Вадбольский – 6

Глава 8

От Рейнгольда с нарочным пришло письмо, в котором любезно сообщил, что у императорского двора возникли дополнительные вопросы насчёт моей деятельности. Потому император изволит, чтобы я предстал перед его ясны очи, я вспомнил, что у него в самом деле глаза ясные и чистые, как вода горного озера, а ещё чтобы я предстал послезавтра к четырем часам дня.

Если прибуду раньше, могу зайти к нему в кабинет, посидеть, отдохнуть, император вполне может задержаться с предыдущим посетителей.

Я вздохнул, встревоженный, очень не люблю высший свет, гадюшник какой-то, хотя змеи красивые согласен, написал коротко, что понял, все будет исполнено.

Нарочный быстро отбыл, я задумался, лихорадочно прикидывая, что может произойти, и что императору надо, если дела с помолвкой пошли ровно и без осложнений, то что ещё?

Следующим утром я отправился на встречу с Рейнгольдом. Я покинул автомобиль и быстрым шагом направился к зданию. Гуляющих по площади немного, либо опоздавшие на службу чиновники, либо деловитые мастеровые, что идут по вызову.

Сбоку бородатые мужики со столярными сундучками в руках, завидев меня, ускорили шаг. Я не обратил внимания, занятый предстоящей встречей с Рейнгольдом, хотя должен был насторожиться, затем услышал хриплый возглас:

— Умри, царский прихвостень!

Я развернулся в ту сторону, там крепко сложенный бородач уже направил в меня пистолет. Я не успел сказать «мама», как раздался выстрел. Пуля ударила в левую сторону груди, это точно в сердце, я дёрнулся от толчка, спросил в изумлении:

— Мужик, ты охренел?

Он выпучил глаза, но моментально сориентировался, выхватил из–под полы кафтана что-то вроде булыжника, размашисто швырнул мне под ноги.

Громыхнуло, ударная волна подбросила меня в воздух. Уже там я извернулся, выхватил пистолет и дважды выстрелил в ответ.

Мужик завалился навзничь. Краем глаза я увидел, как подбегают ещё двое, с виду обычные мастеровые, но лица сосредоточенные, в глазах праведная ярость.

Оба выхватили револьверы, я выстрелил первым. Прозвучали полицейские свистки, в нашу сторону побежали, тяжело топая растоптанными сапожищами, двое грузных полицейских.

Я убрал пистолет в кобуру, указал на последних двух.

— Они ранены, взять и допросить! Я барон Вадбольский, иду… сами знаете куда.

Один полицейский с ходу ударил ногой в челюсть пытающемуся подняться террористу, навалился и, перевернув лицом в брусчатку, начал связывать руки, второй козырнул мне, угадывая почти что начальство:

— Будет сделано, ваше благородие!

Раздался звонкий цокот подков по камню, лихо примчались двое жандармов. Эти без церемоний жестко скрутили второго, подозвали коляску и, погрузив пленных, откозыряли мне, как старшему, и погнали к зданию.

К Рейнгольду попасть с виду легко. Вошёл в здание, поднялся по лестнице, прошёл длинным коридором, у двери его кабинета элитный гвардеец, наряженный лакеем, увидел меня, приоткрыл дверь и что-то сказал, выслушал ответ и кивнул мне.

— Заходите, ваше благородие.

— Спасибо, — ответил я радостно, что все так просто, я как бы не видел, что за мной в трех шагах шёл неприметный человечек и показывал знаками всем охранникам, что меня задерживать нельзя.

Рейнгольд, как и положено человеку, что во всем копирует Его Величество Императора, конечно же за столом, заваленным бумагами. Разница лишь в том, что у Императора на столе всего одна-две бумажки, их приносят на подпись и тут же уносят, а если он самолично пишет какой-то указ, то смиренно ждут, а новые на стол не кладут.

Он поднял голову, взгляд пытливый и прицеливающийся.

— Вадбольский… Поздравляю!

Я спросил самым почтительнейшим голосом:

— Простите, с чем?

Он хищно улыбнулся.

— Что заслуг своих не видишь?

— Ваша светлость, они в будущем. Смею надеяться, не в слишком далеком.

Его улыбка стала шире, но уже без хищного оскала.

— Молодец, хорошо отвечаешь. Главное, правильно. Но заслуги уже всё-таки есть и немалые.

Государь император после личного испытания твоих винтовок распорядился срочно закупить три десятка для своей личной охраны.

Он смотрел внимательно, как я отреагирую, я сказал так же почтительно:

— Весьма польщен и возликован!.. Только слово «срочно» как-то из другой оперы. Срочно — это полгода назад. За это время в конструкции ничего не изменилось, мы только работаем над масштабированием, если можно так сказать, выпускаемой продукции.

— Да-да, — сказал он, — я слышал, строите фабрики.

— И упрощаем технологии, — сообщил я. — В чем-то винтовки станут чуть хуже… ну, не совсем хуже, а проще, зато работу с ними могут освоить больше народу.

— Так-так, — сказал он, — и когда пойдет массовый выпуск?

— Через год, — ответил я, — а сейчас выпускаем партиями. Сперва малыми, теперь все больше и больше. Ваше высокопревосходительство, раньше я бы обеспокоился, дескать, получат доступ и шпионы, их во дворце полно, а сейчас мои винтовки можно купить даже мелкими партиями в магазинах Мак-Гилля, так что нет проблем, буду счастлив продать вам, ваше высокопревосходительство.

Он чуть помрачнел, сам понимает, опоздали, и не потому, что государство очень неповоротливая махина, а просто из-за вечной расейской лени долго откладывали, сопели да чесались, а время шло для всех с одинаковой скоростью. И вот в Англии такими же винтовками, ну чуть хуже, снабжена вся армия, а у нас даже на егерей не хватает.

— В наличии есть?

Я поклонился.

— Склады пусты, продаем прямо с фабрики, очередь на полтора года вперед. Но что для Его Величества Самодержца Российского, кто выше всех законов, какая-то очередь? Уверен, ему уступят, как вы думаете?

Он нахмурился, посмотрел на меня с укором.

— Дерзкий ты, курсант. Надо бы тебе чуть больше почтительности к старшим. И к властям. Сегодня же пошлю моих людей за покупками от лица императора. А для тебя это будет защитой от недоброжелателей, щитом.

В кабинет заглянули, Рейнгольд вскинул бровь, заглянувший пригнулся, словно под обстрелом, с вытянутой вперед рукой пробежал мелкими шажками к столу начальника и положил там листок бумаги.

Рейнгольд взял, быстро пробежал взглядом. Лицо его омрачилось, но сказал бодро с мрачным юмором:

— Поздравляю, барон!..

— С чем? — поинтересовался я.

Он посмотрел на меня с интересом.

— Что ж вы молчите, что на вас совершили покушение?.. Ах да, для вас это как почесать за ухом, привыкли!.. Да ещё как лихо справились, прибывшим жандармам оставалось только забрать лиходеев, и доставить их в отделение.

— Да ерунда, — сказал я неохотно. — Их было всего трое.

Он не сводил с меня испытующего взгляда, потом воскликнул с подчеркнутым пафосом:

— Ну что для вас трое!.. Это же понятно, хотя бы армия. Но всё-таки поздравить есть с чем: вас старались убить люди той же организации, что ранее покушалась на государя императора!

— Какая честь, — пробормотал я, но сердце рухнуло в область кишечника. Как же не хочется быть на этой стороне поля, я же с детства воспитывался демократом и даже почти либералом.

— Незаслуженная.

— И не скажите, — ответил он. — Юноша, вы становитесь заметной фигурой!

— Но, — пробормотал я, — меня за что?

Он ухмыльнулся, посмотрел на меня пристально.

— Сам удивляюсь. Допросы уже начались. Предварительная версия, что они выступают за убийство царя, после чего настанет мир во всем мире и счастье, а вот вы, Вадбольский, помогаете укреплять власть нашего государя, что в их глазах тиран и чудовище!

Я чуть не сказал, на хрен мне их государь, меня в школе учили быть на стороне народовольцев, но смолчал. В царские приспешники попадаю за свои винтовки, народовольцы о них тоже прознали, а винтовка, как сказало наше Самое Красное Солнышко, укрепляет власть.

— Что делать, — сказал я тяжело, — не все в мире идёт так, как нам хочется.

Он сказал понимающе:

— А ведь все хотят, как лучше!.. Потому и убивают друг друга так остервенело. Как мне доложили, вам пару раз предлагали присоединиться к Аскетам?

Я взглянул на него насторожено.

— Вы что-то имеете против?

Он улыбнулся, покачал головой.

— Что вы, барон, ни в коем разе. Как можно быть против желания человека послужить стране и людям больше, чем от него требуется?

— Есть и такие, — ответил я, — во дворце их хватает.

Он посмотрел пристальным взглядом и, чуть понизив голос, неожиданно поинтересовался:

— Не кажется ли вам, барон, что наш государь император живет и действует по заветам Аскетов?

Я ощутил, как в мозгах шевельнулось что-то объемное, меняя верх и низ. Даже Рейнгольд заметил, что меня тряхнуло, по бледным губам промелькнула грустная усмешка.

— Не думал как-то, — пробормотал я.

— Имею в виду, — пояснил он — не по уставу, а по духу?

— Нич-чего не понимаю, — сказал я искренне.

— Идите, барон. И подумайте над сложностями жизни. Даже понять, кто насколько прав, не так просто.

Я вышел с гудящей головой. Что император весь отдается службе Отечеству, работает на него по шестнадцать часов в сутки без отдыха и выходных, знал, но это как-то естественно, кому много дано, с того много и спрашивается. Но ведь и народовольцы могли бы пьянствовать и баб иметь, но все заработанные деньги вкладывают в производство бомб, чтобы убить царя и дать всем людям щасте, а сами готовы отдать за это как вы важное дело свои молодые жизни.

Возможно, организация Аскетов нужна как раз для того, чтобы эти чистые души, желающие сделать мир лучше, не убивали друг друга?

Я уже приблизился к выходу из Министерского коридора