Вадбольский – 6

Глава 10

В субботу, как и договаривались, к воротам подкатил роскошный автомобиль с гербами рода Долгоруковых, за ним ещё два с охраной. Максим Перепелица, бодрый и весёлый, повернулся ко мне, я получил предупреждение от Маты Хари, и уже стою на крыльце дома и мрачно созерцаю мир.

— Ваше благородие?

— С гербами, — велел я, — пропустить. Остальные пусть ждут за воротами.

Перепелица подал условный знак, гвардейцы раздвинули створки, пропуская первый авто, в двух остальных только и успели увидеть чёрные дула винтовок, как перед ним бесцеремонно захлопнули ворота.

Телохранители выскочили, начали орать и размахивать руками, хотя вижу, дрогнули, все на прицеле, как голенькие.

— Не стойте перед воротами, — потребовал Перепелица. — Дорога должна быть свободной!

Несколько гвардейцев передёрнули затворы, на каждого бодигарда смотрят по две-три винтовки. Ругаясь, загрузились обратно, отъехали шагов на двадцать и остановились по краям дороги.

Шофёр первого авто вел машину осторожно, словно и он под прицелом, остановил шагов за десять от крыльца, да и то в сторонке, все становятся вежливыми и даже деликатными под прицелом десятка стволов.

Я хмуро смотрел, как суетливо выскочил, бросая испуганные взоры в мою сторону, подбежал к задней двери, торопливо распахнул. Оттуда показалась женская фигура в платье мышиного цвета. Лиф «à la française» с жёстким корсетом, из-под которого не выпирает ни единая складка плоти — будто её тело тоже затянуто в «нравственные устои».

Я бросил взгляд на прическу, «пуф» не пышный, а аккуратно придавленный, как будто волосы боятся лишний раз пошевелиться. Сверху чепец с кружевами, но не кокетливыми, а «благочестиво-угрожающими».

Правильная женщина, чересчур правильная, их охотнее всего приглашают в гувернантки молодых девиц, взгляд суровый, рот поджат.

Из автомобиля медленно, словно рак-отшельник из спасительной раковины, вылезла сама княжна, ведь ни одна благородная барышня не может выйти из дома без таких провожатых.

Ольга Долгорукова одной рукой придерживала изящную шляпку с широкими полями, локтем прикрывая лицо от моего пристального мужского взгляда, но не могла укрыться, да и за шляпку не будешь долго держаться.

Породистая, первое, что пришло в голову. Как домашние животные после долгой селекции превосходят диких сородичей, так и эта особь среди подруг наверняка выглядит грациозной ланью в стаде обычных коз: крупные ясные глаза, что сразу обращают на себя внимание, ни у кого в её окружении нет таких крупных и выразительных, тёмные густые брови, длинные ресницы с загнутыми кончиками, это чтобы не слипались во сне, а то не разодрать, гордая посадка головы, искусно вылепленное лицо, даже не вылепленное, а как бы вырезано искусным мастером, высокие скулы, чуть запавшие щеки, надменно выдвинутый подбородок…

Да что там подбородок, напомнил я себе, вся нижняя челюсть по–хамски выдаётся вперед, из-за чего её неприятное лицо выглядит ещё наглее и отвратительнее.

Я не сделал ни шагу, чтобы спуститься и одолеть эти три ступеньки, стою и нагло смотрю, как они подошли к крыльцу и вместе, как в синхронном плаванье, шагнули на первую ступень.

Я посторонился, на площадке моего крыльца конные скачки устроить не получится, мы бедные, поклонился и сказал буднично:

— Хозяин этого имения приветствует… ну да, как бы приветствует гостей.

Дама произнесла учительным тоном:

— Графиня Анастасия Валентиновна Румянцева, наставница и учитель этой юной княжны.

Я сказал с кислой улыбкой:

— Поздравляю. Как понимаю, строгая и справедливая наставница.

Она вскинула подбородок и ответила чётко, будто каждое слово — гвоздь, вбиваемый в крышку гроба моей непутевости:

— Мой батюшка, царство небесное, говаривал: «Если дитя не бьют, оно вырастает французом». А я, сударь, как и любой нормальный человек, французов не терплю.

— Я тоже предпочитаю немцев, — согласился я.

Знаю я таких, на балы ездят «для приличия», танцуют только «полонез» — и то «чтобы не поощрять легкомыслие», в церкви стоят прямее императорского штандарта, но при этом успевают замечать, кто сколько положил в кружку, слуги в таких домах ходят на цыпочках, потому что «скрип половиц — это звук бесчинства», в общем, правильная у княжны гувернантка, хранительница старых посконно-исконных устоев.

Я вздохнул, сказал холодно:

— Дамы, давайте сразу решим, зачем вы приехали. Если отчитаться императору, то всё выполнено. Вы побывали у Вадбольского в его имении, которое не могли взять ни осадой, ни штурмом Гендриков и Карницкий, теперь можете разворачиваться и ехать взад.

В глазах графини мелькнуло непонимание, в то время как княжна взглянула с изумлением, но смолчала, а я продолжил:

— Но у вас есть и отдельное задание от Рода, не так ли? А оно требует пошпионить, выведать, а при возможности расколоть этого сибирского дурака, что до сих пор не соображает, с кем поцапался, и как будет расплачиваться. Для этого нужно хотя бы побывать в его доме, желательно заглянуть в кабинет и увидеть, чем занимается. Что ж, моя милая покорная невеста, пойдемте в дом. И вы, достопочтенная Анастасия Валентиновна.

Я лично распахнул перед ними двери и отступил в сторону. Дама благосклонно наклонила голову, принимая приглашение, и они вместе с княжной чинно и благородно вошли в холл, где вместе с дворецким дежурит Элеазар, крупный и атлетически сложенный, одет в форму гвардейца, на поясе с одной стороны кобура револьвера, из которого стреляет быстрее любого ковбоя–ганфайтера, с другой — непростой тесак в простых ножнах.

— Ваше благородие? — спросил он мощным голосом.

— Бди, — велел я. — Долгоруковы вряд ли вторгнутся, но есть что, убивай всех без жалости, а кровь потом ототрут слуги.

Он вытянулся, мы прошли мимо, только прямая Анастасия Валентиновна как будто стала ниже ростом.

В сопровождении дворецкого неспешно поднялись на второй этаж, ещё на лестнице услышали чарующую музыку «Времен года», шедевр на века.

— Ваша светлость, — повернулся я к Ольге, — я так же рад вашему визиту, как и вы. Потому, чтобы нам не поубивать друг друга, вам лучше посидеть в тихой комнате и выждать время, чтобы с чувством исполненного долга отправиться обратно. Вам доставят газеты, если вы умеете читать, хотя для княжны древнего боярского рода это необязательно.

Она окинула меня холодным взглядом.

— Не думала, что когда-то в чем-то соглашусь с вами, хоть вы и всего лишь барон. Выделите мне любую комнату, я пережду время, необходимое для визита, и отправлюсь обратно.

Я кивнул дворецкому.

— Покажи барышне такую комнату, чтобы она не выпала из окна. Можешь принести ей миску с едой, бояре всегда голодные, и на дурику поесть любят.

Я отвернулся и пошёл к своему кабинету, и, проходя мимо комнат, которые занимает графиня Дроссельмейер, крикнул с укором:

— Сюзанна! Ты задолбала со своим Вивальди! Надо быть патриотом и поставить хотя бы Моцарта!

Дверь её кабинета распахнулась, Сюзанна выглянула в испуге, увидела нас троих, моментально сориентировалась, заулыбалась светло и радостно:

— У нас гости, которых ты обещал? Княжна Ольга и её наставница?..

Я сказал громко:

— У нас в гостях Ольга Долгорукая, а её благородно-боярский род отвергает всё вражеское заморское и признаёт только народные песни и пляски. Желательно, времен, когда Чёрное море копали!

Мата Хари быстро зашептала в ухо:

— «Песни западных славян», «Песни западных славян»!

Музыка оборвалась, тут же загремела знаменитая «Комаринская», но не обработанная Глинкой и ставшая неплохой увертюрой под названием «русское скерцо», а именно народная с её грубыми выкриками «ух» и «эх», топаньем и хриплым рёвом, означавшими пение.

Ольга не повела бровью, но в глазах я видел изумление, непонятно, где оркестранты, да и невероятно быстро прошла смена с Вивальди на грубую простонародную песню с пляской.

В коридоре и в залах чистый воздух, с потолка вместо массивных люстр с множеством свечей свисают на тонких шнурах некие шары, изливают чистый и радостный свет.

Сюзанна старше Ольги на полгода-год, но чувствует себя намного опытнее, обняла её за плечи и сказала мне с упреком:

— Вадбольский, не хами, это некрасиво!.. И не нападай на Ольгу она у тебя гостья!

Ольга в недоверии скосила на неё взгляд, игра в хорошего и плохого охранника известна с каменного века, но промолчала, а Сюзанна, продолжая обнимать её за плечи, повела в свою комнату, приговаривая:

— Мужчины такие грубые!.. И нечуткие. А вот мы, женщины, умные и всё понимаем. И прощаем, потому что видим их слабости, которые стараются прикрыть показной бравадой и громкими голосами.

Анастасия Валентиновна прошла за ними к самой двери кабинета Сюзанны, заглянула вовнутрь, но не зашла, а повернулась ко мне, строгая и надменная.

— Господин Вадбольский, — произнесла она сухим книжным голосом, — надеюсь, с вашей стороны не будет допущено и тени бесчестья в отношении княжны.

Я поморщился.

— И не надейтесь. Никому вы не интересны. Обедом, так и быть, накормлю, а после обеда загружайтесь взад. Свою задачу выполнили, так и доложите. Ваши перемещения здесь в доме тоже ограничены.

Она вздохнула.

— Как скажете, господин Вадбольский. Я токмо беспокоюсь о целостности моей подопечной юной девицы. И готова покинуть это место, как можно раньше.

— Перекусите, — сказал я, — выпьете… вы же, конечно, пьете?.. и взад с докладом, что всё выполнено.

Не слушая её больше, пошёл к себе. Оглянувшись, увидел как она в коридоре села на стульчик у двери и приготовилась беречь целомудрие своей воспитанницы.

Мата Хари, что мониторит всё, что может касаться меня, тут же выдала картинку, как Сюзанна, усадив княжну в кресло, сказала со злорадным сочувствием:

— Вы очень умело заставили этого наглого Вадбольского побывать в нашей тонкой ранимой шкурке!.. Мужчины привыкли брать, что им заблагорассудится и как заблагорассудится, мы и пикнуть не можем, а пусть попробует как это обидно, когда тебя выдают замуж, не спрашивая твоего желания!.. Вы очень красивая, не говоря уже о знатности и несметных богатствах, но как это для мужчины унизительно, понимаете?

Ольга, сперва было ошалевшая, начала слушать внимательно, пару раз кивнула, наконец в глазах появился хищный блеск типа, ну погоди же, Вадбольский, каково это, когда тебя не спрашивают, когда и на ком жениться? Обидно, да?.. Унизительно?..

— Сюзанна, — проговорила она ровным и хорошо контролируемым голосом, — в светском обществе не перестают вам перемывать косточки. Но вы совсем не выглядите несчастной.

Сюзанна вытаращила и без того огромные глазищи.

— Несчастной?.. Да я никогда не была такой довольной! Я здесь не вещь, я двигаю десятками миллионов, со мной министр финансов Российской империи здоровается уважительно!.. Не как с женщиной, а как с человеком, который ему почти не уступает в знаниях и в работе!.. Да и вообще, я здесь в таком мире… Вы какую любите музыку?

Ольга чуточку вздрогнула от неожиданного вопроса, ответила после паузы:

— Люблю Вагнера… Он строг, величественен, я трепетала, когда слушала его оперу «Смерть Зигфрида».

— Это первая часть из «Кольца Нибелунгов»? — уточнила Сюзанна. — Остальные, по словам Вадбольского, он сейчас дописывает… Алиса, включи «Смерть Зигфрида»!

Ольга вздрогнула и напряглась, со всех сторон мощно зазвучал симфонический оркестр. Незримые музыканты играют безукоризненно, намного лучше, чем те, которых слушала три месяца назад в Германии.

— Громче, — сказала Сюзанна, музыка послушно стало громче, словно все музыканты в одно мгновение синхронно повиновались. — Ольга, а вы смотрели движущиеся картинки из волшебного фонаря? У меня сейчас на очереди «Антоний и Клеопатра», давайте посмотрим, пока Вадбольский занимается для нас обедом?

Я смахнул картинку, повернулся к стене, где у меня большой чертёж дирижабля в разрезе. Будут проблемы, но уже чувствую, где и как могу обойти. Это будет сенсация. Но придётся схитрить в интересах дела. Вообще в интересах дела можно и убить, что в мире постоянно делается, но сейчас не каменный век, с приходом христианства такое отныне прикрывается высокими интересами и духовными запросами. Мир стал другим, благороднее и возвышеннее.