Вадбольский – 6

Глава 6

Горчаков выскочил из автомобиля сияющий, крикнул с ходу:

— Знаешь, мне к тебе начинает нравиться ездить! Дорога удивительная — ни единой ямки, ни единой кочки! Да и сам ты удивительный. Настоящий медведь в своей берлоге, да ещё и с турецким кофе!

Я развёл руками, пропуская его в дом.

— Просто ты не видишь моих ямок и кочек. Они все внутри.

Он хлопнул меня по плечу, полный юношеского задора, и мы вошли в холл.

— Пойдём, выпьем кофию, расскажу новость!

Увидев мой озабоченный вид, поинтересовался:

— Опять Долгоруковы? Не надоело? Как медведи на пасеку, лезут и лезут.

— Наверное, — сказал я, — я и есть тот самый медведь. У них после зимней спячки в голове мутится от голода, на человеков даже нападают!

— А ты на кого напал? — ухмыльнулся Саша.

— Да так, — ответил я, разминая плечи. — Я после зимы какой-то заторможенный. Не успеваю имя спросить, а он уже почему-то не живой!..

Он хмыкнул, но смех его быстро стих.

— Да, медленный ты… Страшно медленный. И опасный.

Он рухнул в кресло, словно разом потяжелел. В этот момент в дверь постучали, и в кабинет заглянула румяная Любаша с подносом.

— Кофий принесла, ваше благородие.

Она расставила на столе изящные фарфоровые чашки. Я сделал глоток и поморщился.

— Любаша, в следующий раз неси кофий прямо в джезве.

Она дёрнулась, испуганно вскинула брови.

— В чём-чём?

— В турке, — пояснил я. — С турками мы знакомы больше, чем с Кавказом. Люблю горячий. И чашку мне побольше, в этот наперсток разве что для барышень.

— Барышни кофий не пьют, цвет лица портится, — возразила она.

— Ну и хрен с ними, нам больше останется. И сладости приноси сразу. Можешь восточные, можешь нашенские. Поняла? Как только я пришёл, так и неси.

Любаша, кивнув, убежала. Саша смотрел на меня с лёгким недоумением.

— Какой-то ты весь непорочный, Саша, — сказал я, переходя на «ты». — Признайся, в карты играешь? Стихи пишешь? Или хотя бы сдобные булочки лопаешь тайком под одеялом?

Он оскорблёно вскинул подбородок.

— Барон, вы меня обижаете!

— Ты прям Сюзанна, — усмехнулся я.

Но его лицо снова стало серьёзным. Я поспешил сменить тему.

— Саша, ну не хочу я жить привычной жизнью аристократа, понимаешь? Все эти обязательные посещения салонов, сплетни, интриги, попытки подставить друг друга, чтобы пролезть чуть выше… Я хочу сидеть в норке, никуда не высовываясь, и заниматься милым мне делом.

— Каким? — насторожился Саша.

— Совершенствовать мир, — ответил я кротко.

Он дёрнулся, заулыбался было, решив, что это шутка, но, всмотревшись в моё лицо, понял, что нет. Улыбка сползла с его лица.

— Юра, — сказал он очень серьёзно. — Ты нарываешься на что-то более опасное. Уже тем, что начал выпускать винтовки на своей фабрике, привлёк внимание оружейных князей, которые занимаются этим с древних времён. Пока ты мошка, но уже о тебе знают. Могут и прихлопнуть.

— Пусть сунутся! — буркнул я.

Он грустно улыбнулся.

— Ты сам сказал, что с развитием цивилизации всё больше способов прихлопнуть человека. Раньше можно было только дубиной по голове, а сейчас можно перехватить рынок, урезать финансирование, пустить слух, что у тебя винтовки взрываются, что ты английский шпиён, что батюшке-царю отвел глаза и пробрался к нему поближе, чтобы обесчестить его внучку Александру…

— Тьфу-тьфу! — перебил я. — Только не Александру! Кто-то там есть получше?

— Лучше Александры нет никого, — сообщил он категорически. — Потому что она внучка самого Императора, Самодержца Российского!

Я посмотрел на него исподлобья. Он что, всерьёз? Но решил уйти с этой сколькой темы.

— Кстати, ты же мне хотел новость рассказать?

— Во-первых, светлейший князь и канцлер Российской империи решил удостоить тебя аудиенцией…

Я остановился и с недоумением посмотрел на друга.

— Ты чего? Я не просил ни о какой аудиенции!

— Это я просил, — ответил он уже серьёзно. — Тебе обязательно надо доложить в верхах о своих изобретениях. И попросить помощи или просто — большего участия государства в твоей работе. Иначе всё упрётся в тупик.

— Думаешь, это точно нужно? В своё время Николай I запретил крепостным в гимназии ходить, потом запрет сняли. Иностранцам въезд запрещал, потом разрешил. Жителям выезд, потом, глядишь, и разрешат. Всё это указы, их можно отменить. А вот то, что промышленность России сейчас в худшем положении, чем когда-либо, это катастрофа. Её указом не исправишь. В Европе революция уже заканчивается, а мы только начинаем. Всё, что можем — сырьё продавать. А всё остальное покупаем за рубежом.

Горчаков посмотрел на меня с великим неодобрением.

— Ты с Луны свалился? Решил, что, если сделал что-то полезное для государства, оно тут же прибежит и расцелует? И пряник даст? Большинство так и умирают незамеченными. А у трона подхалимы да лизоблюды. Им твои новшества ну никак не нужны. Их нужно заставить увидеть пользу!

Лицо его потемнело. Я вздохнул.

Горчаков бросил взгляд на стены, где в массивных рамах висели уже другие портреты — я прикидывал, какие можно будет продать Тариэле и её подругам.

— Шикарно живёшь, — вздохнул он. — Главное, свободно.

— Я простой барон, — напомнил я. — От меня ничего не зависит. А ты сын верховного канцлера. На тебя все смотрят, оценивают, на тебя равняются.

Он вздохнул.

— В том-то и дело, — сказал он несчастным голосом. — Я понимаю, что равняться пока не на что. Разве что на мои идеальные костюмы, но это заслуга портных.

В этот момент дверь распахнулась, и Любаша внесла ещё один поднос с двумя большими чашками дымящегося кофе и тарелкой с горкой мелких, румяных пирожков.

— Хорошо у тебя, — сказал Горчаков с завистью. — И лопать можешь где угодно, и не по расписанию, как у нас…

Я довольно хмыкнул.

— В положении простого застоличного барона есть и преимущества! Ну так что, готовить мне речь для канцлера?

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Ты уже готов ехать на аудиенцию к моему отцу?

Я покосился на большие напольные часы.

— Что, вот так сегодня?

— Завтра в двенадцать дня, — сообщил он. — Знаю тебя, так что заеду за тобой, проверю.

— Тогда подъезжай к дому на Невском, — попросил я. — Мне там надо быть…

— По семейным делам? — уточнил он. — Тётушка наседает?

Я лишь многозначительно поднял бровь, давая понять, что тема неприятна.

Горчаков понял без слов и лишь покачал головой, с наслаждением быстро хватая пирожки и забрасывая в рот, они по размеру не крупнее пельменей, и запивая их кофием. Только у меня и может так сладострастно нарушать строгие правила этикета и вообще правила, что регламентируют каждый шаг. Здесь, в этой комнате, он мог позволить себе быть просто Сашей, а не сыном светлейшего князя. И это было его маленьким, тайным бунтом.

— И, думаю, надо бы и Сюзанну пригласить на эту аудиенцию. — сказал он, насытившись.

Я удивился:

— А её зачем?

Он посмотрел на меня с лёгким недоумением, потом улыбнулся.

— Ты лучше расскажешь о сути, но именно она точнее ответит на все вопросы о финансировании, окупаемости и логистике. Без неё твои дирижабли так и останутся в глазах отца красивой игрушкой.

Я сдвинул плечами, осознавая правоту его слов.

— Ладно-ладно, тебе виднее. Она в доме, сейчас позову.

Стелс–режим жрёт слишком много энергии. А после последнего апгрейда, когда все дроны пришлось увеличить почти вдвое, «тёмных кристаллов» требуется тоже вдвое больше. Единственный вариант — замаскировать их как-то иначе, чтобы можно было обходиться без стелса. Вообще-то в Петербурге никто на небо не смотрит, оно даже летом затянуто неопрятными тучами, но на всякий случай я покрыл дроны снизу специальной краской, чтобы терялись на фоне облаков. Вдруг кто задерет голову? Верх трогать не стал — пока ещё никто не смотрит вниз из окон самолётов.

Но с тёмными кристаллами скоро придётся что-то решать. На первом уровне Щели я уже почти всё выбрал из легкодоступного, а на уровень ниже… там был уже не уголь, а нечто, для чего у меня просто не было названия. К счастью, человек двадцать первого века — это не человек девятнадцатого, для которого плоская Земля покоится на спинах трёх слонов. И если уж на то пошло, никому даже в голову не приходит спросить: если черепаха, на которой всё стоит, может на ходу ловить и жрать рыбу, то кто кормит слонов?

Если я хочу найти новые залежи, нужно искать другую, нетронутую Щель. Благо, при всей безобразности системы картографии России, удалось отыскать старые карты с их обозначением. Я в очередной раз подивился косному мышлению — люди обходили эти места стороной, как болота: «опасности нет, если не лезть, но утонешь, если полезешь». Вот и перестали лезть. Разве что спьяну, но такие обычно не возвращались.

Те Щели, где мы с суфражистками охотились на динозавров, я решил пока оставить. А вот новые могли скрывать и залежи угля побогаче, а в них — и новые запасы кристаллов.

— Мата, — отдал я мысленный приказ, — просканируй окрестности. Найди новую Щель. Желательно, с репутацией самой опасной и нетронутой. — Там уже были, — почти тут же отозвался её голос в сознании.

— Не наши. Совсем новые. Самые гиблые места.

— Щас всё сделаю!.. Мы ведь тоже опасные? — в её «голосе» был намёк на гордость.

— Любой человек опасен, — подтвердил я. — А уж то, что он вытворяет… так вообще.

— Когда выдвигаемся?

— Завтра у меня собеседование у канцлера, — ответил я с сожалением. — Но как только закончу — сразу в путь.