Убей тамплиера

8

В Азии вертикальные мельницы уже обыденность. Там мало быстрых рек и много крепкого ветра. Крестоносцы увидели их и начали строить в своих странах. Говорят, что в северных регионах уже появились горизонтальные. Сам пока не видел. На Апеннинском полуострове, где много горных рек, предпочитают водяные мельницы, и изредка попадаются вертикальные ветряные. Я решил построить горизонтальную, причем с поворачивающейся башней. О таких здесь еще не слышал. Надеюсь, мне позволят ускорить прогресс. В первую очередь она будет распиливать дубовые стволы на доски и брусья, а во вторую молоть зерно. Начал ее строить на самой верхней точке холма у крутого склона, ведущего к дороге, на котором соорудим желоб, чтобы по нему отправлять готовые доски, а не гонять арбы вверх-вниз. Башня будет каменная, а поворотная часть — деревянная с выступающим прямоугольным хвостом, благодаря которому сама будет поворачиваться в нужную сторону.

Рядом одновременно начали возводить амбар и склад для пиломатериалов. Немного дальше построю большой конный двор, огороженный с трех сторон конюшнями: отдельно для жеребцов, кобыл и подросших жеребят. С четвертой слева от въезда будет большой сеновал, а справа — хлев для волов, маленький омшаник и рядом над ними вторым этажом жилые помещения для персонала. Лучше нанимать семью, а со временем две и даже три, если табун разрастется, чтобы жили, работали и охраняли круглые сутки.

С холма, на котором находится Варано, видно море и суда, которые идут на небольшом удалении от берега. Когда появляется приметная шхуна, глазастая пацанва тут же сообщает мне. Вестник получает какое-нибудь угощение от моей поварихи. После того, как я сделал первый сбор мёда со своей пасеки, наградой стал он. На другую пацаны теперь не согласны. Я отправляюсь в город встречать свое судно. Останавливаюсь там в своем доме, который быстро достраивают. Одна из комнат уже готова, в ней стоят кровать, стол и два стула. Если бы в конце июня рабочие не отправились собирать урожай, закончили бы в середине июля, а так новоселье отодвинулось на август.

Товар возим на заказ. Так что мне остается только взять деньги или векселя у покупателя и расплатиться с продавцами за поставки железа и пиломатериалов. Всем остальным занимается Джованни Дзено, который после третьего рейса как бы между прочим спросил у меня цены на недвижимость в Анконе. На такой линии надо быть совсем тупым лузером, чтобы не разбогатеть. После начала навигации галер цены сильно просели, но даже такие позволяют за рейс удвоить, а то и утроить вложенный капитал. Тем более, что я разрешаю членам экипажа примазываться к моим оптовым покупкам в Александрии, а продавать в Анконе в розницу. Устроиться на шхуну теперь считается божьим поцелуем.

Я тоже богатею помаленьку. Денег стало больше, чем нужно для торговых операций, поэтому часть отдаю в рост под семь-восемь процентов годовых в зависимости от стоимости залога. Летом продал созревшее вино, оставив себе на год и на первую весеннюю ходку в Александрию. Получилось, по моему скромному мнению, лучше, чем у аборигенов. Они, привыкшие к настоянному на травах или специях, так не считают.

В Варано я кинул клич, что куплю поле и не одно, если сойдемся в цене, Мне нужна собственная солома для лошадей. Ее здесь в обрез. Зерновые мало кто сажает, потому что виноградники и оливковые сады выгоднее, а скота много. Зимой, до первой травы, держат лошадей и волов впроголодь на скудном подножном корме. Да и урожаи собирают не ахти, сам-пять, сам-шесть. Как и Венеция, Анкона сильно зависит от поставок ячменя и пшеницы из Сицилии и с восточного берега Адриатического моря.

Первым ко мне подкатил с предложением Витале Адорно, перехватив у церкви после мессы. Он был с довольно рослой женой, на голову длиннее него, и младшими сыном лет пятнадцати и дочерью года на два моложе, которые тоже перемахали отца. Все четверо в желтых льняных камизах, темно-красных котах без рукавов и сандалиях на босу ногу. Видимо, закупают отрезы ткани сразу на всю семью и шьют сами. Вид у них был такой же благообразный, как у Тинты, но она, неофитка, точно чувствует себя после службы возвышенно-восторженно, а вот насчет семейки, которая Библию знает не хуже падре, у меня большие сомнения. По слухам, староста — большой пройдоха, а оливки от оливы далеко не падают.

Махнув жене, чтобы шла с детьми домой, он сперва похвалил падре Игнасио, который на паперти провожал прихожан и слышал, а потом перешел к делу:

— До меня дошли слухи, что ты подыскиваешь поле большое.

— Если предложат по хорошей цене, почему бы не взять⁈ На морской торговле накопил немного денег. Надо во что-то их вложить, чтобы не лежали без дела, — сказал я и добавил шутливо: — Они от безделья худеют.

Он улыбнулся и сообщил:

— Могу предложить свое поле в четыре с третью руббио (чуть более восьми гектаров). По цене договоримся, но я хотел бы получить не деньгами, а товарами, которые привозит твой неф, по ценам, по которым ты продаешь другим нашим купцам.

Видимо, протиснуться между ними у него нет возможности. Чужих к кормушке не подпускают.

— Можно и так, — согласился я, — но со следующего рейса. На тот, что прибудет на днях, товар уже раскуплен. Надо заказывать заранее.

— Я согласен подождать! — радостно заявил он.

Цену, действительно, не завышал, договорились на ту же, по какой купил у наших бывших односельчан, которые перебрались в Анкону. В итоге после следующего рейса я стал собственником еще одного поля с высокой стерней от ячменя. Срезали только колосья, а стебли оставляли для скота, который пасся там до посева озимых, заодно удобряя.

Убедившись, что я не обманул старосту, ко мне подтянулись еще два односельчанина с предложением приобрести их небольшие огороды, менее руббио каждый, но расположенные рядом, так что образовывали участок почти в три с половиной гектара. В оплату захотели перец и ладан. Подогнал им то и другое, благо суммы были небольшие. Остальные купцы «поделились», пусть и с неохотой. А что им оставалось делать⁈ Перебивать цену не захотели, потому что договорились не делать это. Чем больше имеют, тем сильнее давит жаба.

За навигацию я сильно приподнял их всех. Раньше как было. Караваны из нескольких десятков галер со специями и благовониями приходили три раза в год из Константинополя, где цены высокие, с местной накруткой, два раза из портов Ближнего Востока, где были чуть ниже, и один раз из Александрии с самыми лучшими. Привозили товара много. Анконские, флорентийские и луккские купцы покупали большими партиями, на сколько хватит своих и заемных денег, и продавали долго, в течение нескольких месяцев, возвращая долги с процентами. Шхуна привозит в разы меньше, но часто. Купцы брали небольшие партии на свои и продавали быстро, до следующего прихода судна, экономя на процентах с заемных денег.

Вдобавок в Константинополе случился очередной бунт. Мария, дочь правителя Антиохии, жена почившего императора и регентша при новом, своем несовершеннолетнем сыне, увлеклась покровительством соплеменникам. Это очень не понравилось горожанам, склонным к мятежам, в результате чего были уничтожены или проданы в рабство все франки, включая анконцев, а их имущество разграблено. Уцелели только венецианцы. Эти хитрецы умудрились попасть в тюрьму при предыдущем императоре ромеев. После бунта их выпустили на свободу. Кто-то ведь должен покупать товары у константинопольских купцов.

В итоге Анкона превратилась во второй после Венеции рынок колониальных товаров в Адриатике. Теперь купцы из глубины полуострова сперва ехали к нам, а если не хватало товара, отправлялись дальше на север. А это пошлины и налоги в городскую казну, работа и доходы для горожан, даже не причастных к торговле. Анкона начала стремительно богатеть. Где деньги, там и переселенцы. Цены на дома и участки под застройку подросли почти до того уровня, по какому пытались всучить мне год назад, и перестали казаться дикими.