23

Под Акру прибыл Филипп, король Франции. Он добавил к своему имени второе — Август и стал именоваться королем Франции, а не франков, как его предшественники. О нем отзываются, что стоял в очереди за интриганством, когда бог раздавал полководческие способности. Проигрывая одно сражение за другим, Филипп Август умудрялся потихоньку расширять королевский домен. Проживи он дольше, наверное, подмял бы под себя всю территорию будущей Франции. Король привез много больших требушетов, которые тут же начали собирать напротив северной стены Акры. Предполагаю, что спешил захватить город до прибытия своего заклятого союзника Ричарда Да-Нет, короля Англии.

Через пару недель был первый штурм города. Дату знали все. Между лагерями была постоянная движуха. До обеда враги, после обеда друзья. Христиане приходили к мусульманам пожрать, потому что у них проблемы с поставками продуктов питания, а мусульмане — выпить и перепихнуться с проститутками. Мы знали, что будет штурм, они знали, что мы знаем, что попробуем помешать им, и попробуют помешать нам.

Я соскучился по боевой работе, поэтому принял участие в, так сказать, заранее согласованном мероприятии. Таки ад-Дин выделил под мое командование тысячу конных копейщиков. Мне показалось, что не только он, но и другие эмиры с удовольствием отдавали командование над такими подразделениями. Им привычнее конные лучники, недосягаемые и неуловимые. Утром перед сражением, чтобы не успели разболтать врагам, я проинструктировал своих подчиненных, поставил перед каждой сотней конкретную задачу. Наша обязанность не только и не столько погонять вражескую пехоту, сколько уничтожить осадные башни, требушеты и тараны. Последние были довольно внушительными, даже у римлян таких не видел.

Атаковала моя тысяча вдоль моря по дороге Акра-Хайфа, выехав на нее заранее. Местность здесь открытая, ровная, всадники видны издалека, поэтому конные лучники редко здесь появлялись. Им сподручнее выскочить по ложбинам между холмами в неожиданном месте, обстрелять и умчаться. Выхлоп маленький, зато и потерь нет, и в трусости или неучастии в боях не обвинишь. Такой вот вариант отваги у нынешних мусульман, который благополучно доживет до середины двадцать первого века. К ним вскоре по историческим меркам прискачут монголы, немного повысят пассионарность, но она быстро рассеется.

Шум возле стен города мы услышали, когда до него оставалось с километр. Я приказал подчиненным растянуться во всю ширину, сколько позволяла местность, собираясь напасть с юго-востока. Сейчас здесь много полей, на которых уже несколько лет никто ничего не выращивает, и вырубленных садов и виноградников, деревья и лозу которых крестоносцы использовали зимой, как топливо. С этой стороны атакующих было меньше, чем с северо-западной, где сосредоточились основные силы врага, и требушетов всего два. Они обрабатывали куртины между Генуэзскими воротами и Мостовыми. К последним подкатывали большой длинный таран, похожий на деревянный сарай на восьми колесах. Следом неторопливо шли пехотинцы с лестницами.

Я поскакал к ближнему от моря требушету, на скаку показав двум сотникам, чтобы занялись вторым и тараном. На моем пути оказался отряд из трех десятков конных рыцарей и сержантов, которые не сразу поняли, что на них несутся враги. Привыкли, что сарацины предпочитают лук копью. К тому же, крестоносцы тоже надевают поверх хауберка белый сюрко и обматывают шлем белой материей, чтобы металл меньше нагревался на солнце, не отличишь издали от белого бурнуса, которые носят мусульманские кавалеристы. Наверное, отряд расположился там на случай вылазки горожан. Беда прискакала с противоположной стороны.

Я определил своей целью долговязого рыцаря с густыми рыжеватыми волосами длиной до плеч и короткой бородой. Его шлем висел на передней луке седла. Догадавшись, что мы скачем не для того, чтобы поздороваться, быстро напялил на голову серую шерстяную шапочку, которую в годы моей юности любили носить москвичи и называли пидоркой, и сверху накинул капюшон хауберка, одновременно ударами шпор разворачивая коня головой ко мне. Шлем надеть не успел, приготовил небольшой овальный щит со светло-коричневым то ли медведем, то ли львом на зеленом поле, шагающим на задних лапах и с высунутым, длинным, красным языком. Не знаю, что именно обозначает этот язык. У меня возникает подозрение, что владелец герба любит заниматься кунилингусом. Если это развлечение уже есть у французов, его пока не афишируют. Копье у рыцаря короче моего на метр или больше. Как он ни пытался разогнаться и первым уколоть меня, не получилось. Я был справа от него, овальным щитом закрываться неудобно. Наконечник моего длинного копья, направленный твердой рукой, прошел под нижним краем и воткнулся в живот, вышвырнув всадника из седла и громко треснув. В тот же момент я подставил свой щит, отбив удар другого рыцаря, который был слева от меня. У него на щите намалеваны на черном фоне три золотых креста низкой пирамидой. Мой конь без остановки быстро протолкался между всадниками, стоявшими неплотно. Я придержал его и, взяв шестопер, развернулся, чтобы сразиться накоротке со следующим врагом. Рядом со мной их не осталось, были вышиблены из седел моими подчиненными. Чему-то научились. Не зря я старался.

Тогда я направился к требушету, расчет которого наблюдал за стычкой кавалеристов, как за забавным зрелищем. Сообразив, зачем скачу к ним, тут же рванули к угловой Проклятой башне. По легенде название получила потому, что именно в ней Иуде вручили тридцать серебряников. Почему именно там, милях в ста от Иерусалима, дуракам знать не обязательно, а умные не задают такие глупые вопросы. Я догнал пару отставших членов расчета, свалил ударами шестопера по голове. После чего вернулся к требушету. Пятеро моих подчиненных уже поливали его нефтью, привезенной в бурдюках. Метательная машина была высокая, с длинным рычагом, вместительным деревянным противовесом, окованным с нескольких местах железными полосами и закругленным снизу, и лебедкой с толстым канатом для взвода ее. Дерево было сухое, полыхнуло сразу, весело затрещав. Такое впечатление, что требушету чертовски надоело швырять каменюки, лучше сгореть ярким пламенем.

Разогнав атакующих Арку с юго-востока, мы отступили по дороге в сторону Хайфы, а потом на перекрестке повернули к своему лагерю. На подъезде к нему встретили подразделение конных лучников. Много воинов вели на поводу лошадей. На некоторых лежали трупы их бывших владельцев.

— Что случилось? — спросил я ближнего конного лучника.

— Нарвались на засаду франкских арбалетчиков, — ответил он.

Вот тебе неуловимые и недосягаемые! Крестоносцы просчитали маршруты, по которым нападали конные лучники, и встретили, как положено. Арбалеты сильно распространились и улучшились с тех пор, как я был морским лордом. До во́рота и рычага «козья нога» еще не додумались. Плечи пока что деревянные и тетиву натягивают руками или с помощью поясного крюка, но даже таких слабеньких арбалетов хватает, чтобы пробить кольчугу на дистанции метров сто-сто пятьдесят. Рыцари стараются не атаковать арбалетчиков в лоб и всячески ратуют за запрещение этого оружия, чем способствуют его распространению.

Восьмого июня к берегу возле позиций крестоносцев прибыла целая флотилия галер. Как мы узнали позже, это прибыл Ричард Да-Нет, король Англии. Вместе с пополнением привезли и разобранные требушеты, конфискованные на Кипре, который был захвачен англичанами по пути на Святую землю. Исаак Комнин, племянник по матери ромейского императора Мануила, почившего одиннадцать лет назад, объявивший себя императором острова, захватил несколько воинов с галер, укрывшихся от шторма на рейде Лимассола и выброшенных на берег, и пообещал отпустить их после того, как английская эскадра отойдет от острова. Он не догадывался, что королю Ричарду нужен был повод для захвата острова. Одно неверное управленческое решение — и Исаак Комнин потерял Крит, зато оказался на Святой земле, правда, в кандалах, зато в серебряных, потому Ричард Да-Нет, принуждая к сдаче, поклялся, что не закует его в железо, и сдержал слово.

Пока собирали привезенные требушеты, оба короля, французский и английский заболели лихорадкой. Султан Салах ад-Дин, узнав об этом, послал им шербет и предложил услуги собственных лекарей. Первое приняли, потому что легко было проверить на рабах, от второго отказались, подозревая благодетеля в том же, что обязательно совершили бы сами. У меня появилось предположение, что Салах ад-Дин, захвативший трон, раболепствует перед теми, кому высшая власть досталась по праву рождения. Он старается вести себя, как ровня, но постоянно совершает оплошности, которые европейцы списывают на сарацинскую вежливость. Вот его сыновья уже выросли во дворце и впитали сущность неограниченной власти, поэтому ведут себя иначе, даже если кажется, что скромнее, чем отец.

В начале июля крестоносцы разрушили частично две башни на внешней стене с северо-восточной стороны города и начали штурмовать его. Отважный комендант Акры запросил помощи. В подобной ситуации его враги считали бы, что их дела все еще неплохи. Султан Салах ад-Дин пообещал ее, приказав своей армии, к которой подошла помощь из Египта и Месопотамии, готовиться к утреннему штурму. Мы должны были не просто уничтожить осадные орудия, но и загнать крестоносцев на гору Торон.

Утро выдалось тихое, безветренное. Самое то стрелять из лука, не думая о поправке на снос. Я с помощью Чори надел поверх синей шелковой рубахи с длинными рукавами и трусов с длинными штанинами такого же размера стеганые куртку и штаны на вате и затем доспехи. Знаю, что пробить их в бою можно только теоретически, но все равно поддеваю дополнительную защиту. К тому же, она предохраняет от тупых, дробящих ударов и хорошо впитывает пот, что в жару немаловажно. Поверх высоких сапог слуга прикрепил поножи. Теперь даже ранить меня проблематично, а не то, что убить. Разве что попаду под каменюку в сотню фунтов весом, выпущенную из требушета. Я делаю небольшую разминку во всем этом облачении, чтобы тело привыкло к его весу и мозг — к габаритам. Чори подводит боевого коня, у которого голова, шея, грудь бока до седла и круп защищены доспехами из кожи и кольчуги, изготовленными в Анконе по моему заказу. Ему тоже может достаться. Арбалетный болт или копье при таранном ударе запросто прошибут такой доспех, но, по крайней мере, другие жеребцы не укусят. Я уже собирался сесть на коня, когда увидел Таки ад-Дина, медленно идущего от шатра султана. Обычно он перед боем резкий, на скрытых нервах.

— Что не так? — поинтересовался я,

— Дядя отменил атаку. Говорит, что крестоносцы распустили слух о штурме города, чтобы заманить нас в ловушку. Ударим, неожиданно, а когда, он скажет, — проинформировал эмир.

Я сплюнул от огорчения. Такое впечатление, что подразнили и не дали.

— Приходи ко мне, поиграем в нарды, — предложил он.

— Чори, помоги мне раздеться, — позвал я слугу.

Повар Таки ад-Дина делает очень вкусный шербет из клубники и черешни. Султану привозят снег с гор, и племянник пользуется этим. Напиток получается еще и очень холодным. В жару — самое то.

Мы поиграли несколько часов в тени под темно-синим тентом, натянутым у белого шатра, потом пообедали вместе с еще двумя командирами. В самом конце трапезы услышали крики крестоносцев. Наверное, пошли на штурм. Еще минут через пятнадцать мимо нас проскакал гонец к султану.

Таки ад-Дин пошел узнать, что он привез. Мы остались сидеть под навесом за овальным низеньким столом. Пили ледяной шербет, обсуждали варианты, почему могли орать крестоносцы. Сошлись во мнении, что наши враги разрушили или захватили одну из городских башен. Мы их сильно недооценили. Точнее, султан сильно переоценил отвагу коменданта Акры.

— Гарнизон без боя сдал город крестоносцам, — оповестил Таки ад-Дин, вернувшийся от дяди, и выругался: — Презренные трусы! Собаки вшивые!

У мусульман обозвать кого-нибудь собакой — это повод для драки. Однако салюки — друг, поэтому называют исключительно по кличке или породе.

Загрузка...