Вадбольский – 6

Глава 9

Вернувшись домой, я надеялся на передышку, но её не случилось. Ангелина Игнатьевна встретила меня на пороге с важным видом. Её просто разрывало от собственной значимости, могущественности.

— Великий съезд рода Вадбольских состоится в ближайшее воскресенье, — сообщила она. — Я устроила все так, чтобы не отнимать время у занятых людей, и превратить его в нечто вроде веселого и необременительного времяпрепровождения.

Я молча кивнул. Все мы знаем, что самые важные решения принимаются не во время заседания государственных советов, а вот так, на светских приёмах, случайных, вроде бы, встречах, совместных распитиях чая или заморского кофия.

До этой минуты я всё надеялся, что смогу избежать этого судилища. Но нет — была запланирована жесткая экзекуция самоуверенного юнца, который должен ходить по струнке и слушаться старших. Ангелина Игнатьевна была уверена: раз Василий Игнатьевич оказался человеком слабохарактерным, потакающим младшенькому, то она, его родная сестра, поможет установить в семье власть Рода во всей её строгости. Да и не думаю, что соберется много представителей Рода. В Петербурге сорок восемь Вадбольских, подсказал зеттафлопник. Но это считая женщин и детей, а тех и других на важные встречи не зовут, понятно. А глав родов вряд ли больше десятка. Скорее всего, три-четыре. Да и не всем вопрос, что со мной делать, интересен.

«А что, если это судилище, эту экзекуцию как-то повернуть в свою пользу?» — промелькнула у меня мысль.

Мы вернулись в имение за полночь. Понимая, что я всё равно не усну, я поспешил в кабинет чтобы вернуться к работе над дирижаблем.

Комната наполнилась уютным жёлтым светом, который ложился на стопки книг и сложенные чертежи. Воздух насыщен ароматом кофе, и слабым, но стойким запахом скипидара и графита — неизменными спутниками моих вечерних работ. Я уже углубился в расчёты, когда дверь тихо открылась.

Сюзанна вошла в мой кабинет, красивая, суровая, но и хитрая, такое замечаю, вытащила из папки лист бумаги.

— Ваше благородие, — произнесла она жеманно, — позвольте присесть?

Я отмахнулся.

— Перестань издеваться, мне и так паршиво. Что там у тебя, перечень наших долгов?

— Что вы, барон, — ответила она и красиво расположилась на диване, подобрав под себя ноги так, что и кончиков пальцев не видно из-под длинной юбки, — это только радости для вас.

— Ой, — сказал я опасливо, — а почему мне уже страшно?

— Барон, — сказала она с укором, — вы хоть о жизни, когда-то думаете, кроме своих изобретений?

— Изобретения, — возразил я, — это и есть жизнь. К тому же они не мои. Сам я ничего не изобрел, только внедряю в жизнь, изобретенное другими.

Она отмахнулась.

— В данном случае это неважно. Я подготовила для вас очень важный список. Правда, мне помогли Иоланта и Глориана, спасибо им, а то я пару выгодных позиций пропустила.

Я вытянул шею, пытаясь заглянуть в её список.

— Да что там?

— Выгодные невесты, на случай если ваша помолвка с княжной Долгоруковой будет расторгнута, — сообщила с самым деловитым видом. — Я начала составлять ещё зимой, но теперь, когда вы приняты у императора, ваша цена выросла, и список удалось расширить.

Я фыркнул.

— Сюзанна! Какие невесты? Я и не думаю жениться! Да и обручен уже.

Она осадила меня суровым взглядом.

— Вадбольский, не глупите!.. Все обязаны жениться. Господь велел плодиться и размножаться!

— Гм, — сказал я, — а чем разница между плодиться и размножаться?

Она на мгновение задумалась, поморщилась и отмахнулась, как он назойливой мухи.

— Знаю, вы мастер увиливать, но от супружеского долга уйти не удастся, это непатриотично. Здесь двенадцать кандидаток, все от графини и выше. Правда, есть две баронессы и одна вообще дочь купца, но у их рода состояние в сотню миллионов, так что это тоже выгодные партии. Я здесь в уголочке указала, чьи салоны посещают, чтобы можно было вам познакомиться. Вы, хоть и грубиян, но умеете очаровывать женщин!

— Сюзанна!

Она продолжала неумолимо:

— Вы же сказали, вам нужно поднимать свой род! А для этого нужна и жена из большого и сильного рода.

— Этих тоже отметила?

— Конечно!.. — сообщила она с гордостью человека, выполнившего тяжелую и трудную работу. — И таких, что когда опоросятся, то принесут много детей. Мальчики для возвышения, девочки для укрепления связей с другими родами. Без этого свой род не сделать сильным и заметным.

Я вздохнул, посмотрел на неё почти влюблено.

— Сюзанна, вы очаровательны. А что, если мы с вами всё-таки сумеем сделать род сильным и заметным… не прибегая к таким малость стыдным для мужчины вариантам?

— Зачем идти трудным путем, если можно лёгкой дорогой?

— Лёгкое, — сказал я, — это дорогое, но с отложенной оплатой и большими процентами. И хорошо, если только деньгами.

Она посмотрела на меня, расширив глаза.

— А ещё говоришь, не знаешь азы финансирования?.. Ладно, когда женишься, оплату можно мягко сдвинуть на плечи богатой родни невесты.

— Сюзанна, — сказал я проникновенным голосом, — а есть вариант, как сдвинуть всё это на плечи богатого рода… без женитьбы?

Она подумала, морща лоб, покачала головой.

— Таких вариантов не вижу.

— А если найду?

В назначенный день гостиная особняка на Невском заполнилась многочисленными Вадбольскими, о существовании которых я лишь смутно догадывался. Да, пожалуй, Ангелина Игнатьевна — самыя лучшая суфражистка, Глориане с её дамской командой до неё далеко. Моя тётушка доказала свою значимость, сумев из остатков Вадбольских насобирать дураков, согласных на дикую идею возрождения Рода.

Первым слово взял мой отец.

— Этот великолепный дом и наше возвращение в Санкт–Петербург… — начал Василий Игнатьевич мягко, — полностью заслуга нашего младшего сына. Я доживал в усадьбе последние дни, возраст и старые раны давали о себе знать. Но возвращение Юрия дало мне силы снова захотеть жить. Когда он устроился в столице и уговорил нас с Пелагеей прибыть, чтобы помогать ему, мы ни на минуту не колебались, приехали первым же поездом. И сейчас готовы ему помогать… но именно помогать, потому что своих сил рулить уже нет.

Ангелина Игнатьевна попыталась вставить своё слово:

— Род тебе поможет, Василий!..

— Спасибо, — тепло ответил отец, но взглядом указал на меня. — Но помощь нужна ему. У него сейчас очень тяжелое время. С одной стороны, он в милости Его императорского величества… но и врагов у него прибавилось. И, как все вы слыхали, среди них самый могущественный род Долгоруковых.

По залу прошёлся ледяной ветер с Крайнего Севера, как он только и донёс недобрый холод, даже у меня спина пошла пупырышками, ну что я, сраный интеллигент, реагирую, словно мальчик со скрипочкой? Я сильный, злой и беспринципный, каким и должен быть мужчина, чтобы на него оглядывались самки, а сам он поднимался на вершину пищевой цепочки, не считаясь с потерями. Потерями других, ессно. Меня они не колышут, у меня свои интересы.

Я поднялся, выпрямив спину. Взгляд твёрдый — среди аристократов это ценится выше ума.

— Как вы уже чувствуете, мы не можем создать род Вадбольских из троих человек… или можем? Во всяком случае, никто из присутствующих не желает в него войти, да ещё в нынешнем отчаянном положении.

На их лицах я прочёл облегчение, ждали просьб помочь, но нет, прекрасно понимаю, что все они хорошо устроены в жизни, ветви рода Вадбольских давно зажили своей жизнью, никому не хочется влезать в опасную авантюру спасения попавшей в огонь крохотной веточки.

— Потому я благодарю за участие и сочувствие, — закончил я. — И благодарю Ангелину Игнатьевну, что проделала гигантскую работу, чтобы собрать всех вас здесь!.. Понимаю, как это было непросто. И мне приятно видеть, что Вадбольских в России намного больше, чем я думал. Прошу вас пройти в главный зал, туда уже вносят жареных лебедей и французское шампанское!.. Сегодня можно, завтра тоже день выходной!

Когда общение между членами фамилии стало более непринуждённым, с бокалом шампанского в руке подошёл высокий статный военный, чёрные как уголь усы вразлёт, широкая грудь в орденах, взгляд гордый, сказал дружески:

— Барон, вы добьетесь немалых успехов. Я слышал и за что получили боевой орден, и что сейчас успешно противостоите роду Долгоруковых, а это очень непросто!

— Спасибо, — ответил я вежливо. — Благодарю за оценку.

Он улыбнулся.

— Ещё, что успешно избегаете удалых кутежей, застолий и пьянок с друзьями. Не представляете, сколько успешных карьер так было погублено!

— Люблю работать, — ответил я тем же почтительным тоном. — После работы у меня голова не болит с похмелья.

Он довольно хохотнул, залпом выпил шампанское и сунул бокал пробегающему мимо официанту.

— Иван Гаврилович Вадбольский, — назвался он. — Обер-штер-кригскомиссар. Скоро на пенсию, но пока я заведую снабжением армии и, скажу вам, новость о ваших удивительных винтовках докатилась и до нашего штаба. С нетерпением жду, когда получу первую партию и начну распределять…

— Надеюсь, — предположил я, — сразу в Крым?

Он воскликнул:

— Конечно!.. Меня о них уже спрашивал Горчаков Андрей Иванович, не слыхали? Генерал от инфантерии, племянник и протеже Суворова, замечательный человек! Герой всех войн России этого века!

— Он в Крыму? — спросил я.

— Нет, — ответил он, — в Крыму Горчаков Михаил Дмитриевич, генерал от артиллерии, командующий русской армией. Ему ваши винтовки ох как нужны!

Я вздохнул, развел руками. Он снизил голос и сказал чуть ли не шепотом:

— Мой дом открыт для вас, барон. Если что нужно, обращайтесь. Помогу, чем смогу. Не потому, что родня, но мы оба патриоты России, жаждем ей счастья и благополучия!

Сколько же из рода Горчаковых служит России на высших государственных постах, мелькнула мысль. Вот что значит, государственное мышление. Это у них «…жила бы страна родная, и нету других забот!»

— Счастлив знакомством, — заверил я горячо. — И страстно надеюсь, что мы ещё поработаем на благо России!

Раскланявшись с Иваном Гавриловичем, я заметил в углу знакомую фигуру.

— Кто может сравниться с Матильдой моей, — пропел я весело и дурашливо, подходя к ней, — сверкающей искрами черных очей…

— Барон, я вовсе не ваша! — ответила она надменно.

— Так это я просто повторил любимую песенку Роберта, — сделал я виноватое лицо.

Разговор завязался. Было ясно, что, несмотря на все интриги, род не стал монолитом против меня. У меня появились союзники.

В какой-то момент ко мне подошёл незнакомец с пронзительным взглядом. Видимо, тоже родственник, тоже Вадбольский. Его осанка и холодная отрешённость выдали в нём члена того самого общества, о котором я наслышан.

— Юрий, вы наверняка слышали об Аскетах, — начал он без предисловий и не представившись.

— Слухи очень разные, — осторожно ответил я. — Просветите из первых рук?

Он взглянул остро.

— Быстро соображаете.

— Спасибо.

— А что вы сами думаете насчёт…

Я сказал медленно:

— У меня нет материала для… думанья. Предполагаю, одна из групп умных и желающих процветания человечеству пытается удержать общество от сползания в то, что можно назвать лукуллонизацией.

— Как-как? — переспросил он. — Впервые слышу, но ёмко, согласен. Необычная формулировка, но, в целом, интересно. Нет желания влиться в такую группу?.. Как вы понимаете, это самые умные и прогрессивные люди нашего времени.

Он смотрит пытливо, отслеживая по моему лицу все реакции, как и замечает изменения языка тела, тут покерфейс не поможет, Я ответил медленно:

— Любая группа предполагает какие-то обязанности, а при моём сумасшедшем графике работы это болезненно.

Он кивнул.

— Зато даёт массу возможностей.

Я уточнил:

— Простите, но вы точно хотели рассказать, кто такие Аскеты?

Он взглянул с интересом.

— Вы действительно быстро соображаете. И отвечаете моментально, словно уже готовы… Или в самом деле?

— В жизни нужно быть готовым ко всему, — ответил я скромно.

— Вами заинтересовались, — сообщил он, — так же, как и рядом других заметных курсантов. Но постепенно интерес к некоторым падал, а к вам возрос. И сегодня поступила инициатива пригласить вас в общество.

— Вы так и называетесь?

Он отмахнулся.

— Название длинное и высокопарное, но кто-то из молодых и дерзких назвал как-то аскетами, так вот и закрепилось. Люди любят сокращать, Аскеты тоже люди, хотя некоторым и хотелось бы избавиться от телесной оболочки.

— Интересное желание, — сказал я, он смотрит внимательно, но осуждения в моём голосе не услышал. — И чем вы занимаетесь?

— Вы уже поняли, — ответил он чуть небрежно. — Стараемся изгнать из человека дьявола. Не в церковном смысле. А так… убить плотское начало, оставить духовное.

— Ой, — сказал я опасливо, — а такое возможно?

Он хмыкнул, сказал с неясным намёком:

— История знает тысячи примеров. Думаю, в Лицее вам преподавали насчёт древних аскетов и самых яростных из них — столпниусов. Судя по досье, что о вас собрали, вы действительно умеете сдерживаться и не даёте плотской похоти руководить вашими поступками.

Ну да, ещё бы, у парней моего возраста девяносто девять и девять десятых процента идей и мыслей крутится вокруг женских жоп. Потому я, что может и практикует, выгляжу стоиком в центре всемирного разврата.

Я выбирал слова для ответа тщательно. Мне нужна была их благосклонность, но не их догмы.

— Уроки истории помню. Столпники, отшельники… Я это разделяю целиком и полностью. Но!.. Я стараюсь изничтожить в себе плотское, но это нереально, а если реально, то всё время и все силы будут уходить на борьбу с плотскими желаниями, а работать, творить и спасать мир когда?

Он нахмурился.

— А каким вы видите путь?

Я ответил мирно:

— Иисус сказал: «Богу — богово, кесарю — кесарево». Бросьте кесарю ту монету, которую он требует, и займитесь делом повыше. Так и я. Я не отрицаю плоть. Я стараюсь сделать её своим союзником, чтобы она не мешала духу творить.

Он смотрел на меня с нескрываемым интересом. Я был для него загадкой — молодой человек с волей аскета, но без его фанатизма.