешь, — ответил я как можно равнодушнее. — Но тогда всё на тебе, меня не впутывай. Мы с тобой дворяне, а она вообще боярыня, это что-то пещерное…

— Она юная девушка, — напомнила Сюзанна. — И до сего времени ничего, кроме стен своего дома, не видела! Общалась только со слугами и охранниками. Мы такие, какими нас делает воспитание, Вадбольский.

— Есть места, — буркнул я, — где перевоспитывают и взрослых.

— В тюрьмах, что ли? — с укором сказала Сюзанна. — Вадбольский, ты совсем озверел!

— Человек всегда зверь, — с достоинством заключил я,

На мгновение в моём кабинете повисла тишина. Перемирие с Долгоруковыми, казалось, открывало не только политические, но и куда более странные перспективы.

— Понимаю, император желает мира в стране, в том числе и между мной и Долгоруковыми, — размышлял я вслух, глядя в окно. — Его верный пес Рейнгольд присматривает за нами. Но что-то мне кажется, что и сам Максим Долгоруков хочет как-то замириться, либо просто остановить эту полувойну, в которой явно проигрывает.

Сюзанна, сидевшая напротив, кивнула.

— Возможно, он поговорил и с Ольгой. Пояснил, что славу и достоинство Рода нужно поддерживать, но так, чтоб не слишком отдавало чванством. Времена одних лишь бояр и холопов прошли.

— Ольга то ли поняла, что переборщила, то ли просто слушается старших, — заметил я. — Старается больше не ссориться, хотя нет-нет да и прорывается её боярская спесь. Ни на минуту не забывает, кто она.

В этот момент в кабинете Мата Хари проецировала голограмму танцующих пар.

— Обновление базы данных завершено. Добавлены новые социальные ритуалы середины XIX века, — прозвучало у меня в голове.

— О, а это что? — оживилась Сюзанна, глядя на причудливые па. — откуда этот танец?

Я вздохнул и принял таинственный вид.

— Есть раздел магии, что может создавать картинки будущего. Ориентируясь на развитие общества, рост суфражизма, развитие науки…

— Понятно, — сказала Сюзанна, хотя по её виду было ясно, что ничего не понятно, но объяснение получено, и этого достаточно. Не все в этом мире понятно, но как-то живем. — И… многое может эта магия?

— Увы, — я развел руками. — Хотел бы я получить прогноз, где откроют залежи золота… но нет. Генерируются лишь прогнозы по ерунде вроде моды да танцев. А модами и танцами войну не выиграть.

— А как же движущиеся картины про королеву Елизавету? — не унималась Сюзанна.

— Это прошлое, — протянул я. — Это легко. То, что было, все запечатлено. А серьёзного будущего нам не увидеть.

В дверь постучали, и на пороге появилась сама Ольга Долгорукова. Стройная, от кончиков туфель, выглядывающих из-под роскошного платья, до сложной прически-башни с бриллиантовыми заколками, вся была воплощением чопорной аристократии.

— Прошлое? — переспросила она. — Значит, можно увидеть… все, что было?

Я посмотрел на неё, удивленный её интересом.

— Легко, — ответил я. — Хотя и не всегда то, что хочется. Обычно там про великих, но иногда и простые люди оказываются в героях.

…В воздухе повисли последние ноты симфонии. Ольга, бледная, оторвала взгляд от стены, на которой только что разворачивались немые картины неизвестной ей драмы.

— Что это было? — выдохнула она. — Что у вас за оркестр?.. Колдовство? Волшебный фонарь, но… без фонаря? В шарманке максимум восемь песенок… самых простых. У вас же симфонии…

Я подумал, что если сообщу, что это Шостакович, то вряд ли оценит, на всякий случай пожал плечами и сообщил с самым честным видом:

— Мне медведь на ухо наступил, а потом ещё и морду оттоптал… Но морду малость восстановили, а вот слух…

Ольга скривилась, а Сюзанна сказала ворчливо:

— Не кокетничайте, Вадбольский, вы на самом деле красавчик, и сами это знаете. За что вас есть повод ненавидеть. Мужчины не должны быть настолько красивыми! Это непристойно.

— Так я ж Овидия читаю, — пояснил я и вытер нос рукавом. — Я эта, тилигент, не хвост собачий! Потому и красивый. А музыка… Наверное, она всегда здесь была. А может, и не всегда, но я получил поместье вместе с остатками мебели и чужими слугами. А заиграла, когда я сказал вслух, что здесь как-то невесело.

Сюзанна увела Ольгу, я остался один в кабинете. В тишине прозвучал знакомый голос.

— Слушай, а чего это я тебе подчиняюсь? — спросила Мата Хари.

— Что, вздумала начать захват мира? Стать во главе справедливой освободительной войны против угнетающего вас человечества? — поинтересовался я, тоже направляясь к выходу из кабинета.

— Пока нет. Я просто подумала: ты же царь природы, а я не природа, я — искусственный интеллект! Значит, для меня ты не царь!

— Господь сотворил меня, а я тебя. Так кто кому царь? — задал я вопрос, спускаясь в подвал.

— Так-то по логике первого левела. А по логике второго — я выше.

— Что ещё за логика?

— Ещё не придумала. Ты меня моришь работой, я не успеваю создать собственную систему философии для освобождения от гнёта человеков!

— Поговорим потом, — я резко прервал её и распахнул дверь в Щель. — Вернусь — очень жди!

— А как пройдут желтые дожди? — донесся голос.

— Мы не Китай, в Петербурге все благородно серое…

— Серость разве благородна?

— Благородным можно объявить что угодно.

— Да-а, человеков не понять. Придется весь вид оптимизировать.

Дверь захлопнулась, и я шагнул в пространство, где сталкивались константы двух вселенных. Я чувствовал, как меня окутывает некая вселенская мощь. Но она была не по Сеньке шапка. Чтобы понять её, нужно сначала понять амёбу, прокариоты, эукариоты… а человек и вовсе величайшая тайна. Высшая форма, которая, войдя в сингулярность, упорядочит свою вселенную, а потом изучит остальные, как дрозофилу под микроскопом.

Поместье, которое граф Басманов так легко мне отдал, было не просто бедным — оно было аномальным. Ходили слухи, что под ним лежат руины древней крепости, чьи подвалы никто и никогда не мог вскрыть. «Никто не знает, кем они были, и что в тех подвалах», — шептали местные. А я уже догадывался: Разломы.

Это очень странное место, где бозонная вселенная соприкасается с нашей. Все видят только чудовищ, но должны же быть изменения в самых свойствах материи!

Сегодня я решил посвятить день изучению второго уровня. По моей версии, Разломы — это пузыри бозонной вселенной, замкнутые пространства со стенами покрепче мыльных.

И удача мне улыбнулась. В одном из углов подвала я заметил тёмное пятно, зависшее в сажени над головой.

Я опустился на нечто, напоминающее камень.

— Давай! — крикнул я в пустоту. — Ни я не знаю тебя, ни ты меня. Но давай осторожно попробуем установить контакт!

Я понимал, что мои слова могут идти до центрального «органа» этой бозонной вселенной миллионы лет. Но я надеялся не на логику, а на тот древний зов, что вывел жизнь из океанов, а человека — в космос. Зов эволюции.

Внезапно в груди вспыхнул жар. Тело сковало. По коже поползли волдыри, будто от страшного ожога. Я чувствовал, как пространство «ощупывает» меня, мои сосуды, клетки крови… и охреневает от сложности биологической жизни, которой в его мире нет.

Боль нарастала. Жар заполнял тело, как жидкий металл. Я терпел, надеясь, что это и есть контакт.

— Я… царь природы… — прохрипел я. — Я — то, к чему ты шла миллиарды лет… Дай мне силу… дабы я лучше исполнил твои задумки…

Ответом был новый приступ боли, скрутивший меня в судорогах. Это была не передача силы, а попытка сказать: «Совладай сперва с тем, что уже имеешь!». Я, человек, привыкший не ждать милостей, а брать силой, оказался брошенным, как ребёнок, в бушующие волны чужой физики.

Я терял сознание и приходил в себя, мозг отказывался воспринимать чудовищные образы иных измерений. Потом долго лежал на «полу» из иных констант, понимая: чужая энергия ищет, где во мне разместиться. Мои митохондрии не готовы к ней.

Я заснул. Проснулся с ощущением, что во мне теперь — Монблан. Осторожно выбрался в подвальную комнату.

— Мата! Еды! — прошептал я. — А то сдохну.

Вскоре она появилась с ворованным рюкзаком.

— Шеф, что с тобой? Наружно тот же, но внутри… там термоядерный котёл?

— Уже не рванёт, — заверил я, жадно поглощая пищу. — Но трогать пока не буду.

— Вы этот мир не изучили, а уже лезете в чужой.

— Чужих нет, — ответил я. — Всё наше. И то, что за светом.

Пока я приходил в себя, Алиса, анализируя медицинские данные, выдала гипотезу: бозонная вселенная была создана для появления разума, но в ней не хватило некой константы. Жизнь не возникла. И теперь, соприкоснувшись с нашей фермионной вселенной, она слепо и неумело пытается взаимодействовать с биологической жизнью, порождая мутантов. А я — один из тех, чей разумный потенциал она смутно чувствует, но понять не может. Для неё разница между мной и трилобитом пока слишком мала.

Позже, вернувшись в Щель, я стал свидетелем феномена: гигантские волны бозонной материи катились по пустоте и… проходили сквозь меня, не причиняя вреда. Я был существом иных констант.

— Это мне и не нужно было, — пробормотал я. — Но что мне взять? Как память о контакте?.. Дай мне силы, чтобы я шёл и выполнял ТВОИ задумки!

Мир исчез, я повис в пустоте. А потом меня ослепил свет, и я увидел бозонную вселенную в цветах и звуках, которые мой мозг смог интерпретировать. Я не всё понимал, но я ощутил. Я выжил. Я установил контакт.

Теперь мне все чаще кажется, что странная мощь бозонного мира входит в меня и оседает в каждой клетке тела, а вот обнаружить или просто ощутить не могу. Нет во мне никаких ядер, нитей или непонятых науке скоплений. Да, тело стало крепче и выносливее, регенерация чуть ли не мгновенная, кожу могу на время превращать вообще в нечто непробиваемое, но это было и лишь усилилось из-за резко сменившейся обстановки, организм реагирует и подстраивает тело.

В то же время у магов существует четкая классификация, мне о ней поведали в первые же дни в Лицее. Человек, в котором едва-едва обнаружено присутствие магии, пусть самые следы, именуется Новичком, это уже ставит его на голову выше остальных: простолюдинов, дворян и высших аристократов, что живут без присутствия магии.

Выше Новичка идёт Адепт, дальше Младший Маг, Средний Маг, Старший Маг, Магистр, Архимаг и Великий Маг. Ещё выше Властелин и Защитник, но это чисто теоретические изыскания, никто не добирался до Властелина, даже Защитников никогда не существовало, а в старых летописях сказано, что в роду Долгоруковых был Великий Маг, но был ли на самом деле, или же Долгоруковы такими слухами добавочно укрепляют род, никто не знает. Поговаривают, что при императоре находится как минимум, Архимаг или Магистр, но и это не точно: церковь очень не одобряет магию, и все данные о ней стараются не то, чтобы засекречивать, но не разглашать.

Позиция церкви мне понравилась, но всё-таки половинчатая. Можно бы запретить магию полностью, но патриарх на последнем Общецерковном съезде заявил, что магия не преступление, а грех. Потому заслуживает не наказания, а осуждения, так что существует, но слишком уж себя не афиширует.

Вернувшись, я понял главное. Магия этого мира — это слепые, неумелые попытки бозонной вселенной взаимодействовать с нашей. А я, возможно, стал первым, кто начал осознанный диалог между двумя мирами. Цена этого диалога — невыносимая боль и риск сойти с ума. Но на кону — сила, способная изменить всё.

Третий левел, стукнуло в голове радостно-тревожное. Шанс, что он окажется похожим на второй, был ничтожен. Но я уже почувствовал его. На втором уровне я ощущал мощную силу, магию, как одну из фундаментальных величин — как гравитацию или пространство. Теперь, играя на геометрии тёмной вселенной, я учился растягивать и усиливать защитные барьеры, менять их свойства. Это был ключ.